На отшибе

Глава 4 – Отъезд

Эгине удалось поспать подольше обычного. Она не спешила вставать даже тогда, когда солнце начало светить ей в глаза сквозь лисья ветвистой ивы. Вскоре, однако, крона перестала защищать спящую совсем, и той пришлось сесть. Засаленные волосы слежались и вихрами торчали дыбом. Эгина потрогала их рукой, но доставать из рюкзака расчёску не стала.

До неё донёсся запах жареных сосисок: Локлир уже встал, вскипятил чайник и теперь готовил «осьминогов». Похоже, он уже давно ждал пробуждения Эгины, потому что сразу же заметил, что она села, взглянул на неё и улыбнулся. Эринианка тяжело вздохнула, она чувствовала себя разбитой. Эгина увидела, что возле костра появилось второе бревно, очевидно, принесённое Локлиром для неё. Она чуть поправила руками волосы, достала из рюкзака фляжку и пересела к костру: «Только не говори «С добрым утром»».

– Ладно, не буду. Только почему? – полюбопытствовал Лок, переворачивая вилкой жарящуюся картошку.

– Папаша так говорил, распахивая по утрам дверь в мою комнату. Это такой способ давить на нервы: повторять человеку одно и то же. То, что ему ненужно… и именно тогда, когда ненужно. Мы же не на работе, чтобы спозаранок здороваться, – не особо охотно пояснила работница, – Кипяток?

– Да. Налить во флягу, чтобы остывала?

Эгина недоверчиво задумалась, но согласилась, ведь Локлир и сам собирался пить из этого чайника: «Половину», – подала она ему флягу. Лок отложил сковородку на песок: «О-о, гравировка с Роларном», – увидел он изображение на металле.

– Можешь найти большой кусок полиэтилена?

– Для полоскалки?

– Да.

– У меня брезентовая палатка есть, большая. Можем её растянуть.

– Ну, если можем, тогда давай растянем.

– Хорошо.

Бытовые проблемы понемногу решались. Локлир вернул Эгине флягу и взглянул на сковороду: «О, «осьминоги» без костра дошли».

– Лучше чая сначала.

– Конечно, – Лок подал Эгине кружку с пакетиком и налил горячей воды. Копательница заметила, что издалека на них смотрит Орлин. Тот, увидев, что она оглянулась в его сторону, пошёл дальше. На берег, из-за зарослей, выехала запылённая легковая колымага серо-бурого цвета. Работники стройотряда радостно засуетилась. Из кабины колымаги выскочил развесёлый водитель неблаговидной наружности и поспешил открыть багажник: «Позитив! Я вам позитив привёз!» – выдернул он наружу коробку с бутылками.

– Спиртное? – оглянулась на машину Эгина, – Разве тут можно продавать спиртное?

– Нельзя. Это «Торгаш позитивом». У него – безалкогольные напитки. Он здесь, почти, каждый месяц появляется, – ни раз видал здесь этот автомобиль Локлир.

– Позитивом? – насторожилась Эгина.

– У него на заднем стекле белой краской так и написано «Позитив». Слышала, как он о нём орёт? Он говорит, что напитки – это позитив, потому что они улучшают настроение. Пошли, возьмём что-нибудь, – предложил Лок.

– А потом отравимся, – не доверяла подозрительному продавцу Эгина, – Поди, в гараже разливает.

Танкист пожал плечами: «Я пару раз лимонад брал, не отравился. Похоже, что заводской. Прогуляешься со мной, за компанию?»

– У меня волосы грязные, – Эгина тем ни менее хотела взглянуть поближе на этот «Позитив».

– А платка или кепки нет?

– Нет.

– Расчешись немного, я подожду.

Эгина вернулась к оставленному под ивой рюкзаку. Расчёсывая волосы, она увидела, что Орлин стоит в стороне от толпы и пристально рассматривает автомобиль: «Можем идти», – вскоре позвала она Локлира, поравнявшегося с ней. Даже приблизившись к машине, сложно было увидеть, что у той в багажнике, из-за окруживших её копателей. Эгина не стала пробиваться сквозь шумную толпу. Её больше интересовала надпись на стекле, а не бутылки. Крышка багажника заслоняла ту, но она смогла увидеть половину слова и нарисованную рядом улыбчивую рожицу.

– Спиртонос, – услышала она рядом с собой голос Орлина, – Ты не пей. У него всё палёное, как нынче беленькая.

Вздрогнув от неожиданности, Эгина спросила: «А ты откуда знаешь?» Орлин мог просто предполагать, как она подумала, но у того имелись кое-какие основания заявлять так: «У нас, по деревне, машина с такой же рожей на стекле ездит. Тоже «Позитив» написано. Они спирт разбавляют в сарае, не стесняясь. Спиртоносы», – увидев, что Локлир возвращается, он отошёл от Эгины. У Лока была в руке стеклянная бутылка лимонада: «Что ему нужно?»

– Предупредил, что у этого спиртоноса всё палёное, и лучше не пить.

– Ясно. А бутылка-то с гравировкой и кольцо защитное на крышке есть, – танкист бросил подозрительный взгляд в сторону Орлина, – Пойдём или брать что-нибудь будешь?

– Пойдём, – Эгина хотела сказать ему ещё что-то, но в более тихом месте.

– Я думаю, у него просто нет денег, вот и говорит так, – предположил Локлир, не спеша, направляясь к «тягачу».

– Возможно, что и нету, но насчёт спиртоносов, думаю, он прав, – его спутница пояснила свои мысли, – У моего двоюродного брата такая же надпись с рожицей на машине, а у моего папаши – бутылки этим словом подписаны. Он якобы воду положительной энергией заряжает. Что напишешь, говорит, то и притянешь. Я сначала думала, они дурью маются, а теперь, увидев ещё одну машину, мне кажется, это тайный знак. Сеть по продажи зелья какого-то у них, а клиенты продавцов зелья по этой надписи узнают.

– То есть продавцов самогона?

– Нет. Ну, может, заодно и самогона, но прежде всего настойки из дурманных трав или галлюциногенных грибов.

– Прямо детектив, – Локу понравилась её версия, но он не воспринял её всерьёз.

– Лок, это не шутка. Может, для тебя всё это и звучит, как глупость, но… – Эгина замолчала.

– Но, что? Я слушаю, – танкист посерьёзнел.

– Я вчера ароматические травы заграничные упоминала. «Позитив» – это, как мне кажется, они и есть. Я уже, почти, не сомневаюсь в этом.

Эгина и Локлир дошли до костра, и присели на брёвна. Лок открыл бутылку: «Тебе налить?»

– Нет.

– Это «Тархун» и, похоже, что настоящий. Я уже пил такой.

Эгина помотала головой.

– Ладно. Если я ошибаюсь, будет кому меня откачивать, правда ведь?

– У тебя энтеросорбент есть? – задумчиво спросила эринианка.

– Э-эм, нет, – Локлир про такое средство никогда не слышал.

– Тогда сложно отваживаться будет.

– Эх, рискну, – глотнул из бутылки Лок, – Такой же, как и в прошлый раз. Им хорошо сосиски запивать.

Эгина посмотрела на оставленную на песке кружку чая, вылила содержимое и наполнила её снова. Коробка с заварочными пакетиками лежала в продовольственном мешке.

– Я возьму пакетик? – спросила работница.

– Бери, конечно, – не возразил Локлир, – Если родственники тебя действительно отравили, надо их наказать.

– Как? Доказательств-то нет, – Эгина не видела смысла говорить об этом.

– А медицинская книжка? – насадил на вилку «осьминога» Лок.

– А что в ней написано? Холецистит.

– М-да, – танкист не мог не заметить, что его собеседница раздражилась, и перестал искать доказательства. Та потрогала свои засаленные волосы и спросила: «А верёвка у тебя найдётся?»

– Смотря какая, для чего.

– Одежду повесить сушиться.

– Найдётся. Да, за одно уж и постируху устроить нужно… Бери «осьминогов».

Эгина и Локлир позавтракали молча. Торговля тем временем затихла. К автомобилю с «позитивом» подошло начальство стройки с удочками в руках. Водитель явно был их давним знакомым. Обменявшись приветствиями, они все вместе поехали на полуостров.

– Наверняка секретиками в шахте обмениваться будут, – подумала вслух Эгина. Лок согласно кивнул: «Катитесь они. У нас свои дела есть», – прибрав у костра, он принялся за сооружение полоскалки. Вёдра и ковши были отдельным вопросом. У каждого вагончика имелись свои и делиться ими никто не собирался.

– Всё своё вожу с собой, полная автономия, – у танкиста было одно металлическое ведро. Казалось бы, этого слишком мало для мытья, но он заявил, что вполне хватит для одного, и предложил Эгине взять кружку вместо ковша: «Вещи попозже в море пополощем, когда вода прогреется». Эгина ничего не возразила, но с недоверием спросила: «Покараулишь?»

– Конечно.

Похоже, копательница не особо верила в его надёжность. Взяв с собой рюкзак, она прошла в куб. Куб был лучше прежнего: аккуратно растянутый среди стволов брезент, циновка на земле, несколько верёвок сверху и углублённое в песок ведро. Довольно удобно, но тем ни менее у посетительницы не возникало желания задерживаться здесь. Она опасалась, что её охранник пропустит хотящих сделать гадость.

Эгина вытащила со дна рюкзака пакет со сменной одеждой и бутылкой шампуня. Закинув одежду на верёвку, она поставила рюкзак и ботинки в угол, подальше от ведра, оставив возле себя, на циновке, только шампунь.

– Ты здесь? – окликнула Эгина Локлира.

– Здесь-здесь, – послышался голос из-за брезента.

– Никуда не уходи.

– Не уйду.

Прислушавшись и не услышав ничего подозрительного, Эгина скинула верхнюю одежду и принялась поливаться, не снимая белья. Вышла из куба она довольно скоро, держа в руках куртку, свёрток одежды, и рюкзак: «Вода кончилась», – сообщила она Локу, сидящему на бревне.

– Принесу, – того не утруждала ходьба за водой. Эгина бросила все вещи на сухую циновку, села на неё и сняла ботинки. Выходя из полоскалки их пришлось надеть на мокрые ноги, чтобы не прилип песок. Эгина ощущала облегченье. Воздух словно стал прохладнее. Локлир ушёл за водой. Работница видела его издалека. Вскоре он вернулся и велел теперь ей караулить его.

Ещё чуть позже Лок уже подкидывал сухостой в костёр, а Эгина, повесив свою куртку на ветки, выколачивала из неё пыль крепкой хворостиной и приговаривала: «Нужно было сначала выхлопать, а потом голову мыть».

– Голову в любое время перемыть можно, – успокаивал её Локлир. Теперь с мытьём не должно было возникнуть проблем. К «тягачу» подошёл Орлин: «Мне ваш куб нужен», – обратился он к Локу. Эгина перестала махать прутом и оглянулась. Лок взглянул на неё и ответил гостю: «Ну, если гадостей нам там не сделаешь, пользуйся. Со своим ведром придёшь?»

– Нет, – насупился Орлин.

– Ну, возьми моё, да не вздумай уйти с ним и не вернуться.

– Я – не вор.

– Верю. Надеюсь, что не напрасно. Проходи, бери, – пропустил Орлина в полоскалку Локлир. Тот прошёл за брезент с таким напряжённым видом, словно не сам попросился, а его заставили. Эгина вернулась к своему делу. Пока полоскалка была занята, она и Лок молчали. Орлин удалился минут через двадцать. Небо затянуло облаками. Подул освежающий лёгкий ветер. Эгина налила себе кружку чая и присела на бревно. Машина с «позитивом» уехала восвояси.

– Быстро же нарыбачились, – прокомментировал Локлир.

– Можно подумать, здесь рыба есть. Распугали давно всю. Если и ловить всерьёз, то там, на берегу, под ивами, – добавила Эгина. Лок согласно кивнул: «Считаешь, они эпидот на «позитив» обменивают?»

– Вполне возможно. Тот Мастер, что нам печку сложил и ароматические травы привёз, строительством загородных домов зарабатывает. Он хвастался, что богатые клиенты заказывают ему столешницы из камня, и эпидот упоминал. Я этому значения не придавала. Ну, делает он столы и делает. А теперь, как увидела эту машину, так думаю, что есть связь у всего этого, – Эгина решила продолжить свой вчерашний рассказ.

Вскоре после того, как лекарство начало помогать Эгине, её папа стал очень нервным. Он всегда становился таким, когда дочке бывало лучше него. Это касалось и самочувствия, и настроения.

– Если мне плохо, то и всем будет плохо, – открыто говорил папаша. «Всем» не уходило дальше дочки и иногда её мамки. Остальных он боялся. Эти же двое были весьма терпеливыми и миролюбивыми. Эгина к тому же была запугана с детства. Папаша говорил ей, что если она кому на него пожалуется, то ещё и виновата останется, потому что он обвинит её в клевете.

И вот, после того как «болезнь», казалось бы, прошла, внезапно нагрянул сильный приступ. Эгина резко проснулась утром от кошмара. Пульс подпрыгнул выше ста ударов, рвало и ломало. Отпившись сердечными каплями и, радуясь тому, что дома нет никого, кроме похудевшей и побледневшей от недоедания мамки, Эгина стала говорить, что у неё больше нет сомнений в том, что их травят.

– Но как мы это проверим? – мамка же всё ещё была не уверена.

– Никто в последнее время, кроме нас супа не ест, – замети ей дочка. Дядька часто пропадал на дачах друзей и халтурах, и возвращался переночевать сытым. Тётя всегда уносила свои продукты к себе, в комнату, объясняя это тем, что её могут объесть. Папа вдруг начал самостоятельно жарить себе яйца с колбасой. Прежде он никогда не заглядывал на кухню раньше, чем там появлялись готовые блюда на столе.

– Ну, тоже не ешь, – ответила мама.

– Так они и в чайник отраву могут подсыпать, и в сахар. Папа из чайника воду в последнее время не наливает. Из-под крана берёт и в ковше кипятит. Якобы так быстрее. Чайник, мол, полный, долго греться будет. И сахару не кладёт. Может, нам действительно до Герберы съездить на месяц-другой? – предложила Эгина, понимая, что, если остаться здесь, будет хуже, – Там и решим, что дальше делать.

– Ну, можно на пару месяцев к сестре съездить, если она пустит, – задумалась мама.

– Так ты ей объясни, что дело очень серьёзное.

– Хорошо, попробую, – согласилась мамка.

– Только пока не договоришься, никому ничего больше не говори, а-то кто знает, что они ещё удумают, – предупредила дочь.

Мама долго разговаривала по телефону, и сестра сказала, что подумает, посовещается с домочадцами. Думала она сутки, не меньше. За это время Эгина успела вскочить среди ночи от ещё одного кошмарного сна и напиться капель от подскочившего пульса. Поставив флакон рядом со своим диваном, она смогла заснуть снова.

Утром Эгина проснулась спокойнее, но ощутила, что сердце снова сильно колотится. Она насчитала сто пятнадцать ударов, но отнеслась к этому спокойно и выпила капель. Вскоре сердцебиение пришло в норму. Папаша уже ушёл на работу. Это радовало. Эгина не хотела, чтобы он видел, что с ней происходит, и что она делает. Мама встала тоже совсем недавно. Дядьки с тёткой дома тоже не было.

– Ты ещё не пила чая? – спросила дочка.

– Нет, я уже боюсь, – ответила мамка, – Чего ни проглочу, от всего рези, – всё, что она съедала в последнее время за день, так это один-два пресных калача.

– Подожди, не пей, и сахар не бери, – Эгина вылила воду из чайника, прополоскала его и поставила кипятиться снова, – Супа полкастрюли свари, пусть думают, что я тарелку съела, – эринианка отварила себе кусок нежирной колбасы. Подозрительных симптомов днём не наблюдалось ни у неё, ни у мамы, но делать выводы было рано. Мамка созвонилась с сестрой, та неохотно согласилась принять их. А кое-кто и вообще не хотел видеть гостий в доме – Джек, но об этом герберская тётя не сказала.

Эгине же казалось, что её двоюродный не то, что против не будет, а даже поможет ей. Он нередко останавливался в их квартире, приезжая в город. Мама делилась с ним продуктами и лекарствами, а он секретничал с ней и Эгиной о своих проблемах, и не одобрял поведения квартирантов. Эгина полностью доверяла ему. Она решила попросить его приехать за ними в город. Поездка на междугороднем автобусе представлялась ей столь же тяжёлой, как на городском, при этом ещё и длилась куда дольше. Раньше машину находил папаша. Он и сам не ездил в Герберу на автобусе.

Джек носился до города и обратно с такой лёгкостью, словно тот стоял на соседней улице. Эгина позвонила ему. Выслушав её, двоюродный заохал: «Некогда мне совсем: сутки на смене, полсуток на телефоне дома дежурю, полсуток отсыпаюсь и снова на смену. Мне от Герберы не оторваться».

– Но есть же полсуток свободные, – Эгина знала, что он возил друзей и не спав перед поездкой. Однако, тут Джек вдруг удивлённо заявил: «Да как я, не спавши-то, поеду?»

– Как всегда.

– Когда «Всегда»? Я никогда, не выспавшись, не езжу, – нагло соврал двоюродный, – Не, мне никак за вами не приехать.

– А твой друг из университета может нас отвезти?

– Он давно из Роларна переехал.

– Ну, а кто-нибудь другой?

– Да кто? Все работают.

Это звучало крайне странно, но спорить Эгина не стала и дружески попрощалась. Ехать в Герберу Эгине и маме пришлось всё-таки на автобусе. За билетом в тот же день они не помчались. Мама позвонила на автостанцию. Там сказали, что мест свободных достаточно и можно купить билеты прямо перед рейсом. Собирать сумки они тоже не спешили, потому что мамка сказала: «Вот завтра все уйдут, тогда соберёмся и уедем».

– Почему не сегодня? – поинтересовалась дочка, – Они же хотят, чтобы мы уехали.

– Боюсь. Хотят-то хотят, а папаша тебе на дорожку скандал закатит, чтоб тяжелее ехать было, – скорее всего, получилось бы именно так, как сказала мама. Каждый раз, отвозя их в деревню, папа устраивал сцену, видимо, потому что не охота было. Вспомнив об этом, Эгина согласилась с мамкой. Она попыталась найти отраву, но не смогла. Кладовки, антресоли, тумбочки, диваны были завалены кучами никому ненужного барахла.

– Вдруг пригодится? – говорил папаша, когда дочка пыталась устроить приборку, и засовывал хлам обратно. Вечером он, вернувшись с работы, задал ей неожиданный вопрос: «Нашли машину-то, чтоб в Герберу ехать?» Эгина, не скрывая удивления, ответила: «Нет. Зачем?»

– Так что, на автобусе поедете? – папаша шнырял глазами по углам, словно что-то ища. Очевидно, дорожные сумки.

– С чего ты взял? – ответила вопросом на вопрос дочка. Видя, что ничто не указывает на отъезд, папаша промолчал и ушёл в ванную.

Когда он добрался до кухни, туда пришлось прийти и Эгине, и сесть за стол. Ей часто приходилось составлять папе компанию. Не явись она на кухню, он начинал голосить: «Чего со мной поболтать не хочешь?! Я тебя целый день не видел, а ты даже не соскучилась?!» Однако, сегодня папа сказал, собираясь жарить яйца: «Можешь не сидеть со мной, если перекусывать не собираешься. Занимайся своими делами», – ему нужно было остаться на кухне одному, и дочке было ясно, зачем.

– Суп ешь, – предложила она ему.

– Не хочу. Противный. Она вечно, как поросёнку варит, – фыркнул отец.

– Нормально варит, – возразила Эгина, – Я же ем.

– Значит, ты – поросюха, – скривил улыбочку папаша.

– Ну, спасибо. Поросюха, между прочим, дочь свинтуса, – тоже съязвила Эгина. Папаня усмехнулся, он любил подобные «шуточки» и старался говорить их дочке каждый день. Эгина сидела за столом и не уходила.

– Чего сидишь, ничем не занимаешься? Телевизор бы что ли посмотрела.

– Там ничего интересного не идёт, – отказалась эринианка. Показывало всего два канала, и один из них с рябью.

– А что же не рисуешь ничего?

Эгина любила рисовать, а папа любил насмехаться над рисунками.

– Не до рисования мне, слабость.

Папаша наскоро проглотил ужин и ушёл к телевизору, Эгина удалилась в свою комнату. Минут через пять, она услышала, как он вернулся на кухню и включил воду, и газ. Ещё через пять минут папаша заглянул к дочке и позвал её пить чай: «Я чайник согрел». Эгине пришлось зайти на кухню: «Ты же вроде бы собирался телевизор смотреть».

– Там пока не интересно. Наливай, – себе кружку чая злоумышленник уже приготовил.

– Я лучше лимонада попью, – дочка достала из холодильника закупоренную бутылку, купленную днём.

– Ведь заболит желудок, как от сока тогда, – папа хотел бы, чтоб она глотнула воды из чайника.

– Не должен, он слабо-газированный, – Эгина сняла пробку консервным ножом и налила немного лимонада в кружку.

– Ну, смотри. Я предупреждал, – папаша одним махом проглотил чай и ушёл, недовольный результатом. Эринианка посидела немного и, не сделав ни глотка, тихо вылила лимонад в раковину. Она опасалась, что отрава может быть на стенках кружки. Сполоснув и протерев кружку, Эгина унесла её и бутылку в свою комнату. Папе не сиделось спокойно у экрана. Вскоре он заглянул к ней и спросил: «А мамка почему чай не пьёт?» Мамка сидела тут же.

– Она желудок минеральной водой лечит, – ответила за родительницу дочка. Физиономия папаши исчезла за дверью. Вскоре пришёл дядька, и папаня переключил всё внимание на него. Эгине можно было немного расслабиться.

В этот вечер папаша заглядывал к ней чаще, чем обычно, придумывая идиотские поводы, а-то и без них, желая застать её за сборами. Эгине нельзя было запереться или попросить его не вваливаться, он ответил был: «Опять какие-то секреты от меня!» Даже если бы дочка всё-таки заперла дверь под каким-либо предлогом, папаша не дал бы долго сидеть закрывшись – стал бы стучать, звать за чем-нибудь и задавать вопросы. Поэтому Эгине нужно было ждать до позднего вечера.

Именно так она и сделала. Однако, когда свет остался гореть только в её комнате, она раздумала лезть в тумбочку и складывать все документы в одну папку. Завтра у неё было всего четыре часа на сборы и два – на дорогу до автовокзала, считая от того момента, как папаша и дядька с тёткой уйдут из дома, то есть около восьми утра. Это обстоятельство очень давило и волновало. Эринианке казалось, что она не успеет сложить вещи. Эгина всегда собиралась за несколько дней до поездки.

Сняв футболку со спортивными штанами, она в задумчивости присела на диван. Вдруг дверь распахнулась и в комнату заглянула наморщенная прищуренная рожа и пристально посмотрела внутрь: «Чего не спишь?» – обычно папаша не вставал до утра.

– А ты чего? – задала встречный вопрос дочка.

– Что ты для желудка пьёшь? Дай мне одну таблетку, – на ходу сочинил заглянувший. Эгина достала лекарство из коробки, служившей аптечкой, и подала ему. Проглотив таблетку, не запивая, папаша удалился. Эгина погасила свет и, посидев в темноте, на диване, ещё некоторое время, легла спать. Как она и ожидала, ей не заспалось. Так случалось чуть ли ни каждый раз, как ей предстояла важная поездка. Под утро Эгине всё же удалось подремать пару часов.

Она проснулась от грохота на кухне – это завтракала тётя. Тётя требовала размешивать чай, не прикасаясь ложкой к стенкам кружки, потому что звон действовал ей на нервы, а сама любила побряцать крышками кастрюль. На просьбы не греметь, тётя во весь голос отвечала: «Да как?! Я и так аккуратно! Я – не свинья!» Она часто вспоминала свинью, и при этом, после неё на кухне оставалось полно крошек и луж.