Темный город

Еще шаг, гулкий вздох металла под сапогами. Поверхность стала не такой надежной, скользкой и в тоже время липкой. Почти похоже на то, что встречалось на поверхности.

За рядами округлых машин, преобразующих ток, находились выжившие. Они организовали себе уютный закуток между двумя трансформаторами. Гул и вибрация поначалу нервировали их, зато тепло от опасных механизмов притягивало. Запах металла, нагретого масла создавали иллюзию обычности. Того привычного мира, что давно ушел.

Эти люди выжили и не собирались умирать.

Человек поднял выше луч, чтобы случайно не задеть уцелевших. Расфокусированный луч не нанесет им вреда, даже не повредит. Они не заметят легкого воздействия, скользнувшего по рябоватой коже.

Одежд на них не было. Уже давно. От тепла машин они обильно потели. Все ткани пошли на подстилку для закутка. Теперь материал слежался, спрессовался, впитав влагу человеческих тел. Отчего этот материал, не способный сгнить в обычных условиях, превратился в широкий мягкий матрас.

Поверхность вздымалась, реагируя на любое движение, отражало вздохи людей.

Пахло иначе, чем на поверхности. Запах стойкий, крепкий, тоже неприятный, но другой. Человек стянул с носа ткань, пытаясь понять, что учуял. На гниль не похоже – есть с чем сравнить. От него самого несло хуже, чем от трупа. Запах выживших скорее напоминал о кухне. Точнее, задворках кухни, откуда в проулок выбрасывали отходы. На радость тем, кто пытался выжить в тех условиях.

Запах мясного бульона, переваренных костей, настолько крепкий, что вызывал тошноту.

Перед матрасом громоздилась куча питательных батончиков. Многие из них надкусаны, да так и брошены словно в насмешку, нарочито откровенно. Выжившие предавались оргии чревоугодия, не ограничивая себя ни в чем.

Можно их осудить, но человек повидал и не такое.

– Я встретил вашего сборщика. Ему недолго осталось.

Первые слова за длительное время заставили горло сжаться, боясь выпустить излишки воздуха. Слова ранили гортань, заставили закашляться.

Кашель должен был бы напугать выживших. Этого не произошло.

– Оно вернется, – из кучи тел донесся голос.

Судя по интонациям, женский. Существо сохранило разум, способность к критическому мышлению. Оно может контактировать.

Под извивами плоти, будто лишенной костей, не удавалось разглядеть лицо говорившей. Вряд ли оно будет часто говорить. Обнаруженное отверстие вскоре окажется занятым.

Человек решил воспользоваться моментом. Иначе придется ждать бесконечно долго пред этим выжившим клубком.

– Укажи путь в бастион стражей.

– На поверхности.

– Я знаю. Где он расположен? Ориентиры?

Удивительно, что получилось установить диалог. Похоже матриарх культа пресытилась и была склонна к иным контактам. Но насколько долго? Их странно работающие мозги, бомбардируемые гормонами работают нестандартно.

– Выход, право, двести шагов, овраг залитый липкими нечистотами тысяч! – Голос ее поднялся на окончании фразы и мечтательно затих. Она застонала и уже неразборчиво закончила: – три двадцатиэтажных, за ним серый блок. Если уцелел. Если уцелел, как ты.

Дальше ее голос утонул в бульканье выходящего воздуха, пробирающегося через распираемую изнутри гортань.

Человек отвернулся.

Хоть луч оружия светил поверх массы слипшихся, сросшихся тел, достаточно было теней и запахов. Эти существа источали крепкий, мускусный смрад, от которого болели виски, боль эта камнем падала вниз по позвоночному столбу, чтобы разгорелись внутренности.

Бульканье матриарха должно было означать приглашение воспользоваться способностями подчиненных существ.

– Откажусь, – ответил человек. – У вас спаянный коллектив.

Он развернулся и ушел, стараясь не слушать, но не имея возможности не слышать. Сквозь гул машин, живущих своей тайной жизнью, бульканье и хлюпанье звучали отчетливо. Невозможно ошибиться, невозможно отвернуться и уйти.

Болящие ноги заставляли концентрироваться на этих ощущениях. А уж собственная вонь напоминала о стыде. Такому нечистому созданию не место среди выживших.

Когда началась их метаморфоза? Судя по состоянию очистительного механизма – недавно. Некоторые еще могли двигаться, отлипаясь от клубка тел, чтобы активировать машину. Обслуживать ее, сгружать переработанную продукцию.

Злой гений матриарха наверняка выделил с десяток последователей, что не имели права влиться в сообщество. Она использовала их, лишь по мере износа остальных существ, заменяла одного за другим. Пока из неизмененных не осталось никого.

Но это всего лишь домыслы. Хотя подобные мысли забавно гонять.

Сами механизмы не способны выжить в измененной обстановке. Тот же переработчик банально завязнет в гнили и грязи. Всегда им требуется многозадачный и отличающийся выживаемостью человек.

Хотелось бы верить, что матриах не соврала. Зачем ей? Ее предложение было скорее данью вежливости. Делиться своими трутнями она бы не пожелала.

Обратный путь занял больше времени. Батарея наконец-то издохла. Проклятый механизм, фетишизируемый городским управлением, всего лишь бесполезный кусок пластика с небольшими вкраплениями металла. Совсем чуть-чуть, чтобы настраивать интенсивность луча.

Даже линзы – о чем выживший не знал, – изготавливались не из стекла, а из пластика. Что снижает мощность луча, зато надежнее.

Человек остановился, на ощупь вытащил батарею. Хотелось ее выбросить, потому что это самый тяжелый элемент оружия. Сам лучевик весил незначительно. В этом ощущалась насмешка, издевательство.

Намерено так сделано? Кто проектировал оружие вложил в это смысл?

Видимость могущества власти, что без внутреннего стержня из себя ничего не представляет? Такая фига в кармане не в привычках местных конструкторов.

Скорее уж сама Управа вкладывала в это смысл, что без ее подпитки, стражи ничего из себя не представляют. Всего лишь закованные в броню, безликие биомеханоиды.

Или это просто случайность. Одна из многих.

Выбрасывать батарею человек передумал. Вдруг удастся обнаружить зарядник, но не запасные батареи. Или удастся «подогреть» батарею. Чтобы оружие могло работать хотя бы в осветительном режиме.

Стены оставались прежними. Режущие пальцы разбитые цоколи – тоже. Боль направляла к выходу, запах собственной крови отмечал путь. В воздухе повис шлейф немытого тела.

Никуда от него не деться.

Даже в худшие времена так не воняло. Кожа стала липкой. Каждое движение сопровождалось хлюпаньем, похуже того, что ощущался в сапогах.

Всегда имелась возможность помыться. Пусть одним ковшом, пусть взятым с кухни, где работники заканчивали процедуру санации. Тело хотя бы сохраняло иллюзию человеческого.

А сейчас это мясо больше напоминало червяка, копошащегося в гниющих потрохах.

Под каждой складкой – подмышками, в промежности, груди, скапливался пот, превращающиеся в липкую массу.

Почему катастрофа не уничтожила тех бактерий, что питаются потом. Почему уцелели именно они?! На эти вопросы ответить никто уже не мог. Знатоки давно растворились в липкую жижу, подохнув где-то в своих надежных башнях. А такие мелкие людишки, как этот человек, не обладали нужными знаниями.

На выходе из подземелья телесные миазмы переплелись с гниющей вонью города. Дверь пришлось искать на ощупь, встав на карачки, обследуя металлический настил. С него пальцы уже перешли на дверь, нашли винтовой штурвал.

Десяток оборотов пришлось совершить, прежде чем дверь сдвинулась на достаточное расстояние. Изможденное тело легко проскочило в щель. А после – дверь спокойно замкнулась.

Человек с удивлением воззрился на дверь. Как и раньше, на ней не было никаких запоров, управляющих элементов.

Его пустили внутрь, а затем выпустили. Очень странная реакция. Хотя в душе возникло понимание, почему матриарх пожелала впустить гостя внутрь, заманив в свои сети. Будто паук, питающийся соками пойманной жертвы. Ей недостает неплодоносящих особей. Те издыхают, изможденными пиявками присосавшись к ее телу.

Увидев гостя, она поняла, почуяла – никак иначе, тот ей не подходит.

Пусть так. Человек не расстроился. Сообщества выживших его не манили.

Из солидарности, матриарх указала направление на бастион. Повернув направо, человек зашагал в нужном направлении.

Опять под ногами булькала пропитанная нечистотами почва. Шаги поднимали в воздух вонючие облачка, отчего слезились глаза. Человек остановился, натянул маску на лицо. Запах собственной гнили уже не казался таким ужасным. Это лучше чем едкий мускус монстра из подземелья.

Тот так же обречен. Не похоже, что машина в этот раз сможет вернуться. Грязь затянула раны, оставленные гусеницами. Аппарат застрял где-то далеко, там останется гнить. Вряд ли найдутся умельцы, способные вытащить его, восстановить.

Судьба машины вызывала жалость. Человек вздохнул и пошел дальше. Двести шагов. Точно. Вот овраг, за которым вздымаются многоэтажные строения. Те или не те? Направления в желтушном тумане одинаковые. Ориентиров нет. Ветер разметал облачка, открывая новые этажи, а затем тут же прятал их, открывал другие участки строений.

Внизу в овраге скопился зеленоватый туман. Наверняка ядовитые газы, что тяжелее воздуха.

Слева и справа никаких мостов или переправ. Склон выглядел обычным земляным. Кое-где торчали обрывки труб, осколки рукотворной породы, ржавая арматура. В зеленоватом мареве сверкали огоньки, будто гнилостные твари резвились в привычной им среде.

Скорее всего обрывки кабелей под напряжением.

– Железки, газ, провода. Прекрасно, – пробормотал человек.

Спускаться туда – опасно. Лучше повернуть назад, продолжить месить смесь земли и гнили, наслаждаясь влажными звуками. Лучше туда не спускаться. Или поискать переправу.

И ради чего? Батареи для оружия.

Человек пожал плечами и сел на край склона, свесив ноги. Чуть ниже под обрывом склон круто уходил вниз, по нему можно скользить, пока не достигнешь дна. Слева раздавалось бульканье. Будто живое существо переваливало тушу через край. Что там находилось, скрывал туман.

Аккуратно съезжая на заду человек спускался по склону. Костлявый зад больно ударялся о каждый камень, осколок кирпича. Арматура хватала за широкие одежды, норовила разорвать ткань и задерживала спуск. Приходилось подолгу выпутываться из плена.

Раны на пальцах жгло от прикосновения с поверхностью. Ладони уходили по запястья во влажную поверхность. Слишком липкую, чтобы по ней скользить. Цепкая, клейкая, как паутина.

Больше не осталось пауков, что населяли жилые блоки. Это обитатели щелей и углов сгинули. Наверняка не догадались сбежать, пока катастрофа растекалась по городу. И куда им бежать? Они приспособлены к этому бытию.

Как оставшиеся здесь люди.

Вне города они обречены. А здесь могут продолжать существовать. Сохранять иллюзию нормальности, проходя мимо руин бастионов, общественных сооружений. А со временем голод и лишения изгонят из разума ненужные вопросы. Они забудут о собственных претензиях, что выкрикивали в лицо холодному небу.

Благо у человека, что сейчас спускался по склону в ядовитое марево, не было таких проблем.

Его экзистенциальный кризис прошел моментально. Ситуация из плохой, стала едва выносимой. Черта не настолько зримая, чтобы обращать на нее внимание.

Голод как и раньше жег потроха. Организм работал вполсилы, растрачивая ресурсы на неотложные запросы.

Потому эта рана в теле города, по которой струится ядовитый газ, была всего лишь трещиной в земле. И ничем больше. Никакого символизма она не несла.

Пятки, закованные в тяжелые сапоги, коснулись плотного тумана. Еще мгновение сапоги утонули в зеленом мареве. Человек задержался на склоне, вцепившись горящей ладонью в кусок жести, утонувший в склоне. Пошевелив сапогами, человек попытался разогнать туман.

Газ не прореагировал на манипуляции. Оставался таким же плотным, монолитным. Как бетонная стена.

Чудом было то, что в нее можно войти.

Пах газ ужасно. Явно химический. Наверняка ядовит, будет разъедать слизистые, вызовет отек легких. Уже вблизи, над завесой его концентрация достаточна, чтобы убить.

Но человек, задержавшись, чтобы привыкнуть к обстановке, не собирался умирать. Не потому что решил бороться с тем, с чем бороться бессмысленно. Хотел бы выжить, остался бы в пещере матриарха. Убить тварь и ее сожителей, забрать остатки пищевых батончиков. Возможно удастся разыскать робота, восстановить его и принудить к работе.

Вместо этого человек медленно сползал по липкому склону в реку зеленого тумана. В памяти возникли описания газов, что тяжелее воздуха: хлор, аммиак? Оба смертельны.

Границу жизни и смерти прочертил большой обломок металла узкой формы. В нее можно набрать воды, чтобы сохранить на будущее. Жаль, что дожди не идут. Внутренняя полость обломка оставалась суха. Забраться бы туда, да поспать, отдохнуть, забыть обо всем.

И все же человек медленно погрузился во враждебный мир. Небытие обжало человека, укрепило его слабое тело. Будто экзоскелет упал на его плечи, сковав слабые члены. Движения стали медленными, вялыми. Из глаз текло, а уши заткнули пробки. Ни звуков, ни ощущений. Только саднит горло и слезятся глаза.

Зрение и слух бесполезны. Человек на ощупь спустился по склону. Порезы на ладонях уже не горели. Нервы обожгло кислотным огнем, закупорило резанные сосуды пальцев.

Почва стала мягче. Ноги глубоко утопали. Почва засасывала, проглатывала человека. Поверхность, некогда бывшая надежной, прочной, облобызала конечности идущего. Обмусолила его всего.

В эту низину стекают испражнения всего города. Его гниющее тело истекало соками, что смешивались с гнилью тех паразитов, что веками жрали его.

Это небытие словно имело разум. Попавшая в него частица растворялась, будто кристаллик сладости, попавший в горячий настой.

Что-то продолжало воспринимать сигналы, поступающих от воспринимающих сенсоров. Больше всего работало осязание, от остальных органов чувств сигналы едва поступали.

Боль разливалась по всему телу, обжигая непониманием пульсирующий от ужаса разум.

Восстановить себя, вернуть себе Я удалось лишь на поверхности.

Затхлый воздух городской улицы, пропитанный испражнениями гниющих тел, знаком и привычен.

Как в те далекие времена, когда волны ужаса не проскакали по улицам города, срезая колосья жизни и порядка. Уже тогда человек впитывал эти запахи – гниль, разложение. Сейчас лишь увеличилась концентрация. Доступна всем и каждому.

Человек очнулся на склоне. Примерно в трех корпусах книзу текла река яда. Хлористые облака завивались в причудливые фигуры, лица. Раззявленные пасти стремились взобраться по склону, чтобы поглотить человека.

Они быстро растворялись, притянутые к поверхности гравитационными силами.

Человек оказался на другой стороне. Ему удалось перебраться через реку, признаваемую древними рубежом мира живых и мертвых. Прямо образ из ранее прочитанного. Человек мысленно порадовался, что сохранил память.

Язык во рту распух и глотка пересохла. Нормальной воды человек уже давно не пил. Карманы полнились от питательных батончиков, подмышкой болтался бесполезное оружие.

Не было воды. Нечем промочить горло.

Если по ту сторону жизни души вынуждены испытывать жажду, так чем это существование отличается от жизни?

Человек пополз выше по склону, не в силах встать. Сил в членах не осталось. Глаза прояснялись, высохшие слезы скопились желтоватыми валиками у века. Еды хватало. С этим проблем не возникало. Но чем заедать сухие батончики? Съешь один и превратишься в сухой ком, подыхающий от жестких резей в желудке.

Только это обусловило, что на костях человека так мало мяса. Пытка едой ужасней, когда ее вдосталь, но есть невозможно.

Ползком он забрался на склон, осталось преодолеть метр, отделяющий обрыв от поверхности города.

Чудо уже то, что город рос от уровня поверхности, а не удерживался на собственных костях. Старые здания разбирались, мусор вывозили. Коммуникации, чтобы не запутывать, проложены надежно, на тысячи лет.

Иначе, будь это город из легенд, под его подошвой находились бы многокилометровые катакомбы. Тысячи залов, заброшенных построек, наводненных чудовищами мира фантазий.

А тут всего лишь куски труб, кабелей.

Последний метр преодолеть невозможно. В руках не осталось сил, чтобы подтянуться по отвесному обрыву, уцепиться за край мостовой, свисающий в пропасть.

Человек упал в тени выступа, утонув в забвении. Это не был сон, восстанавливающий физические и духовные силы. Всего лишь нырок в глубины небытия.

Козырек в любой момент мог обрушиться, раздавив букашку. Так тому и быть. Это хотя бы быстрее, чем монотонное блуждание по умирающему городу.

Глава 2

Передышка сил не вернула. Скорее уж забрала все, что сохранил организм.

Отличие прошлого мира от нынешнего все же имелось – наличие воды, а значит пищи. Все такая же плохая, в основном эти батончики, зато очищенная вода на каждом перекрестке.

Фонтанчики, которыми никто, кроме низких людей не пользовался, имелись везде.

Город аккумулировал много ресурсов. Энергии хватало, чтобы перерабатывать сточные воды.

Тогда было лучше. Физически. Но опаснее.

Странная вилка. Особенно учитывая хлористую реку внизу, на дне оврага.

Человек сам не мог сформулировать, что ему кажется странным. Однако, новый мир не казался ему таким ужасным.

Вокруг все точно такое же. Однотипное. Но без людей.

Чтобы выбраться на мостовую, на нулевой уровень города, пришлось пройти влево. Там часть мостовой обрушилась, образовав ступеньку. Острые камни рассекали кожу, ставшую тонкую от купания в ядовитых газах.

Раз легкие остались на месте, тело продолжало функционировать, та река была не настолько ядовита, как казалось. Может, не хлор совсем.

Чудес не бывает. Болезнь не могла преобразить тело настолько, чтобы оно стало невосприимчивым к отравляющим газам. Можно припомнить, как вскипали мозги больного от лазера.

Это всего лишь болезнь. Ничего фундаментально поменявшего законы физики.

И все же из всех горожан, по крайней мере в обозримом пространстве, выжил именно он. Ничтожный человечек, даже не монада общества, а шелуха с поверхности плода.

Всего лишь случай. Удача. Ничего больше.

На данный момент удача продолжала сопутствовать человеку.

По случайно образовавшимся ступенькам он выбрался на нулевой уровень. Встать во весь рост сразу не удалось. Обмотки, полные припасов, тянуло к земле. Кости трещали от натуги, а суставы неприятно скрипели. Смазки в шарнирах не хватает – точно.

Оглядевшись, человек не нашел ничего, похожего на магазин, раздатчик или тот же питьевой фонтан.

Исправных не встречалось, но вдруг повезет.

Это место оказалось чуть выше той стороны, с которой приполз человек. Грязи меньше. Подошвы уверенно встали на композитном покрытии мостовой. Наконец-то обувь встретилась с той поверхностью, для которой разрабатывалась. Подошва отметила поцелуем шершавую поверхность, надежно в нее вцепилась.

Эти сапоги проектировались для тех ног, что должны быстро перемещаться, уверенно держать массивное тело, когда происходит замах.

Сапоги принадлежали тому же телу, что некогда владел оружием. Потому были на размер больше ног мародера.

Здесь человек смог оценить, как практична эта обувь. Он зашагал в сторону высоток, рассчитывая обойти их. За ними должен располагаться бастион стражей. Как бы ни пытались Советники утвердить крепость силовиков так, чтобы она доминировала над окружающим пространством, все равно она тонула среди моря иных построек. Физически Их всегда меньше, но это удачно скрывает занавес.

Улицы оставались на удивление пустынными. Ни грязи, ни брошенных машин. Редкие остатки человеческой деятельности смело в углы, прибило к бордюру. Ливневые решетки забились обрывками одежды, костями. На некоторых костях ясно читались следы зубов – мелких, не человеческих.

Во время катастрофы в город выплеснулось множество паразитов, до того прятавшихся ниже нулевого уровня. Окруженные ядовитой атмосферой, пропитанные запахом отходов эти существа утратили естественный вид, преобразившись в нечто иное.

Их мутации зашли далеко.

Теперь этих тварей не осталось. Большинство сбежало прочь, почуяв, к чему ситуация катится. Вечно униженные, существовавшие в страхе, они обрели чутье. Любые перемены казались им ужасными.

Смерть, скорее всего, догнала их даже за стенами города. Был ли то лазер с защитной башни, или невидимое, даже не живое существо – неизвестно.

Спасаться вне города не имело смысла. Да и как там выжить?

Таких мыслей у человека не возникало. Здесь достаточно еды. Укрытия. Иногда можно утолить жажду. Все это за стенами, может быть, есть, но сам внешний мир существовал за гранью восприятия.

Уцелевшие многоэтажки, едва подточенные испарениями, не выглядели заброшенными. Казалось, в любой момент из центрального портала выльется поток людей, чтобы разделиться на три ручья и раствориться на улицах. Оказавшийся на их пути чужак будет сбит и растопчен. А затем его останки приберет машина-очиститель.

Стекла целые. За зеркальным их покрытием угадываются аморфные формы мебели. Там могут скрываться выжившие. Возможно, удастся раздобыть воды. Некоторые запасали в личных апартаментах ресурсы.

Но сколько придется проверить запертых комнат? Человек прикинул, что здесь проживало не меньше тысячи человек. Первые этажи доступны, а вот выше – придется подниматься по аварийным лестницам. Подобный опыт у него имелся, повторять не хотелось.

Узкие, не освещенные, с разбитыми ступенями – те лестницы давали временное укрытие. Не больше. По ним никогда не ходили, редко проводили санацию. Там было холодно и ветрено. А риск наткнуться на нечто иное, уже не бывшее человеком – велик.

Лучше уж отыскать бастион.

Пусть в нем сложнее сориентироваться – все-таки искать там укрытия человек никогда не пытался. Пусть доступ в большинство помещений будет заблокирован. Возможно, уцелели стражи, пытающиеся отстреливать все приближающиеся объекты.

Зато там вернее удастся раздобыть припасы.

Спроектированный, чтобы выдерживать осаду, бастион должен иметь запас первичных ресурсов.

Эта цель – надежнее, чем любая другая, вполне достаточна, чтобы оправдать собственное существование. Иначе человек давно бы остановился и дождался бы прихода ночи. Позволит холоду и жажде сточить его, подобно кристаллику, попавшему в горячий раствор.

Мечтания о питье, заставляли передвигать ногами. Силы иссякали. Оружие подмышкой становилось все тяжелее. Человек едва удерживался от соблазна выбросить его. Или оставить тут в укромном месте. Многочисленные питательные батончики оттягивали карманы. Избавиться от них не позволяла привычка.

В былые времена наличие хоть одного батончика делало существование сносным. Воду брал из общественного источника.

Зато сейчас эти два десятка безвкусных плиток раздражали. Можно обожраться ими сразу. После чего живот вздуется. Резкая боль. Кровавый понос и рвота. Через сутки – смерть. Чем такой вариант, уж лучше нагреть батарею оружию и воспользоваться им по назначению.

В запасах бастиона наверняка будут лучшие индивидуальные рационы. Не протеиновые батончики из переработанной биомассы. А что-то стоящее. Даже вкусное. Мечтал о восстановленном мясе. Небольшие привилегии у служителей бастиона должны быть.

Каждый шаг давался все тяжелее. Передвигать ноги в тяжелых сапогах невозможно. Шаркая, подобно заболевшему, человек обошел жилое строение, держась за стену.

В лицо ударил поток воздуха – кисловатый, с острыми частицами. Открылся вид на пустырь, истерзанный ударами тяжелых орудий.

Бастион находился там, где описывала матриарх культа плоти. Не обманула, несмотря на собственную болезнь. Зачем ей вообще так рисковать? Человек может привести в ее логово вооруженных людей.

Или она на это рассчитывала? Все-таки большинство стражей – мужчины. А запахи, пропитавшие подземелье, напоминали о древнем описании скверны. И плоть, и дух она поражает одинаково сильно.

Пустырь, окружающий громаду бастиона, усеивали частицы разбитой породы. Дыры с оплавленными краями портили мостовую. Десятки тел – истлевших и довольно свежих, громоздились вокруг. Над ними, будто читая молитву, склонились аппараты уборщики. Их бочкообразные тела испещрены лазерными ожогами. Некоторые аппараты явно разобрали, когда они остановились.

Над телами не вились мухи, не вздымались миазматические облачка. Раздувшиеся тела. Многие несли следы болезни: огромные, с растянутыми конечностями и уменьшенными головами. Форма искаженная и преображенная под новый мир. От мертвецов во все стороны растекался приторно-тошнотворный запах падали. Высохшего, но не гниющего тела.

Под серыми облаками, из нутра которых порой сыпется прах, должны ходить такие люди. А не двуногие, замотанные в хламиду.