Хроники Нордланда: Старый Король

– Но почему?! – Изумилась Алиса. – Почему они хотят?..

Юна тщательно вытерла слезы платком Авроры.

– Это из-за смерти их младшего брата. Я не знаю, что сделал граф Кенка, Сед не говорит. Он говорит только, что граф – подонок.

– Это все знают. – Заметила Аврора. – Но чтобы воевать?

– И когда? – Сдвинула темные брови к переносице Алиса.

– В любой момент! – Горестно всхлипнув, прошептала Юна. И Алисе впервые в жизни захотелось произнести одно из любимых крепких словечек Гэбриэла. Громко, жестко и смачно.

А как же ее медовый месяц, и так превращенный в неделю?!

– А осторожнее нельзя?! – Гарет дернул руку. Цирюльник, молодой еврей, стригущий герцогу ногти, торопливо промокнул крохотную ранку на пальце чистой салфеткой, смоченной ромашковым настоем, рассыпался в извинениях.

– Черте что. – Гарет мгновенно об инциденте забыл. А цирюльник, покинув Рыцарскую башню, встретился в саду со служанкой Мины, Мартой:

– Вот, все, что удалось добыть.

Крови была небольшая капля, яркая на белой ткани. Марта бережно спрятала на груди драгоценный трофей, выдала цирюльнику двадцать талеров:

– Все?

– Обращайся, красавица. – Тот с удовольствием пересчитал монеты и ссыпал их в кожаный кошель на поясе. – А поцелуй?

– Пошел ты! – Фыркнула Марта и поспешила к госпоже.

Во время сборов не обошлось, разумеется, без скандалов. Семья герцога Анвалонского собралась домой вместе с королевским кортежем, и София, смертельно обиженная на Гарета, демонстративно собралась с ними, на что Гарет возражать не стал. И не только потому, что хотел проучить строптивицу, но и потому, что так же, как и Гэбриэл, чувствовал, что обстановка на Юге накаляется, и рад был, что хоть кто-то из тех, кого он хотел бы уберечь, окажется в безопасности. Королева предложила, чтобы его высочество поехал вместе с молодым эрлом Фьесангервенским и помог ему на первых порах советом и волевыми решениями. И принц Элодисский согласился довольно скоро, потому, что и друзья, Аскольд Эльдебринк и кардинал Стотенберг, согласны были: нужно и мальчишке Еннеру помочь, и собственным сыновьям дать возможность справляться самостоятельно – давно пора оставить их одних. Это очень порадовало королеву, но, как довольно часто случается, там, где она сомневалась, ее ждал успех, а вот там, где она была абсолютно уверена в успехе, ее ждал неприятный сюрприз. Габи наотрез отказалась ехать с нею.

Она обижалась на королеву давно, практически, с первого дня ее пребывания в Хефлинуэлле, чего Изабелла, чрезвычайно занятая другими интригами, даже не заметила. И это равнодушие оскорбило Габи особенно сильно, задело особенно больно, и потому обидело смертельно. «Не-ет, дорогая тетушка. – Мысленно злорадствовала она, предвкушая, как удивит и обломает тетку, когда та, наконец, вспомнит о ней. – Не получится у тебя мною манипулировать больше, нет, не получится! Сама выходи замуж, за кого ты там меня решила выдать, сама рожай наследника, все сама, все сама!». Причем девушка была достаточно самоуверенной, обидчивой, избалованной и глупой, чтобы все высказать королеве без обиняков, едва та завела речь об отъезде на Север.

– Дорогая, что ты говоришь? – Изумилась Изабелла.

– Я не вещь, дорогая тетя. – С вызовом повторила Габи. – У меня собственные планы на мою жизнь. Вы мною распоряжаться не будете! Вся ваша дружба, письма ваши все – вранье, я достаточно насмотрелась, как вы эту дуру анвалонскую облизываете, а на меня вам было плевать. А тут понадобилась? Только вот поздно. Я больше вам не верю.

– Тебе уже шестнадцать лет. – Холодно сказал Изабелла. – Взрослая девушка и должна понимать, что стоит на кону. Ни я, ни мои брат и сестра, ни мои племянники, ни ты, дорогая племянница, – все мы не можем делать то, что хотим, не считаясь с интересами и нуждами Нордланда. Если я, как ты говоришь, «облизывала» кого-то, то делала я это…

– Да-да, – опять королеву бесцеремонно перебивали в этом замке! – все это вы делали в интересах королевства. В том числе и мне письма писали про дружбу и все такое. Я не дура, поняла! Вон вас сколько, сами перечислили. Королевство может быть спокойно, о нем столько человек заботится! И я ему не нужна. Я не просила меня рожать принцессой, и не хочу, чтобы из меня вещь делали.

– Сестра права, в кои-то веки. – Безжалостно произнесла Изабелла, с гневным сожалением глядя на Габи. – Ты – круглая дура, моя дорогая. И тебе требуется самый серьезный и беспощадный урок. Монастырь! Никаких нарядов, никаких драгоценностей, подружек и кавалеров! Пока не поймешь, кто ты такая и каковы твои обязанности, будешь рядовой монахиней в самом дальнем монастыре!

– Ну и буду! – Со слезами на глазах огрызнулась Габи. – Только не дождетесь вы от меня покорности, ясно?!

И вторично королева была изумлена и неприятно разочарована, когда графиня Маскарельская неожиданно поддержала дочь. Леди Алиса серьезно относилась к замечаниям и требованиям мужа, и каждое воспринимала, как руководство к действию. Вильям сказал, что с Габи нужно быть помягче? Так и будет. Леди Алиса не только полностью оправдала дочь и заявила королеве, что раз «девочка не хочет, нечего ее принуждать!», но и неожиданно смягчилась и по поводу монастыря, согласившись не гнать дочь на Север, а отправить ее в Разъезжее. «Там весьма хорошее образование» – Заявила на голубом глазу графиня Маскарельская, не прочитавшая, как и дочь, за всю жизнь ни единой книжки, кроме «Часослова», который прочла в девичестве по принуждению, и сочла непонятным, скучным и отвратительным. Что не мешало ей на словах быть поборником образования и сетовать на недостаточную начитанность «нынешней молодежи». Габи, расхрабрившись, осторожно поинтересовалась у матери, нельзя ли ей побывать в Гранствилле, посетить собор святой Анны и навестить свою подругу. И просто с ума сошла от радости, когда получила разрешение матери на то и другое! Ибо графиня Маскарельская полумерами никогда не ограничивалась. Запрещать – так все подряд, разрешать – так тоже. Габи специально подгадала так, чтобы этот великий день пришелся на среду, ибо так была надежда, что она встретится не только с Беатрис, но и со Штормом – без секса Габи просто зверела. А королева была вынуждена отправляться без нее, Габи – и последняя очень, очень этому радовалась. Что было довольно глупо с ее стороны, но такая уж она была.

На этот раз Кира согласилась сразу. Она понимала, что жить и ей, и Ларсу осталось до того момента, как вернется Барр, и появится Доктор. Хозяин считал это решенным, и Кира верила в его возвращение – и очень его боялась. Этот человек превратил ее жизнь в сплошной кошмар, он унижал, избивал и терзал ее день и ночь на протяжении трех лет, и Кира была просто не в состоянии оценивать его трезво. Даже Драйвера и Барр она понимала куда лучше и боялась куда меньше, хотя Доктор был куда ничтожнее их обоих. Для Киры, да и для других девушек в Девичнике, Доктор был чудовищем, монстром, безжалостным и всесильным. И когда Стерх сказал, что тот вот-вот вернется, и им обоим конец, Кира согласилась на побег почти не колеблясь. И не столько ради себя, сколько ради Ареса. Тот так серьезно пострадал, что даже невероятное здоровье полукровки его подводило. Отбитые почки, поврежденная печень, внутреннее кровотечение, с которым Кира с трудом справилась – он был чуть жив. Жертвовать собой для Киры было нормальным состоянием, но жертвовать любимым девушка не могла.

Только оказаться на свободе Кире и Аресу была не судьба – не в этот раз. Стражники, с которыми Стерх договорился, его предали, и во внутреннем дворе их схватили. Хозяин лично, под протестующий вопль Киры, перерезал Стерху горло, и повернулся к ним.

– Трус!!! – Завопила Кира. – Трус… Мразь!!! Да если бы они его не держали, ты к нему близко бы не подошел, трус, жалкий… грязный трус!!! – Она была вне себя, парня ей было так жаль, что стало вообще все равно. – Ты думаешь, ты нас ломаешь?! Ты их, – она широким жестом указала на стражников, – ломаешь, ты искалечил их, жизнь им сломал!!! Они могли бы жить, любить, веселиться, а вместо этого только злоба, только смерть, только ненависть…

– Убейте ее! – Голос Хозяина от ненависти, изумления, и какого-то иррационального страха дал петуха. – Разорвите эту тварь, псам скормите…

– Стоять! – Рявкнул высокий кватронец со шрамом, едва пара стражников качнулась в сторону Киры. Взглянул на Драйвера. – А что, она не права? А ну-ка, сам ее прирежь, Хозяин! Ты ведь даже девчонки тощей боишься, разве нет? Сколько я насмотрелся на тебя, не сосчитать! Ты пацанов щуплых боишься, едва те на тебя залупятся, как ты штаны мочишь и нас зовешь! А в благодарность что? – Он повысил голос, и Драйвер отшатнулся от него, выдав, что и в самом деле боится, панически боится. – В благодарность ты нас в расход пускаешь, едва не нужны становимся. Сколько парней хороших вниз спустилось и не вернулось вместе с ведьмой твоей? А она, – он указал, не глядя, в сторону Киры, – нас лечит. Мы ее бьем, а она – лечит. Она мне перелом вылечила, а если бы не это, отправился бы я туда, – он указал пальцем в пол, – и ты бы даже глазом не моргнул. И я ее убить не дам. Это еще вопрос, кто тут Паскуда – она, или ты. Как по мне, так вроде больше на тебя похоже. – Он обернулся на притихших парней. – А что? Может, прирежем его, и сами здесь заправлять будем?

– А ведьма? – Спросил кто-то.

– А я с нею договорюсь. – Сплюнул кватронец, которого звали Шершнем. – Ей не он, – он вновь ткнул пальцем в Драйвера, – ей Красная Скала нужна и то, что внутри сидит.

– Нет! – Выпрямилась Кира. – Не убивай его.

– Ты что, – изумился Шершень, – и его пожалела? Дура, что ли?

– Я не дура. – Кира поддерживала Ареса, тяжело дышавшего. – И ты вроде не дурак, так сам подумай. Такие, как он, гости, думаешь, они позволят вам здесь командовать? Когда они со всеми своими людьми сюда придут, думаешь, выстоишь? А ведьма – думаешь, она тебя поддержит?

Шершень нахмурился, обдумывая сказанное. Драйвер, на миг простившийся с жизнью и страшно перепугавшийся, почувствовал себя немного увереннее. Его волю и достоинство когда-то давным-давно сломал Райдегурд, превратив в ничтожество, готовое пресмыкаться перед кем угодно. Долгое, очень долгое время Драйверу казалось, что это в прошлом, а он – хозяин судьбы и положения, сильный и влиятельный. Собственно, так и было… но не зря говорят, что сломанное уже никогда не станет вновь целым. Сила Драйвера основывалась на стражниках, на золоте, на поддержке ведьмы, на страхе и шантаже. Внутри же, в душе, он был и остался трусом, лишенным всякой гордости и всякого достоинства, и в минуту кризиса все наносное слетело шелухой. Он готов был пресмыкаться даже перед Кирой, которая – неважно, почему, – заступилась за него. И в то же время ненавидел всех, кто видел его унижение, всех до единого, даже тех своих стражников, которые пока готовы были защищать его. Какая разница? Они видели!

– Сам-то подумай. – Сказал Драйвер, тем не менее, вкрадчиво и почти спокойно, полагаясь на свое обаяние и красноречие, почти никогда его не подводившее. – Здесь, в замке, рыцари из Верных, их люди. Ты не сможешь их всех перебить!

– Да? – Ухмыльнулся Шершень. – Точно, не смогу? Уверен? А если смогу?

– Зачем это тебе? – В горле у Драйвера пересохло. – Даже девка понимает…

– А ты повежливее. – Засмеялся Шершень. – Эта, как ты говоришь, девка, тебе жизнь спасти пытается. А я вот думаю, а стоит ли ее послушать? Тебя-то точно не стоит, пи»дишь ты хорошо, но я сыт твоим пи»дежом по горло.

– Он не посмеет никому из нас ничего сделать. – Решительно произнесла Кира. – Он знает, почему. Пусть живет, пусть сдерживает этих… Верных, – и будет тише мышки сидеть. Только нужно не пустить сюда Доктора. И тогда он наш.

– Доктора, говоришь, не пустить? – Приподнял бровь Шершень. Он скалил зубы, но глаза, серые, как песок, были холодными и злыми. – Объясни. Если пойму, порешаем.

Кира объяснила. Шершень расслабился, сплюнул и снова засмеялся.

– Слышали, парни? – Он закинул на плечо обнаженный меч. – Эта пучеглазая обезьяна сюда попасть не должна.

Драйвер похолодел. Все его надежды и чаяния с некоторых пор были связаны с Доктором. Бог его знает, почему он не думал, что и Доктор может воспользоваться этой ситуацией, чтобы шантажировать его точно так же, как и Кира. Вообще-то, Драйвер не был дураком, просто его ум отличался какой-то извращенной зацикленностью, вдобавок, почти никакого образования он не получил. Да и не мог барон сейчас думать ни о чем, кроме мести. Уничтожить девку – вот, что он желал каждой клеткой тела. Но для этого нужен был Доктор…

Впрочем, сейчас не это было главное. Выжить, обмануть этих тварей, а там уже разобраться с ними. Вернется Алекс, она им покажет! Драйвер мгновенно простил Барр – не до разногласий, выжить бы! Описывая заманчивую картину новой жизни Шершня и других парней, Драйвер видел, как смягчается лицо кватронца, которому эта новая жизнь очень нравилась. «Давай, распускай губенки, свинья неблагодарная. – Думал Драйвер про себя. – И ты, и эта девка, и остальные мрази, вы за все ответите!».

Шершень достаточно понял, и с мстительным злорадством, чтобы посильнее помучить Драйвера, начал нарочито почтительно обращаться к Кире. Барон не мог скрыть, до чего его это бесит, и Шершень предложил Кире:

– тебе зачем в помойку эту возвращаться? Мы тебе здесь самые наилучшие покои организуем.

– Заманчиво. – Согласилась девушка. – Но – нет. Там я нужна. Там ингредиенты, оборудование. Помощь-то каждый день требуется.

– Точно. – Согласился Шершень, и расплылся в ядовитой ухмылке:

– ну, тогда Хозяин тебе свои отдаст. Да, хозяин? Ты же не против?

Кира посмотрела Драйверу прямо в глаза. Она не забыла, и не собиралась забывать, как он пытался унизить ее, пригласив к себе. Как смотрел, словно на какую-то копошащуюся в грязи тварь. Что ж, чем бы не кончилось это безумие, но этот миг – когда она оказалась хозяйкой его покоев, – стоил всего. Искусству скрывать свои чувства, какими бы они ни были, Драйвер у своих рабов так и не научился, и корчился сейчас от бессильной ненависти, от злобы, разрывавшей его душу, от страха, который внушали ему его же собственные рабы. И знал, что она видит, и понимал, что она торжествует, и от этого ему было так хреново, что он готов был плюнуть на все и броситься на нее, вцепиться в горло, сломать ее хрупкую шею, бросить на плиты двора и топтать ногами, пока не измочалит ее ненавистное тело в хлам! Но в этой девушке чувствовалась такая сила, что даже ее кажущаяся телесная хрупкость не вводила в заблуждение. А силы Драйвер боялся всегда. Чужими руками, связанных, беспомощных, он готов был бить и пытать сколько угодно, с наслаждением, но сейчас – он не мог ничего. Будь Кира одна – он рискнул бы, такую ненависть она ему внушала. Но она была не одна.

И через несколько минут Кира вошла в роскошное помещение, которое так недавно казалось ей нереальным раем. Вошла и привела своего Ларса, по-прежнему поддерживая его. Огляделась, вздохнула глубоко, переведя дух. Жаль было мальчишку Стерха… Но к этой боли она здесь так давно привыкла! Как бы там ни было, а они по-прежнему живы и по-прежнему вместе. И самое главное – сейчас она видела унижение главного своего врага, и внутри все ликовало и пело от злого торжества. Ради этого стоило терпеть! Ради этого стоило жить.

Не смотря на опасность такого решения, идти Лодо и Шторм решили все-таки через дом Барр. Можно было, конечно, на лодке попробовать во время прилива пройти в бухту под Красной Скалой, но тут возникало сразу несколько проблем. Пришлось бы ждать следующего прилива, а времени на это могло и не быть, во-первых, во-вторых, ожидающую прилива лодку со спасенными (в случае удачи) узниками Садов Мечты почти наверняка заметят из замка и тогда все мероприятие точно пойдет насмарку.

Пошли перед самым рассветом, в час, когда особенно сладко спится и когда почти любая стража теряет бдительность. Вот-вот рассветет, петухи пропели, никакой вор и никакой тать уже не полезет – так обычно думают, и в целом обычно так оно и есть. И тем более, спустя рукава сторожили дом Барр – кто, в здравом уме, полез бы к ведьме Пустошей? Ассасин действовал бесшумно и стремительно. Шторм не отставал – первый благодаря пожизненной практике, второй – эльфийской крови и ловкости. Зарезать в постели своих бывших приятелей ему оказалось так же легко, как прежде – убивать по приказу Хозяина. Если Гэбриэл переживал в похожих случаях о том, что мог бы быть на их месте, сложись все для него на Красной Скале иначе, то Шторм вообще ни о чем таком не думал. Только о том, что у него есть цель – и ее нужно достичь. И если такой ценой – значит, такой. Даже Лодо не ожидал такой быстрой и чистой работы. А Шторм, в несколько минут покончив со своими бывшими приятелями, сказал ассасину:

– Я пойду в подвал и закрою каргов. Я знаю, как.

На это времени у него ушло еще меньше. Очень быстро он приоткрыл тяжелую влажную дверь с пятнами плесени по низу, выглянул и кивнул: пошли.

Дом ведьмы, как успел заметить Лодо, был неуютным и мрачным, как и ее полумонашеская аскетичная одежда, как она сама. Довольно большой, он был пустым и казался заброшенным, даже не смотря на чистоту вокруг. Ставни большинства окон были закрыты на засовы, очаги – пусты и холодны. В большой трапезной, где теплилось подобие домашнего быта, на стенах не было ни панно, ни ковров, ни гобеленов. Бордюром по стене тянулись лишь скрещенные кости и латинская надпись: «мементо море», «Помни о смерти». Да в простенках между узкими высокими окнами нарисованы были скелеты, символизирующие ремесла: скелет с ножницами, скелет с вилами, с поварской лопатой и так далее. Такого Лодо не видел даже в Сирии, где сохранились еще замки тамплиеров, которые любили подобные «украшения», символизирующие их показную аскезу. Длинный стол, за которым засиделись двое стражников, убитые Штормом в мгновение ока, был основательным, добротным, очень чистым, но не покрыт даже скатертью. Все в этом доме было аскетичным и равнодушным. И увидеть огромный винный погреб с массивными бочками для Лодо было странно и неожиданно.

– Нет тут никакого вина. – Мрачно ответил Шторм в ответ на его удивленное замечание. – Сейчас увидишь.

В одной из бочек Шторм явно запер каргов – сейчас они там скреблись, топотали, шумно сопели, похрюкивали и порыкивали, чуя чужака. У другой, нашарив что-то, ведомое только ему, Шторм открыл дверь, из которой пахнуло запахом, который нельзя было спутать ни с чем другим: запахом морского грота, сырости, гниющих водорослей, соли. Лодо ощутил легкий сквозняк, выдающий близость моря еще явственнее.

– Элегантно придумано. – Произнес он вполголоса. Шторм кивнул и уверенно пошел вперед, забрав из гнезда у двери светильник, заправленный каменным маслом.

Это было дивное место. Системы пещер и гротов частью были естественными, частью выдолбленными в скале, и явно не людьми. Шторм только пожал плечами: он историю этого места не знал. Местами они проходили под ажурными колоннами и арками, украшенными остатками эльфийской вязи, местами спускались и поднимались по узким лестницам, шли над неподвижной темной водой по узким изящным мостам. Глаз Лодо выхватывал балконы, галереи и уходящие в темноту боковые коридоры. Шторм шел уверенно, как всякий эльф, ориентируясь даже не столько по памяти, сколько благодаря острому, почти звериному чутью. Казалось, что вокруг было совершенно пусто, ни стражи, ни обещанных чудовищ. Тишина, шаги, то гулкие, то глухие, то с эхом, то без. Звон воды, журчание, звук осторожных капель. И все же здесь было страшно. Напряжение висело в воздухе, ощутимое физически, его, казалось, можно было трогать рукой. Затылок холодили то ли взгляды кого-то страшного, то ли пещерная тьма. Впрочем, Лодо отлично знал, что некоторые взгляды и в самом деле физически ощутимы и опасны. А уж если речь идет о ведьме и ее исчадиях…

На миг задержавшись и обернувшись, Шторм указал Лодо на причал: очень красивый, тоже явно эльфийский. Сюда, если удача их не оставит, они приведут узников Красной Скалы, и отсюда отчалит баркас. Лодо как-то слышал, что на месте Найнпорта был какой-то эльфийский город, уничтоженный драконами. Теперь он видел воочию осколок неведомого людям прошлого, и мимолетно пожалел о том, что не видел его целым, в славе и блеске. А еще – задумался о том, не было ли прямой связи с этими руинами и тем, что скрывается в недрах Красной Скалы? Не сохранилось ли здесь нечто, что использовала ведьма Пустошей в своем колдовстве? Об этом следовало рассказать Гэйбу Хлорингу. И пусть он с помощью эльфов разберется в этом.

Их со Штормом задача упростилась за счет того, что вся стража Садов Мечты, грубо говоря, забила на безопасность и службу вообще. После бунта Шершня здесь наступила вольница. Стражники развлекались в будуарах, уничтожали запасы хорошего вина и деликатесов для гостей, и совершенно не беспокоились о том, что кто-то может сюда проникнуть. Кто? И откуда – со стороны дома Барр? В это вообще невозможно было поверить, даже если бы кто и выдвинул такую нелепую версию. Троих кватронцев в караулке, при выходе из Садов Мечты, Лодо и Шторм зарезали мгновенно, не дав даже вскрикнуть. Шторм отлично чувствовал партнера и был идеальным напарником, чутким и послушным. Он не рвался вперед и не пытался геройствовать, но и не был инертным, был начеку и готов был тут же поддержать, заслонить, добить и так далее. Следующего кватронца они не убили, захватив живьем и заставив рассказывать, что сейчас здесь происходит, кто здесь есть из замка, есть ли гости. Гостей, по словам кватронца, было трое, взяли одну девочку, из местных. В Галерею. Довольно давно. Рассказал он и про Киру, и про Шершня, и что Хозяин в Сады пока не заходит, ведь Кира живет в его покоях.

– И так его от этого плющит, – злорадно сообщил кватронец, – что он заболел аж, сидит у себя, заперся, не жрет ничего. Ждет ведьму. – Кватронец сплюнул. – Только Шершень сказал, что с ведьмой он договорится. Наверное, сможет. Девка-то, эта, Паскуда, она Папу Хэ чем-то отравила, он теперь иначе не может, если она ему лекарство не даст, он, это, сдохнет, как свинья. Она и с ведьмой, поди, так сможет.

– И с тобой. – Не выдержал Шторм.

– А я че? – Удивился кватронец. Совершенно искренне. – А меня-то за что?

Шторм промолчал. Но подумал: уж как стражники Садов Мечты измываются над девушками, так и не все гости делают. Так что ей по любому есть, за что.

– Я рад, что эта девушка жива. – Сказал Лодо. – Мой патрон особо упоминал ее и просил освободить любой ценой и доставить в Гранствилл. – Обернулся к кватронцу. Он собирался убить его, точно так же, как остальных, но явная ненависть того к Драйверу подкорректировала его планы.

– Хочешь много денег? – Спросил задумчиво. Кватронец оживился:

– Да кто ж их не хочет?!

– Сделаешь кое-что, и получишь много денег. Дукаты, не мелочь.

– Да хоть что. – Искренне и без раздумий пообещал тот. – Хотите – Папу Хэ завалю. Прям со скидкой, за удовольствие.

Шторм стиснул зубы так, что желваки заиграли. Нет, он не из-за Хозяина гневался. Он в сотый раз мысленно бил себя по голове. Значит, он здесь вообще был единственный, кто слепо верил Хозяину и служил ему?! Глупый, жалкий пес! Сам Хозяин – и теперь Шторм ясно вспоминал эти моменты, которые замечал, но до поры не понимал, – порой посматривал на него с недоумением и презрительной жалостью. Злость, раскаяние, ненависть душили и жгли.

– Этого не надо, но за готовность хвалю. – Усмехнулся своей неуловимой усмешкой Лодо. – Выжди какое-то время и спустись в Галерею. Трупы гостей, всех, или сколько сможешь, переправь в город. Сумеешь?

Кватронец почесал в затылке. Шторм его больше не держал, и нож у горла опустил, но оставил на виду, и кватронец нервно покосился на этот нож.

– Ну, пожалуй.

– Еще нужно будет написать на них, рядом с ними, как получится: «Убийцы детей». Сделаешь, иди в таверну, покажешь вот это, – он дал ему монетку в пенс, своеобразно сточенную, – и скажешь, что выполнил задание Ангела. Но не вздумай обмануть! Они проверят, и если раскроют обман, легкой смерти не жди. Тебя спросят: «Сколько». Ответишь: «Пять желтяков». И тебе дадут пять золотых дукатов. Дальше поступай, как знаешь. В таверне тебе наверняка предложат работу, советую не отказываться. Здесь больше не будет ни безопасно, ни сытно.

– Что делать-то придется?

– То, что умеешь и любишь больше всего. – Пожал плечами Лодо, и кватронец заухмылялся. Явно его умения и предпочтения не отличались особой пасторальностью.

Отпустив кватронца, Лодо и Шторм поспешили в Галерею. Опоздали: жертва выглядела так, что Лодо прикончил ее единым молниеносным движением. А вот с гостями он поступил далеко не так милосердно. Они сопротивлялись. Не смотря на то, что все трое были голыми, они были дворянами, рыцарями, и сопротивляться умели, а под рукой оказалось множество колющего, дробящего, режущего и протыкающего инвентаря. Задача Лодо усложнялась тем, что он хотел не убивать их мгновенно, а нанести смертельные ранения, от которых они будут умирать как можно дольше. Поэтому он приказал Шторму не вмешиваться, и тот, хоть и рвался всем своим существом на подмогу, не вмешивался – вновь заслужив удивление, смешанное с восхищением, со стороны ассасина. Идеальный напарник! Идеальный ученик!