Тэсса на краю земли

Но сейчас это показалось невозможным.

Права была шериф Тарлтон: Фрэнк был живым человеком, а не ходячим детектором лжи.

– У меня раковина подтекает, – грубовато сказала Бренда, – а ты, говорят, сантехник. Не посмотришь?

Громила ухмыльнулся, и это выглядело зловеще.

Но Бренда его не боялась.

Когда ты такая старая, то бояться тебе совершенно нечего. Но в тебе расползаются метастазы доброты и жалости.

И тут со стороны дома шерифа Тарлтон раздался женский крик.

Тэсса бросилась в гараж, гадая на бегу, как эта бестолковая девчонка Одри смогла поднять крышку гроба и зачем теперь так вопит – никогда покойников не видела?

Прежде чем выскочить из гостиной, она бросила короткий взгляд на Холли Лонгли. Тот снова погрузился в чтение, лакомясь клубникой. Демонстрировал, что никакие крики его никак не касаются.

Хмыкнув, Тэсса пронеслась по коридору, соединяющему дом с гаражом, и ворвалась в просторное, хорошо освещенное помещение.

Тут стояли катафалк, личный джип Тэссы, потрепанный автомобиль Фанни.

Багажник «Линкольна» был открыт, Одри продолжала кричать, но уже как-то без энтузиазма, скорее по инерции. Крышка гроба валялась на полу.

Тэсса заглянула внутрь. На атласной обивке никого не было.

– Где? – коротко спросила она.

Одри перестала кричать и указала в сторону развалюхи Фанни.

Наружная дверь хлопнула, и появился Фрэнк Райт – серьезный и, судя по решительному подбородку, готовый к драке.

Одри взвизгнула и шарахнулась от него в сторону.

Ее можно было понять – Фрэнк выглядел как душегуб и убийца, и с непривычки его запросто можно было испугаться.

Тэсса махнула ему рукой – мол, не парься, чувак, работают профессионалы, и осторожно заглянула за автомобиль.

Забившись в угол, на холодном бетонном полу сидел юноша в строгом похоронном костюме. Он так сильно трясся, что разглядеть его получилось не сразу.

Поработали над ним на славу: все, что было оторвано в результате аварии, патологоанатомы аккуратно пришили. Тэсса видела швы на черепе, на щеке, под толстым слоем посмертного макияжа, шрам, бегущий из-под левого манжета.

– Наш жмурик? – спросил за ее спиной Фрэнк с интересом. Страха в его голосе не было. Совсем.

– Джеймс Стюарт, – подтвердила Тэсса медленно.

– Зомби? Вампир? Призрак? Упырь? – деловито уточнил Фрэнк.

Она не удержалась, оглянулась и неожиданно для самой себя поцеловала его в губы – коротко и крепко. Щетина щекотнула кожу.

Брови Фрэнка взметнулись вверх.

– Это за что? – спросил он с запинкой.

– За хладнокровность, – объяснила Тэсса. – Терпеть не могу истеричек.

Теперь он смутился.

– Просто я покойников боюсь меньше, чем живых, – объяснил с кривой усмешкой.

Тэссу это озадачило. Почему Фрэнк поспешил заверить ее в том, что поцелуй получился незаслуженным: не хотел целоваться или из-за внезапного приступа честности?

На самом деле она прикидывала, как бы поцеловать его, примерно с Хейла, с того момента, когда Фрэнк притормозил у Парадайс-парка и спросил с угрюмой неловкостью, а могут ли они посмотреть на розовых фламинго.

Тэсса согласилась в основном потому, что ее задница и спина одеревенели от долгой поездки, но неожиданно для себя получила от их прогулки искреннее удовольствие. Фрэнк глазел на животных, а Тэсса глазела на Фрэнка. Когда они дошли до детенышей альпака, у него стало такое сложное, замкнутое выражение лица, как будто он изо всех сил удерживался от кражи.

И вот теперь Фрэнк выглядел примерно так же, но в этот раз Тэсса понятия не имела, о чем он думал. Она уже было отвернулась, но Фрэнк вдруг подался вперед, положил огромную лапу на ее шею и поцеловал совсем иначе, чем она его, – с открытыми губами и коротким касанием языка. Колкие искры предвкушения рассыпались по позвоночнику, и Тэсса пожалела, что затеяла все это в такой неподходящий момент.

– Позвони Фанни, – немного хрипло велела она, доставая из пижамных штанов мобильник, – пусть она срочно бежит сюда. Одри! Детка, подойди ближе.

Тэсса вручила свой телефон Фрэнку и опустилась на колени рядом со скрючившимся Джеймсом, мягко уговаривая его не бояться. Она слышала его рваное дыхание, видела, как бьется пульс на шее и как затягиваются швы – буквально за минуты. У мальчика был дикий, бессмысленный взгляд, он не понимал, где находится, и его страх забивал Тэссе легкие.

– Что он такое? – дрожащим голосом спросила Одри за ее спиной.

– Человек, – ответила Тэсса мягко, – он человек, Одри. Я думаю, усиленная регенерация. Настолько мощная, что Джеймс смог восстать из мертвых, правда, ему понадобилось на это какое-то время. Хорошо, что ты уговорила меня привезти его сюда – иначе его похоронили бы еще позавчера. Он бы не выбрался из могилы самостоятельно, дорогая.

Одри вскрикнула, Джеймс вздрогнул и втянул голову в плечи, и Фрэнк сказал ей ровным голосом:

– Хватит трястись, ты пугаешь его еще сильнее.

– А ты еще кто такой, – огрызнулась Одри, – тот самый мудак с чудовищным взглядом? Отвернись! Не смей на меня смотреть!

– Еще одно слово, – нежно проговорила Тэсса, – и я тебя накажу.

И Одри немедленно заткнулась.

Тэсса с облегчением услышала торопливый стук каблуков Фанни.

– Дождь кончился! – воскликнула та весело. – Что тут у вас?

– Тут у нас чудесное воскресение из мертвых и полная дезориентация, – уведомил ее Фрэнк голосом врача-ординатора, сообщающего диагноз, – и несовершеннолетнее хамло.

– Да пошел ты!

– Значит, похороны отменяются, – резюмировала Фанни и застрочила сообщение в чат деревни. – Прекрасная новость. А теперь, дорогая Тэсса, подвинься и дай мне взглянуть на этого мальчика. Оу, какой ты у нас милый.

– Его зовут Джеймс, – отходя в сторону, сообщила Тэсса, зевая, – ему восемнадцать, и несколько дней назад он разбился на байке.

– Привет, – заворковала Фанни, – меня зовут Фанни, и я о тебе позабочусь. Все хорошо, дорогой, теперь ты дома. Здесь с тобой ничего плохого не случится.

– И что? – спросила Одри с вызовом. Она все еще была в шоке. – Он теперь типа бессмертный? Я буду стареть, а ему всегда будет восемнадцать? Гребаный Эдвард Каллен?

Тэссе так захотелось дать ей по уху, что она даже засунула руки в карманы, стремясь избежать соблазна.

– Ты как будто расстроена, что нам некого хоронить, – заметила она раздраженно. Фанни уже помогла Джеймсу подняться и теперь вела его к выходу.

Когда нужно было о ком-то позаботиться, не было никого лучше нее.

Одри проводила их сердитым взглядом, даже не попытавшись пойти следом.

– У Джеймса не было никаких таких способностей. Однажды он упал с дерева и сломал руку – и целый месяц проходил в гипсе, – сказала она возмущенно. Как будто ее обманули.

– Возможно, это срабатывает в критических ситуациях, – задумалась Тэсса. – Так что, скорее всего, Джеймс будет стареть, как все нормальные люди.

– Нормальные? – хмыкнул Фрэнк. – Ваш чертов Нью-Ньюлин как магнит – он просто притягивает к себе ненормальных.

– И что теперь? – мрачно спросила Одри, уставившись на пустой гроб. – Нам придется типа общаться? А если я ему не понравлюсь?

– А если понравишься? – предположил Фрэнк, усмехаясь.

Одри бросила на него короткий взгляд и тут же снова отвернулась.

– Плевать, – заявила она. – Это девчачьи разговоры.

И она, сгорбившись, поплелась прочь.

Фрэнк протянул Тэссе ее телефон.

Она машинально посмотрела в чат.

Невыносимый Джон: Это возмутительно. Кто отменяет похороны в последний момент? Я уже достал из шкафа торжественный костюм.

Камила Фрост: Тэсса Тарлтон, нам нужны подробности! Жители Нью-Ньюлина должны знать правду!

Кевин Бенгли: Нужна какая-то помощь?

Доктор Картер: Что случилось с телом?

Мэри Лу: Поминок не будет? Скидка пятьдесят процентов на пастуший пирог.

Невыносимая Бренда: Значит, я зря уже полчаса торчу на кладбище?

Отшельник Эрл: Слава богу! Правда, я все равно не собирался на похороны.

Бездельник Эллиот набирал сообщение, но прочитать его Тэсса уже не успела.

Фрэнк взял ее за руку и потянул к себе. Заинтригованная, она подалась, запрокинула голову, ожидая поцелуя. Но он только обхватил ладонями ее скулы, заглядывая прямо в глаза.

– Если бы у тебя не было иммунитета, – спросил он, – ты бы тоже, как Одри, велела мне смотреть в сторону?

– Скорее всего, – не стала врать Тэсса. – Моя правда – не то, что я готова обрушивать людям на голову.

– Понятно, – сухо произнес Фрэнк, осторожно коснулся губами ее макушки, щеки, подбородка, а потом отступил и поспешил подальше от Тэссы. Спасался бегством.

Она вздохнула.

Все равно эта ночь плохо подходила для секса – корова Елизавета сама себя не найдет.

Только открыв дверь из гаража, Фрэнк понял, что воспользовался не тем выходом и вместо улицы оказался в доме Тэссы.

Он ощущал себя дураком, вот почему сразу не сообразил, куда идти.

Его тело откликалось на Тэссу – что неудивительно. У него давно не было нормального секса, не считать же парочку проституток, которых он снял сразу после тюрьмы.

Но трах со шлюхой и трах с женщиной, которая волнует тебя, – два совершенно разных траха. И он понятия не имел, почему ушел от Тэссы сейчас.

Всего на одно крохотное мгновение ему захотелось чего-то большего, чем вспышка страсти в гараже. И теперь он страшно об этом жалел, и от возвращения к Тэссе его удерживало только опасение, что она окончательно примет его за идиота.

Очевидно, что ни ему, ни ей не нужны никакие отношения.

Скрипнув зубами, Фрэнк увидел того, на ком можно было сорвать испорченное самому себе настроение.

Чокнутый художник Холли Лонгли возлежал на диване с книгой на коленях и безмятежно смотрел на море за французским окном.

– А, – кровожадно прорычал Фрэнк, – как тебя там? Долли? Полли?

Тот вздрогнул и посмотрел на него растерянно, как смотрит всякий приличный человек, если на него набрасываются без всякого повода.

– Холли, – сказал он с запинкой.

Фрэнк подошел вплотную, навис сверху, излучая агрессию и угрозу. Предзакатное низкое солнце внезапно разорвало тучи и бросило на Холли Лонгли золотистый отблеск.

От этого он казался не человеком, а произведением искусства, вроде статуи.

Глаза, похожие на прозрачное море в ясную погоду, смотрели прямо в глаза Фрэнка.

– А ты не мог бы, – сказал Холли Лонгли, быстро облизнув сухие губы, – снять футболку?

Рука Фрэнка стиснула его тощую шею прежде, чем мозг успел подключиться к происходящему. За семь лет заключения реакции были доведены до автоматизма.

– Жить надоело? – проревел Фрэнк, с удовольствием наблюдая, как бледнеет нелепый художник.

– Я бы хотел тебя нарисовать, – пролепетал Холли Лонгли, обеими руками отдирая крепко сведенные пальцы со своего горла. – Я редко берусь за портреты… но ты очень фактурный.

Тут он принялся хватать воздух ртом, похожий на крупную рыбу на суше, и Фрэнк чуть ослабил хватку.

– Это все Нью-Ньюлин, – тяжело дыша, доверчиво признался Холли Лонгли, – он на меня странно действует… так и тянет на эксперименты. Прежде рисовать таких зверюг, как ты, меня никогда не тянуло.

Тут Фрэнк совсем отпустил его. Чокнутый художник некоторое время восстанавливал дыхание, но своих прозрачных глаз не отводил.

– Ты что, местную газету совсем не читаешь? – с неприязнью спросил его Фрэнк.

– Читаю, – охотно ответил Холли Лонгли. – Но там ерунду какую-то пишут. Если ты про ту статью, где тебя называли чудовищем, то это мне все равно. Я свои секреты сам журналистам выбалтываю, совершенно не умею держать язык за зубами.

Тут Фрэнк ощутил слабый всплеск любопытства.

– Никаких скелетов в шкафу? – не поверил он.

– Совершенно, – жизнерадостно закивал Холли Лонгли. – Личной жизни нет, закон практически не нарушаю… ну то есть, – тут он засмущался, – тут-то я, конечно, под домашним арестом, но это меня просто занесло. Бывает.

– Бывает, – эхом отозвался Фрэнк. – За что тебе стыдно больше всего, Полли?

– Холли. За «Терни тернеции», – сообщил он без запинки. – Ужасная картина! Я бы ее нашел и уничтожил, но ее следы потерялись где-то в Голландии. Знаешь, от «Тернеций» так тошнотворно становится… вот смотришь на полотно, и хочется удавиться. Сам не понимаю, как меня так угораздило. Но у твоего портрета будет совсем иное настроение. Я бы назвал это чем-то вроде жажды жизни и борьбы. Ты именно такое впечатление производишь – борца.

Фрэнк молчал, не зная, что тут можно сказать.

Хреновый из него борец, если он так трусливо отступил от Тессы.

Нужно найти ее, отчетливо понял он, и продолжить то, что началось у распахнутого пустого гроба.

Саския Луук, громыхая ключами, открыла железную дверь.

Ее дочь Хендрика, невыносимый подросток, тяжело сопела за ее спиной. Девчонка вернулась домой только под утро. Всю ночь Саския и ее муж не могли сомкнуть глаз, переживая за их единственное, отбившееся от рук чадо.

Вернувшись, Хендрика немедленно принялась скандалить, родительские упреки вызвали в ней отчаянную агрессию и крики, а потом она заявила, что если они не перестанут на нее давить, то она покончит с собой.

– Покончишь с собой? – рассердилась Саския. – Да знаешь ли ты, что такое, когда не хочется жить, на самом деле? Пойдем, я тебе покажу.

И они спустились в подвал, туда, где за надежными замками хранилось самое опасное и полезное сокровище Лууков: картина «Терни тернеции».

Если это полотно не заставит дурочку Хендрику ценить жизнь, то Саския не знала, что еще поможет.

Глава 12

Отмена похорон ужасно расстроила Мэри Лу, и вовсе не потому, что она приготовила много утешительных закусок.

Ей хотелось драмы – особенно чужой.

Что может быть лучше, чем дождливым вечером собраться всем на кладбище и дружно проводить в мир иной совершенно незнакомого человека, которого Тэсса притащила в катафалке неизвестно откуда?

И забыть перед лицом непобедимой смерти про то, как Кевин Бенгли разбил Мэри Лу сердце.

Зажмурившись, она велела себе перестать об этом думать.

И ничего особенно ужасного.

Так просто бывает.

Ты влюбляешься в человека, а он в тебя – нет.

Может, назло всем и правда поделить Эллиота Новелла по-соседски с Камилой?

По понедельникам, средам и пятницам твой любовник принадлежал бы другой женщине, а по вторникам, четвергам и субботам – тебе.

А по воскресеньям отдыхал бы от обеих.

Вздохнув, она печально взялась за муку, чтобы покормить закваску для хлеба, и тут дверь булочной хлопнула.

На пороге образовался старый Сэммуэль Вуттон, основатель Нью-Ньюлина и дед Мэри Лу.

Его редко можно было увидеть: Сэм вставал засветло, чтобы отправиться на рыбалку, потом уезжал на рынок Ньюлина – продать рыбу. Днем старик прятался в своем крохотном домике на самом берегу, а вечером снова выходил на лодчонке в море.

Так он жил, сколько Мэри Лу помнила.

Ей было семь, когда жизнь изменилась резко и безвозвратно. Самая обыкновенная девочка вдруг ни с того ни с сего начала дышать под водой, и отец взял дочь в охапку и спрятал от всего мира в маленьком селении, куда не было дороги случайным людям.

Дед казался суровым, он редко разговаривал и предпочитал проводить время за рыбалкой. Одиночество – вот к чему стремился Сэммуэль Вуттон всю свою жизнь и чего не мог достичь, даже покинув шумный туристический город и построив себе дом на безлюдном пятачке суши.

Мэри Лу всегда удивляло, что такой обычный человек стал маяком во мраке для тех, кому некуда было больше идти.

– А теперь на́ тебе: никаких похорон, – буркнул старик Сэм угрюмо и прошел вперед. – И чего я, спрашивается, не отправился на вечернюю рыбалку.

– Интересно, – отозвалась Мэри Лу, – по какой причине можно отменить похороны. Они потеряли покойника? Или он сам сбежал? Уплыл? Улетел?

– Это Нью-Ньюлин, моя дорогая, – пожал плечами Сэм, – здесь может случиться что угодно.

Мэри Лу посмотрела на него с интересом.

Именно Сэм написал прошение об открытии кладбища Вечного утешения. Самый спорный проект последнего десятилетия, он отталкивал и привлекал к себе с одинаковой силой. В стране было еще с десяток подобных кладбищ, и каждое из них вызывало бурные дискуссии в интернете. Каждое, кроме нью-ньюлинского. Их деревня даже во всемирной сети не привлекала к себе внимания.

Любопытно, зачем дед все это затеял, ведь свою жену он похоронил на самом обычном кладбище Ньюлина.

– Но отчего у тебя такая грустная мордашка? – спросил Сэм.

Мэри Лу вздохнула.

С раннего детства она жила как хотела, лишь изредка встречаясь с Сэмом. По правде говоря, невыносимая Бренда – вот кто был для неоперившейся Мэри Лу вместо мамы, бабушки и сестры.

Надо ли удивляться, что Кевин, который заботился обо всех и каждом, покорил ее?

– Ну, – ответила Мэри Лу деду и налила для него чая, – сам понимаешь. То-се, пятое-десятое, жизнь и все такое.

– Да-да, – согласился Сэм без особого интереса.

А вот Бренда бы не отстала до тех пор, пока не выпытала бы из Мэри Лу все до последней детали.

Вздохнув, она включила кофемашину. Можно было не сомневаться, что совсем скоро в «Кудрявой овечке» будет не протолкнуться от любопытных нью-ньюлинцев.

Все-таки не каждый день в их деревне отменяются похороны.

След коровы тянулся так ярко и мощно, что идти по нему не составляло ни малейшего труда. Земля была скользкой и вязкой, и Тэсса пожалела, что не надела резиновые сапоги.

Но хотя бы прекратился дождь и можно было надеяться на солнечное лето.

При более удобной обуви вечерняя прогулка была бы сплошным удовольствием. Едва начало темнеть, и мокрая листва поблескивала в лучах заходящего солнца.

Бренда увязалась следом, пыхтя и очень замедляя движение. Но Тэссу это не раздражало: спешить им было вроде как некуда.

Ей не надо было искать отпечатки копыт, она чувствовала животный запах. Корова была испугана – не так, как курицы, но все же достаточно сильно.

Тэсса уже почти подошла к кромке негустого леса, скорее, узкой лесополосы, отделяющей Нью-Ньюлин от трассы, когда ее ноздрей коснулся неповторимый запах свежей крови.

Целая лужа, а то и больше.

Примерно шесть галлонов.

Вот черт.

– Бренда, – попросила Тэсса, – подождите меня лучше здесь.

Старуха, тяжело дыша, остановилась рядом.

– Ну уж нет, – сердито возразила она, – я свою Елизавету в беде не брошу… – тут она посмотрела в лицо Тэссы и осеклась. Помолчала. – Нет больше Елизаветы, да? – сглотнув, спросила она.

– Мне жаль, – ответила Тэсса, не зная, как сказать, что, кроме запаха смерти, есть еще и запах жизни. Дурной запах, неправильный.

– И все равно я пойду с вами, шериф Тарлтон, – решительно заявила Бренда. – Вас я тоже в беде не брошу.

Тэсса не засмеялась. Не сказала: какой может быть прок от немощной старухи?

Она вдруг поняла, что ей и правда до смерти не хочется идти вперед одной.

Не потому, что там опасно, нет.

А потому, что там действительно плохо.

– Пойдемте тогда, – просто согласилась она и неожиданно для себя взяла Бренду под руку, помогая ей идти по чавкающей грязи.

Тэсса отвела в сторону тяжелые ветви магнолии, и они вышли на небольшую полянку, окруженную высокими соснами.

Корова Елизавета лежала почти у самого края, на боку, в озерце собственной крови.

Запах стал сильнее – сладкий, удушливый. Бренда стиснула пальцы на предплечье Тэссы.

– Зачем кому-то делать такое? – глухо спросила она.

– Я покажу.

Тэсса осторожно высвободила руку, подошла к корове и, присев перед ней на корточки – кроссовки теперь можно будет выкинуть, – подняла вверх грудину, открывая брюшную полость.

Там, среди теплого и мокрого, лежал залитый кровью новорожденный младенец.

Молчал.

– Матерь божья! – охнула Бренда. – Вот дьявол!

– Не совсем. Упыренок.

Тэсса аккуратно извлекла ребенка, перевернула его на ладони, шлепнула по попе.

Слабый детский писк раздался из крошечного тельца.

– Живой, – поразилась Бренда.

– Подержите-ка, – она передала младенца старухе, стянула с себя футболку и помогла его укутать.

Бренда держала свой груз, будто он вот-вот собирался то ли взорваться, то ли вцепиться ей в глотку.

– Да вы не бойтесь, он вполне безобиден… пока, – утешила ее Тэсса. – Надо сообщить о находке. Черт, теперь столько формальностей!

Суперинтендант Западного Корнуолла Алисия Холт приветствовала ее ехидно:

– Констебль Тарлтон… Или как вы себя называете? Шерифом?

– Шериф и мэр Нью-Ньюлина, – подтвердила Тэсса бесстрастно. – У меня и таблички специальные есть. Приезжайте, я вам их покажу.

– Для чего это мне тащиться в вашу дыру? – насторожилась Алисия.

– Я только что нашла младенца в брюхе мертвой коровы.

– Человеческого младенца? – после длинной паузы спросила Алисия в трубке совсем другим голосом.

– А вы как думаете? И он еще жив, Алисия.

– И что теперь делать?

Тэсса понимала ее растерянность: еще в прошлом году подобных детей усыпляли без раздумий. Сейчас же законопроект о гуманном отношении к младенцам со всеми видами психических и физических нестандартных особенностей уже получил одобрение в палате лордов и был направлен на получение королевской санкции.

Однако в силу закон еще не вступил.

Дурацкая неопределенность.

Ну перестань, разозлилась на себя Тэсса, ты же понимаешь, что у тебя только один выход.

Не самый, надо сказать, простой.

– Вы можете сделать вид, что этого звонка не было, – медленно, до конца не веря, что подписывается на такую авантюру, протянула Тэсса.

– Да вы спятили!

– Инквизиция выше полиции.

– Но вы же на пенсии! – слабо возмутилась Алисия, однако было понятно, сколь заманчиво для нее ответить согласием. Спихнуть с себя весь геморрой.

– Нью-Нюлин приютит этого младенца, пока законодательная чехарда не завершится. Вы же знаете, что генетические особенности у таких детей проявляются только в переходном возрасте.

– А мать?

– А матери, – Тэсса поморщилась, – я не чувствую рядом.

– Они всегда засовывают младенцев в коров? – с явным ужасом спросила Алисия.

– Ну что вы, конечно, нет. В брюхе коровы ребенок бы не выжил, понимаете? Это какая-то ритуальная казнь, не традиция. Обычно просто дают попробовать крови вместо материнского молока. Но это скорее суеверие. Согласно последним исследованиям профессора Барнса, только у тридцати процентов подобных детей проявляются генетические особенности.

– Только у тридцати процентов? – охнула Бренда, про которую Тэсса совсем забыла. За время их разговора она успела накрыть младенца своей кофтой и плотно прижать к груди. Пригревшись, тот посапывал.

Все упырята отличались невероятно крепким здоровьем.

– И они все равно их усыпляли? – глаза Бренды яростно сверкнули.

– Превентивное правосудие. Принято первым созывом инквизиторов тридцать лет назад. Учитывая обстановку, тогда это было нужно для человеческого выживания. Сейчас ситуация совсем иная.

Старуха бессознательно прижала к себе упыренка покрепче.

– Тарлтон, – раздался голос Алисии в телефоне, – вы уверены, что местные жители не бросят ребенка в костер?

– Ради бога, – фыркнула Тэсса. – Это же Нью-Ньюлин. У нас даже собственная баньши есть.

По дороге назад Тэсса набрала Фрэнка.

– Где ты? – спросил он. – Я не могу тебя найти.

– Ну знаешь, всякие шерифские дела. Послушай, я тебе скину геометку. Надо закопать тушу коровы.

– Опять? – поразился Фрэнк. – На рассвете мы копали могилу. На закате – закапываем корову. Это такое местное развлечение? Традиция? Форма досуга?

– Привыкай, – посоветовала Тэсса, – такая у нас тут жизнь. Тишина, покой и никаких происшествий. Провинциальное болотце.

– Я так и понял, – буркнул он и отключился.

Меж тем они вышли на слабо освещенную единственную улицу деревни. И Бренда, так и не выпустившая ребенка из рук, вдруг решительно зашагала не к дому Тэссы, а к своему собственному.

– Бренда? – удивленно окликнула ее Тэсса.

– Что – Бренда, – раздраженно рявкнула та, – я уже миллион лет Бренда! Ну же, милочка, не стойте тут без дела! Прыгайте в машину и привезите мне детскую смесь, подгузники и ползунки. И ванночку, господи! И коляску.

– Спятили? – мрачно спросила Тэсса. – Все магазины закрыты до утра.

– А мне все равно, где вы это все раздобудете. Ступайте и ограбьте ближайшую ферму. Словом, займитесь своими служебными обязанностями, мэр Тарлтон.

И Тэсса едва не отдала ей честь. Удержалась в последнюю буквально секунду.