– Вижу, дитя мое, что ты безропотно переносишь все лишения, и ценю это, но тем более желаю избавить тебя от них как можно скорее, а в этом больше всего мне может помочь избранный для тебя жених.
– Жак де Куpтoмер?
– Да, он опытный моряк, и его познания должны помочь нам в деле, от которого зависит вся наша будущность. Я не говорил тебе еще, на какое предприятие я употребил мои последние капиталы; знай же, что я приобрел на них в собственность затонувшее судно.
Лицо Арлеты выразило недоумение. Как ни мало понимала она в спекуляциях, но эта последняя казалась ей до того странной, что она подумала, не шутит ли отец.
– Спешу прибавить, – продолжал граф, улыбаясь ее недоумению, – что груз этого судна состоял из бочек с золотом. Теперь эти бочки по праву мои, надо только извлечь их со дна морского. В этом и состоит главная суть моего предприятия, ввиду которого опытность и специальные познания моряка особенно драгоценны для меня. Я открыл тебе очень важную тайну, помни, что никто, даже твой брат, не должен знать о ней. Надеюсь, что теперь для тебя ясна одна из причин, почему я желаю твоего брака с Куртомером.
В этот раз Арлета решилась высказаться откровенно.
– Мне кажется, папа, – заговорила они довольно твердым голосом, – что мосье де Куртомер может взяться за это важное дело и не женясь на мне. Я совсем не понимаю, какая связь может быть между моим замужеством и…
– И подводными работами? Я и не говорю, чтобы между ними существовала неразрывная связь. Предлагая Куртомеру принять участие в моем предприятии, я, конечно, не предложу ему в то же время и твою руку. Но если он согласится войти в долю со мной, то должен будет уехать из Парижа. Ты понимаешь, что наше сокровище не лежит на дне Сены, хотя и не особенно далеко отсюда, во всяком случае, не на краю света. Сделавшись моим компаньоном, Куртомер будет часто бывать у нас, и я нередко стану навещать его на морском берегу. Когда захочешь, и ты можешь ездить со мной и таким образом будешь иметь возможность узнать его поближе. Если он и тогда тебе не понравится, я, конечно, не стану тебя принуждать.
Арлета вздохнула свободнее, ей не приходилось, по крайней мере, решаться тотчас же.
– Я исполню вашу волю, папа, и мне сдается, что, повинуясь вам, я не рискую связать себя навсегда, и убеждена, что мосье де Куртомер никогда не обратит на меня внимания, – проговорила молодая девушка с лукавой улыбкой.
– А я убежден в обратном, и время покажет, кто из нас прав. Что вам нужно, Жюли? – нетерпеливо обратился граф к вошедшей без зова горничной.
– Господин Матапан спрашивает, может ли он иметь честь видеть ваше сиятельство.
– Надеюсь, вы ему сказали, что меня нет дома.
– Я сказала, что ваше сиятельство сидит за завтраком, но он настаивает, говорит, что ему нужно сделать вам очень важное сообщение.
– Введите его в кабинет, – нетерпеливо ответил граф, и горничная вышла.
– Это уже чересчур навязчиво, – сказал он вставая. – Успокойся, Арлета, я приму его так, что он не осмелится еще раз явиться сюда.
Но Арлета не успокоилась. Вторичное посещение Матапана в тот же день не обещало ничего хорошего.
* * *
Граф нашел Матапана в том кабинете Жюльена, который отделял его спальню от спальни сына, а так как последний никогда в нем не работал, то граф пользовался этой комнатой для приема приходивших к нему по делам, что было очень удобно, ибо дверь в нее вела из коридора, сообщавшегося прямо с передней, минуя все прочие комнаты. Матапан стоял у стола, со шляпой в руке. Граф едва ответил на его поклон и даже не попросил его сесть.
– Кажется, я совершенно ясно ответил вам сегодня утром, – сухо заговорил он, облокачиваясь на стул, – что же угодно вам еще сообщить мне?
– Дело, нисколько не относящееся к тому, о котором мы говорили поутру, – спокойно ответил Матапан, не обращая внимания на сухость приема, и, не дождавшись ответа, продолжил:
– Я вообще не имею привычки говорить несколько раз об одном и том же. Я пришел к вам навести одну справку.
– Навести справку у меня? Странно… И какую же?
– Об одном обстоятельстве, касающемся вас как моего жильца и меня как домохозяина.
– Денежные дела не требуют личных свиданий, – почти дерзко сказал граф.
– Это дело не денежное, а очень важное. Когда вы удостоитесь меня выслушать, то поймете, что личные переговоры гораздо удобнее, чем письменные, по крайней мере, не останется никаких следов, если оно устроится к нашему обоюдному удовольствию.
Предисловие это несколько встревожило графа, мысли его невольно остановились на сыне, и он пристально посмотрел на своего посетителя, стараясь прочесть в его глазах, в чем дело, но лицо Матапана осталось непроницаемым, сам же он спокойно продолжал:
– Предупреждаю вас, что я вынужден начать мое сообщение некоторого рода допросом.
– А я погляжу, должен ли еще отвечать вам.
– Прежде всего я желаю знать, правда ли, что вы отпустили вашего камердинера?
– Это, во всяком случае, не ваше дело, и я нахожу ваш вопрос очень дерзким.
– Еще раз прошу вас, граф, выслушать меня терпеливо. У меня есть важная причина предложить вам этот вопрос – нынешней ночью произошло нечто необыкновенное, что я смею приписать кому-нибудь из вашей прислуги.
– У меня осталась одна женская прислуга.
– Отпущенный вами камердинер не мог унести ключ от вашей квартиры?
– Я знаю наверняка, что нет.
– Так не осталось ли у него ключа от моей, прежде занимаемой вами?
– Нет-нет, наверняка нет, но что вы хотите этим сказать?
– Прежде всего сообщить вам, что нынешней ночью кто-то входил в вашу квартиру.
– Кто?
– Этого я не знаю, но хотел бы узнать.
Мало-помалу, очень последовательно и деликатно, несмотря на нетерпеливые прерывания де ля Кальпренеда, Матапан сообщил ему все слышанное от Дутрлеза и уже известное читателям, прибавив, что сам видел в руках последнего опал, оторванный от драгоценного ожерелья, принадлежащего ему, Матапану.
– Оно исчезло этой ночью, стало быть, его у меня украли, и следователь, к которому мне придется обратиться, конечно, не откажет мне в самом строгом следствии.
– Да мне какое до этого дело? – воскликнул граф.
– Судья, несомненно, прежде всего спросит меня, нет ли у меня каких-нибудь подозрений.
– Вы же не осмелитесь сказать, что подозреваете кого-нибудь из моей семьи или даже моих домашних?
– Конечно нет, я даже не позволю себе высказать свое личное мнение об этом деле.
– Да что же вы, наконец, о нем думаете?!
– Позвольте мне не говорить этого им. Судье же я должен буду рассказать обо всех обстоятельствах, предшествовавших краже, равно как и последовавших за ней, и я должен буду заявить, что человек, укравший мое ожерелье, вошел в вашу квартиру.
– Сказать мало, надо доказать, – возразил граф, – а история эта так нелепа, что я не верю ни одному слову из нее. Вряд ли поверит и следователь.
– Я должен буду сослаться на свидетельство Дутрлеза. Его вызовут на допрос, и тогда…
