Черная Принцесса: История Розы. Часть 1

А… И да, конечно! Возвращаясь же к вопросу о человеческом… И че-ло-ве-чности! Оно… они были в каждом. И оставались, определенно. По извечной же дилемме «половинчатости стакана». Лишь на манер этой самой человечности и душевности. В ком-то она была и оставалась. Кто-то ее отринул, забыл и закрыл… Но она была так или иначе! С этим, как и со всем в принципе: если не видно – не значит, что этого нет. Это значит лишь то, что для того, в ком ее как бы нет, ее нет. Ну а на самом ли деле или нет – там уже сугубо личное и индивидуальное. Но и стоит же, конечно, подметить… Да и признать!.. Что, на фоне той же общей недюжинной худобы и спортивного телосложения, бледность и почти прозрачность кожи выглядела как почти тюль или марля. Пленка… на костях! Мышцах и крови… Мешок с… костями. Но и не у всех! Опять же, все зависело от личности, решившей остаться такой или обратной ей, и решившей изменить это, занявшись собой. Под каждый цветок был свой горшок… И если в таком разрезе посмотреть на этих двух ребят, вполне можно было сказать, что они были из тех тростников, что хотели колоситься. И тут же: быть непохожими друг на друга. Хотя и в разности порой складывались вполне идентично и почти идеально. Вполне же и почти, как сигналы и синонимы: «не по всему». Не по тем же черным «тату», к примеру. Где, в свою очередь, в арсенале Никиты их было всего ничего. Но и не на лиц…е. Тьфу ты! А описка ведь была так… близко. Пулей же просвистела над головой. И тут уже точно по Фрейду! Продолжаем. Всего их было три штуки… Но и те же вразброс… Контурный алмаз – в ямке над и меж ключицами. Такой же квадратный конверт с письмом и сердцем-печаткой – на левой части груди и в области того же самого сердца. И две мои прописные от руки истины фразы. Но и в форме же отпечатка губ – на его левой кисти у большого пальца… Как он сказал сам: для мамы. И от нее же – ему… «Девочка с грустными глазами. И вытянутыми рукавами». Они ведь идеально ей подходили… И подошли бы, если бы… Хотя изначально были обо мне и адресованы мне же. Но что, мне жалко, что ли? Тем более что это и в две стороны, по сути. В память о ней и как он хотел бы помнить и защищать меня. Как не смог в какой-то степени и ее… Ту девочку! Как ее же саму и ту, что была в ней. В маме. Ведь никак и ни в какую не хотел и не видел же в ней женщину. Мать. Которая должна была почему-то и с чего-то защищать его… Своего сына. А не он вот и ее же саму… Хороший парень!

Ну, а что я? Я же что?.. Была последней в тройке игроков. Но и кем-то вроде Никиты. В юбке… Но и без юбки! Не мое это. Как и платья. Разве что длинные и… темные. Кхм! Ну ты же знаешь… Уж что-что… Но и все ли? Нет, не все. А, казалось бы, я же столько души вывернула в тебя… Столько ее выжала… Всю же практически. И продолжаю же это делать до сих пор… А так дерзко, практически внаглую, так и не дав никаких данных о себе. Ни личных – внешних. Ни… Все-то ты понимаешь. И вроде хорошо, да – я оставила тайну и какую-то изюминку за собой… И до какого-нибудь следующего раза! Но… Я ведь вижу тебя и держу в своих руках как тело. И расписываю твои внутренности как душу… Своей же душой! И ничего не даю взамен. И не отдаюсь телом, дабы уравновесить это хоть как-то. Уж полгода как даже уже и чуть больше с тобой, именно с тобой знакомы… А все, что ты знаешь обо мне, что и я даю тебе знать о себе, имя, рост и… как выглядит мое лицо. С кучей триггеров и незакрытых гештальтов души в придачу… Опять же, без тела! Уж лучше бы описа́ла себя целиком и полностью, правда, чем так? По чуть-чуть и помаленьку… Что ж… Попробую. О себе же всегда трудней писать, чем о других. По части… да всего! Но и как-то тяжелее все же внешне. Да, внешняя описательская часть себя страдает конкретно, ведь: «Как сказать от себя и о себе же так, чтобы вдруг не принизить, но и не возвысить?». Извечный вопрос! Сразу после же: «В чем смысл жизни?». С чего бы начать?.. А точнее даже – продолжить?.. Я ниже Никиты на пять сантиметров. А Влада – и на все двадцать! И была всегда, как и есть же сейчас, такой же низкой и детской, как и младший из братьев. Можно было сказать, что и «площадкой». Но я бы дополнила к этому еще – и «доской». Ну… почти! Скрестя пальцы и скрипя зубами… Деревянной такой… «Деревом»! Мальчишеское же телосложение… Сколько себя помню и просыпалась с утра все мое тело, как и его отдельные части, было стабильно и на одном… весьма узком… уровне. Вроде того же таза, грудной клетки и плеч… И талия всегда была слабо выражена, выдавая собой как и всем же в комплексе коренастое и худое, даже худощавое телосложение. И можно было сказать, что именно поэтому одежда была длинной и темной. Ко всему еще и чаще всего же безразмерной. Широкой. Да, но и как минимум, это было одной из причин. Не самой главной. Да и важной… Хоть и… «плоская» же! За исключением… Кхм! Да, там все было почти что и более-менее. И можно же было бы сказать, что все, что нужно было для определения пола, было. С ударом же на пусть и средне, но и вполне себе же выпираемое и явное… Было! И да. Как ни странно. И что есть, то есть. Хотя бы есть. Небольшое, да… приданое… зато свое. Аккуратное же, ухоженное… И вполне себе, вместе с тем, упругое, подтянутое тело… Со вполне же себе и стройными ногами! Пусть и короткими… Уровень «похвали себя, не подосрав» – бог! Комплименты-оскорбления – мое все. А что? Не пошути над собой первым, чтобы со вторым и последующими шутниками было не так больно и обидно. Разве не так? Я выбрала свое добро-зло и лучше-хуже. Себя! Ну и хоть где-то. И с такими же руками. С не менее ухоженными после практически побежденной спустя не один год привычки патологически и хронически грызть ногтями средней длины и квадратной формы. И в противовес же одежде чаще всего нюдовыми. Иногда прозрачными и почти безликими. Что, в свою очередь, как нельзя лучше подходило под макияж, лишь косящий под «дневной и естественный». Невидимый! И… На самом-то деле – никакой. Только для коррекции диспропорции между верхней и нижней частью лица. С легким затемнением широких мест, что хоть визуально хотелось бы сделать у́же. И высветлением тех, которым был нужен дополнительный объем. Словно сглаживая и разглаживая углы, подтирая их, как и верхнюю треть лица, уплотняя нижнюю. Чтобы не было чересчур массивно и вызывающе, не выбивалось из общей картины мира. Вроде и того же лба! Подбивая впалость и щек. Но и не трогая и так суженый подбородок, как и скулы. С бровями же… вот бровями я по-настоящему гордилась! Конечно, сказала бы та, я же прошлая, столько лет ж их выдирать почти под ноль под только же себе известно какую «правильную форму», чтобы… Но вернулась же к истокам? Вернулась. Ну а в жизни просто надо попробовать все! Пусть даже и в таком, весьма все же и правильном как ни посмотри и куда ни плюнь разрезе. И может, выбор был не из лучших… Но и не из худших. Как и одной из частей-черт, не единственной и не последней, но и неповторимой, отца во мне. Как и длинными черными ресницами. Но тут уже скорей от мамы… И практически же не трогала ни одни, ни другие. Лишь слегка – будто бы приподнимая и вытягивая… Веки же, как и губы да и нос, если и трогались, то слегка. А так… Тоже вообще незаметно… И будто все тот же самый неизменный набор «папиной дочки»… Только-только – с пылу, с жару… и с конвейера… вновь готов! И уж не знаю как ты, а я этому из всего же передавшегося от него радовалась как… последнему. Потому что остального я не столько не понимала, сколько не принимала в себе! Вроде и того же самого правого большого пальца. И вот она ирония – да, квадратного, но и небольшого и какого-то урезанного. Будто его обкромсали и обкорнали по сравнению же с левым. Объясню почему. Он единственный был квадратной формы не только по ногтю! А еще… с ним как бонусом… и к нему же в компанию «трогательных уродств»… шло светло-коричневое пятно… Хоть и, правда, уже на левом предплечье. Ну… ну и что. Какой мне смысл разграничивать их, если они мне оба не нравятся? Тем более, что в этом они как раз и схожи. Пятно, смахивающее на грозу («ручной Гарри Поттер») или облако.

И если со вторым еще можно было как-то побороться… Вспомнив, к примеру, того же самого отца и его такое же пятно. Казалось бы, да? Но и на том же самом месте! Передавшееся, как водится, от отца к сыну… А от него уже… и к дочери! Та-дам! Система сломана. Если верить его же словам и расскажу же его об «ангеле-отце-кузнеце»… Что ковал оружие во времена той самой первой и последней войны меж ангелами, демонами и людьми, происходившей наверху. Но, конечно же, затрагивая, и непосредственно трогая же, низ. И больше туда, чем обратно. Но и не суть. Ведь и залетные тоже были. Крылья же тогда еще были в почете и разрешались для полетов открыто – с их видимостью… И ковал он его на адском огне, обжигая в лаве преисподней при самых и что ни на есть высоких температурах. И чуть ли не при полной темноте… Когда с отварами из ядовитых растений, стертых в порошок. И яда, полученного как из них, так и из подобных им животных… Когда – и нет. И то… не чтобы убить, а лишь сильнее и глубже ранить. Возможно, что и обезвредить на некоторое время, усыпив. Добавляя лишь толику от себя несокрушимости и затемнения. На случай, если оружие будет потеряно, будучи выбитым из рук. Чтобы противник и не видел какое-то время. Или, наоборот, нападавший. А может, и оба сразу. В зависимости от помыслов – их чистоты или грязноты… И однажды просто слишком резко опустил меч в котел с водой для закалки. С тем самым отваром! И мало того, что обжегся, так еще и в рану его залил… И от этого-то и остался шрам. Со временем почти и сровнявшийся с кожным покровом… И ты можешь сейчас сказать, что регенерация вполне бы справилась с ним за минуту. А там – и секунду. Но он оставил его на память и в память обо всем этом, передав его по наследству. Будто знал, что только он и останется как то самое наследство и память. Как о нем же, в частности… Как об отце и деде. Петре. Ушедшем на фронт в свои двадцать восемь лет. И погибшем на поле боя… Так и обо всем же, в общем. У пятилетнего же мальчика – его сына и моего отца… А все почему? Остальное же затерлось со временем. Буквально – затерлось! С приходом же Совета как и новой равноподеленной и сбалансированной власти… Затерлась вся память о прошлом как до бунта и своевольничества по чуть-чуть от каждой стороны, так и сам процесс… И после… Было стерто все и у всех же без исключения. Кто погиб и кто нет… В последнем случае – оставшись как память о пропавших без вести. Без возможности найти, как и найтись. Да и кто же были зачищены скопом под ноль по итогу – для «нового настоящего и великого будущего». Оставив лишь мелкие детали, вроде «ничьи» же меж этими и теми. Но и без деталей! Вроде как и каким образом она была достигнута. И тех, что не помешают, но и не позволят же одновременно, повторить это. В том числе и в качестве мести же за родных… О нем отец узнал лишь потом, так и не вспомнив, и уже из «Книги судеб». Где, как я уже где-то и говорила, имена, как и прочие данные о рожденных ранее, живущих ныне и умерших в дальнейшем, писались сами! И перечеркивались же с уходом. Или переписывались. Но и уже с перерождением. И в новом формате. Концов же не сыскать, в любом же случае… В случае же… моего деда… было второе. «Пропал без вести». Отец просчитал и прочитал это уже сам и только по своему же имени из таблицы. Своего же рода «Древу семьи». К которому, нему, стремились же две ветки. Соответственно мать и отец. До того же момента, взросления и обращения он, как и все дети того потока, попал сюда – вниз. И в детский дом. А уже из него вошел в новую и свою жизнь… Но и вот что странно, про вторую ветвь, а именно – мать, он сдержанно умолчал. И умалчивал же, как и до сих пор. И говоря же сдержанно, это я и имею в виду. Чуть ли не скрежеща зубами и не подергивая нервно глазом. То одни, то другим… То и обоими сразу. Ну хоть и головой не дергал назад, да? Да?! Кхм… И было бы вполне оправданно и логично, если бы не было так критично и… расистски. Даже нацистски. Про мою мать ведь, кстати, он так же не говорил и не говорил. Точнее, так же не. Как не говорил, так и не говорит. А схожесть-то налицо. Что там же, что там был демон… Но и хочется же все верить еще вполне детскому и невинному, влюбленному в родителя сердцу в то, что это совпадение. Которых не бывает! Как и случайностей. Но вдруг. И да… И это же то самое исключение из правила, что его и подтвердит?.. Верю. Надеюсь. И… жду объяснений от него же самого… Где-то внутри же уже полагая и догадываясь не только поэтому и за это. Но еще и за то, что и от нее, как и моей же бабки, мог передаться этот п… палец. К слову же о первом и побороться. Без лишней информации же – никак. Равно как и достаться мне же от меня из-за моей же все прирожденной неусидчивости, ака шила в одном месте, и неумения сосредоточиться на чем-то одном, сделать же это полностью и сразу. Что-то еще и от СДВГ. Знаешь, о чем я, да? Как от отсутствия концентрации и извечной противоречивости. «Ты одно сплошное противоречие»: сказал мне как-то отец… и «спасибо» ему за это. Вот честно… Не знала! Лучше бы, действительно, сказал то, что я в действительности же не знала! И о себе. А я бы уже в ответ ему сказала, что: «Не стоило выбирать демоницу к себе в протеже. Ведь все так и так пойдет по… рифме». Но да!.. Чья бы корова мычала… Да и куда же и мне-то в сослагание истории и исправление прошлого? Тем более настоящего. А там – и будущего. Где на двух, окей, трех ангелов в моей жизни… один же еще из которых, ты же, такая же грязнокровка как и я… и два же чистых… приходятся девять… если и не десять… давай уж округлим… за счет твоей же все и моей темной стороны… десять демонов! Перевес же явно не в пользу нас и моего же благоразумия. Как и разумности и адекватности… Волчок не уволочет, да, подавится скорей и подохнет… Либо ядом и тьмой. Либо иглами, что редко, но метко предоставляют… они же. Как и мой характер. Либо… зубами!

О да! Вот чем я точно могла получить свой прекрасный палец. Ты спросишь как? А я отвечу. Легко! Такими вот, знаешь, двумя… и все от рождения… передними… весьма и выдающимися… зубами! Как у зайца. О-о-о! Ими ж не только ступеньки считать и землю рыть… Ими все что угодно делать можно. Хоть морковь, как тот же все заяц, грызть… Хоть лед, как та же самая белка из мультика «Ледниковый период»… И ты не исправишь меня на желудь! Потому что всякий раз, когда она его хватала, тут же теряла… А вот льда и снега нагрызлась навалом. Прямо-таки и завались! И если раньше я их стеснялась… Как и легкого заикания на тех же все ранних стадиях… Возможно, что и как раз таки из-за той же все самой боязни тех же самых зубов… Что они другие. Не как у всех… И далее, и далее… То вот сейчас я с ними свыклась. И даже обвыклась в какой-то степени. Как и привыкла же к легкой кривоте внизу и нижних же прямо под ними зубов… Но и знаешь что? Здесь – не волшебство. Не волшебная и школа. И волшебной палочки не имеется. Да и я не обратилась еще, чтобы становиться идеальной… К слову, последнее – враки… себе же. Обращение-инициация как и все, что так или иначе меняет, хоть взгляд же на что нужно изменить, хоть и это же самое что нужно изменить да и хоть что, ничего не способно внешне сделать и дать, если нет ничего внутри… Будь то хоть «мозги», чтобы уже изначально не обращать внимания и не общаться же с теми, кто только по «соринкам» и разлившемуся от не собственной же рукожопости, а хозяйки или хозяина, «варенью» в гостях, с собственным же таким хорошим «шилом» в заднем проходе… Так сказать – изнутри «розетки». По правилам. Но без права свинячить и прикрываться же чужим свинством. Не для них же бисер рассыпались. Что и вовсе же не был им. И для привлечения их же особого внимания. Как и ни для кого и чьего бы то ни было… Или «сердце», чтобы наконец уже побороть свой страх и обратиться к стоматологу, а не к экзорцисту, чтобы тот в очередной же раз снял со стены или уже даже потолка из-за зубной боли, какой бы она, на самом деле, ни была… Или «храбрость» найти себя, вытащить, поговорив и решив все от и до, и привести же уже наконец в «дом», «к себе», в который каждый может вернуться, убраться и жить, если действительно этого захочет… и сам. И уже только затем – явить эту самую «уборку»… с собой… и миру. Все же мы Гудвины и для себя, внутри же, так сказать, и так или иначе. Вопрос лишь в том – хватит ли сил явить его огромную мощь и силу при наличии обратной же наружности.

Кстати! Если вдруг… Ну вдруг. Ты задался вопросом и точно же не тревогой за меня: что это ты тут так расписалась? Данные не сдала. Зато… Так разгорячившись и, можно сказать, самолично и себя же распнув, сдала же чуть ли и не с потрохами, подчистую свой же портрет… И не столько именно свой, сколько окружения и… окружающих! Их же, как себя… По ним, если и не по тебе легко же будет тебя же саму вычислить… Легко, не спорю. Но и как, как минимум же, еще семерых таких же, как я. Пусть не во всем и не везде… Но! Помнишь же про параллельные вселенные и миры? А знаешь ли так же про двойников, разбросанных чуть ли и не по всему свету, а то и тьме, если и не конкретно же в этом самом мире и… мирах? Вот и я о том же. Пока же это все дело дойдет до печати… Пока сгорит и направится к Совету… Или лично им и в руки перейдет… Пока они сверят и прошерстят всех же нас… Даже, а и тем более начав с меня… Будто и без меня у них дел нет… Времени пройдет и уйдет, знаешь, столько?.. Что я и несколько томов накропать успею! А как только запахнет жареным и меня же прижучат – там уже и срок давности, со сроком же и годности, уж выйдут. Ха! А ты думал? Буду прятаться? Дважды «ха»! Да и где это видано?.. Чтобы «опьяненные властью» и к опьяненной же… чем… правдой? Тогда уж – за правду! Хотя… Да и неважно! Уж за что, за что… а за это?.. И посидеть не жалко, знаешь ли. Не убила же. Не восстала и против. Не предала. А выдала секрет и тайну? Ну, разве что опять и опять же «Мадридского двора». Где-то приукрасив. Где-то заменив и подменив… Добавив и отсебятинки… Я же – не художник! Хоть и пишу – как вижу. Буквально. Но и если только от слова же и «худо»… Ничего. И до меня передавали все и не все – как есть. А я чем хуже?.. А чем и лучше?.. Ну, хотя бы и тем, что не бегу от ответственности. Как и внешность менять бежать не стремлюсь. Не из верха вытекая. Сказала же, что приму, значит приму ответственность. Какой бы она ни была… Но только свою! Как и себя же саму приму. Да и уже… уже принимаю… принимаю… и… приняла! Как и роды же прям. Смех смехом, а… смеху и рознь. Ведь… Мне же все в себе и нравится. И не еще, да. Уже! Так было давно, есть сейчас и будет. Останется и… И чего ты вообще привязался ко мне с этим, а? Отстань! Да и все к тому же верху – исправлять можно и нужно, когда есть что не нравится в себе. Но начав все же, и прежде же всего, с головы и внутреннего мира. Так сказать – перестраховавшись. Чтобы не получилось так, что, по итогу же и вдруг, вот та самая картинка извне не понравилась бы этой внутри и воображенная радуга над головой в одночасье разбилась и рухнула не хуже, чем и идущие с ней же в комплекте розовые очки? Что уж говорить за мечты и желания… А там и – жизнь. Я же приняла себя такой. И совершенно неважно, что по большей части только из-за того, что нижнюю челюсть не видно, когда я открываю рот… А верхнюю… Ну да, называли «заикой»! И как только не называли! Но потом же я стала и «зайкой»… И вуаля! Мир заиграл поистине новыми красками… Шутка. Нет. Не все. Ведь мне и правда же нравится быть «зайкой» и «зайцем». А чем и не повод задуматься и переосмыслить, пересмотреть? А кому и не понравится вообще? «Заяц с зайчонком»: так же нас называли наверху… Эх! Были ж времена. Теперь же… Я и лошадь, я и бык… Ладно… Ладно! Не так все драматично и трагично… Но почему бы и нет? Я и заяц, и зайчонок… Прекрасный коллаб внутреннего переребенка и внешнего недовзрослого. Я так считаю. А ты? Заяц… с кудряшками. Точно! Я ж еще была Кудряшкой Сью. И как же могла это забыть! Папина любимица. Что сама расчесываться не любила, так еще и ему запрещала. А чесать-то было что… Все-таки средней длины-то копна, чуть ниже плеч, темно-каштановых волос. В разы темнее же Влада и слегка лишь темнее Никиты… Но и не в черный же совсем уж уходя. Балансируя на тонкой, тонюсенькой грани… Брюнетка, да! Подстриженная «Лесенкой» со слоистыми и рваными прядями – в переплетении же с «Каскадом». С отросшей и симметричной челкой, поделенной не поровну и левым же пробором… И именно же чесать, вычесывая и почти выдирая все с клоками и… слезами. Тогда же как раз, вроде и в подростковый период, выпал момент моего очередного схождения. И соседства же в лагере с весьма живучими личностями. И я не перепутала – живучими. С живущими же. Просто они… Ну… Так сильно любили природу и все же в ней живое, живущее и… живучее, а, на самом деле, так же не любили расчесываться, как и я, но и в отличие же от меня, так и не полюбили, пусть и насильно, что… и приютили кое-кого к себе. Благо, что и не в себя. Хотя и такие, возможно, были… Но я не знала! И слава… Совету! Не Союзу же. Вновь. Хватит ржать… А! Вот ты к чему… Так нет, родной мой, историю я хорошо знаю, но страну и город все равно не скажу. Старайся лучше! В общем… Нет. Это не были цветы. Животные… Разве насекомые и… Это были вши! И… Врагу же не пожелаешь, как и другу, такого же… счастья. Через ш, щ, ж, з… И прочие такие же прекрасные буквы, являющиеся зачином шипения или… ругательств. Вот честно… Но вернемся же к ребятам! Хватит уже обо мне. На сегодня и… сейчас.

Влад… да и не дай же мне ругнуться снова… был… прост! И мог позволить же себе это. Как и все. А это и практически всегда и везде. Ведь был весьма свободным и, что не маловажно, свободолюбивым. Во всех же ее проявлениях! Как и жизни – на полную катушку. Он же позволял себе траты на все. А если не на все, то на свои излюбленные удовольствия – вредные привычки. Куда входили не только указанные мной ранее вещи… Но и места не столь отдаленные жительства… будь то временные или нет… машины, ну и… девушки. Конечно! Куда ж без них и ему! Для чего же именно, думаю, не стоит объяснять… Для того самого. Ага. Питания! С последним же были, как я уже поняла, проблемы поболее, чем со всем же вместе взятым до и… И не у него. Конечно. Как и не у них же – с ним. Но зато только вот у окружающих – с ним. Прям и не за что. И с этого же момента, как я опять же поняла, и начиналась особенная нелюбовь брата и братьев же к другому своему брату… Но и, собственно же, с этим нам с тобой только лишь еще предстоит разобраться. Как и со… всем! Вопросов же все больше… А ответов, как водится, все меньше. Но кто сказал, что будет легко? Учитывая наличие не одной, а почти и трех семей при себе. Как и точек зрения от каждого из их членов. И… у меня же одной!.. Тьфу ты. Опять обо мне. Ты посмотри… Ну ты меня тормози, если че, что ли, на виражах-то и с чудесами. Не знаю… С ничего вдруг петь начни. Хотя это и вряд ли прям уж чем поможет… Но и все-таки. Я хоть переключусь. Пусть и ненадолго. Но и отключусь же от себя… Что же до его стиля… Как и он же сам, тот так же был весьма «свободен», но и не чересчур… «спортивен». Зато порой и чересчур домашен… Прямо-таки и одомашнен. Был прост по всему и всем – и этим же все было сказано. Непростительно даже прост, я бы даже сказала. Но только и снаружи… Опять же, со слов Никиты! Где он сравнивал его с… той самой обшарпанной и побитой временем дверью… На которую взглянешь – ничего необычного! И наверняка внутри же за ней – то же самое. Но внутри… Дело-то как раз было в этом – в отсутствии этого самого обычного. Внутри же него и за ней – был по-настоящему глубокий… глубочайший мир, который он прятал от всех за своим же трухлявым сарказмом и какими-то до боли избитыми детскими шалостями… Ну, как по мне, во всяком случае… За своим же и прожженным детским лепетом… Как и душу. Сердце… А точнее, душу… и в сердце! А уже его – не хуже, чем и Кощей свою же смерть в игле прятал. Он боялся боли! Все той же самой боли и… Ты скажешь: как все. Но он вот как-то и почему-то же сильнее всех… И вряд ли же все вновь утыкалось в семейную драму… Детские травмы… И тот самый же ему долг – за рождение и родом же откуда… Хотя могло быть и так… Но стоило же узнать это у него лично, чтобы уж и не догадываться. Не строить воздушных замков… из песка. Но и так, чтобы и непредвзято… А, собственно, и что? Что мы имеем с ним на момент? Курение, алкоголь… Вещества и связи на ночь… Разгульная и веселая жизнь! Понимаешь, да? Смекаешь? В чем причина… В попытке угнать и угнаться. Не загоняясь и лишний раз… Убежать! Как мог же и может вот – все старается и пытается… Да только от себя не убежишь… Как и от того, насколько же бывало, что и выдавал сильные вещи! Сильные. И не столько же по внешнему признаку, сколько по внутреннему… Мощные и дельные! Он же мог дать насущный совет и разложить все дотошно и по полочкам… А мог не заморачиваться как и всегда и просто порекомендовать в добровольно-принудительном порядке намотать слюни и сопли на кулак. Со слюной же у рта и тьмой… чернотой в глазах. По большей же части лишь потому, что начинали же подбираться, таким образом, к нему самому. Так близко и… просто. А это уж – не по нему. Ведь он это прячет. Прячет себя… Но, правда, как и с убеганием и тем, что все проходит и это пройдет: момент придет и все всплывет.