
Уязвленная намеком, Уинифред отвернулась.
До лавки оставалось всего ничего. Некоторое время они шли молча, но потом Стеллан спросил с несвойственной ему серьезностью:
– Выходит, он и правда вам нравится?
– Не понимаю, о чем вы.
– Все вы понимаете! – В голосе юноши прорезалось раздражение. – Не оправдывайтесь, я знаю, что вы ему нравитесь, и думаю, что он нравится вам. Но вы ведь не рассчитываете, что это надолго?
По сердцу Уинифред будто прошлись ножом, неглубоко, но противно. Не чтобы ранить, а чтобы просто причинить боль.
– С чего вы взяли, что я стану обсуждать с вами подобное? – холодно спросила она. – Ваше дело – купить мне револьвер.
– Тедди падок на красавиц, – продолжал Стеллан, будто ее не слыша. – Вы всерьез полагаете, что вы первая, кем он заинтересовался с момента своего приезда в Лондон? Бросьте.
– Вы забываетесь, мистер Акли, – как ни в чем не бывало пробормотала Уинифред, делая вид, что поправляет пуговки на перчатке. Она уже давно поняла: единственное, что нужно от нее Стеллану, – ее эмоции. – Мне нет дела ни до ваших чувств, ни до чьих-либо еще.
Однако Стеллан, кажется, не на шутку распалился. Они зашли в очень узкий грязный проулок, но юноша, тесня ее к стене, продолжал идти рядом, пытаясь заглянуть ей в лицо.
– Вы не подходите друг другу, мисс Бейл. Я прекрасно понимаю, почему вы нравитесь мне, но чем вы зацепили Тедди – ума не приложу. Впрочем, уверяю вас, это явление временное при любом развитии событий.
Уинифред не должна была подпитывать его излияния никакой реакцией, но сейчас ей хотелось расхохотаться. Неужели он считает, что она настолько глупа, что клюнет на его очевидную ложь?
– Что вы этим хотите сказать? – без тени улыбки спросила она.
– Вам нужен тот, кто сможет в полной мере оценить ваши достоинства, – без обиняков выдал Стеллан.
– И вы, конечно же, имеете в виду себя.
Нисколько не смущаясь, он кивнул.
– Именно так.
Они остановились у маленького домика в тупике, такого грязного, что некогда белоснежные занавески на окне превратились в темно-серые тряпки, которые туда-сюда с хлопками тянул ветер. У входа лежала тощая собака с проплешинами на ребрах, лениво покусывая облепленную муравьями кость какого-то животного. Отвратительное место. Зато здесь без лишних вопросов продают добротное, сбытое контрабандой оружие любому, у кого есть деньги. Но, разумеется, не миловидным юным девушкам – до такой прогрессивности не шагнула даже подпольная оружейная сеть.
– Купите мне самый маленький револьвер, – приказала Уинифред, сложив руки на груди. – Я подожду вас здесь.
– Хорошо, мисс Бейл. Маленький хорошенький револьверчик. Давайте деньги.
– Дать вам деньги? С какой стати я должна давать вам деньги, если вы покупаете мне револьвер?
На секунду потеряв дар речи, Стеллан ошеломленно распахнул глаза.
– С какой стати я… Это жевы просите!
– Вот и сделайте мне подарок. Считайте это первой инвестицией в наше общее дело.
Бессовестно ругаясь себе под нос, юноша стал пересчитывать монеты. Ладонью он прятал их от Уинифред, но она смогла разглядеть по меньшей мере два новеньких блестящих соверена.
– Обычно это для меня раскошеливаются, а не наоборот, – с явным неудовольствием буркнул он, пересчитав монеты и со звоном ссыпав их обратно в карман. – Но для вас, пожалуй, я готов сделать исключение. Обещайте только подумать над моим предложением.
Ничуть не тронутая его щедростью, Уинифред выгнула бровь.
– Над каким это? Вы мне ничего не предлагали.
В ответ на это Стеллан лишь подмигнул ей, ловко перехватил трость и толкнул дверь в лавку.
Он вернулся спустя десять минут, неся что-то маленькое, завернутое в платок. Уинифред потянулась, чтобы принять из его рук револьвер, но юноша ловко спрятал сверток себе за спину.
– Не так быстро, – лукаво произнес он. – Поначалу поклянитесь, что исполните мою просьбу.
– Так озвучьте ее наконец, – скептически предложила она. Игры Стеллана ей уже порядком надоели.
– Поцелуйте меня, – вдруг с неожиданной серьезностью попросил он, но не наклонился и вообще не сделал никаких попыток приблизиться к ней.
Уинифред охватила растерянность, но она быстро взяла себя в руки и немного насмешливо воскликнула:
– Вот оно что! Может быть, предложите мне еще стать вашей любовницей?
– Поцелуй – это не так уж много, если вы не законченная ханжа, – с прежней самоуверенной ухмылкой возразил Стеллан. Уинифред поняла, что его задел ее шутливый тон. – К счастью, вы далеки от тех узких взглядов, которыми так кичится высший свет. Я не прав?
Разумеется, он был прав. Подарив свой первый и последовавшие за ним поцелуи мужчине, она не считала себя опороченной только лишь потому, что не состояла с ним в браке. Плотские утехи представлялись ей меньшим из возможных грехов, а до порядочности ей дела не было. Но признаваться в этом Стеллану – и, чего хуже,целовать его – Уинифред не собиралась.
– Ну уж нет, – отрезала она. – Может, добродетель и переоценивают, но терять ее я вовсе не собираюсь.
Юноша сверкнул глазами – как показалось Уинифред, с некоторой злобой.
– Вот как? – переспросил он смеющимся голосом. – Переоценивают?
Она беззаботно пожала плечами.
– Именно так. Мягкое сердце, скромность, невинность и смирение ничего не стоят, когда ты некрасива и не умеешь лгать.
– Что ж, ни то ни другое не про вас. Тогда позвольте мне другую просьбу. – Стеллан слегка повернул голову вправо, не отрывая от нее взгляд. – Если вам когда-нибудь станет одиноко, вспомните обо мне. Вспомните, что я остаюсь вашим верным другом.
– Хорошо, – спокойно солгала она. – Если мне станет одиноко, я вспомню.
Юноша немного повеселел, но в выражении его лица застыло что-то неприятное.
– Премного вам благодарен. Можно задать еще один вопрос?
– Пожалуй, – с неохотой согласилась она.
– Зачем вам револьвер? Ничего такого не подумайте – справляюсь из профессионального любопытства.
– Увольте. У вас нет ничего профессионального.
Стеллан усмехнулся, почему-то польщенный такой характеристикой.
– И все же. В наше время опасно ходить с оружием – любой может обернуть его против тебя самого. Слышал, сегодня утром в порту нашли застреленного старика, крупную шишку.
Он замолчал. По его лицу пробежала едва заметная тень, и Уинифред похолодела. Неужели догадался? Нет, не может быть.
– В городе беспокойно, – возразила она, скрывая волнение. – Физически я не сильна. Мне нужна хоть какая-то защита.
Стеллан пожал плечами и протянул ей завернутый в носовой платок револьвер – кажется, такое объяснение его вполне удовлетворило. У Уинифред отлегло от сердца. Постаравшись не коснуться обнаженной кожи юноши, она взяла сверток и развернула.
Револьвер был крошечным, не больше ее ладони – новенький, покрытый блестящей черной краской. Уинифред коснулась большим пальцем курка, и по спине побежали мурашки.
В своей руке она вдруг увидела совсем другой револьвер – побольше и потяжелее, с лакированной деревянной рукоятью, покрытой сотней маленьких царапин. Как во сне, Уинифред почувствовала, как ободок оружия нагревается, раскаляется, а в воздухе тянет отвратительной смесью пороха и крови.
Ее накрыла паника. Она пошатнулась и выронила бы револьвер, если бы Стеллан не подхватил ее за локоть.
– Мисс Бейл? – произнес он с насмешливым беспокойством. – Что с вами?
Зажмурившись, она крепко стиснула губы, пытаясь вернуть себе власть над собственным телом. Стеллан сунул трость под мышку и обхватил ее плечи – она едва держалась на ногах.
Что за чушь? Она испугалась револьвера?
– Пустяки, – выдавила Уинифред, убедившись, что мгновение слабости понемногу отступает. В груди снова открылась холодная мерзкая дыра. – Я просто… не люблю оружие.
Рука юноша на ее плече слегка сжалась, а затем он сердито произнес:
– Так зачем же вы заставили меня его купить, черт вас дери? Какой в нем толк, если вы даже в руки его взять боитесь?
Уинифред охватило раздражение. Меньше всего ей нравилось лгать, умаляя собственное достоинство.
– Я не боюсь, – резко возразила она. – Просто минутное помешательство. Отпустите меня.
Она попыталась вырваться из рук Стеллана, поддерживавшего ее за плечи, но юноша не дал ей освободиться, а повел прочь из закоулка.
– Глупости, – отрезал он. – Я отведу вас в вашу квартиру. Не хватало еще, чтобы вы упали в обморок, стоит мне скрыться за углом!
Стеллан еще раз несильно стиснул ее плечи, и Уинифред, обмякнув, позволила ему повести себя. Она так крепко сжала в руке оружие, что даже через ткань платка чувствовала выдавленные на барабане борозды.
Уинифред была почти благодарна Стеллану – будь она одна, то непременно притиснулась бы к грязной вонючей стене тупика, задыхаясь и рассыпаясь на куски. Но прикосновение его рук – не слишком приятное, но отрезвляющее – приводило ее в чувство каждый раз, стоило мыслям вернуться к револьверу.
Юноша в молчании (казалось, он сам растерян) довел Уинифред до кеба и подсадил ее. Забравшись внутрь, она, будто очнувшись, оттолкнула его.
– У вас разве нет собственного экипажа? – капризно спросила она, обмахиваясь перчатками. Было ужасно душно, и голова шла кругом.
Стеллан, усевшийся напротив нее, легкомысленно пожал плечами.
– Был. Я его продал, – без тени смущения сказал он.
– Карточные долги?
Юноша молча улыбнулся и негромко спросил:
– Эви вам рассказала? – Слегка раздосадованный, но широко улыбающийся, Стеллан закинул обе руки на спинку сиденья. – Не стоит верить всем ее россказням, мисс Бейл. Она мнит себя эдакой femme incomprise[17], а на самом деле она просто синий чулок, озлобленный на весь мир за то, что никто не хочет брать ее замуж.
– Не нужно иметь много ума, чтобы понять, что вы азартны, мистер Акли, – уклонилась она, притворившись, что поняла брошенную им по-французски фразу.
Слова юноши об Эвелин ей не понравились. Хотя их отношения сложно было назвать дружескими, впечатление о мисс Саттон у Уинифред сложилось совершенно иное.
– Вот как? В ваших глазах я всего лишь жалкий картежник?
– Нет, что вы, не всего лишь, – поправила она его, припоминая, как называла его мисс Саттон. – В моих глазах вы еще пьяница и повеса.
– Как мило вы меня отрекомендовали! – беззаботно заметил Стеллан. – Если верить вам, я само средоточие человеческих пороков. Неужели вы полагаете, что заработанные деньги я планирую спустить на развлечения?
– А разве нет?
– Ну, не все, – сдался он, и Уинифред хмыкнула. – А что вы сами собираетесь делать с деньгами?
Она подумала о Теодоре, но вслух сказала:
– Уехать из Лондона.
– Всего-то? – Стеллан разочарованно вскинул брови. – Я-то думал, вы вовсю разрабатываете планы по порабощению Англии. Пленить королеву и принца-консорта, примерить корону на собственную милую головку, ну и все в таком духе.
Уинифред снова охватило раздражение. Почему никто на белом свете не может поверить, что все, чего она хочет, – это безопасность и покой?
– Это тоже, разумеется. Планирую перенести столицу в Бристоль, – съязвила она и посмотрела в окно. За стеклом мелькали знакомые высокие каменные дома Мэрилебон. – Куда мы едем?
– На вашу квартиру. А что, что-то не так?
– Мне нужно на… – Уинифред хотела назвать адрес Дарлинга, но прикусила язык. – В другую сторону. Давайте подъедем с другой стороны улицы, просто на всякий случай. Не возражаете?
Стеллан все понял и ухмыльнулся, не делая, однако, попыток исполнить ее просьбу.
– Вот уж насчет чего волноваться точно не стоит. В самом деле, не следят же за вами день-деньской.
Уинифред не стала настаивать и молча отвернулась.
Как только кеб остановился, юноша выбрался и подал ей руку.
– Не беспокойтесь, мисс Бейл. Тедди наверняка уже здесь. Чего ему просиживать в одиночестве дома, когда рядом есть такая замечательная квартирка, да еще и с такой прекрасной обитательницей.
Он не удовлетворился ее скупой реакцией и, словно ребенок, желал продемонстрировать, что заметил ее промах.
– Меня это не волнует, – огрызнулась Уинифред, но руку юноши приняла – ей все еще было нехорошо после странного приступа в тупике.
Легонько придерживая за локоток, Стеллан повел ее по лестнице на третий этаж. Сунув трость в корзину для зонтов, стоящую возле входа, он толкнул дверь и ввел Уинифред в комнату.
Дарлинг, чинно сидевший на низком диванчике, с улыбкой вскочил. На его лице отразился испуг, стоило ему увидеть Уинифред. Казалось, он даже не обратил внимания на приход друга.
– Уинифред? Что с тобой?
Смутившись, она отняла руку от юноши.
– Ничего такого. Легкое недомогание. – Она обернулась к Стеллану. – Спасибо за вашу помощь, мистер Акли. Я удивлена, но вы действительно оказались полезны.
Юноша не принял ее укол близко к сердцу. Он хотел было поцеловать ладонь Уинифред на прощанье, но взглянул ей за спину и опустил уголки рта.
– Я безмерно рад. До свидания, мисс Бейл. Помните о своем обещании, хорошо? – Стеллан подмигнул ей, будто намекая на что-то непристойное – наверняка сделал это нарочно, чтобы подразнить друга. – До встречи, Тедди! Поболтаем как-нибудь в другой раз.
– До встречи, – растерянно ответил юноша, не отрывая взгляд от руки Уинифред, в которой она держала револьвер.
Когда шаги Стеллана стихли, Теодор сел обратно на диван. Его костюм, который, как предполагала Уинифред, предназначался для воскресной службы, был невероятно унылым. Вместо нелепого разноцветного жилета – однотонный серый; черный, строгого кроя фрак и аккуратно зализанные волосы. В таком виде Теодор ничем не отличался от остальной благочестивой англиканской паствы.
Неторопливо пройдясь по комнате, Уинифред остановилась у кресла, пробежавшись пальцами по его спинке.
– Я купила револьвер, – невпопад сказала она, чтобы заполнить тревожную тишину.
– Что случилось? – настойчиво спросил Дарлинг. В его убогом костюме вид у него был несчастный. – Почему ты не дождалась меня? Ты даже не представляешь, как я испугался, когда Лаура сказала, что ты отправилась в какую-то лавку за револьвером вместе со Стелланом!.. И о каком… обещании он говорил? – Последние слова дались юноше с трудом, он сглотнул.
– Не знаю, о чем я думала, – честно призналась Уинифред, опускаясь на диван подле Теодора. Отчего-то она чувствовала себя виноватой. – Я даже не понимаю, зачем мне оружие. Не уверена, что убийство ожесточило мою душу настолько, чтобы я смогла стрелять налево и направо. Сегодня не успела я взять револьвер в руку, как чуть не потеряла сознание. Не может же быть, что это…событие настолько меня задело? Не могу же я теперь думать об этом остаток своей жизни?
От того, что она облекла мысль в слова, она стала еще гаже и уродливее. Заметно смягчившись, Дарлинг взял ее за руку.
– Ты недооцениваешь глубину собственных чувств, – кротко заметил он. – Признаться, я был бы разочарован, если бы тебя это ни капли не задело. Убийство есть убийство, независимо от причин, по которым ты на него идешь.
– Но ты же говорил…
– Я говорил о другом. Отнять чью-то жизнь – это ужасный грех. Просто иногда это стоит даже вечных мук.
Уинифред замолчала. Когда Теодор начинал рассуждать на темы добра и зла, любви и ненависти, жизни и смерти, она чувствовала, что ей нечего добавить. Он умеет облекать в слова абстрактные понятия, а ей подобное не под силу.
– Извини, что оставил тебя сегодня утром, – добавил он.
– Пустяки. Ты всегда посещаешь воскресные службы?
– Да. Я однажды… дал такое обещание. А ты?
Уинифред покачала головой и сжала в кулаках ткань платья из шелковой тафты. После вчерашней ночи она пыталась отучиться причинять себе физическую боль, когда думать становилось невыносимо. Интересно, теперь ей в церковь путь заказан?
– Только в детстве. За последние десять лет я не была в церкви ни разу.
Дарлинг робко накрыл ладонью ее руку – должно быть, снова угадал ее мысли.
– Я вижу, ты не носишь платье, которое я тебе подарил…
Держи Уинифред себя в руках хоть чуточку лучше, она рассмеялась бы над его нелепой попыткой перевести тему.
– Оно же выходное, – возразила она, мельком оглядывая себя. – Пока что я позаимствовала наряд из гардероба твоей матери. Надеюсь, ты не возражаешь? – торопливо прибавила она.
– Разумеется, нет, – рассеянно ответил он, с новым интересом разглядывая ее. – Прости, что твое снова оказалось испорчено. Но кто придумал, что выходное платье нельзя надевать просто так?
– Тогда оно потеряет свою ценность. Разве можно каждый день вставать после полудня и завтракать тортами?
– Ты что, не завтракаешь тортами?
Уинифред рассмеялась, и на лице Теодора тоже появилась нежная улыбка.
– Хорошо, – сдалась она и поднялась. – Пожалуй, сегодня можно надеть его. Но только если ты снимешь свой невыносимый жилет! Он действует мне на нервы!
– Что не так с моим жилетом? – недоуменно пробормотал он, оглядывая себя.
Переодевшись, Уинифред вернулась в комнату и обнаружила, что Дарлинг действительно снял жилет вместе с фраком и остался в одной рубашке с накладным стоячим воротником. У нее почему-то перехватило дыхание, она схватилась за дверной косяк и застыла.
Теодор обернулся, увидел ее, разомкнул губы и тоже замер, разглядывая ее с выражением, близким к раболепию. Раньше такой взгляд тешил Уинифред самолюбие, а теперь заставлял ноги подкашиваться.
– Раз уж ты разоделась в пух и прах, может, потанцуешь со мной?
– Здесь же нет музыки, – возразила она, но вложила руку в его ладонь с поспешностью, которая не обманула бы никого, кроме, пожалуй, самого Теодора.
– Я потанцую с тобой так.
Дарлинг обнял ее за талию, и Уинифред затрепетала. Они начали двигаться в танце, интуитивно угадывая шаги и движения друг друга. Оба были превосходными танцорами: Уинифред – благодаря отточенности движений, доведенной до идеала, Теодор – благодаря природному изяществу. Если бы кто-то наблюдал за ними со стороны, танец наверняка показался бы ему странным, но Уинифред не могла заставить себя об этом задуматься. В это мгновение она вдруг осознала, что абсолютно,невероятно счастлива. Положив голову Теодору на плечо, она закрыла глаза и позволила юноше укачивать ее в танце.
Он что-то сказал, но она не разобрала слов. Впрочем, судя по тону, это было что-то невероятно нежное.
– Что? – сонно переспросила она.
Уинифред услышала, как у Теодора громко заколотилось сердце. Он смущенно повторил:
– Могу я пригласить тебя на обед? Мне ведь до сих пор не удалось поухаживать за тобой как следует…
Она уткнулась носом в его рубашку, едва не задыхаясь от восторга. Это было похоже на чудесный сон, на сказку – сам Теодор, его нежные слова, его чуткость и любовь. Неужели судьба милостиво соизволила дать ей жизнь принцессы, в честь которой она себя назвала?
– Разумеется, можешь. Я надену свое лучшее платье.
– Раз уж мы с тобой перешли границы простого знакомства, не возражаешь, если мы встретимся до полудня? – рассмеялся Дарлинг. И смущенно добавил: – Не уверен, что вытерплю дольше.
Сердце застряло у Уинифред в горле, и она стиснула пальцами рубашку на плече Теодора. Ей хотелось выкрикнуть: «Хватит! Перестань быть таким смешным, понимающим и заботливым! И добрым, и наивным, и внимательным –идеальным! Перестань заставлять меня влюбляться в тебя!»
– Тогда я ожидаю отобедать тортами, – прошептала она.
Глава 19
Тайны и сожаления
К обеду в доме Дарлинга стало пусто и тихо – юноша отослал слуг, чтобы те не мешали. Входя, Уинифред отчетливо слышала собственные шаги, звук которых усиливало эхо. Она не отказала себе в удовольствии покрутиться в холле в звездном платье (она надела его, как и обещала). Уинифред раскинула руки в стороны и запрокинула голову, разглядывая высокий светлый потолок.
Они обязательно потанцуют здесь – в светлом, богато отделанном мрамором холле. Пускай, конечно, это не сравнится с танцем в их квартирке на Харли-стрит. Новому воспоминанию не обязательно быть лучше старого, чтобы запомниться навсегда.
Интересно, Лауры тоже нет дома? Уинифред с удовольствием повидала бы девочку. Ее искреннее беспокойство тронуло Уинифред до глубины души, и теперь она еще больше захотела сблизиться с гениальной маленькой экономкой.
Уинифред сунула голову в столовую. Было похоже на то, что комнату не использовали по назначению уже давно, а теперь враз попытались скрыть все признаки запустения. К спинкам кресел были приколоты чистенькие кружевные салфетки, портьеры распахнуты, пыль стерта, а на стол постелена свежая скатерть. Несмотря на исполинские размеры, стол был накрыт на двоих: золоченый изысканный сервиз, накрытые серебряными колпаками блюда и огромный, украшенный белоснежными сливками торт.
Улыбаясь, Уинифред вышла из столовой и бросила взгляд на Малый кабинет, располагавшийся в том же крыле. Дверь была приоткрыта, и она решила, что Теодор, должно быть, ожидает ее там.
Но в кабинете тоже оказалось пусто. Уинифред прошлась по комнате – здесь было уютно и тепло. В горшках на каминной полке, соседствующих с фарфоровыми фигурками, цвела герань. В вазу на столике Лаура поставила белые хризантемы и красные тюльпаны. У одного из цветков надломился стебель, и Уинифред потрогала его пальцем.
На столике стояла нетронутая и уже остывшая чашка чая. Неужели Теодор куда-то ушел? Забыл, что пригласил ее отобедать? Нет, быть этого не может!Он бы не забыл! Пошел за цветами для нее? Или наводит приготовления на кухне? Может, он сам что-нибудь для нее готовит?
Уинифред улыбнулась собственным мыслям и выпрямилась, невольно бросая взгляд на дверь кабинета. Должно быть, занимательно жить такой жизнью – принимать ухаживания, наносить визиты, когда только вздумается, танцевать на балах, отвергать все предложения руки и сердца, чтобы принять одно, то самое… Эвелин жила такой жизнью, но ей она, похоже, вовсе не нравилась. Что бы Уинифред ни отдала, чтобы оказаться на ее месте!
В ожидании Дарлинга она заскучала и проголодалась. Уинифред в три глотка опустошила чашку холодного чая и неспешно прошла к письменному столу. В последнее время в нем явно не было нужды – чернильница и бухгалтерские книги покрылись слоем невесомой пыли.
На месте, на котором обычно сидел Теодор, лежало какое-то письмо, явно брошенное в спешке. Неужели это предусмотрительно оставленная им записка?
Улыбаясь, Уинифред потянулась через стол и схватила лист. Перо, лежавшее поверх него, скатилось со стола и упало на пол. Она решила, что поднимет его позже.
Она принялась было за чтение, но остановилась, едва увидев, кому письмо было адресовано.
«Дражайшая матушка!»
Вздрогнув, Уинифред опустила руки и ошеломленно уставилась в стену перед собой, заставляя себя удержаться от дальнейшего чтения.Матушка?! Что это значит? Письмо руки Дарлинга, без сомнений; но почему он датировал сегодняшним днем письмо своей матери, которая вот уже три месяца как мирно покоится на Хайгейтском кладбище? Возможно, сентиментальный Теодор пишет ей письма посмертно, но зачем? Раскаивается в том, что не смог защитить ее от Уоррена?
Нет, она не будет читать. Письмо личное и явно не предназначено для ее глаз. Уинифред следует положить его на место, поднять с пола перо и сделать вид, что она никогда не знала о существовании этого глупого послания…
Но что, если его содержание хоть сколько-нибудь раскроет ей тайну прошлого Теодора, его семьи, мотива? Возможно, в этом письме есть что-то, о чем сам Дарлинг никогда бы ей не рассказал. Следует ли ей это читать? Или довольно с нее подслушивания в доме Клэртонов?
Уинифред ведь случайно увидела это письмо. Да, оно адресовано не ей, а матери Дарлинга, но это ли не подозрительно? Ведь должна же она знать, какие цели преследует Теодор на самом деле.
Любопытство в считаные мгновения одолело совесть. Уинифред присела в кресло и опустила взгляд на чужое незаконченное письмо.
«7 июня 1857, Лондон
Дражайшая матушка!
Первое, в чем я хочу тебя заверить: твой Тедди совершенно здоров. Надеюсь, это письмо застанет в добром здравии и тебя, и бабулю Мисси. Ее ночные приступы кашля, о которых ты писала, беспокоят меня. Я все жду, когда же удастся улучить неделю-другую, чтобы приехать к вам в Хэзервуд-хаус – надеюсь, все еще домой, а не в гости. Но пока что это не совсем возможно: из-за череды событий, о которых я предпочту умолчать, мое положение стало непрочным. Повода волноваться нет; мисс Бейл все уладила, хотя меня гложет совесть за то, что я предоставляю ей отважно расправляться с моими неудачами. Попытка взять дела на себя потерпела крах, и я не уверен, стоит ли пытаться еще – не усугублю ли я положение? В любом случае пока что я не могу покинуть Лондон.