
Неутомимая совесть Нью-Ньюлина и владелец единственного здесь магазина просочился на кухню, поставил на стол коробку с круассанами, кинул рядом свежие «Расследования», подмигнул Джону, кивнул доктору и, не дожидаясь приглашения, раздобыл себе чистую кружку.
– Нахальный мальчишка, – резюмировал Джон сварливо. – А скажи-ка мне, Кенни, хочешь ли ты жениться?

– Ну что вы, мистер Хиченс, – округлил глаза Кевин, – что я вам плохого сделал?
– А ведь Мэри Лу на тебя смотрит, ну чисто моя Джейн в период ухаживаний, – ехидно сказал Джон.
Кевин заерзал и стал чуточку прозрачнее.
– Никак не могу понять, зачем Камила сватает ей этого идиота Эллиота. В его прилипчивости есть что-то противоестественное…
Ворчание Джона было прервано яростным восклицанием доктора Картера. Он с омерзением глядел на передовицу «Расследований».
«Все беды от безделья», – кричал заголовок, а дальше Камила Фрост рассуждала о том, что пора бы Одри пристроить к какому-то делу, да хоть улицы мести или сорняки полоть. А доктору пора озаботиться успокоительным для нервных девиц, которые уж и не знают, как привлечь к себе внимание.
Джон аккуратно, как кусок дерьма, взял «Расследования» за самый уголок и выбросил издание в мусорку.
В Нью-Ньюлин Тэсса въехала на рассвете.
Дождь заливал стекла. Фрэнк спал на пассажирском сиденье.
Потушив фары, она прокралась по деревне на тихих оборотах, не желая будить любопытных нью-ньюлинцев.
К ее досаде, Одри все еще не успокоилась – а значит, придется возиться в раскисшей земле.
Загоняя «Линкольн» в гараж своего дома, Тэсса размышляла о коварных ловушках благих намерений. Если бы Одри так сильно не торопила Джеймса, рассказывая ему о том, как прекрасна деревня на берегу, мальчик мог бы остаться в живых. Он, судя по всему, был самым обыкновенным ребенком, и большой мир бы принял его. Но Джеймс так спешил в загадочный Нью-Ньюлин, что влетел в столб.
Судьба и ее омерзительное чувство юмора.
Тэсса вышла из машины, потянулась, разминая затекшие мышцы, обошла автомобиль, открыла пассажирскую дверь и склонилась над спящим.
– Фрэнк, – интимно прошептала Тэсса, дождалась, пока он откроет глаза, и сделала заманчивое предложение: – Пойдешь со мной копать могилу?
В отличие от большинства людей, которым при пробуждении требовалось несколько мгновений, чтобы обрести ясность ума, Фрэнк смотрел на нее внимательно и остро. Тэсса загляделась на его ресницы – неожиданно длинные, девичьи, темные. В дороге у Фрэнка отросла щетина, и выглядел он сейчас особенно злодейски.
– Конечно, – сказал Фрэнк, – почему бы и нет.
Его дыхание коснулось ее щеки, она поймала его запах – приятный, терпкий, осенний. И опустилась чуть ниже, почти уткнувшись носом в шею.
А потом медленно отстранилась. На лице Фрэнка появилась понимающая усмешка. Он прекрасно сознавал, о чем думает женщина, нюхая мужчину, знал себе цену и выглядел заинтересованным.
Ну а почему бы и нет? – говорил его взгляд. И Тэсса тоже сказала себе: ну а почему бы и нет.
Не то чтобы в Нью-Ньюлине был большой выбор.
А Фрэнк был сильным, молчаливым и сложным. Он тоже носил в себе кошмары и прошел через молотобойку большого мира. Это могло бы оттолкнуть их друг от друга, минус на минус, драма на драму, но выходило наоборот.
И он совсем не раздражал, а это было невероятно ценным. Они провели бок о бок несколько дней, и Тэсса ни разу не поймала себя на том, что ей слишком тесно.
Не говоря больше ни слова, она отошла в сторону, взяла лопаты и кинула одну из них Фрэнку.
Он поймал.
Тэсса мысленно добавила ему еще один балл и подхватила свой рабочий ящик.
На кладбище по случаю непогоды было тихо. Даже безалаберная Вероника Смит не отчитывала, по обыкновению, своего мужа Малкольма.
– Не хочешь увидеть Алана? – спросила Тэсса, двигаясь по скользкой дорожке.
– И да, и нет, – откликнулся Фрэнк задумчиво. – Я любил брата больше всех в мире, но я не уверен, правильно ли мама привезла его сюда. Что бы ты сделала на моем месте?
– Я бы не стала оглядываться.
Тэсса каждый день только тем и была занята, что старалась не оглядываться.
Но сны бросали ее прямиком в мучительные объятия прошлого.
Она бы отдала половину жизни за одну ночь без кошмаров.
– Правило такое, – Тэсса поставила ящик прямо в лужу, воткнула две лопаты в землю и принялась очерчивать полотном третьей периметр, – штыковой вскапываешь, совковой выгребаешь.
– Шутишь, – Фрэнк открыл ящик и достал перчатки. – Я с пятнадцати лет на Филтоне подрабатывал во время летних каникул.
– О, Филтон, – Тэсса оживилась, – у меня на этом кладбище было жаркое свидание с…
– Уэстберийским упырем, – поддакнул Фрэнк, поудобнее перехватывая лопату. – В соседней камере мужик отбывал, который мимо тогда проходил. Так он такие страсти рассказывал, что маньяки-убийцы пугались. Говорил, что этого упыря просто…
– Спорим, – быстро перебила Тэсса, – что я тебя перекопаю.
Фрэнк подошел к ней вплотную, нависая сверху, как скала.
Все-таки он был громилой. Закинув голову, она смотрела на шрам внизу массивного подбородка. Минус на минус. Драма на драму. Нырнуть? Остаться на берегу?
– Тэсса Тарлтон, – ухмыльнулся Фрэнк, – даже ты не станешь устраивать соревнования на могиле.
– Спорим? – задорно ответила она.
Несмотря на теплую погоду и физический труд, дождь сделал свое дело, и к окончанию работы Тэсса совсем замерзла. Они с Фрэнком накрыли яму плотной пленкой и собрали свои инструменты. Мокрые, перемазанные землей, уставшие и голодные, они ввалились в пансионат и едва не довели Фанни до отчаянного воя, так она перепугалась.
– Детка, – Тэсса заглянула в холодильник и раздобыла банку тунца, – что же ты у меня такая нежная. Как тут дела?
Фанни хваталась за грудь и часто дышала. Она была еще в халате и, очевидно, спустилась вниз, чтобы сварить себе кофе. Тэсса не стала ей пенять за столь позднее пробуждение – в такую погоду Нью-Ньюлин впадал в спячку, и спешить в управление было совершенно незачем.
– Ну, – Фанни неожиданно смутилась и потупилась, – дела как дела. В общем, сама увидишь.
Тэсса открыла банку, выловила вилкой кусочек рыбы и без всякого удовольствия принялась его жевать. Посмотрела на Фрэнка, подцепила новый кусочек и протянула ему. Он аккуратно снял его с зубчиков губами. И Тэсса опять зависла – теперь уже на его губах.
Они казались довольно мягкими. В сочетании с колючей щетиной мог бы получиться интересный эффект.
– Что я увижу? – спросила она рассеянно.
Фанни схватилась за веник и принялась отчаянно сметать комья мокрой земли.
– Ну, ты сразу заметишь… – пробормотала она. – А что я? Не драться же с ним!
– С кем? – не поняла Тэсса.
– С чокнутым художником, – внимательно разглядывая суетливую Фанни, догадался Фрэнк. – Он все еще здесь?
– Сидит под арестом, голубчик, – подтвердила Фанни.
– Ну и пусть сидит, – равнодушно сказала Тэсса и разделила с Фрэнком остатки тунца. – Фанни, милая, предупреди деревню, что на закате у нас похороны. И Одри обязательно об этом скажи. А я иду спать. И тот, кто посмеет меня разбудить, будет разрублен на части, сожжен и развеян.
– Тэсса! – возмутилась Фанни. – Мы не говорим здесь подобных вещей. Наше селение – уголок добра среди бушующего мирового хаоса.
– Да ну? – не поверила Тэсса.
Чтобы не пачкать полы, она разулась, как только вошла в дом. Подумала и стянула мокрые грязные джинсы и рубашку. Бросила все это в угол.
В майке и трусах Тэсса прошла на кухню. Здесь царила такая идеальная чистота, которой никогда не бывало. Подивившись, Тэсса открыла холодильник и обнаружила, что все полки забиты клубникой.
Тэсса некоторое время отупело разглядывала ягоды, пока не поняла, что засыпает на ходу. Встряхнувшись, она достала молоко и разлила в два блюдечка. Поднялась с ними на третий этаж.
Призрак бывшего смотрителя кладбища, Теренс Уайт, прилежно вязал свой бесконечный шарф.
А вот пикси на месте не было.
Ни одной чертовой пикси.
– Что за черт? – поразилась Тэсса и обошла чердак. – Теренс! Куда делись эти зловредные твари?
– Кот из дома, мыши в пляс, – загадочно ответил старик, и больше от него ничего было не добиться.
Пожав плечами, Тэсса спустилась на этаж вниз, толкнула дверь в свою спальню и остолбенела.
Вся комната, за исключением кровати, была затянута защитной пленкой, покрытой разноцветными кляксами.
На кровати беззастенчиво дрых Холли Лонгли.
Он был в шортах и футболке и выглядел так, будто уснул, где упал.
В углу громоздились краски и кисти.
– Ладно, – сказала Тэсса. – Ну допустим.
Не в состоянии думать над происходящим, она направилась в ванную. Полиэтилен шуршал под ее ногами.
Теплый душ смыл и дождь, и землю, и дорожную пыль. Глаза сами собой закрывались. В голове воцарились пустота и легкость.
Кое-как вытеревшись, Тэсса натянула на себя пижаму, вернулась в спальню и рухнула на кровать едва ли не замертво. В данную минуту ей было все равно, что делал Холли Лонгли в ее постели, и у нее не было сил будить его и выставлять вон. Спит человек, и ладно. Бывает. Может, у него топографический кретинизм и он перепутал спальни.
Повернувшись на спину, Тэсса мельком взглянула на потолок и нахмурилась. А вот и глюки на почве усталости?
Там были облака, рассеянно подсвеченные розоватыми солнечными лучами. Казалось, что они двигались и игривый ветер разгонял даже самые крохотные тучки.
– Сумасшедший дом, – сказала себе Тэсса, перекатилась на бок и рухнула в крепчайший сон без всяких сновидений.
* * *За свою жизнь Холли довелось побывать в самых разных местах, некоторых весьма неуютных. Так однажды он был вынужден ночевать в шотландской гостинице в номере без ванной. Ужасное испытание, которому его подвергла секретарь Мэри – и назвала это пленэром.
Пленэр! Холли ненавидел подобное – потому что вокруг толпились другие художники, все как один бездари, и таращились на его наброски. Тогда он поддался настойчивости секретаря и очень об этом пожалел. Погода была холодной, а гостиница – неудобной.
Но даже в той гостинице не было той мрачной ауры, которая захватила все углы этого старинного готического замка. Взявшись за кисть, Холли нисколько не тревожился из-за того, что начал менять чужой дом.
Да его хозяева только обрадуются!
А вот Мэри наверняка ужасно скучала по своему блистательному шефу. То-то же, пусть знает, как организовывать всякие там пленэры.
Глава 10
В ядовито-розовых резиновых сапогах и ярком желтом плаще Фанни ужасно себе нравилась. Она шлепала по лужам, косой плотный дождь попадал под капюшон и заливал лицо – правильно, что она воспользовалась водостойкой тушью.
Дом доктора Картера находился у подножия холма; если подняться по узкой дорожке выше, то можно добраться до обители отшельника Эрла, но никому в Нью-Ньюлине и в голову бы не пришло совершить такое.
Доктор был добрейшим, но безалаберным человеком. Продираясь сквозь мокрую высокую траву заросшего неухоженного сада, Фанни подумала, что злюка Камила Фрост в чем-то права. Одри могла бы выбраться из сарая и хотя бы прополоть сорняки человеку, в чьем саду она самовольно поселилась.
Тут Фанни пришло в голову, что вовсе не нужно ждать от девочки того, чего та делать не хочет, а лучше бы взять дело в свои руки.
Добравшись до сарая, Фанни постучала в крепкую деревянную дверь.
– Одри, – крикнула она, – Тэсса попросила передать тебе, что вечером будут похороны! Она не уверена, что ты читаешь чат деревни!
На небе громыхнуло, и дождь превратился в ливень.
– Да чтоб тебя, – выругалась Фанни себе под нос и повысила голос: – Одри! Ты слышишь меня?
Дверь скрипнула и приоткрылась. В щелке появился один зареванный глаз.
– Значит, Тэсса вернулась? – уточнила Одри. – И привезла… ну…
– Тело, – подсказала Фанни.
Глаз дернулся.
– И где оно теперь? – с нетерпением спросила девчонка.
Фанни опешила. Эта деревня, стоявшая на кладбище, просто помешалась на покойниках.
– В гараже, – ответила она с недоумением.
– Понятно, – буркнула Одри и снова заперлась в сарае.
– Одри, – крикнула Фанни, – не подумай, что я против твоего бурного проявления чувств, но похороны под таким сильным дождем – весьма неприятное мероприятие!
– А оно и не должно быть приятным! – донеслось из сарая.
Конечно.
Нью-ньюлинцы должны страдать сообща.
К тому моменту, когда Фанни добралась до магазинчика «У Кенни», подол ее платья можно было выжимать.
– Знаешь, о чем я подумала, – начала она, толкая дверь. Звякнул над головой колокольчик. – Как только погода позволит, нам нужно будет поработать волонтерами в саду доктора… О’Кенни.
Он стоял, прижимаясь спиной к полкам с продуктами. Почти невидимый, прозрачный, испуганный. Фанни могла бы прочитать надписи на коробках и банках прямо сквозь Кевина.
– Милый, – нежно проворковала она, не зная, можно ли приближаться к нему или это еще больше его напугает, – что с тобой приключилось?
– Фанни, – Кевин съежился, закрыл лицо руками, попытался стать еще более незаметным. – Ты не вовремя.
– А я думаю, что наоборот, – она осторожно шагнула вперед и сняла плащ, – я очень даже вовремя. Кевин, мы с тобой два самых больших трусишки Нью-Ньюлина и должны держаться друг друга. Ты хотя бы не воешь на всю округу.
– Да, – он опустил руки и нервно улыбнулся, – хотя бы не вою. Божечки, да ты вся мокрая!
И он вдруг рванул с места, усадил Фанни на высокий стул возле стойки и, присев на корточки, начал стягивать с нее сапоги.
Растерявшись, она безвольно смотрела на это и не знала, как реагировать. Никто и никогда не делал такого для Фанни.
Кевин всегда был ее рыцарем.
Когда она только появилась в Нью-Ньюлине, то поселилась в пляжном домике, боясь всех и каждого. Камила Фрост навестила ее в первый же день и показалась такой милой, что измученная Фанни рассказала ей все как есть, хотя обычно старалась держать язык за зубами. А наутро в «Расследованиях» вышла омерзительная статья, в которой речь шла об опасном монстре, появившемся в Нью-Ньюлине. Тогда Фанни ничего не знала о том, что Камила таким образом приветствует почти всех новичков, разволновалась и, конечно, завыла.
Потом она сидела на берегу моря и всерьез раздумывала: а не утопиться ли?
Казалось, что во всем мире не осталось больше места для Фанни. Куда бы она ни пошла, все получалось из рук вон плохо.
И пришел Кевин Бенгли и принес запеканку и термос с ледяным лимонадом.
И сказал ей «привет», и «добро пожаловать», и «я рад с тобой познакомиться».
И приходил к ней каждый день с едой и напитками до тех пор, пока не появилась Тэсса и не дала Фанни жилье и работу.
Но надежду – надежду подарил ей Кевин.
И вот теперь, глядя на то, как он осторожно снимает с нее обувь, Фанни ощущала горячий и болезненный комок в горле.
Кевин поставил сапоги в угол, слабо улыбнулся и достал из многочисленных ящиков на полках теплые зеленые носки, попытался надеть их на Фанни, но тут она вдруг застеснялась своих лап сорок первого размера, и вообще неловкость достигла своего пика, и Фанни увернулась и отняла у него носки.
– Я сделаю горячего шоколада, – проговорил Кевин немного растерянно, как будто не ожидал такой возни из-за какого-то пустяка.
Он становился все более плотным.
– Так что случилось? – спросила она, когда они с чашками в руках устроились в креслах у окна.
– Оу, – Кевин смутился, – это довольно постыдная история.
– Все наши истории постыдные, милый, – ласково заметила Фанни, – мы пугаемся самых невообразимых вещей. Однажды я завыла из-за того, что встретила гуся невыносимой Бренды. Он бежал на меня и тянул шею, и я завопила изо всех сил.
– Я помню, – Кевин неуверенно засмеялся, будто не знал, не обидит ли ее этот смех. Фанни успокаивающе положила руку на его. Ее ладонь была куда больше. Ужасно, что она родилась такой крупной и несуразной, понапрасну до десяти лет мечтая стать балериной.
Кевин тихонько пожал в ответ ее пальцы.
– Мэри Лу, – удрученно признался он. – Она призналась мне в любви.
Для нормальных людей признание в любви не было бы таким потрясением.
Но они с Кевином не были нормальными.
И хотя Фанни была вовсе не прочь затащить в постель художника Холли Лонгли, но любовь – это совсем другое дело.
Тут было чего напугаться.
– А ты? – спросила она.
– А я сразу – пах! – и стал прозрачным. Тогда Мэри Лу расплакалась и убежала. А я вовсе не хотел ее обидеть, но и… всего остального я тоже не хотел. Не с Мэри Лу.
Фанни молчала и только легонько гладила его по плечу.
– Шериф! Шериф Тарлтон!
Застонав от назойливости этого голоса, Тэсса попыталась накрыть голову подушкой и проснулась.
Ей было хорошо.
Ей никогда не бывало хорошо после пробуждения.
Обычно ныло в висках, в глаза будто песку насыпали, в затылке что-то стреляло, а горечь кошмаров оседала во рту.
Сейчас же она действительно выспалась, без дураков.
Потрясенная этим открытием, Тэсса села на кровати и уткнулась взглядом в выцветшие глаза под дряблыми веками.
– Твою мать, Бренда Ловетт, какого дьявола вы делаете в моей спальне? – рявкнула она.
– Корова, – сказала невыносимая Бренда. – Моя корова Елизавета пропала.
– Вы назвали корову в честь королевы? – поразилась Тэсса.
Она покосилась в сторону окна, на улице царила невыразительная серость, и понять, сколько сейчас времени, было сложно. То ли пасмурный день, то ли ранний вечер.
– Это происки сварливого Джона, – сообщила Бренда. – Это он украл мою корову! А вы тут дрыхнете средь бела дня! На что только идут наши налоги.
– Можно подумать, в Нью-Ньюлине хоть кто-то платит налоги, – возмутилась Тэсса и потянулась.
Холли Лонгли в ее кровати больше не было. Полиэтилен, накрывавший мебель, исчез. И только стремянка напоминала о том, что здесь происходил художественный произвол.
Как Тэсса могла уснуть настолько крепко, что не услышала шуршания полиэтилена?
– Что, по-вашему, Джон мог сделать с коровой? Зарезать? Принести в жертву? Вызвать злых демонов? – Тэсса легко спрыгнула с кровати.
Господи.
Какой легкой и энергичной она себя чувствовала.
Будто родилась заново.
– А может, – предположила Тэсса, спускаясь по лестнице вниз, – вы сами украли свою корову, как до этого зарезали своих кур?
– Я так и знала, – оскорбилась Бренда, следовавшая за ней по пятам, – что вы позволите той давней истории сбить вас со следа.
– Давней? Да всего несколько дней прошло!
– Я могу посмотреть в глаза Фрэнку Райту! И пусть Джон тоже посмотрит! Этот скверный старик во всем раскается, вот увидите.
– Стоп, – Тэсса остановилась посреди лестницы, и Бренда едва не врезалась в нее. – Фрэнк Райт для вас что, ходячий детектор лжи? Мы не будем его использовать таким образом, Бренда.
– А каким образом еще его использовать? – проворчала старуха.
Ну, тут у Тэссы были варианты.
Она продолжила спускаться и нашла в гостиной Холли Лонгли. В шелковом халате, расшитом алыми розами, он лежал на диване, лопал клубнику и читал книжку «Сто великих инквизиторов».
Светлые волосы рассыпались по темной подушке, переливались на свету и выглядели так ухоженно, как никогда у самой Тэссы. Тонкие голые щиколотки лежали на подлокотнике, и узкие ступни могли бы принадлежать изящной женщине.
Холли Лонгли был и сам как произведение искусства – что-то античное, хрупкое, вечное.
Бренда презрительно фыркнула.
– Он что, цветочная фея, – заметила она, – питается одной клубникой. Скупил у меня половину урожая.
– Бренда, – твердо сказала Тэсса, – вы идите пока. Я займусь вашей коровой сразу после похорон.
– Но… – начала было она, потом закрыла рот и молча пошла к выходу.
Мало кто мог сопротивляться, когда Тэсса не хотела, чтобы ей сопротивлялись.
Убедившись, что невыносимая Бренда покинула ее дом, она вернулась к дивану и уставилась на Холли Лонгли тяжелым изучающим взглядом.
– Что? – сразу занервничал он и на всякий случай прижал к себе клубнику, будто ее собирались отнять.
– Где мои пикси? – строго спросила Тэсса.
– Исчезли, – округлил глаза Холли Лонгли, – я тут ни при чем. Фанни тоже меня допрашивала, но я ничего не делал!
– Разберемся, – угрожающе процедила Тэсса.
Художник был для нее вроде инопланетянина – сиропный, холеный, изнеженный.
К тому же немного чокнутый.
Не от мира сего.
Весь в своем творчестве, а не в реальных проблемах.
Он был не из тех, кто мог бы пойти с ней ночью под дождем искать пропавшую корову, а вот Фрэнк бы пошел, вздумай Тэсса его позвать.
Она никогда прежде не встречала людей, подобных Холли Лонгли. Права была Бренда – он казался скорее цветочной феей, нежели человеком из плоти и крови.
– Что случилось с моей спальней?
Холли приободрился. Теперь он выглядел как человек, который точно знает, что огребет, но не может сдержаться.
– Тэсса Тарлтон, – сурово произнес он, – ты совсем распустилась!
– А? – Она так охренела, что плюхнулась на задницу на ковер возле дивана и уставилась в близкое лицо Холли. У него были золотистые искорки в глазах, крохотные полупрозрачные веснушки на кончике острого носа, нежные мягкие губы, от которых пахло кокосовым маслом. Запах клубники окутывал Тэссу как облако.
– Разве можно развести столько кошмаров в одной крохотной спальне? Чего ты добивалась, ради бога, – что они тебя разорвут на части? Там же даже дышать больно! Боже, – он закатил глаза, – я как представлю, сколько времени понадобится, чтобы разогнать все это, мне аж дурно становится.
У Тэссы пересохло в горле, а сердце стучало очень быстро.
– Ты сможешь? – хрипло спросила она. – Сможешь разогнать мои кошмары?
– Да уж, конечно, – раздраженно ответил Холли и вдруг, потянувшись, поднес к ее рту клубнику. Тэсса машинально взяла ее губами. – Дело совершенно не в этом. Тебе нужно перестать генерировать всю эту дрянь вокруг себя.
Она раздавила зубами ягоду и совершенно не почувствовала ее вкуса.
Холли Лонгли сейчас сконцентрировал на себе все внимание Тэссы.
– Как?
– Ну как-то взять себя в руки и перестать себя ненавидеть.
– Как? – повторила Тэсса оглушенно.
– Пока не знаю, – признался Холли досадливо. – Я же не психоаналитик. Но я нарисую для тебя картину, которая будет излучать свет.
– Ты действительно веришь в свое искусство, правда?
– Мои картины – это то, что я есть. Больше во мне ничего нет.
Они некоторое время молчали, глядя в глаза друг другу.
А потом из гаража раздался пронзительный женский крик.
* * *Утро у сварливого Джона не задалось.
Он не успел еще выпить свой чай, когда заявилась невыносимая Бренда и обвинила его в похищении ее коровы.
Эта женщина окончательно сбрендила.
Как только она, торопливо ковыляя, покинула его дом, Джон лично заглянул в коровник и убедился, что там пусто.
Куда могла деться Елизавета?
Что, если она застряла в какой-нибудь пещере, или сломала ноги на скалах, или завязла в кустах?
Что, если корове сейчас страшно и больно?
И Джон, чертыхаясь, потопал к скалам в поисках несчастного животного.
Глава 11
Покинув дом шерифа Тарлтон, невыносимая Бренда целеустремленно направилась к пансионату, построенному возле самого кладбища.
Внизу, как всегда, никого не было. На пустой стойке портье валялся забытый ярко-рыжий шарф, определенно принадлежавший Фанни. В центре холла вразнобой стояли разнокалиберные кресла. Лестница на второй этаж тускло освещалась дежурными светильниками.
Вздохнув, Бренда пошаркала вверх по ступенькам.
– Фрэнк, – крикнула она, добравшись до коридора, – Фрэнк Райт!
Перед ней были одинаково безликие гостиничные двери. В пансионате располагалось десять номеров, и только два из них были заняты. А глупая девчонка Одри жила в сарае. Это очень огорчало Бренду, однажды она даже предложила строптивице комнату в своем доме, но в ответ услышала только очередную грубость.
Бог создал подростков в наказание всему человечеству.
– Фрэнк! – снова крикнула Бренда.
Неужели придется стучать в каждую дверь?
И тут этот громила выглянул в коридор. Увидел Бренду и сразу опустил глаза вниз.
От этого в ее груди что-то болезненно хрустнуло.
Как будто чужое трудное прошлое коснулось Бренды своим крылом.
– Леди с курицами, – буркнул Фрэнк Райт.
Бренда шла сюда с твердым намерением заставить его посмотреть в глаза сварливому Джону, чтобы узнать, куда старый мерзавец подевал ее корову Елизавету.