Чиновник в разведке

– Не только дедушку, мама, – Алевтин с нежностью посмотрел на своих родителей. – Если для дела надо и Генрих Генрихович попросит, то…

Родители мгновенно поняли и практически осознали, что их сынок принципиальный и, в какой-то степени, самоотверженный господин. На всякий случай, они старались больше не вступать со своим чадом ни в какие споры. Ведь каждому ясно, что, если бы Павлика Морозова отец с матерью регулярно кормили пирогами с мясом, то не случилось бы никакой беды. Сейчас бы пытливые иностранцы не спрашивали наивных и доверчивых, в данном случае, жителей столичного города Буча: «А что вы сделали с Павликом Морозовым?». У них там, в Воропании, тоже с лихвой хватало самых разных юных героев, но совсем не похожих друг на друга по своим действиям и поступкам.

В общем, пришло долгожданное время – и улетел на пассажирском самолёте Мунин младший в столицу Куча. Он в первый же день своей командировки умудрился встретиться со уважаемым господином Слепозадовым. Но при этом ему пришлось проявить отвагу и решительность.

Невзирая на многочисленных, до зубов вооружённых телохранителей президента, Алевтин упал перед первым человеком страны на колени и успел смачно поцеловать его холёную и ароматно пахнущую руку. Так получилось, что больше никакой части президентского тела в зоне его внимания не находилось.

Понятно, что суровые и ответственные господа из свиты Слепозадова наградили Алевтина несколькими оплеухами и подзатыльниками. Но это было не так и страшно. Президент на инцидент среагировал мгновенно и категорически запретил всякого рода разбирательство и гонения на славного, инициативного мальчика. Такого молодого человека никак нельзя обижать. Ведь он мыслит и развивается в продуктивном, полезном направлении. Поэтому может со временем стать опорой не только президента, но и всего Кучинского Олигархата.

Кроме всего прочего, правитель Воропании через пару часов пригласил на личное собеседование юного господина Мунина и подробно узнал обо всех заветных желаниях и стремлениях молодого, конструктивно мыслящего человека. Президенту, надо сказать, Алевтин Скорбеевич очень понравился. Наверное, потому, что свою политическую карьеру в своё время Слепозадов начинал примерно так же.

Ему приходилось в переносном и, возможно, в прямом смысле облизать ни одну филейную часть уважаемых и не очень господ.

Надо сказать, что Слепозадов старался не зря. Он, по сути, стал пожизненным президентом, и те вершители человеческих судеб, перед которыми Генрих Генрихович пресмыкался самыми необычными способами, теперь срочно сменили свою ориентацию, возможно, в широком смысле этого слова. Президент милостиво позволял им подползать к Большой Кормушке, но под его строгим контролем и за определённую мзду. Они с ним делились всем тем, что успели присвоить, проще говоря, украсть.

– Чего же ты хочешь от меня, Алевтин? – довольно мягко и даже проникновенно поинтересовался президент. – Если деньги тебе на развитие бизнеса требуется, то я немного выделю. Ради таких юношей можно немного и поиздержаться.

– Я очень хочу стать вашим вечным рабом, дорогой вы наш Генрих Генрихович! – Алевтин упал на колени и протянул в сторону президента руки. – Это для меня величайшая награда! Я уже безмерно счастлив по той причине, что вижу Вас самым натуральным образом, а не по телевизору.

– Это всё лирика, Алевтин Скорбеевич, – несколько раздражено заметил Слепозадов. – Меня не проведёшь, и я во всем прекрасно разбираюсь, даже в бессмертных перлах наших, чётко определённых, от имени народа поэтах. Ты ищешь выгоды для себя? Это так?

– Прежде всего, я думаю о вас, Генрих Генрихович, и о судьбе моей родной Воропании. А вы великий человек, господин президент.

– Я знаю! – Слепозадов закатил глаза и не совсем точно, но очень душевно процитировал, ставшие бессмертными строки. – Вот и крышу снесло, крыша думать устала. Мне и вправду везло, только этого мало.

– Мне хочется быть таким же, как вы, – прошептал Алевтин. – Желаю так же вольно и свободно на память что-нибудь цитировать и… декламировать. Вы такой простой!

Но такое определение не очень порадовало Слепозадова. Ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах. Ведь он с юных лет стремился к тому, чтобы стать не «простым», а очень «сложным» господином. Не зря ведь в народе утверждают, что простота хуже воровства, поэтому Генрих Генрихович решил стать вором и аферистом высочайшего класса, причём, очень практичным.

Прежде всего, он и сделался большим миллиардером только потому, чтобы не ездить в свою ставку и в подземный бункер на велосипеде и в стоптанных башмаках, которые ему достались от предыдущего, довольно ушлого президента. А всякие разные дворцы, личные самолёты, яхты и прочее – семечки. Они для престижа нужны, тем более, всегда есть кого грабить. Отбери у нищего его последние копейки – и царствуй.

Понятно, что он, Слепозадов, не простой человек. Даже своего личного повара сделал миллиардером с той целью, чтобы тот его ненароком не отравил. Но этот кашевар, к сожалению, оказался не совсем надёжным слугой. Один раз пережарил картошку, второй оставил её почти в сыром виде. Однажды в манную кашку вместо сахара насыпал соли.

По этой и некоторым другим веским причинам Слепозадов дал указание одному очень проверенному и надёжному расчёту ПВО аккуратно и без особого шума сбить ракетой типа «земля-воздух» личный вертолёт повара. Они так и поступили. Правда, вместе с ним ушли в иные миры ещё десять человек, находящиеся во время полёта в салоне винтокрылой машины. Но это ничего. Без неучтённых потерь в большой и оригинальной политике никак не обойдёшься.

– Сядь в кресло и объясни толком, чего ты хочешь! – после завершения своих кратких воспоминаний вспылил первый человек Воропании. – Чего ходишь вокруг да около?

– У меня имеется острое желание сделаться губернатором Курбутунской области! – Мунин робко присел на краешек кресла. – Я там родился, живу, как раз, в городе Крамсаловск. Я смог бы и постарался…

– По моим представителям в этом славном городе проживает более миллиона граждан, а в Курбутунской области – в пять-шесть раз больше. Но никто из них не пожелал стать в ней главным смотрящим. Ни одна собака! Оговорился, черт возьми! Я хотел сказать, губернатором. Они, как-то, не выразили такого желания.

– Наверное, они боятся ответственности, а я вот готов… как бы, готов.

– Славно, что уже, можно сказать, настроен и… построен. Из тебя, такого смышлёного, получился бы, к примеру, неплохой токарь или даже машинист бульдозера. Мне так кажется.

– Не получился бы. Я в железяках, болтах и гайках разных ничего не понимаю, Генрих Генрихович. Когда сморю на них, то у меня голова кружится.

– Пожалуй, ты прав, Алевтин. За рычагами бульдозеров должны сидеть умные люди, во всяком случае, не такие, как мы с тобой.

Немного подумав, президент сообщил, что давно уже собирается предыдущего начальника этой области отправить на пенсию или, в крайнем случае, в тюрьму. Пока не решил, куда его командировать. Перестал этот мерзавец делиться своими доходами, ссылается на то, что ему больше взяток не дают, а влиятельные чиновники «от руля» не делают его некоторых родственников собственниками частных предприятий.

Конечно же, врёт он, как сивый мерин. Но так и должно быть. В основном, все барыги скромные, ранимые, эмоциональные и чересчур впечатлительные. Откуда у них и что, они особо не распространяются.

А ведь ежемесячно, всего-то, на специальный банковский счёт Слепозадова (под другой фамилией) этому губернатору следовало бы от всех доходов отправлять пять-десять процентов в Основной столичный банк. Все кушать хотят. Да и президент тоже ведь не железный дровосек и не огородное пугало, а живое существо.

– Так я, дорогой вы наш Генрих Генрихович, – приложил правую ладонь к своей щуплой груди Мунин, – планирую даже половину присылать, если, конечно, что-то у меня будет… иметься. Оно ведь по-разному происходит.

– Всё у тебя сложится нормально, – заверил его Слепозадов. – Заранее не прибедняйся. Следует переводить на специальный счёт, всего лишь, пять-десять процентов от своих ежемесячных гешефтов. Кроме того, старайся, Алевтин, как можно чаще и, причём, незаметно выходить в народ.

– Понимаю. Необходимо поднимать благосостояние простых людей, наш дорогой Генрих Генрихович. О них буду заботиться.

– Да на кой чёрт тебе их благосостояние! У них там своя компания… А тебе следует всё держать под контролем для того, чтобы удержаться на этой должности и, вообще, остаться в живых. Короче говоря, скоро станешь губернатором. Даже не сомневайся. Ты мне понравился. Но пока не целиком, а фрагментами и частично. Но будь осмотрителен.

– Это хорошо, что я вам понравился, уважаемый Генрих Генрихович. Я всегда готов, если что… Буду стараться понравится ещё больше.

– Не рви задницу. Никому и ничего не обещай. А если собираешься обещать, то делай это решительно, но туманно.

– Для чего?

– Для того, чтобы потом официально заявить, что ты этого не говорил и ничего и никому не обещал. Самоё милое дело – ссылаться на международную обстановку и во всех наших общенародных проблемах обвинять англосаксов и других… товарищей.

– Ну, это я давно уже понял. Я ведь всегда слушаю, что вы говорите, Генрих Генрихович, и как. Даже кое-что записываю.

– Имей в ввиду, что у меня на всякие и подобные случаи имеется тысячи кандидатур. А ты пока для меня – молодой и, надеюсь, нормальный руководитель. Допускаю, что ты – моя опора в отдельно взятом регионе. Так что, не забывай, что большой чиновник должен всегда не просто жить, а находиться в разведке.

– Да запросто, Генрих Генрихович.

Алевтин принялся сбивчиво рассказывать президенту о том, что ещё в младших классах школы играл с детворой во дворе в разведчиков. Он очень обожал изображать из себя английского шпиона, хотя к этой стране не имеет ни малейших симпатий в силу целого ряда назревших политических и заодно экономических причин.

Узкая и рябая физиономия Мунина почти солнечно засветилась. Он понимал, что главное не честь беречь смолоду, а на самом раннем этапе попасть в своеобразную политическую игральную колоду, состоящую строго из элитных господ и дам, которая постоянно находится в деле. Это даже нормально, что чрезмерно уважаемые господа, типа Генриха Генриховича, обожают играть в беспредельный покер краплёными картами, и делают это под несмолкающие аплодисменты круглых дураков и двуногих хамелеонов.

Совершенно к месту и с умыслом Слепозадов поведал будущему юному управленцу один случай из своей продуктивной и бесценной жизни.

– А вот я ещё в своей школьной молодости знавал одного инженера, узкого специалиста по устройствам укладчиков асфальтобетонной смеси, Игната Молибденовича Клопонеску, – задумчиво произнёс президент. – Я иногда заходил к нему на чай. Иной раз и водку пили. Мы же – нормальные люди. Я такое предполагаю.

– Наша водка самая лучшая в мире! – умеренно громко крикнул Мунин. – Ура!

– Слушай внимательно! Я ничего просто так не говорю. Уловил, Алевтин?

– Уловил, наш славный Генрих Генрихович! – широко раскрыл свои бесцветные глазки Мунин. – Я внимательно слушаю и даже делаю в блокноте пометки.

– Так вот, я никак до сих пор не могу сообразить, – задумчиво произнёс первый человек Воропании, – какой сексуальной ориентации основательно придерживался господин Клопонеску. Я частенько наблюдал за его совершенно непонятными и оригинальными действиями. Игнат Молибденович был человеком, можно констатировать, простым и открытым. Жаль, что он рано ушёл из жизни, а так стал бы, к примеру, министром обороны. Свой мужик.

– Может быть, что-то связано с замочной скважиной? Сейчас разновидностей таких… интересов много.

– Их и раньше наблюдалось не так уж и мало. Замочная скважина не причём. Он при мне ярко и просто демонстрировал свои интимные наклонности.

Коротко, но красочно президент рассказал будущему юному чиновнику о странной и весьма оригинальной сексуальной ориентации Игната Молибденовича. Никакие самые толерантные зарубежные господа до такого не додумаются.

Процесс, сам по себе, немудреный. Изобретательный инженер Клопонеску выкладывал на чугунную плиту в гостиной скромной двухкомнатной квартиры, в которой жил десятилетиями, свой мощный, очень заметный половой орган. Под чувствительную музыку композитора Вивальди он ритмично и старательно колотил по нему большим железным молотком. Инструменты у него дома всякие имелись. Так почему бы ни постучать? Он ведь был настоящим инженером. Таким вот образом, Клопонеску получал истинное удовольствие.

– Не обижайтесь, Генрих Генрихович, но это очень для меня непонятный и, можно сказать, непостижимый процесс.

– Что тебе тут не ясно, Мунин?

– Мне трудно понять, в какой момент у него назревал, вернее, происходил самый яркий и отчётливый момент удовольствия.

– Когда Игнат Молибденович промахивался, тогда он и назревал. Это для него и был величайший момент удовольствия.

– Но, честно признаюсь, я не понял, как эта замечательная история связана с моей будущей активной и ударной работой на посту губернатора Курбутунской области.

– Почти напрямую связана. Чаще промахивайся, Алевтин Скорбевич. Это необходимо для того, чтобы не просто существовать, а время от времени получать удовольствие. Так что, не суетись и… думай. Не профукай надёжное место у Большой Кормушки.

Президент, разумеется, пожал Алевтину на прощанье руку. А через пару месяцев неожиданно для завистливой толпы почитателей Слепозадова молодой и внешне скромный Мунин вступил на должность губернатора Курбутунской области. Такие дела в определённых кругах делаются довольно просто. Тут и выборы на эту должность были без надобности. Ведь президент назначил молодого господина Мунина на ответственную должность не просто так, а от имени народа.

Олигархи и другие самые разные разбойники исправно платили дань новому молодому, но смышлёному губернатору. Буквально за три месяца своего правления двадцатидвухлетний Алевтин Скорбеевич сделал своих папу и маму владельцами нескольких цементных заводов и парой десятков современных супермаркетов. Кроме того, их частной собственностью стали несколько солидных особняков, два из которых находились в одной из недружественных стран, на берегу тёплого зарубежного моря.

Довольно круто изменив свою судьбу, благодаря стараниям своего сына, Скорбей Свиридович и Ефросинья Тихоновна не сразу, но поняли, что числиться в том, запредельном мире, в славной Воропании, последней скотиной и отъявленным подлецом не так уж и плохо. Очень даже выгодное дело. Появляйся иногда на своих предприятиях и выкрикивай дежурный и устойчивый лозунг «Цемент – насущный хлеб промышленного и гражданского строительства!». А разве это не так?

Никто не рискнёт оспаривать тривиальную истину. При этом обещай рабочим и служащим их личного процветания в светлом завтра, и ты будешь любимцем народа, но, разумеется, только в своей зоне влияния. Понятно, что самое светлое и прекрасное произойдёт завтра.

Если станешь не совсем любимцем, то, всё равно, сделаешься уважаемым человеком. А «завтра» – понятие не очень-то и определённое, уходящее в перспективу. Дни бегут в грядущее стремительно и целенаправленно, как стайка муравьёв к водопою. Таким образом, все «завтра» в условном земном времени превращаются в «сегодня». А с тебя, если ты магнат или олигарх, как с гуся вода.

Во всяком случае, на первых порах никто из несистемных оппозиционеров не будет поджидать тебя в тёмное время суток в глухом переулке с крепким огнеупорным кирпичом в жилистой руке. А там и жизнь и дальше покатится, стремительно помчится в зону земного рая, устроенного для отдельно взятых господ и дам. Как говорится, дальше и больше. Потом вырастут, поднимутся из-под гнилых корневищ трухлявых пней новые побеги. Появятся на свет новые, как бы, бизнесмены, внуки и правнуки нынешних приватизаторов народного добра, барыги различных степеней и возможностей.

Если к тому времени ещё будет жив и здоров господин Слепозадов, то он ежедневно, с постоянными повторами, не прекратит со слащавой улыбкой заверять жителей Воропании, что стране и её народу никак не обойтись без олигархов и магнатов. И совсем неважно, как и почему они сделались таковыми, и чем же так хороши узурпаторы и эксплуататоры для… народных масс большой и замечательной страны.

Незачем углубляться «простому» народу в процесс многочисленных обещаний, зачастую. Витиеватых, туманных и, в целом, неопределённых.

Понятно, что господина Слепозадова всегда заменит, такой же или ещё круче, преемник. Его непременно поддержит сплочённый коллектив прилипал и козырных лакеев, таких господ и дам, которые всегда за определённый набор благ морально и громогласно возлюбят любого правителя и граждан из его окружения. Даже страуса эму поставят на эту должность, если он близкий родственник какого-нибудь олигарха или надёжный «пацан».

Старательные филингеры и трубадуры будут петь свои полуграмотные, но идущие от сердца и частично неугомонного желудка оды.

Далеко за примерами ходить не следовало. Постоянный и систематический бред с телеэкрана нёс в телепередаче «Чёрт из табакерки» то ли мичман Кривошейка, то ли геолог. Вообще-то, он считал себя кинорежиссёром, который по существующей разнарядке не в такие уж и давние времена получал даже и зарубежные премии.

Некоторые негодяи упорно предполагали, что таким признаниям и подачкам грош цена в шумный базарный день даже в смутные и несколько зловещие времена рыночной экономики. Всё давно определено и чётко распланировано. Опять же, как обычно, от имени народа.

Но этот самый Кривошейка категорически не понимал, не признавал того, что был по творческому, интеллектуальному уровню примерно таким же режиссёром, как и его папа, поэтом. В общем, давняя история в Воропании продолжалась, но с более мощным размахом. Подобные двуногие сорняки продолжают петь свои заунывные серенады новоиспечённым господа, которые уже бесшабашно и опрометчиво объявили себя князьями да боярами, а некоторые – и царями.

При практически узаконенной, круговой поруке у некоторых двуногих нолей, процветающих в Воропании, от орденов и медалей на атласных ленточках вытягиваются шеи, и определённые господа и дамы превращаются почти в белых лебедей.

В любой момент самые козырные «кривошейки» умели… притулиться так, как положено, и туда, куда надо. Такого таланта у подобного рода откормленных лакеев никак не отнять. Так что, дорожка бежит себе вперёд, и укатана она для таких двуногих парадоксов на долгие времена и капитально. Любая, даже самая положительная власть, нуждается в «придворных» блюдолизах. В отсутствие таковых яркие представители, как бы, элиты временами робеют, частично теряют свои бульдожьи навыки.

Ну, да бог с ними. Пусть само время и составляет энциклопедию изысканного позора и мракобесия. Но только в такой табакерке пока ещё немало угодливых и продуманных чертей. И это не радует. Такова уж фантастическая страна Воропания, и ничего с этим не поделаешь. У нас же, к счастью, всё происходит совершенно иначе.

Что касается Алевтина, то он довольствовался обычной трёхкомнатной квартирой, естественно, шикарно обставленной. Не бедствовал, как говорится, но и не афишировал своего внезапного процветания. Пусть ещё месячишко пройдёт, и тогда он начнёт закручивать гайки и скромно, застенчиво трубить о грандиозных успехах и своём личном вкладе в развитие экономики и культуры области… Чиновникам такого уровня обожают рекламу, и совсем неважно, что она зачастую наивна и беспредметна.

Он прекрасно понимал, что, невзирая на свою крайнюю молодость, ему необходимо, для приличия, женится, обзавестись семьёй. Должен же он активно продемонстрировать всем и всюду, что является нормальным и порядочным человеком.

Понятно, что он с приветливой улыбкой довольно часто начал появляться на телеэкране. Обещал сделать жизнь в области для подавляющего большинства если не райской, то безоблачной. Но не сейчас, а завтра. Мунин во всём подражал тамошнему президенту, который был явной телевизионной звездой, третье десятилетие везде и всюду, даже у сливного бачка, вдохновенно говорил, что надо сделать жизнь народа страны процветающей. Конечно, надо. Но, как говорится, собака лает – ветер носит.

Чего только он ни обещал своему наивному народу. Прежде всего, процветания, особенно, старикам. Клятвенно говорил, что пока он президент, о повышения возраста выхода на пенсию, ни в коем случае, не произойдёт. Но, как обычно, сделал всё наоборот. А по телевизору, как обычно, кривлялся и нёс сплошную ахинею. Поднимал, таким образом, свой рейтинг.

В соседней стране перед принятием примерно такой же, но более мягкой реформы народ вышел на улицы с протестами. Но вот в Воропании – хоть бы что. Правда, не учёл Слепозадов того, что терпеливый и покладистый народ, если уж расскачется, то от дворцов и замков щепки не оставит. Исторически доказано и продемонстрировано…

Но пока многие кричали: «Ура!». Далеко ведь не всем было понятно, что обещания со стороны одного из главных бандитов страны это, всего лишь, затянувшаяся шутка. Дешёвый базар и не по делу.

Как и полагается нормальному человеку решил Алевтин жениться. По этой естественной причине надумал предложить руку и сердце своей бывшей однокласснице, ныне продавщице лотерейных билетов Татьяне с иностранной фамилией Примус. Она запомнилась ему своей игривостью и некоторым озорством. Маленькая, черноглазая, с короткой стрижкой… В общем, ничего, для женитьбы сойдёт.

Уже в восьмом классе во время перемен между уроками Танюша в укромных местах охотно, но застенчиво демонстрировала любознательным мальчикам свои гениталии. Очень не многим, включая и Алевтина, она позволяла даже потрогать их руками. Что же это означало? Да только то, что она, возможно, нежно и тайно любила Мунина и поэтому позволяла ему прикоснуться, откровенно заметить, к самому дорогому.

– Как же ты можешь на ней жениться, Алевтин? – перед шикарным трюмо Скорбей Свиридович примерял двадцатый галстук. – Она же ведь эта… как его… бобслеистка!

– Да не бобслеистка,– сходу отредактировала утверждение мужа Ефросинья Тихоновна, – а лесбиянка. Тут ощущается кое-какая разница. Книги читать надо и телевизионными программами интересоваться.

– Я в этом, плохо разбираюсь, Фрося, – чистосердечно признался Мунин старший. – Оно мне не совсем понятно.

– Я тоже до конца не изучила эту тему, Скорбей, – сказала Ефросинья Тихоновна. – Но она, явно, что не совсем нормальная. Да и не такая уж и красавица.

– Если замуж за меня выйдет, – Алевтин не сомневался в своих сексуальных возможностях, – то навсегда оставит свой… бобслей.

Но «бобслей» Танюша не оставила. Сразу же после относительно громкой свадьбы она притащила в трёхкомнатную квартиру юного Алевтина Скорбеевича свою верную подругу, огромного и объёмного телосложения, ярко выраженную шатенку с маленьким, но широким носом Екатерину Ведронникову. Пояснила новоявленным родственникам, что это её единственная верная подруга, и они с ней никогда и нигде неразлучны.

Танюша тут же объявила своему очень уважаемому и высокопоставленному супругу, что Катя у них будет домработницей, но за хорошую плату. Спорить со своей женой Мунин младший не стал. В конце концов, и ему от Танюши что-нибудь и когда-нибудь перепадёт в эротическом… плане. Но основательно ошибся. У Тани всегда болела голова и поэтому она не имела возможности с ним сексуально сблизиться.

Надо сказать, что особо Алевтин к этому и не стремился. Да и всегда у него было дел по горло. Ведь для того, чтобы улучшить своё материальное положение любыми путями и способами, любыми путями и способами, следует иногда шевелиться. А по случаю его женитьбы он приобрёл для начала небольшой четырёхэтажный особнячок. Потом почти сразу же запланировал идти в… разведку. Причина для этого имелась, причём, самая серьёзная.

Народ области робко, но начал в интернете намекать, что ему жилось гораздо лучше при предыдущем губернаторе, которого, всё-таки, упекли за решётку на пожизненный срок, обвинив, кроме всего прочего, в нескольких убийствах. Короче говоря, Слепозадов слово своё сдержал и расправился со старым чиновником, как тореадор с шашлыком из импортной баранины.

По этой и другим причинам Алевтин Скорбеевич Мунин решил отправиться в разведку. Да и тот, кто в раннем детстве вдоволь не наигрался в шпионов, то в зрелом возрасте и, пожалуй, и до конца дней своих будет продолжать ходить в разведку и вести неустанную и яростную борьбу с теми, кто ему мешает, как говориться, дышать полной, открытой грудью. Примерно так же, как мощному финвалу в просторном Северном Ледовитом океане подводные лодки.

Дело в том, что в поле зрения перспективного губернатора попал тоже молодой господин, но чуть постарше Мунина, областной министр строительства Ринат Рустамович Ахнагов. На него пришло в течение нескольких недель две с половиной тонны анонимок. Как бы, доброжелатели в один голос писали лично юному, но принципиальному Алевтину Скорбеевичу, что этот самый Ахнагов очень активный взяточник и вымогатель, причём, миллиардер и держит свои гигантские накопления в оффшорах.