Арлета вздрогнула, на глазах у нее показались слезы.
– Дерзость этого выскочки переходит все границы. Он даже не понимает, что его предложение оскорбительно для нас.
– Предложение это так странно, что я не знаю, чем его объяснить.
– Очень просто, он богат, а мы обеднели. Он и думает, что его миллионы могут заполнить собой то расстояние, которое разделяет нас в общественном положении.
– Он плохо знает вас, папа.
– И еще хуже знает тебя. Ты не была бы моей дочерью, если б не сумела пренебречь его миллионами.
Арлета молчала в грустном раздумье. Предложение старого богача оскорбило ее глубже, чем отца, но она старалась это скрыть.
– Что же ты не спросишь, что я ответил этому выскочке? – продолжал граф. – Я сказал ему, что дочь моя рождена не для того, чтобы носить его смешное имя, заимствованное, вероятно, в каком-нибудь учебнике географии. Как видишь, я не подсластил свой отказ, но он имел дерзость повторить свое предложение и указать на свое баронское достоинство. Ссоры между нами, конечно, не произошло, мы расстались прилично, но все-таки с этой минуты он наш непримиримый враг.
– К счастью, нам нечего его бояться.
– Конечно, он не посмеет открыто вредить мне, мое доброе имя не в его власти, а денег я ему не должен, к тому же я думаю положить конец и последним отношениям между нами. Через полгода мы оставим эту квартиру.
– Как, вы хотите расстаться с этим домом? – воскликнула Арлета.
– А тебе разве жаль его?
– Как бы вы ни поступили, я буду всем довольна. Только… Я к нему привыкла. В нем умерла мама…
– Да, и именно в той квартире, которую занимает теперь этот человек, – мрачно сказал граф. – Для меня это просто осквернение моих самых священных воспоминаний. О, как я жалею, что не купил этого дома, когда у меня были еще средства, а он продавал его. По крайней мере, мне было бы что тебе оставить.
– Я не боюсь бедности.
– Знаю, дитя мое, что ты сумеешь прожить и в бедности, но я еще надеюсь избавить тебя от нее, а главное, хочу оградить от дерзких притязаний подобных выскочек. Настоящее наше положение грустно и тяжело, но я надеюсь, что будущее возвратит нам больше, чем мы потеряли, если на то будет воля Божия.
– Он – единственная наша надежда.
– Молись усерднее за Жюльена, дитя мое… Да просветит Господь твоего несчастного заблудшего брата! Я уже отказался от надежды возвратить его моими увещаниями на путь истинный и постоянно боюсь, что он обесчестит наше имя.
– Нет, папа. Жюльен может увлекаться, может временно забыть христианское наставление, данное нам мамой, но он неспособен себя обесчестить!
– Дай Бог, чтобы не был способен! Иначе я убью его своими руками. Но он ведет такую безобразную жизнь, в два года истратил все свое наследство после матери, и я не понимаю, откуда берет теперь средства на игру. Но оставим разговор о нем, поговорим лучше о тебе, моя дорогая Арлета. Ты у меня красавица, мало ли кто может в тебя влюбиться, и есть только одно средство избавить тебя от оскорбительных предложений разных Матапанов.
– Какое же это, папа?
– Средство самое простое и самое верное, дитя мое, – ответил граф, улыбаясь, – стоит только тебе выйти замуж. Как ты думаешь?
– Я не желаю никогда расставаться с вами, папа, – смущенно возразила Арлета.
– Знаю, знаю, вечный девичий ответ, но я желаю, чтобы ты отвечала мне чистосердечно. я не ищу для тебя богатого мужа, богатство придет после, я надеюсь доставить его вам… Сейчас же я желаю для тебя человека молодого, образованного, красивого, чтобы ты могла полюбить его, со средствами пусть и небольшими, но достаточными вам обоим, если и не для роскошной, то безбедной жизни. Что ты скажешь, если я нашел такого жениха? Отвечай откровенно, как бы ты приняла его?
– Так… Как вы этого пожелаете, папа, – ответила Арлета, не без шаловливо-насмешливого оттенка в голосе.
– Ты опять уклоняешься от прямого ответа на мой вопрос. Нет, я серьезно прошу тебя сказать искренно, как бы ты отнеслась к такому жениху?
– По совести, папа, я не могу ничего сказать, пока не узнаю, кто он и что за человек.
– Ему тридцать лет, он очень недурен собою, с прекрасными манерами, и я смею думать, что у него и душа прекрасная. Я не знаю наверняка цифр его дохода, но уверен, что они не ниже тех, какие я считаю необходимыми для вашего благосостояния. Одно, в чем можно упрекнуть его, это в праздности и несколько легком образе жизни. Но ты исправишь его своим влиянием, а я найду ему занятие, которое обогатит нас всех. Ты не догадываешься, кого я имею в виду?
– Нисколько, папа.
– Ну, так я помогу тебе. Знаешь нашего соседа, живущего наверху, Дутрлеза?
– Он! – воскликнула молодая девушка дрожащим голосом, сердце ее забилось так сильно, что она едва могла говорить. – Так вы за него хотите отдать меня… милый папа?
– Что? – спросил граф, сильно нахмуривая брови. – Кто хочет отдать тебя за какого-то Дутрлеза? Нечего сказать, прекрасное имя для дочери графа де ля Кальпренеда! Надеюсь, что ты не думаешь о нем, Арлета!
– Нет, папа… – ответила бледная как полотно молодая девушка, – простите… Я подумала, мне показалось…
– Как ты могла подумать, что я собирался отдать тебя за человека, хоть и принятого в нашем кругу, но не принадлежащего к нему по рождению? Я заговорил об Дутрлезе только потому, что он знает моего жениха и даже очень с ним дружен. Ты и теперь не догадываешься?
– Нет, папа.
– Помнишь концерт, на котором мы были нынешним летом на Елисейских полях?
– Да, помню! – живо воскликнула Арлета.
– А помнишь того молодого человека, который был там вместе с Дутрлезом? Я еще разговорился с ним, пока ты беседовала о музыке с нашим соседом, и друг его мне очень понравился. Он носит одно из древнейших имен Нормандии. Куртомеры были известны со времен Вильгельма Завоевателя.
– Теперь припоминаю, – грустно сказала Арлета, – он родственник маркизы де Вервень.
– Ее родной племянник и любимец, она мне его очень хвалила, и я не раз встречал его у маркизы, моей старой подруги, мнением которой, как ты знаешь, я очень дорожу. Жак де Куртомер прослужил двенадцать лет в военном флоте, и прослужил с честью. Он вышел в отставку, чтобы повеселиться в Париже, но веселая жизнь холостяка уже начинает надоедать ему, как сказывала мне маркиза, и если б он встретил девушку, подходящую ему по своему положению в свете, которая бы ему понравилась, он не прочь жениться. Маркиза же находит, что ты очень подходящая для него партия.
– Но я не могла ему понравиться… Он совсем меня не знает, ни разу, кажется, не говорил со мной.
– Он очень застенчив. Но он говорил о тебе с маркизой, и мы знаем, что ты ему нравишься. Если ты не прочь с ним познакомиться, устроить это будет очень легко.
– Я во всем готова повиноваться вам, папа… Но…
– То есть ты не желаешь видеть Куртомера?
– Я желаю никогда не расставаться с вами, – очень тихо проговорила Арлета.
Граф сделал нетерпеливое движение плечами.
– Ты отвечаешь как ребенок, – сказал он после минутного молчания, – а между тем по годам ты уже не дитя. Выслушай же меня со всем вниманием и прежде всего пойми, что я ни в коем случае не потребую, чтобы ты вышла за того, кто нравится мне, а не тебе. Я вмешаюсь в твой выбор только тогда, если он будет недостоин моей дочери, а этого, конечно, никогда не случится. Ты, я уверен, понимаешь так же хорошо, как и я, что мадемуазель де ля Кальпренед может выйти замуж не иначе как за человека, равного себе по рождению, воспитанию и душевным качествам. Прибавлю, что я не давал слова за тебя и даже не стал бы говорить тебе о моих планах, если б оскорбительное предложение этого самозваного барона не напомнило мне вдруг, что я могу умереть и оставить тебя без состояния и защитника.
– Умереть! Вы думаете о смерти, папа! – воскликнула Арлета, собираясь броситься к отцу на шею, но граф ласково остановил ее и продолжал с улыбкой:
– Успокойся, дитя мое, я совсем не думаю о ней и даже надеюсь прожить столько, чтобы видеть тебя счастливой, но меня не может не беспокоить мысль о твоем беспомощном положении в случае моей смерти. На брата твоего, к несчастью, я не могу положиться. Не защищай его, мое мнение о нем составлено, и никто не может изменить его, кроме самого Жюльена. Я считаю нужным сообщить тебе о нашем настоящем положении. Большая часть моего состояния уже поглощена неудачными предприятиями, остальная положена в одно дело, от которого я ожидаю верного обогащения, но пока оно не приведено к концу, наши средства более чем ограничены. Ты сама должна понимать это по образу жизни, который мы ведем в последнее время.
– Клянусь вам, папа, что я им вполне довольна и не жалуюсь на него.
