И тут как раз восстал и отпал от Ниневии Египет. И между новым фараоном Псамметихом и Шамашем сразу же завязались интенсивные переговоры, которые уже вскоре дали для обоих сторон положительный результат.
Вслед за Египтом и Шамаш-шум-укином к антиассирийской коалиции примкнула Лидия, к коалиции этой проявил интерес и новый мидийский правитель Фраорт, и даже ещё вчера поверженный Ашшурбанапалом Элам, втоптанный им в прах и только-только восстанавливавшийся, не пожелал оставаться в стороне. Ну а арабы и халдейские и арамейские княжества на крайнем Юге Месопотамии, изнывавшие от тяжкого имперского ярма и различных притеснений, сами по себе были склонны к неповиновению, и Шамаш их достаточно быстро убедил встать на его сторону.
Однако даже самые идеальные и продуманные планы, как всегда нарушает жизнь. Шамаш и Набу-ката-цабат не всё сумели предусмотреть…
***
Как и обещал, Псамметих первым осмелился бросить вызов Ассирии и выступил в открытую против неё.
Он перешёл Синай, но стоило его армии подойти к Ашдоду, как она там надолго и увязла. А Ашдод был самой мощной крепостью империи, прикрывавшей египетско-ассирийскую границу.
Затем была выведена из игры Лидия. С помощью натравленных против неё «чёрноколпачников».
Следующим выпавшим звеном из на первый взгляд мощнейшей антиассирийской коалиции стала Мидия. С этой стороны угрозу Ассирии без особого напряжения купировали скифы. Стоило только им сосредоточиться у границ Мидии, и Фраорт резко передумал что-либо предпринимать.
И, наконец, Элам, пообещавший поддержать Шамаша, затянул с выступлением.
В итоге восставшие вавилоняне по сути остались один на один в своём противостоянии с империей. Ну если не считать арабов и мелких владетелей Юга Месопотамии.
Но Шамашу и его тестю отступать было не с руки. А ещё точнее, этого им делать уже было нельзя.
Ведь они знамя восстания уже подняли, и значит бросили вызов Великому царю…
И тот этот вызов принял.
***
Царица-мать, как и обещала своему новому фавориту, греческому скульптору Филомею, нашла его сестру. Как выяснилось, её продали в один из ниневийских публичных домов, но не в обычный и какой-то там зачуханный, больше похожий на припортовый гадюшник, а в самый что ни на есть элитный и дорогой, который посещали исключительно богатые сластолюбцы.
Хотя за неё и заломили тройную цену, однако Накия не торгуясь выкупила сестру своего юного друга и вскоре Ирана появилась в Северном дворце.
– Госпожа, – увидев сестру воскликнул прослезившийся юный грек, – я даже не знаю, как тебя за всё, что ты для меня сделала, отблагодарить?
– А-а-а, – отмахнулась Накия, – для меня это были сущие пустяки! Лучше покажи хотя бы одну готовую скульптуру, которую ты на днях закончил.
– Конечно, конечно! Но тогда следует пройти в мою мастерскую…– произнёс Филомей.
Они прошли в мастерскую грека и Филомей показал своей госпоже уже две готовых скульптуры.
Он сорвал с этих скульптур белые накидки и…
Увиденное превзошло все ожидания Накии. Она даже на некоторое время потеряла дар речи. Действительно, на неё смотрели её копии. Я бы даже сказал, её двойники.
Несомненно, греки далеко превзошли в своём мастерстве остальных художников и скульпторов той эпохи. Их работы были настолько совершенны и реалистичны, что казалось ещё чуть-чуть, и они оживут и смогут заговорить.
Наконец, Накия смогла выразить свой восторг:
– У-у-ух, ты! Да я не просто довольна, а я… Я восхищена, Филомей! Как жаль, что эти скульптуры никто не увидит! Я обещаю, что они украсят мою опочивальню, и я буду ими постоянно любоваться в свободное время! Ты получишь за них щедрое вознаграждение!
– Мне за них ничего не надо! – склонив голову, ответил юноша.
Однако Накия настояла на своём.
И тут же она распорядилась дать свободу своему юному любовнику и выплатила ему за его две работы целых шесть талантов серебра. И ещё в придачу подарила ему дом неподалеку от Северного дворца, но от себя Филомея она не собиралась отпускать, и в подаренном ему доме поселилась сестра греческого скульптора и по совместительству любовника царицы-матери.
***
Генерал Эриб-адад был неприятен и внешне.
Грузный, с большим и вечно слюнявым ртом, с каким-то необъятным брюхом и кривоногий. Я о нём ранее упоминал.
Генерал не мог забыть нанесённой ему обиды, всё не успокаивался и не находил себе места. Он относился к так называемой «военной партии», причём в этой «партии» он играл не последнюю роль. И он нередко за кубком неразбавленного вина бахвалился, что у него в ней имеются обширные связи, его там многие поддерживают, а ещё у него и преотличная память, и он никогда не забывает нанесённых ему обид. А я опять же напомню, что это был тот самый военачальник, с которым круто обошёлся карлик, и которого он со скандалом отстранил от должности.
Эриб-адад после случившегося не мог толком ни есть, ни спать, ну и постоянно досаждал Накии, и та, наконец-то, решила выполнить своё обещание.
Царственного внука Накия застала в дворцовом парке.
Ашшурбанапал прогуливался в одиночестве и за ним покорно следовала его любимица и её уже чуть подросшие шесть котят. Четверо из них были, как и мать, иссиня-чёрные, а двое тоже чёрные, но не до синевы. И все они были очень игривые и забавные. Они бежали за матерью, спотыкались и падали, однако быстро поднимались и продолжали бежать на коротких и ещё не послушных лапках.
При виде царицы-матери Ашшурбанапал велел пантере Лилит замереть и прошёл к скамейке под развесистым вековым платаном, где они с Накией и разместились.
Ашшурбанапал выжидающе посмотрел на Накию.
Она молча теребила подол красного платья, провернула несколько раз самое любимое своё кольцо с сапфиром на безымянном пальце, которое ей подарил ещё Асархаддон, сняла его, вновь одела. Видно она думала, как же ей начать разговор на не очень-то удобную тему.
Тогда, проявив нетерпение, Ашшурбанапал спросил её:
– Ты хотела со мной о чём-то поговорить?
– Да, хочу! – подтвердила царица-мать.
– Думаешь узнать, что происходит на данный момент в Вавилонии?
– Не совсем. А вернее, не только об этом…– Накия, наконец-то, решилась: – Я вначале хотела бы с тобой поговорить… кое о чём другом…
– Ну, хорошо… Я тебя готов выслушать.
Накия начала издалека:
– Вот скажи мне… ну а тебе хотя бы известно, что у князя Набуэля и Аматтеи родилась дочь? – При этих словах Накия испытующе посмотрела на внука. Она надеялась выяснить, как он отреагирует на подобное сообщение. Хотя Накии и удалось вновь свести внука и её племянницу, но она всё равно подозревала, что Ашшурбанапал не забыл свою лидийку. И что по-прежнему вспоминает её. И по-прежнему о ней часто думает.
Выражение на лице Ашшурбанапала изменилось. Он явно не хотел касаться этой темы, а тем более обсуждать её с кем-то, однако царица-мать оказалась настойчива, и тогда Ашшурбанапал ответил:
– Я знаю уже об этом. Мне сообщили. И к…ка-ажется… да, на днях, вроде бы ещё вчера, – и всё-таки ассирийский царь до конца не смог сдержаться и лоб его прочертили недовольная складки.
От Накии не укрылись эмоции внука. Она поняла, что для Ашшурбанапала эта тема по-прежнему была неприятной и болезненной. Оказывается, Великий царь ещё ни в кого так не влюблялся, как в эту девицу. Он по-прежнему по ней вздыхал и ради неё готов был на многое. Он даже готов был её сделать женой, и не простой женой, а главной и самой любимой, то есть царицей, но она несколько раз отвергала его предложения, что в то время было неслыханной дерзостью с её стороны! Величайшему правителю ойкумены отказывали! И кто?! Обычная женщина ему говорила «нет»! Да ещё и какая-та чужеземка! И он всё равно не хотел применять к ней силу, а желал завоевать её сердце другими способами, но только не принуждением и не насилием. И хотя его унижали отказами, он терпеливо ждал. Ждал как обычный смертный. И пытался вниманием и заботой пробить вдруг возникшую между ними стену отчуждения.
Впрочем, воспользовавшись тем, что он находился в походе, Аматтея сбежала от него. Её долго искали по всей необъятной империи, и вот наконец то выяснилось, где пряталась она.
