Суставы лишенные смазки утратили подвижность. Эти шарниры уже не двигались. Гость стражей пополз вперед, не способный подняться на ноги, уж тем более задрать голову.
Прикосновение к гнойной жидкости не вызвало отвращения. В ней не больше вреда, чем во всей мерзости внешней среды. Да, бактерии другие. Еще оставшиеся с тех времен, когда гражданин должен был беспокоиться о санитарной безопасности.
Нынешний гость силовиков утратил брезгливость давно. Он прополз меж колон киборгов, размазывая грязь. След тянулся за ним, подобно дорожке, оставляемой подошвой канализационных слизней.
Пол был теплым, что нехарактерно для бастиона. Теплым и не пах химикатами. Похоже, все строение нагрелось, впитывая тепло внешней среды. Мертвый город внес толику тепла в эти холодные, безжизненные помещения.
Остальные переходы были открыты настежь. Человек не мог оценить разрушений. Просто полз вперед, пока не натыкался на препятствие – разбитая скамья, груда осколков, снесенная с петель шлюзовая дверь. Снарядные ящики слишком легкие, без содержимого, но неподъемные для скелета, расставлены в хаотичном порядке везде.
Все оружие вытащили из чрева бастиона и разбросали вокруг.
Сейчас цель визита – батарея, не вспомнилась гостю. Он пришел с единственным прошением к силовикам. Безмолвно молил их о милости. Но вокруг были только безжизненные осколки былого. Затянутые пылью, паутиной брошенные вещи.
И ничего больше. Здание умерло вместе со всем городом. Потому начало нагреваться. Ведь мир сгнивал.
Глава 3
На кафетерий человек наткнулся случайно. Не понял сразу, что обнаружил. Ведь никто никогда не приглашал его в подобное место.
Широкий прямоугольный зал со скошенным в одном конце потолком. Габаритные и практичные скамьи и длинные столы.
Лишь обострившееся обоняние позволило понять, что это здесь находится. Пахло гнилью. Другой. Не такой, что рождается от тлеющей плоти.
Человек заплакал сухими слезами, сжался в комок, придерживая потроха, чтобы от спазмов не разорвало кишки.
В том скошенном углу находился раздатчик. Как питались силовики, гражданам не ведомо. Это секретная информация. Была.
Но увидев, точнее, почуяв, человек все осознал.
Раздатчик освещался одной из уцелевших ламп. Энергии в бастионе хватало, чтобы она выдавала всю мощь люменов. Ослепляющее, режущее свечение. В иной ситуации человек бы оценил символизм момента. Сейчас он только полз, перемещаясь по миллиметру за вечность.
Часть столов была уничтожена. В полу рикошеты прочертили глубокие канавки. За них так удобно цепляться и подтягиваться.
Кроме гнили пахло уже привычным тленом, а так же ощутимо химическими зарядами. Стражи предпочли устроить бойню тяжелым оружием, а не унылыми лазерными пистолетами и ружьями. Хотя это было бы эффективнее. Разумнее. Практичнее.
Ведь эта бойня затевалась за ресурсы. Прагматичная цель и понятная. Даже в какой-то степени похвальная. Лучше разобраться с конкурирующими особями, чтобы завладеть максимумом припасов.
Надстройки разума хватило только на эту мысль.
Потому бойню устроили с применением тяжелых пулеметов, осколочных гранат, ракет и химических распылителей. Кислотные ожоги растворили часть мебели, а так же укрывшегося за столом бойца.
Зато ему повезло не сгнить на месте смерти, а сохраниться памятником бойни. Тело оплыло вместе с броней, превратившись в бесформенный кусок чего-то. Едкое вещество растворило и перемешало биологические и синтетические элементы. Под блестящей, почти прозрачной оболочкой просвечивали кости черепа и грудной клетки, уцелевшие, раздувшиеся внутренние органы. Внизу трупа скопилась жидкость, со дна которой поднимались пузырьки.
Газы скапливалась где-то в районе легких, конденсировались и стекали обратно в бульон.
В этом коконе все еще теплилась жизнь. Ферменты переварили большую часть внутренних органов, а бактерии продолжали существование. Пусть они утратили носителя, которому помогали при жизни. Пусть они так же обречены на гибель – когда-нибудь газы прорвут кокон. Но они цеплялись за существование.
Кости и плоть конечностей, броня на них растворилась, растеклись эбонитовой пленочкой по поверхности.
Человек не обратил внимания на странное, похожее на стекло вещество и пополз дальше, пока не уперся в скошенный край раздатчика. Перевернувшись на спину он увидел поручни. Зачем они нужны? Держаться, когда нет сил? Но поручни тянулись вдоль всего края раздатчика. С одного края стену разворотил удар ракеты. Пространство вокруг посекло осколками. Вперемешку со стальными шариками лежали биологические осколки. Просто прах. Ничего больше.
Вокруг этого участка ползали слизни, привлеченные кусками плоти. Они выползли из канализации, утратив страх. Ведь даже у беспозвоночных что-то там есть. Какая-то мыслишка.
К счастью, ничего крупнее и опаснее здесь не водится. Ну. Пауки. А их жвалы сейчас опасны для тонкой кожи выжившего. Их яд способен вызвать аллергию. Или что хуже.
Бессмысленно об этом думать. Глоток воды в бесконечной дали, за горизонтом восприятия. Нос утонул в море запахов, заставляя голову пульсировать от изнеможения.
Рот не закрывался, а губы потрескались. Крови не было. Слишком она вязкая. Сердце бешено стучало, грозя сорваться в пропасть. Нагрузка невероятная, вызывающая гулкую боль в груди.
Человек не мог подняться, но хотел вскочить, бежать. Осталось ведь немного – перевалить через провал и сунуть голову под… раздатчик? Реальность заменилась образом из воображения. Пластиковый сосок, готовый исторгнуть жидкость. Человек будет пить ее бесконечно, пока в животе не забулькает.
Он находился там, за границей раздатчика. Человек приподнялся, ухватился ослабевшими пальцами за поручень. Холодный метал был скользким, обжег пальцы. Ухватиться за трубу не удалось. Человек перевалился и на локтях пополз к дыре в стене.
Яма оказалась неглубокой, но заполненной обломками. По острым, режущим камням человек прополз внутрь, оставляя за собой обрывки хламиды, кожи. Из кармашков сыпались пищевые батончики. Громоздкое оружие глухо билось о камни, застревало, вклиниваясь в обломки.
Перевязь не выдержала и лопнула. Лучевик остался лежать среди обломков.
Взобравшись на выступ из обломков, человек перевалился в узкое пространство кафетерия. Здесь не было плит, только подогреватели, что поддерживали температуру в бидонах с пищей. Смятые емкости разнесло взрывом, от них воняло тухлятиной. Паста высохла и покрылась белесой корочкой, что высовывала споровые нити из пробоин в бидонах.
Часть емкостей уцелела, оставалась закрытой. Они не обеспечивали герметичности, уже не подогревались. Ни температура, ни ее отсутствие не могли остановить работу гнилостных бактерий.
В стойках имелись различные ящики, человек принялся их осматривать. Внутри имелись банки, емкости. Большинство разбитые, вздувшиеся. Но ему повезло. Несколько алюминиевых банок уцелели. Лишь слегка смяло их от взрыва.
Внутри, в сосуде находился сладкий, шипящий напиток. Очередная пытка. Жидкость с шипением вырвалась из открытой банки и разбрызгалась вокруг. Зато большая часть газа вышла и не могла повредить внутренностям. Человек слизал образовавшуюся лужицу. Откинулся на наслаждении.
Жажду это едва ли утолило. Но само ощущение блаженства подарило мгновения отдыха и забвения. Это не был болезненный обморок. Просто нега после долгой, утомительной дороги.
Бесконечно долго, приходя в себя, вновь утопая в беспамятстве, человек обшаривал ящики, находил припасы. Ему удалось утолить жажду. Без спешки. Что спасло его от ужасной, мучительной смерти. В животе не булькало. Желудок уцелел, а не раздулся и не лопнул от выходящей из жидкости углекислоты.
Уже позднее, чуть оживший, человек смог заесть сладостную вязкость во рту безвкусными батончиками.
В конечности вернулась сила, из живота доносилось бурчание, рождаемое рыготой. Скрываться не имело смысла. Все равно поблизости никто не мог попенять на воспитание человека. Да и это уже давно в прошлом.
Восстановившись, человек обшарил уцелевшие ящики. Увидел сорванную с петель дверь, ведущую в кухонное пространство. Огромная зала была завалена телами, чьи головы разорвали крупнокалиберные заряды. Уцелела часть челюсти, черепа и позвоночника. Большинство были обезображены так, что уже мать родная не признает.
Если их матери еще живы. Большая часть кухни пришла в негодность, припасы гнили. Кроме тех, что запаены в жесткие, герметичные упаковки. Человек прихватил несколько мягких контейнеров, распределив их на теле. Другие консервы оставил, где нашел.
Десяток печей и полсотни плит могли обслужить тысячу силовиков. Кроме собственно стражей в бастионе находились тысячи прикрепленных граждан из обслуги. Наверняка их выгнали наружу, когда все началось.
К кухне примыкало несколько помещений – большая столовая и два дополнительных кафетерия. Заблокированные лифты вели в нижние, складские помещения. Туда через сеть шлюзов прибывали грузовики с припасами. Быть может, находятся холодильники.
Это просто подарок судьбы. Отсюда нельзя уходить. Несмотря на изобилие гниющих, раздувающихся трупов, ставших пристанищем членистоногих. Хотя бы мух нет.
Но кроме трупов, в бастионе находился кто-то еще.
Осмотрев тела, человек не нашел у них оружия. Ни батарей, ни магазинов. Только броня, что теперь впаяна в раздутый труп. Кто-то забрал все оружие и забаррикадировался в недрах бастиона.
Этот кто-то не позволит чужаку бродить вокруг и мародерствовать. Последним тот предпочтет заниматься самостоятельно. Ведь это его житница, законная добыча.
Почему же он все еще не показался.
Измотанный разум, едва переживший вечность забвения, не мог дать на это ответ.
Человек вернулся в первый кафетерий, ощущая приятную тяжесть пищевых концентратов: супы, пюре, рагу. Все, что содержало влагу. Консервы с твердой пищей пришлось оставить.
Сознание понемногу возвращалось. Человек помнил, как пагубно на измотанные кишки воздействует вдруг свалившееся изобилие. Они просто лопнут, сгниют или как-то иначе приведут к мучительной смерти.
Об этом нельзя забывать. Потому как бы не хотелось сжевать очередной батончик – делать этого нельзя. Супы хоть менее калорийны, но безопаснее. А так же сладкие напитки.
Открытые банки человек оставил в первом помещение, чтобы газ вышел.
Неспешно утоляю жажду, осматривался. Изобилие поражало. Даже охранники в лагере не обладали подобным многообразием пищи. Потому они так относились к заключенным. Само назначение туда было наказанием. Ссылкой, понижением. Охранники по сути сами оказывались заключенными.
Это их нисколько не оправдывало. Жалеть их человек не собирался. Впрочем, злорадства он так же не испытывал. На высшие эмоции просто нет сил.
Подобрав оружие, хоть бесполезное, но дающее ощущение безопасности, человек отправился на поиски настоящего хозяина бастиона. Из уцелевших.
Оружие он не убирал, держал в руке. Без батареи оно легкое и не отягощает руку. Сама израсходованная батарея оказалась потерянной, наверняка выпала где-то по пути. Возвращаться и искать ее человек уже не стал. Какой смысл? Ведь здесь наверняка найдется целая гора оружия. Трон, выплавленный из собранных неисправных стволов.
Внутренние помещения отчасти были знакомыми. Пусть теперь человек иначе видел эти коридоры, с другого ракурса глядел на серые, унылые стены. Все равно общая планировка для всех сооружений.
Люди вообще экономят мыслительные усилия, не выдумывают лишнее. Проекты все на одно лицо.
Есть различия. Тем более стены оказались испещрены метками последних дней. Лазерные ожоги заставили краску вспучиться и потемнеть, часть камня расплавилась и потекла. Сколы от пуль исчертили стены тайными письменами.
Лампы, что некогда ослепляли воспаленные от недосыпа глаза, были разбиты. Горело всего несколько. Красноватый свет дополнительных источников струился из вентиляции. Гулкое вращение лопастей не разгоняло затхлый воздух.
Коридоры различной освещенности приводили в широкие, уставленные столами помещения. Смежные залы отведены для камер. Лестницы вели в допросные комнаты. Лифты с брошенными тележками замерли на полпути в морг или утилизатор.
Рабочие кабинеты почти уцелели. Зеленоватый свет мониторов отбрасывал на стены причудливые тени.
Человек задержался возле одного терминала, вмонтированного в стол силовика. Тут работал или следователь, или иной оперативник. Иерархию этих людей он не знал. Не все ли равно, с кем приходилось общаться.
На экране мигал курсор, предлагающий ввести команду. Человек попытался припомнить хоть что-то. Но машинный язык не был его сильной стороной. На запрос о помощи, отправленный с клавиатуры, машина никак не прореагировала. Через мгновение надпись исчезла, оставив только мигающую палочку.
Потыкав крупные, тугие кнопки, человек отправил машине бессмысленный набор знаков. Опять никакой реакции.
Терминал не был заблокирован – нарушение протоколов безопасности. Вот только воспользоваться этим никакой злоумышленник не мог. Какая ирония.
Стол чисто утилитарный. Предметы на нем расположены так, как заведено уставом. На соседних столах приспособления расположены аналогичным образом. Лишь хаос последних дней внес коррективы. Несколько мониторов были разбиты. Столы пронзали отверстия с чернеющими краями. Кресла на колесиках откинуты и свалены у одной из стен.
В столе имелось несколько ящиков. Заблокированных. При желании можно их открыть. Но зачем? Внутри скорее всего листы, планшетки. Оружие хранится в арсенале. Только где оно? Человек покрутился на месте, пытаясь угадать затейливую логику силовиков.
Не угадал.
Он вышел в очередной коридор, что привел в раздевалку, а затем казармы. Душевые с наглухо вмонтированными в стену лейками. Вода не текла. Жаль. Пусть она не питьевая, но наверняка чище той гадости, что приходилось пить вне бастиона.
Еще какие-то странные помещения примыкали к душевым. Двери будто кессонные. Несколько уровней лавок из шершавого, приятного на ощупь пластика.
Похоже на пыточную, но зачем ее располагать здесь. Где наблюдательное окошко. Хронометр еще на стене. Все это так чудно, не укладывается в логику гражданских.
Человек пожал плечами и продолжил поиски. Здесь, уже глубже в теле бастиона, разрушений меньше. Трупы попадались, но их будто пытались «прикрыть». Кого уложили на спину, сложив руки на груди. Кому на глаза монетки положили. Оружие в кобуре – без зарядов. Некоторых, особенно пострадавших накрыли полотном.
Такой белой ткани человек не видел никогда в жизни. Полотно теперь испортилось трупными жидкостями, текущими из некоторых тел. Раздулись и гнили не все. Некоторые мертвецы несли следы заболевания. Теперь они подобно выброшенным из зиготы личинкам лежали на кроватях или столах. А в голове у них зияло отверстие. Убиты своими же. Из милосердия.
Человек усмехнулся – начали восстанавливаться эмоции, – это единственное известное стражам лечение. Они просто не способны придумать ничего иного.
В кулачках коллег, казненных из милосердия, были зажаты записки. Обычное пустозвонство. Подобные слова обесцениваются моментально, когда на них взглянет Смерть.
Это утешение живых, а не почитание мертвых.
Тут человек был несправедлив к стражам. Ведь он и его «друзья по несчастью», вся эта мерзкая погань, поступали точно так же.
Как много здесь тел. Как сильно они искажены. Протоколы безопасности не помогли бастиону. Что это за помещения и где они расположены, человек не представлял. Так глубоко он никогда не забирался в оплот силовиков. Эти помещения – пресвитерий. Обывателей сюда не пускают. Кроме гражданских специалистов, получивших привилегию обслуживать стражей.
Не понятно, зачем комнаты во внутреннем круге. Они не походили на казармы, не было здесь арсенала. Вообще оружейной ни разу найти не удалось. Она могла располагаться ярусом выше или ниже.
Здесь же какие-то будто конференц-залы, пустые помещения или с рядами стульев. На стенах могут быть проекторы, а могут быть пустые залы. Стерильные, без обозначений пространства. Только трупы людей, дождавшихся удара милосердия.
Их много. Десятки. Сотни? Человек сбился со счета.
Ему приходилось несколько раз останавливаться, пережидая волну слабости. Пару раз поесть. Соседство с трупом его нисколько не смущало. Сколь много этих тел снаружи. А тут многие даже не гниют. Всего лишь мертвецы. Пахнут они не тошнотворной гнилью. Вполне терпимо.
Брезгливости человек лишился давно. Мог есть гнилые продукты и в присутствие безмолвных свидетелей. А тут вполне сносная атмосфера. Мертвецы не дергались и не пытались отобрать пищу у гостя. Всего лишь лежали, источая едва уловимый запах.
Внутренние помещения бастиона проектировались так, чтобы запутать чужака. Вдруг восставшей толпе удастся прорваться через все укрепления, уничтожить защитные машины и киборгов. Тогда толпа будет рассечена центральными коридорами, где один страж легко расправится с десятком чужаков.
Бастион должен иметь безопасную комнату. Лабиринт внутренних коридоров вел именно туда.
Человек прошел через темное пространство и остановился на пороге. Помещение или зал огромен, но здесь темно. О размерах его и назначении можно только гадать. Ни потолок, ни пол разглядеть не удалось. Все тонуло во мраке. Еще шаг и свалишься вниз.
Заглянув за край, человек не увидел ничего. Сплюнуть было нечем, потому он бросил один из пищевых батончиков. Звука не было.
Идти дальше невозможно. Хотя в центре этого помещения что-то светилось. Тусклый свет не разгонял мрак, а только концентрировал его. Будто соль, оседающая на кристаллике, находящемся в растворе.
Это был центр бастиона. Его сердце. Самое безопасное место.
Человек предположил, что там находится кабинет руководителя. Старшего офицера и представителя Городского совета.
К нему не пройти. А значит, все богатства и оружия останутся недоступны. Стены вокруг не имели терминалов, камер, коммуникаторов – ничего. Просто стена. С той стороной никак не установить контакт. Человек начал размахивать руками. Робко поприветствовал невидимого хозяина бастиона.
Конечно, уцелеть должен был старший исполнитель. Тот человек, в чьих руках судьбы всего района, кому подчинены силовики этого бастиона. Он их разум и душа, а они его щупальца, позволяющие оплетать широкие улицы, узкие и темные переулки. Проникать в каждое закрытое помещение и опутывать тех, кто смеет нарушить Закон.
Ответа не последовало. Человек перевел взгляд на оружие, что все еще держал в руках. Поднял его выше, повернув эмблемой в сторону света.
Быть может?..
Сколько прошло времени, не известно. Биологические часы молчали. Ни есть, ни испражняться не хотелось. Могла отщелкнуть секунда, а может, десятки часов.
Свет в центре начал двигаться. Казалось, он надвигается на чужака, собираясь залить его полностью. Но прошло не так много времени, свет обрел форму, сконцентрировался в осязаемом предмете.
Это оказался помост. Выдвижной мост или что-то типа того. Двигался он совершенно беззвучно, что рождало непривычную, чудную атмосферу.
Световое пятно будто тянулось металлическим языком к черной стене. Мост достиг вертикальной плоскости и плотно, смачно прилип к ней.
Перед человеком открылась узкое, с опасно низкими перилами полотно. Гостя приглашали войти в святыню бастиона, посетить сердце иного мира. Обыватели сюда не допускаются. Уполномоченные Совета изредка инспектировали бастион, что всегда вызывало недовольное ворчание псов.
Теперь же на их территорию приглашался посторонний. На такое кощунство ни один гражданин не мог пойти.
Человек наступил на полотно, ожидая, что тот обвалится, рухнет в пропасть. Переход оказался надежным. Спокойно выдержал вес человека. Не шатался и не вибрировал. Хотя скрытые в нем механизмы, да само дыхание бастиона должно передаваться на металлические его части.
Потребовалось сделать двадцать шагов, чтобы пересечь мост. По мере приближения к сердцу, тот обретал форму, объем. Темнота вокруг сгущалась. Оглядываясь назад, можно увидеть истончающееся отверстие во тьме. Человек не оборачивался, ему нечего было опасаться.
В ответ на последний его шаг в монолитной, серой стене образовалась трещина. Створы беззвучно разошлись в стороны. Не было сопутствующей вибрации, гула металла, идущего по направляющим.
Человек щелкнул пальцами, проверяя, что со слухом у него все в порядке.
Механизмы настолько отлажены, что работали без нареканий.
Это не громоздкие врата в бастионе, не переходы между кварталами, даже не обычные двери в жилых блоках.
Створы разошлись, открыв проход в шлюзовой отсек. Небольшой, в нем едва разместятся три человека в броне. Гостю здесь было вольготно. Свободней, чем в некоторых помещениях, которые он не мог покинуть.
Позади затворились створы. Воздух толкнулся в уши, надавил на голову, вызывая головокружение. Со всех сторон гостя облил едкий, но не раздражающий поток газов. С одежды сдуло частицы грязи. В носу приятно щипало, а в основании языка чувствовался горьковатый привкус. Человек пожевал челюстью, вызывая слюноотделение, но смыть привкус не удалось.
Казалось, даже многострадальная хламида чуть побелела. Остались лишь въевшиеся пятна.
Процедура санации окончилась. Внутренняя дверь открылась, пропуская гостя в небольшой, узкий с низким потолком коридор. Всего три шага пришлось проделать до следующей двери.
Она оказалась из натурального дерева с рельефами оглаженными временем и миллионом прикосновений.
Бронзовая ручка уже не блестела, покрывшись патиной. На ней ясно читались следы прикосновений, где грубые руки по микрону стачивали мягкий металл.
Человек обхватил ручку в этих же местах, ощутил прохладу и какое-то неприятное ощущение. После очистки кожа стала чувствительной. Обоняние кольнул неестественный запах голого металла. В стерильном воздухе он отлично считывался.
Конструкция и материал двери странные. Дверь не сдвигалась в сторону, на толчки не отвечала. Человек заметил разболтанную накладку, крепившуюся к створе с помощью железных гвоздей. Шляпки их покрывала ржавчина, а дерево вокруг расшаталось. В щель набилась пыль.
Обычная пыль человеческого жилья.
Дверь пришлось потянуть на себя, отступив в сторону. Двигалась створа тяжело, нехотя. Раздался скрип. Дверь перекашивало от пружины доводчика, расположенного в верхней точке.
Доводчик был таким тугим, что пришлось впрыгнуть внутрь, чтобы не получить ушибы.
Кабинет. Диаметром около пяти метров. Высокий потолок, где находился второй ярус.
Здесь же располагалась приемная и рабочее место начальника бастиона. Главы исполнителей этого района. Массивная эмблема возвышалась на той стороне от входа и сразу приковывала к себе взгляд. Меч, крылья, название района – Андертон. Это слово ничего не говорило человеку.
Просто один из тысячи районов города, одна из бусин в ожерелье.
Человек никогда не слышал о таком районе, но это не удивительно. С другой стороны, он когда-то надеялся, что сможет сориентироваться на новом месте. Сейчас он вспомнил о том желании, буквально мечте о былом.
Прошлого не вернуть. И это название придавило тяжестью могильной плиты мечты.
Уже на второй взгляд в кабинете отмечался массивный т-образный стол. Горизонтальная его перекладина принадлежала начальнику. А на стульях у вертикали, обращенной ко входу, должны располагаться посетители, подчиненные. Те, кто будет нести слово начальника, спуская приказы ниже по иерархии.
Сам начальник или тот, кто узурпировал его кресло, находился на месте. Уже не мог покинуть его.
Человек моргнул, но ничуть не удивился.
Да, пахло здесь озоном. Повышенное содержание кислорода вызывало легкую эйфорию. Шлюзовая камера и мощные фильтры, расположенные в основании донжона, обеспечивали сердце бастиона надежной защитой от любой угрозы извне.
Это не помогло.
Человек на кресле болел. Его тело изменилось. Болезнь одинаково заражала, как гражданских, так и высших членов общества. Впрочем, это не вызвало злорадства у гостя. Не было в этом справедливости. Не проявил себя злой рок, пробравшись в одно из безопаснейших мест города.
Как бумага могла свалить этого гиганта, так и ничтожный микроорганизм с этим прекрасно справился.
Просто случай.
Человек в кресле еще мог говорить.
– Гражданин, назовись, – пробасил он.
Размеренно, будто камни выбрасывал из рабочего отверстия в раздувшейся массе.
– 9841/дельта! – выпалил человек.
– Каким образом в твои руки попало оружие? – слова выкатывались наружу, пригвождая гостя.
Тот сделал шаг и, утопая сапогами в ворсистом ковре, прошел вглубь помещения. На столе не было ничего, а под ним в беспорядке лежали незамеченные ранее контейнеры: оружие.
Часть того арсенала, что удалось вытащить из потерянных коридоров бастиона. Скорее всего, этот человек в кресле один из силовиков, оказавшийся проворнее, наглее других. Или же трусливее, сути это не меняет.