46
Когда по соображениям совести отказываешься нарушать закон, заступаешься за товарищей, коллег – это понятно. Но моя совесть говорила и тогда, когда, поняв, что самостоятельно мне с наездом Малыша не справиться, и он не собирается приобретать для меня квартиру, и братья давно на меня положили, и им плевать на Имана, и я реально попала, и нужно искать справедливости у Старейшины.
Нехорошо жаловаться на того, кто платит тебе зарплату, рассудила я. Не то, чтобы я не помнила, что не Малыш меня содержит, а государство, и что эту зарплату я, вообще-то отрабатываю. Но через этот ежемесячный платеж я чувствовала благодарность Малышу. Благодарность создавала живую связь, она нас роднила… мешая настаивать на своем праве на жилье.
Именно моя совесть, принудившая, прежде обращения за справедливым судом, уволиться, ввергла в нищету меня, мать и всю семью. Когтистым зверем, скребущим сердце, проявилась она тогда. И я не понимаю, где был, куда смотрел мой ангел? Почему не удержал от увольнения? Может, их нет вовсе, ангелов?
Может, мы сами за все отвечаем? Извлекаем из бесконечного хаоса внутреннего мира тонкие нити своих решений и ткем из них полотно жизни… а потом кого-то виним…
47
Не понимаю почему некоторые сравнивают психику с зеркалом?
Если моя психика – зеркало, почему я не отзеркалила Малыша с Мухой, ни разу не считавших «неудобным» поступать так, как поступали они с нами? Неужели в моем подсознании не нашлось субличности, адекватной Малышу и Мухе? Не может быть, чтобы во мне не было персоны, способной зеркалить взгляд Горгоны.
Короче. Воскресным утром 2003-го я вышла во двор, с кошельком. «Что дальше?» – спросила я себя, стоя у подъезда и осматриваясь по сторонам. Спросила и пошла куда глаза глядят. Через какие-то пятьдесят метров поняла, что дальше идти не хочу. Чтобы не выглядеть совсем глупо в собственных глазах, подошла к газетному киоску и купила еженедельник.
Вернувшись домой, на первой полосе прочла объявление о продаже квартиры по цене равной сумме, выделенной на приобретение для меня жилья. Остальные параметры тоже соответствовали максимуму, на который могла рассчитывать за 12 тысяч долларов. Я позвонила по указанному номеру и оказалась первой – объявление дали накануне. Дом находился в центре города, рядом с квартирой мамы и сестры. Школа сына, магазины, линии городского общественного транспорта – все близко. В то же время дом стоял на некотором удалении от дороги, в ореховой рощице.
48
Мы заселились в апреле.
С ранней весны до поздней осени нас будило пение птиц. Белки прыгали по деревьям. В солнечные дни через раскрытые окна лоджии в комнату залетали шмели. Но после того, как несколько раз к нам влетели воробьи, днем, и летучие мыши, ночью, мы стали окна закрывать – не удавалось выкроить денег на простую пластиковую сетку, что продается метражом и стоит копейки.
Сейчас даже не знаю почему не покупала сетку; наверно ленилась, а может, действительно, не было денег. Адыги говорят, ныбэ узыр IуэтэжыгъуафIэщ, голод легко лечится… Как легко забылось время безденежья. Удивительно – не могла купить сетку за десять рублей метр.
Я пишу о времени, когда мы жили, сами того не сознавая, святым духом. Странное было время, на самом деле. Ты перестаешь понимать, что происходит, потому что рушатся любые представления о нормальном. Шаги, что предпринимаешь, чтобы вернуться в норму – ищешь работу, новых друзей – ничего не дают и приходит принятие своего бессилия…
Малыш никак не мог понять на что мы живем. Он подсылал иногда кого-нибудь из общих знакомых; хотел знать, не помогает ли Муха втайне от него, или есть кто-то, кого он упустил.
49
«Разведчицы» Малыша спрашивали: – На что ты живешь? Кушаешь, кушаешь что? Чем питаешься? – Святым духом, – отвечала я, шутя.
Именно Святым Духом, потому что уже летом 2003-го моя младшая сестра, и единственная кормилица на тот момент, тоже осталась без работы – органы налоговой полиции России упразднили. Функции и часть штата передали министерству внутренних дел. Материальная база и бóльшая часть сотрудников перешли во вновь созданную правоохранительную структуру – Госнаркоконтроль.
Малыш перешел в МВД, а руководителем управления наркоконтроля назначил своего человека. Марине сделали предложение остаться в наркоконтроле, если хочет; или перейти в МВД, если пожелает. Чтобы получить приличную должность, работу вообще, ей нужно было выполнить одно простое, с точки зрения генерала, условие…
Прежде чем назвать условие генерала, нужно кое-что сообщить.
50
В 1996-м году Малыш, за долги, забрал у некой строительной компании недостроенный жилой комплекс. Комплекс строился по очень приличному проекту в одном из престижных районов города. Это был целый микрорайон, с многоэтажками и коттеджами. Минимальная площадь квартир 60 квадратов, и таких всего две; большинство квартир площадью – от 96-ти до 146-ти квадратов; плюс пентхаусы по 300 квадратов и 8 коттеджей.
Квартир так много, что рассчитывать на жилье мог каждый налоговый полицейский. На одного сотрудника (включая вольнонаемных) приходилось 1,5 квартиры. Неплохое достижение, если говорить о показателях служебной деятельности по обеспечению жильем личного состава. Но странно, ни разу, ни в одном из многочисленных публикаций СМИ, не упоминался жилой комплекс, как приобретение управления.
И понятно почему – Малыш считал незавершенку своей. На управление же оформил, потому что не мог присвоить напрямую – не было безопасной легальной схемы.
51
Работающее наивное большинство управления представить себе не могло, что можно поставить на баланс территориального госоргана жилой комплекс, который хочешь тупо украсть.
Хотя, с другой стороны, наивное большинство размещалось в здании, уже «тупо украденном» у государства. Имеется ввиду второе административное здание управления. Эта многоэтажка в центре города принадлежала частному лицу, скрывшему значительные суммы доходов от налогообложения. Гомер, начальник оперслужбы, установил факт сокрытия и придумал затем, по просьбе Малыша, схему, по которой фирмач продал «за рубль» здание нашему дальнему родственнику, расплатившись таким образом с Малышом за закрытое уголовное дело.
Гомер в тот период стоял у нас на прослушке и ругался на шефа, что тот не поделился с ним и парнями…
И затем Малыш взял у родственника (по факту, у самого себя) здание в аренду для управления, отселив в него оперов, следователей, архив и еще пару отделов; сделал в нем ремонт, привел в порядок прилегающую территорию. Нормально так: прибыль на прибыли и прибылью погоняет…
52
Но с жилищным комплексом схема Гомера почему-то не сработала; и другую он тоже, по понятной причине, не предложил. Тогда Малыш пошел своим путем. В счет погашения налоговой задолженности он забрал комплекс напрямую для управления и… начал бесконечно тасовать личный состав.
Только предположив, что Малыш с самого начала планировал забрать незавершенный жилой комплекс становится понятной причина безумной текучести кадров. Первые годы не могла понять, почему мой деверь не оставит в покое подчиненных? В чем его интерес? Скучно? Надоедают люди? И это тоже. Но еще и то, что из-за бешеной текучести кадров, на фоне очевидного бесправия сотрудников, никто не спрашивал, где жилищно-бытовая комиссия, почему нет официально опубликованного списка очередников; когда достроят и сдадут комплекс?
53
Несмотря на текучесть кадров, отсутствие очередности, в управлении упорно жил миф, что квартиры получат все. Используя этот миф, Малыш требовал абсолютного подчинения. Время от времени, когда надежды людей на жилье угасали – стройка стояла – и энтузиазм снижался, мой деверь проделывал выгодный во всех смыслах трюк. Он выбирал наиболее отмороженного своего любимчика, такого же мизантропа, и давал поручение сформировать список очередников.
Тем самым, с одной стороны, он премировал возможностью пощипать коллектив выслужившегося подчиненного, сидящего на голой зарплате; с другой – наказывал «тупое» большинство сотрудников управления, жившее на зарплату и работавшее в штатном режиме. Эти люди не платили Малышу дань и не приносили ему личной прибыли. Мой деверь злился от того, что люди «не понимают», он не начальник, но полноправный хозяин. Отдавая «большинство» на съедение своим отморозкам, Малыш чувствовал удовлетворение тем, что создал ситуацию, когда люди должны платить.
Пора взрослеть, всем пора взрослеть, потому что мир изменился – вот, в принципе, тот посыл, что содержался в действиях Малыша…
Понимая, что список фиктивный, временный, до очередного «премирования» очередного выслужившегося, люди все равно подчинялись. Помню огромного, в половину моего роста, плюшевого панду, гору конфетных коробок и цветов за распахнутой дверью в кабинет Рагны, когда ей «доверили» составлять список…
54
В возне со списками я не участвовала никогда, потому что шла отдельным пунктом: и как приглашенная из госбезопасности под обещание жилья, о чем знали все; и потому, что была «человеком Малыша».
Человек Малыша – звучит сейчас смешно.
В управлении «людьми Малыша» были все без исключения. Мой деверь не только напрягал, но и умело очаровывал. Некоторые сотрудники, даже когда их крыли в полный рост, все равно думали: именно они самые близкие, самые доверенные, ближе, чем другие. Стыда Малыш не знал и совести у него не было, и это помогало ему разыгрывать свои представления с максимальной убедительностью. Наши жулики его уважали, он был аферист экстра-класса. Его бы энергию да на благо Родины.
Долгое время у Малыша получалось все, за что брался.
55
Однажды я увидела его союзника, исполнителя его желаний. Он выглядел как обыкновенный человек, мужчина неопределенного возраста. Это было в 2005-м, очень трудном для моей семьи, году. Обращаясь ко мне, союзник сказал: «Он мне надоел; я выполнял все его просьбы, какими бы бессмысленными они ни были». Малыш почему-то сидел тогда в инвалидном кресле. Вместе с союзником они находились в лесистой гористой местности.
Сказав это, союзник столкнул кресло в глубокий овраг… И чуть позже, в том же году, погиб сын Малыша; он был среди напавших на Светлогорск боевиков…
56
Самый первый список очередников составлял первый зам Малыша, и наш куратор, Кряк. Тогда-то мы с Мариной и выбрали себе квартиры. Обе, не сговариваясь, учли при этом свой скромный статус в служебной иерархии. Пропустив пентхаусы и коттеджи, я остановила выбор на квартире средних размеров, 96 квадратов, но с террасой; вписала карандашом свою фамилию в поэтажный план. Марина вообще выбрала однокомнатную квартиру; хотя однокомнатных было всего две, она считала такое решение правильным.
В начале 1998-го Малыш поручил обновить список очередников своему помощнику Шишкину. Поручил, но я об этом не знала; и знать не могла, поскольку с негласниками сотрудники вроде Шишкина не пересекались.
В тот период у меня еще не было отдельного кабинета. В обед, когда девушки ушли в буфет, зашел начальник отдела Амир:
– Шишкин составляет новый список. Я уже был, сходи и ты, посмотри. Он, кажется, вычеркнул тебя.
– … И дал ему власть производить суд, – съязвила я. – Не пойду. Это не Шишкин, а Малыш решает.
– Как знать, как знать. Малыш сейчас в командировке, а Шишкин – человек влиятельный.
– Тем более, Малыша нет. Вот приедет, разберемся. Я с Шишкиным даже не знакома.
Говорю и чувствую, что начинаю нервничать. Выдержки не хватает, подумала я, и замолчала, чтобы не показать волнения.
– Я бы сходил, – не унимался Амир. И я пошла.
57
Ровесник Гомера, Шишкин тоже из бывших военных, уволенных по сокращению. Незаменимый для Малыша работник, потому что как никто другой умел рисовать показатели. В наших госорганах даже не то важно, как сработано, а то, как отчитались. Некоторые «рисуют» показатели почти не нарушая закон. Нужно только правильно интерпретировать сведения, под заданную форму отчетности. Да и форма отчетности меняется, если что…
Малыш использовал все легальные возможности для улучшения показателей. Но, конечно, и без приписок не обходилось и без откровенной фальсификации. И Шишкин слыл мастером фальсификации. Я потом тоже стану таким «мастером», но уже в Госдуме. Вроде нехитрое дело – составить отчет, – но далеко не каждый это может.
58
То была наша первая встреча. Занимая должность помощника Малыша, Шишкин работал на третьем этаже, а я, будучи начальником отделения, работала на первом. Шишкина наш отдел никогда не прослушивал, но со слов Марины кое-что о нем я все же знала.
Сестра заговорила о нем, когда женская часть аппарата восстала против зарождавшихся романтических отношений между ним и подчиненной Марины, Тасей. Женщины не любили Шишкина «за подлый характер». Тася же, девушка молоденькая и совсем неопытная, с одной стороны, боялась принять ухаживания Шишкина из-за гнева и прямого противодействия ее наставниц и наперсниц; с другой – не хотела терять единственного, возможно, потому приятного ее сердцу кавалера. Она плакала. В аппарате управления кипели шекспировские страсти.
– Как Тася? – спросила я как-то сестру. – Плачет, говорит, Шишкин хороший, но она боится гнева… – и тут сестра назвала имена канцелярских крыс, которых Тася боялась.
59
А вот «крыс» я как раз знала, они стояли у нас на прослушке; без санкции, естественно. Могу заверить, в подлости они превзошли бы десяток Шишкиных вместе взятых. Полный мрак, даже в непосредственном общении друг с другом по самым мелким, бытовым вопросам. По возрасту «крысы» годились в матери Шишкину с Тасей, но, казалось, они были напрочь лишены материнских чувств. Три подполковницы, перешедшие из других структур, особы с архи-бурным прошлым.
– Ну и вступись за малолетку, чего тянешь? – сказала я. Марина за девушку заступилась. Тася тут же приняла ухаживания Шишкина и, на удивление скоро, они поженились. Шишкин благодарил Марину, заходил к ней с презентом; по управлению пошел слух, что мы с сестрой стали крестными молодоженов…
60
О, боже!.. неужели Малыш потому меня с Шишкиным и столкнул, что знал о нашем с сестрой участии в его судьбе? Ну конечно! Как бы Шишкин посмел вычеркнуть меня, родную сноху, из списка очередников сам, без прямой команды Малыша? Шишкин дружил с головой и всегда держал курс…
Почерк Малыша просматривается и в том, что он отсутствовал в тот период; он всегда соскакивал в начале каких-то «оперативных» комбинаций. Или, точнее, назначал такие комбинации на время своего отсутствия: отпуска или командировки. К слову, во всех случаях без исключения стартовали такие дела в конце недели, в пятницу после обеда.
Как же поздно я начала соображать. Конечно, это была провокация, инициированная Малышом. Даже Амир, безвольный исполнитель его поручений, был задействован, как всегда, во «внутренних» интригах. Именно он направил меня к Шишкину, я же никогда не участвовала в многочисленных переливаниях из пустого в порожнее, связанных с пресловутым «квартирным вопросом»; могла даже не узнать об очередном распределении, да и узнав, из своих источников, только зафиксировала бы в сводках отдела прослушки, не более… Если бы не Амир.
Так или иначе, а я зашла к Шишкину.
61
– Амир сказал, вы вычеркнули меня из списка. – Да. – «Как он посмел?» – Покажите. – Садясь за приставной стол и вспоминая его кроткую жену, я намеревалась сделать все возможное для мирного урегулирования вопроса. «Но что именно делать и что говорить?»
Шишкин протянул поэтажный план всей застройки с фамилиями сотрудников, вписанными карандашом поверх планировки отдельных квартир. «Да, этот план мне знаком». Найдя на схеме свою квартиру, я увидела – действительно, моя фамилия стерта и вместо нее, так же, карандашом, написано «Шишкин».
Как такое возможно, какая наглость, подумала я, и обнаружила, что не могу произнести ни единого слова. Все потому, что заговорил Алекс: «Да, ты выбрала эту квартиру раньше Александра; ты раньше его пришла на службу под конкретное «жилищное» обещание и это обстоятельство является важным аргументом в твою пользу. Другим аргументов служит тот факт, что у тебя сын, в то время как Александр только женился и его семья, в отличие от твоей, состоит из двух человек. Таким образом, у тебя больше прав на эту квартиру… по закону. Но по тому же закону и Шишкин в своем праве просить». «Что за ерунда, это моя квартира! Никаких доводов слышать не желаю. Я не могу уступить квартиру просто потому, что она нравится кому-то еще. Но как же поступить? Как принудить его донести вопрос до Малыша? Я не знаю Шишкина лично, и не факт, что он вообще доложит Малышу о разговоре».
Предвосхищая Алекса – он хотел убедить меня самой говорить с Малышом – я продолжила: «Нет, обсуждать эту ситуацию с Малышом не хочу – бессмысленно, во-первых, это только еще сильнее насадит меня на крючок, Малыш поймал меня и знает это; во-вторых, чего стоит его слово мы оба уже знаем. Он ведь обещал квартиру в течение первых месяцев моей службы в налоговой полиции, но прошли годы… Пусть Шишкин сам разбирается с Малышом, раз он решился на такой шаг и вычеркнул меня из списка».
Алекс со мной согласился.
62
Завершив внутренний диалог, я взяла со стола хозяина кабинета ручку и крупными буквами вписала свою фамилию на прежнее место, поверх фамилии «Шишкин». Все еще помня Тасю, любовь которой к Шишкину уважала, сказала, как можно более мягко:
– Вернется Малыш, расскажите ему все, как было. Пусть он сам вычеркнет мою фамилию. Пусть это сделаете не вы, даже если вам очень нравится моя квартира. Пусть все же Малыш. Хорошо?
Шишкин промолчал.
Спросúте теперь, что сделал этот, с позволения сказать, помощник? Приезжает Малыш, и Шишкин ему докладывает:
– Она сказала: «Пусть Малыш только попробует вычеркнуть мою фамилию».
Приходит от Малыша Амир и передает слова Шишкина…
Только годы спустя я поняла, что информация, которую люди сообщают друг другу как достоверную, необходимо многократно проверять и перепроверять. Кругом Шишкины!
63
После слов Амира, я вскочила со стула и пулей выскочила из кабинета. Пока неслась по коридору третьего этажа, потеряла туфлю, потому что каблук застрял… в щели пола! А я шла, на минуточку, по роскошной, первосортной, с толстой жесткой основой и качественным ворсом, ковровой дорожке. Обнаружив свою красивую ножку в черном чулке без обуви, я обернулась и, по своей близорукости, не сразу нашла потерю.
Было около четырех дня, наступали сумерки, но свет еще не включали в длинном коридоре. Нагнувшись, я дернула туфель и сломала каблук. Или он уже надломился, застряв в щели, не знаю. В тот момент совсем не чувствовала своего тела, произошедшее вообще казалось невозможным – сквозь ковровую дорожку щель в полу! На миг мне вспомнились трухлявые полы конторы, куда, действительно, могли провалиться каблуки, стоило сделать неверный шаг. Но то в конторе… Мой вес в тот период составлял шестьдесят кило, как я могла сломать каблук на новых туфлях?
Как же я была тогда молода. Я и гневаться еще не умела.
64
Заминка с каблуком не остудила пыл; внутри меня гулял ветер.
– Повтори, как я сказала! – широко распахнув дверь, я остановилась на пороге, чтобы не хромать. Шишкин, ничуть не удивившись вопросу, не прося уточнить, о чем речь, только посмотрел на туфлю в моей руке и ответил:
– Пусть Малыш сам вычеркнет мою фамилию.
– А теперь повтори, как ты передал Малышу мои слова!
– Пусть Малыш только попробует вычеркнуть мою фамилию.
– Как считаешь, есть разница?
– Да.
– Сопляк! Салага! – Образ Таси еще висел где-то не то слева, не то справа. Но какая разница кто и что перед вами, если решается вопрос вашей жизни, вопрос жизни вашей семьи, вашего ребенка и ваша совесть при этом чиста? Хотя нет, к черту совесть! К черту всех в таком случае, в ад, в топку всех, кто стоит на пути! Потому что я в своем праве на жизнь и ее блага равна перед Богом со всеми и каждым, начиная от генерального секретаря ООН, папы римского, президента, кто у нас там еще «великий и ужасный»?..
65
Сняв вторую туфлю, я вернулась в отдел босиком. Колготки выдержали это испытание, к счастью. Их сохранность стала на тот момент моей единственной заботой: лучше сто сломанных каблуков, чем порванный чулок.
Амир все еще сидел в кабинете. Он явно дожидался моего возвращения. «Откуда у человека с заячьей душой лицо Аполлона? И почему он так напуган?» Наш обаятельный интриган дрожал.
– Что сказал Шишкин? – Амир заискивающе улыбался.
Эта пустая возня со списками происходила на четвертом году моей службы в полиции. Отчетливо понимая, что у меня большая проблема, я села на место и передала разговор.
– Так он подтвердил, что солгал?
– А как иначе?
Амир удивился, но было видно, что поверил… Он посмотрел на туфли – я поставила их на стол – и, больше ничего не сказав, покинул кабинет. «Странно, я ведь не лгу ни в чем, ни в одном вопросе, как можно сомневаться в моих словах, не доверять мне? И что за подлость с этой квартирой? Малыш меня обманул. Мышка в ловушке…»
66
Думаю, Шишкин тогда сознался в своей лжи, потому что, как и я, по молодости лет, нервничал. Сейчас-то он наверно поднаторел в таких делах и так просто его не взять… А может он справился с искушениями и больше не лжет? На самом деле, лично для меня, вопрос не в том, научился Шишкин говорить правду или нет. Но в том, достаточно ли мужественна, принципиальна я сама? Еще хочу понять, как сделать, чтобы мои права были защищены при любых жизненных обстоятельствах, невзирая на мою доверчивость, на чью-то мораль, жизненную философию, травмированную трудным детством психику, воздействие Луны в Юпитере, Марса в Сатурне, еще чего-то или кого-то?
67
История с этим списком – только один эпизод, касавшийся лично меня, но сколько таких было, не сосчитать. Возня с квартирами продлилась до самого конца. Ко времени упразднения налоговой полиции Малыш все еще не имел легальной схемы забрать себе весь комплекс. Потому вариантов распорядиться было только два: либо сформировать список и раздать недостроенные квартиры сотрудникам и хапнуть себе «сколько получится»; либо, со всеми списками, и интригами вокруг них, передать незавершенное строительство управлению Госнаркоконтроля.
Естественно, Малыш выбрал первый вариант. Так что к тому времени, когда жилье покупали мне, квартиры получили все нуждающиеся. В том числе однокомнатную квартиру получила и моя Марина, она служила в налоговой полиции дольше меня. Такая радость – у сестры появилась возможность жить отдельно от мамы.
Квартиру получила не только моя сестра, но, к неменьшей моей радости, и удивлению, с учетом жадности Малыша, все мои бывшие подчиненные по отделу прослушки, бóльшая часть из которых – незамужние девушки. Я так же знала, что, несмотря на щедро розданные квартиры, значительная часть жилищного фонда, от срока пяти процентов, досталась лично Малышу; в этом ему помогли Кряк и прочие близкие к телу.
68
Бывшую подчиненную, каратистку Самару, я встретила в раздевалке бассейна: – Никогда тебя не видела здесь. Как поживаешь?
– Спасибо, – ответ звучал хмуро. Самара никогда не отличалась хорошими манерами. Вот и теперь, едва поздоровавшись, она отвернулась, давая возможность оценить мышцы спины и узкие бедра с накачанными ягодицами.
– Слышала, вы получили квартиры. Поздравляю.
– Да… получили… все… кроме меня, – отрывисто произнося слова, ответила Самара. В следующую минуту она уже плакала, все так же стоя ко мне спиной. И знаете, как это бывает с загадками? Сразу поняла, почему Малыш не пожадничал и дал квартиры всем девушкам – негласным, невидимым, неслышимым, словно и не существующим. Он полагал, что в противном случае девушки могут слить его мне, стать моими союзницами. А так он их вроде как перекупил. А Самару обделил тоже по понятной причине. Он позволил себе «сэкономить» на ней, потому что знал – она единственная, известная своей независимостью, конфликтовала со мной.
69
Читатель, конечно, помнит инцидент, связанный с отказом подчиняться приказам в период моего кратковременного возвращения в отдел прослушки начальником. Самара тогда взбунтовалась. Она ленилась делать сводки по инструкции, настаивала на «сокращенном» варианте обработки информации, при котором терялось до семидесяти процентов ценных сведений. Пришлось принуждать к возвращению в берега.
Обычную, для любого нормального человека, деловую, рабочую ситуацию, злопамятный Малыш посчитал значимым эпизодом. Мой деверь всерьез думал, что такого рода разногласия влияют на личные отношения между людьми. Что ж, сделаем доброе дело и, заодно, докажем ему обратное; и, параллельно, отобьем у него еще хотя бы одну квартиру, подумала я.