– Нет, моя королева, – Борис встал перед ней на колени.
– Встань. За 16 лет жизни в этом маленьком городишке, я совершенно позабыла правила королевского этикета, – Вэйда погладила его по волосам.
– А что там про путь через звезды? Или тоже напутано?
– Нет все прям дословно. Так же, как и про двадцать с половиной веков. Сколько там говоришь лет назад Атлантида затонула?
– Ориентировочно две с половиной тысячи лет назад. Но точных дат не сохранилось. К сожалению.
– Точных и не надо. То есть первое пророчество сбылось и сбылось по времени тютелька в тютельку. Значит и про звезды не наврали.
– И что со звездами?
– А вот это мне надо узнать. Нам надо узнать. И нам надо на Кипр. В храм. Там все ответы.
– Откуда ты знаешь? Столько времени прошло. Там и книг немного, и фресок настенных нет – я там был, я знаю.
– Мне не нужны книги. Мне нужна Безмолвная Мать – она все знает.
– Вэйда, я понимаю, что ты – пророчество, ты – наша цель и все такое. Но ты пойми, времени прошло слишком много. Матерей этих сменилось тьма, кто-то что-то не досказал, кто-то забыл, кто-то додумал – ну нет сейчас прямых доказательств, если только нет текста.
– Борис, это ты не все понимаешь. Святые Матери не меняются. Она одна. Всегда одна. Она вечна.
– Нет ни чего вечного.
– Пусть так, пусть не вечна, но очень долговечна. И пока она меня не найдет, она никуда не донеся.
– Это почему?
– Об этом мы у нее и спросим. Но сам посуди. Судя по тексту, она всех хотела законсервировать до лучших времен, или мы улететь куда к звёздам должны – это тоже спросим. Но в момент открытия купола я, то есть моя душа потерялась. И вот ради моего возрождения было придумано все это. Вы – моя свита, мой народ.
– Ладно, пусть так. Но что-то я не вижу никакой Атлантиды на карте. Да и за столько времени не осталось от нее ничего. Что мы искать будем?
– Остались вы, я, безмолвные сестры, Святая мать, храмы – этого больше, чем достаточно, чтобы возродить все: язык, традиции, что там еще возрождают?
– Культуру, – дополни ее Борис.
– Молодец, садись – пять, – сказала Вэйда и поцеловала его в губы.
– Моя королева, так нельзя, – но ее рука уже расстёгивала его рубашку
– И-иванова, Лиля, ты не забывай, что ты ребенок, что все это противозаконно в конце концов, – Борис вжался в стену и чувствовал себя подростком, безвольным и беззащитным.
– Я – здесь закон, я – королева. И я тринадцать раз как достигла взрослости.
Вэйда стянула с себя блузку, легкие брюки и осталась в белоснежном белье. Эта бронзовая кожа, с холодным металлическим блеском. Этот контраст с белизной белья – она совершенство. К ней хочется прикоснуться, ее хочется согреть. Руки Бориса нерешительно потянулись к застежке на бюстгальтере. Еще движение – и вот на нагая. Без тени стеснения, без намека на стыд.
– Знаешь, о чем я могла вспоминать в своей вечности? Я вспоминала руки любящих меня мужчин. Их было немыслимо много. Я никогда не имела право на чувства, потому что рождалась, чтобы умереть. Теперь иначе. Все будет не так, я порвала эту нить жертвенности. Я хочу любить, я хочу любить тебя, Борис. Как тебе такое предложение?
– Меня посадят, – тихо сказал Борис и поцеловал свою королеву.
Ближе к утру, когда небо на востоке начинает светлеть, а звезды все еще видно, Вэйда стала метаться во сне, она шептала слова, с кем-то общалась, слушала и отвечала – каждое слово Борис старался запомнить, потом схватил со столика карандаш и тетрадь и стал записывать, уже не полагаясь на свою память – Вэйда говорила на летурийском, и некоторые слова он попросту не понимал. Еще бы знать как это правильно пишется, чтобы точно не ошибиться.
В половину шестого Вэйда открыла глаза. Вид ее был измучен, словно и не спала она вовсе. Девушка с удивлением посмотрела на Бориса, который сидел на полу, положив голову на край дивана. Она подумала, что он спит, но стоило ей только пошевелиться, Борис сразу же встрепенулся и схватил карандаш и сосредоточенно посмотрел на свою королеву.
– Эй, ты чего? У тебя все хорошо? – Лиля потянулась, ей хотелось размять шею, кажется диван Бориса Николаевича был не очень удобен для сна.
– У меня все нормально. Как ты? Ты бредила. Говорила во сне. И я почему-то подумал, что это важно.
– Странно, я ничего не помню. Покажи, – Вэйда потянула руку к блокноту.
– Я сам прочту, если ты не возражаешь. Почерк у меня не очень, да и писал на коленке.
– А если там что-то личное, – девушка хитро прищурила глаза.
– Все твои тайны, теперь наши общие тайны. Так что теперь у тебя ничего личного, кроме меня, быть не может, – он глубоко вдохнул, – Знаешь, у меня появилось такое ощущение, что я могу. Нет, вернее, имею право, указывать моей королеве. Теперь. Ну, мне так кажется.
– Ну, пока я очень даже не против. Давай читай, мой король, – и она засмеялась, по-девчачьи звонко, что у Бориса внутри снова все перевернулось – она ребенок, девочка совсем, и все что произошло так неправильно.
– Бо-Ни, ты чего завис? Что тебя вдруг смутило? Может это – она провела рукой по обнаженной груди. Или это – Вэйда вытащила ногу из-под простыни, оголив ее до середины бедра.
– И это тоже. Мне действительно неловко. Этого всего не должно был произойти. И я не знаю, как жить дальше.
– Дальше мы будем – долго и счастливо. Давай читай, что я там наговорила.
«Matar, matar. Mo edey to. Mo hou ka to» – дальше пауза минут пять, но ты как будто внимательно слушала кивала, иногда наоборот головой крутила, типа не согласна, руками махала.
–Тут все понятно: Мата, Мата, я слышу тебя, я иду к тебе. Дальше что?
– А Мата – это кто?
– Мата – это святая Мать, та которая вечная. Дальше давай.
«Ume lotaruc. Hour ma turo. Verder li ravay. Ubo zа kyutil kina. Ma houtana to. Terina soledu. Bekaya. Ma doja»
– Это все? -Сейчас Вэйда выглядела напряженной или даже озадаченной.
– Из фраз – все. Дальше отдельные слова.
– Какие?
– Я их сам перевел, типа «не хочу», а потом последнее слово – «я сделаю». А дальше ты уснула.
– Нам надо что-то придумать. И очень быстро. Через три дня я должна быть в храме. Я говорила тебе, что времени нет, так вот его, как видишь, оказалось еще меньше, чем я думала.
– И как мы туда попадем? – слова у него застряли в горле, он не смел сказать своей королеве, что это дорого, что у него нет денег даже просто отправить ее одну, что на зарплату обычного историка сильно по миру не покатаешься. Любой другой девушке он бы честно сказал все это в глаза, но только не королеве, своей королеве.
– Я не на дереве росла все эти 16 лет, так что я в принципе понимаю суть проблемы. У меня один небольшой вопрос – как вы связываетесь между собой: почта, мессенджеры, каналы связи? Как-то вы все должны узнать о моем возвращении.
