– Начальница моя, продюсер, Александра, – Тони послал переставшей скрывать, что подслушивает, Алекс улыбку.
– Дай-ка мне ее, – потребовали с той стороны телефона.
«Как зовут?» – одними губами спросила девушка.
«Петр Семеныч», – прикрыв микрофон рукой, прошептал Антон и включил громкую связь.
– Здравствуйте, Петр Семеныч, – Саша отложила компьютер и внимательно уставилась в смартфон Куликова, словно общалась по видеосвязи.
– И вам здравствовать, Александра. Как там мой Тоха, хороший работник, ответственный?
«Тоха», – имя отпечаталось в сознании девушки образом веселого рыжего сорванца.
– Ответственный, все бы такими были, – не кривя душой ответила продюсер.
– Добро, если так. Но спуска ему не давайте. Будет хулиганить, можете мне звонить, у меня еще армейский ремень цел – дам в пользование.
– Дед! – под тихое хихиканье Саши возмутился Антон.
– Что? Я уже больше тридцати лет дед, знаю подход к мальцам, – ершисто отшила трубка.
– Спасибо, Петр Семенович, у меня свои методы воздействия, – с улыбкой ответила Алекс.
– Мудрую женщину по голосу слышно. Передайте моему шалопаю, чтобы он вас ценил и берег.
– Шалопай, вообще-то, все слышит, – встрял Тони.
– Вот и славно, два раза повторять не придется. Ладно, молодежь, пора мне на боковую сны смотреть, а у вас, наверное, поинтереснее занятие найдется, чем старческое брюзжание слушать.
– Что вы, Петр Семенович, мне было очень интересно с вами познакомиться, – искренне ответила Саша.
– И мне, Сашенька, с вами тоже, – спустя краткую паузу из динамика продолжили: – Тоха, начальница-то красивая? Голос мне ее понравился.
– Лучше, чем ты можешь себе представить, – Куликов подмигнул Саше.
– Пошел представлять. Спокойной ночи, внук.
– Пока, батя.
Телефон замолк. Алекс и Тони переглянулись. Оглушительно рухнула на них вечерняя тишина. Девушка заговорила первой:
– Интересный у тебя дед. Почему ты его батей зовешь?
Рыжий вытащил сигареты. Прикурил две и протянул одну Александре. Девушка почувствовала напряжение, обычно предшествующее тяжело дающимся откровенностям. Крепко затянувшись, мужчина откинулся назад и лег на плоскую крышу, глядя в постепенно затягиваемое тучами небо. В зазвучавшем затем голосе не было и намека на привычный задор, таким серьезным и скованным Куликова Саша не видела ни разу:
– Мне было десять, когда пропал отец. Ушел зимой на охоту, и с концами. Искали долго, решили – провалился в полынью, думали, по весне всплывет. Не всплыл, не нашли. Мать страдала, но потом смирилась. Через пару лет встретила другого. У них все завязалось серьезно, к нам переехал. Но у меня с ним не сложилось, – Антон замолчал.
– Почему? Пил? Бил? – девушка предположила самое очевидное.
– Нет, нормальный мужик оказался. Когда прошел срок и без вести пропавшего признали погибшим, они с матерью поженились. Сеструха моя родилась. Сейчас у нас хорошие отношения. Просто тогда, понимаешь, я отца ждал. Верил, что однажды откроется дверь и он зайдет в дом. Придумывал себе истории всякие, где он то на спецзадании, то память потерял, то заблудился и случайно перешел границу, где был похищен инопланетянами, – Тони грустно усмехнулся: – Не мог я матери простить, что она его похоронила, а сама дальше живет. Это было как предательство. Изводил я ее, отчима, жизни не давал, обвинял во всем. Дед и забрал меня к себе. Если б не он, кто знает, где бы я сейчас был, и что бы из меня выросло. Потому и «батя».
– Он отец отца? – Саша уже давно отложила ноутбук и безотрывно смотрела на исповедующегося ночному небу Антона.
– Ага. Я и до исчезновения отца с ним много времени проводил. Мать шутила, что у нас мужской клуб – чуть свободное время, мы с батей и дедом то в лес за грибами, то на рыбалку, то на охоту или в капоте ковыряться и мотоцикл перебирать. А потом в клубе стало на одного члена меньше.
Антон замолчал, погруженные в далекие воспоминания. Алекс не знала, то ли обнять его и утешить в давнем горе, то ли разумнее промолчать и не бередить старые раны.
– Догадываешься, о чем мое несбывшееся детское желание? – вопрос по-прежнему был обращен равнодушному темному небу, но девушка ответила:
– Чтобы отец вернулся?
– Я до сих пор вглядываюсь в лица на остановках, в метро, даже актеров массовки машинально отсеиваю по принципу «похож-не похож». Головой понимаю, что двадцать лет прошло и чудес не бывает, а перестать не могу…
В повисшей паузе было слышно, как усиливающийся ветер шуршит сухой травой и мерно позвякивает, ударяясь о крышу колодца, мятое ведро.
– Сашка, иди ко мне, ляг рядом, – приглашающим жестом Тони распахнул куртку, откидывая в сторону широкою полу. И Алекс скользнула в объятия, понимая, что это меньшее, чем она может отплатить за откровенность. Положив голову на плечо, прижавшись к теплому боку, под ладонью чувствовала она мерное биение сильного сердца.
– А тебе не было жалко мать?
Антон вздохнул:
– Было, но значительно позднее. Дед пытался меня вразумить, но ты когда-нибудь встречала подростков, считающих взрослых умными?
Александра усмехнулась:
– Я сама после седьмого класса сбежала от родителей жить к бабушке. Не то, чтобы они этому сильно сопротивлялись.
Губы Тони бережно коснулись темноволосой макушки.
– Вот-вот. Каким козлом я был, дошло довольно поздно. Но мать меня простила, на то она и мать, а я просто молчаливо принял ее прощение. Надо бы извиниться, да все не могу завести этот разговор.
Алекс молчала. Ей хотелось поддержать Антона, но все слова казались плоскими и пустыми, а отвечать откровенностью о себе представлялось неуместным и эгоистичным. Потому медленно скользила узкая ладонь с длинными пальцами по широкой ритмично вздымающейся груди.
– Тебе когда-нибудь хотелось все бросить? Остановить колесо, в котором ты скачешь, точно сумасшедшая белка, не замечая ничего вокруг, и заняться чем-то простым, понятным, вечным?
– Чем же, например? – удивилась девушка.
– Одно из детских счастливых воспоминаний, таких бытовых повседневных, что вгрызаются на всю жизнь, как мы с дедом и отцом возвращаемся с утренней рыбалки и заезжаем в пекарню на окраине города. При ней был такой маленький ларек, там всегда продавали горячий хлеб. Я помню этот запах свежего мякиша, когда мы разламывали буханку на троих и каждый вгрызался в свою хрустящую корочку. Такого вкусного хлеба с тех пор я не ел ни разу. Тогда мне захотелось стать пекарем. Я даже отучился на технолога пищевой промышленности, мечтал свою пекарню открыть.
– А что не сложилось?
– Как обычно – жизнь. Нужны были деньги, откуда они у студента? С матери тянуть не по-мужски, да ей и мелкую поднимать надо, у деда одна пенсия, хоть он готов мне последнее исподнее вручить. Надо было самому зарабатывать. Подвязался свадьбы снимать, потихоньку в монтаже понаблатыкался. Одна фифочка стала постоянной заказчицей, то ли ей работа моя понравилась, то ли я сам…
Тут Саша почувствовала какой-то холодный укол в сердце. «Ревную?» – удивленно подумала она, а Тони продолжал изливать душу:
– … в общем, свела она меня со своим спонсором – папиком при бабле, тут -то моя карьера и закрутилась. Только все это временами кажется мне какой-то суетой, ненастоящим, словно не кино снимаю, а сам играю чью-то чужую роль.
– Я не задумывалась об этом, – честно призналась Александра, – у меня не было детской мечты на тему «кем я стану, когда вырасту». Тельман однажды попросил меня помочь ему со съемками студенческого фильма, мне понравилось, ну а дальше как-то само пошло. Интересные люди, разные проекты, динамично и не до скуки. В целом, я довольна.
Антон задумчиво гладил Сашино плечо. Травяной аромат шампуня спутывал мысли, и без того слегка затуманенные выпитым алкоголем.
– Ты прости если лишнего наговорил. Ни к чему тебе мои метания. Может, дело в том, что четвертый десяток уже разменял, а я толком и не достиг ничего. Только снимаю веселые картинки, которые через пять минут просмотра все уже и забыли. Пойду я в дом, пожалуй, и ты не засиживайся, холодает.
Сняв парку, мужчина накинул ее Саше на плечи и быстро, словно устыдившись бесконтрольно излившейся откровенности, покинул крышу. Девушка открыла ноутбук и попыталась поработать, но между строками смет постоянно всплывали образы Антохиного детства. Виделся ей конопатый рыжий мальчуган, весело удящий рыбу вместе с отцом и дедом, и неуклюжий веснушчатый подросток, громко хлопающий дверью, оставляющий в слезах миловидную женщину средних лет. Почему-то захотелось свежего, рыхлого и горячего до влажности хлеба, а еще схватить Антона за огромную ручищу, идти куда-то по набережной Фонтанки и болтать обо всем и ни о чем. Саша тряхнула головой, прогоняя навязчивые праздные мечты, хлопнула крышкой ноутбука и пошла в дом.
В полумраке комнаты, на полу, развалившись звездой поверх спальника прямо в одежде, громко храпя, спал рыжий.
*
Раздевать или оставить так? Эта дилемма мучила Александру уже минут пять. Вот если бы на Антоне были свободные спортивные штаны на резинке, она без вопросов оставила бы его в покое, но затянутые на ремень джинсы с бессчетным множеством оттопыренных карманов, в которых наверняка лежит куча вещиц непонятного, но очень полезного в хозяйстве назначения – просто опасно позволять ему спать в этом! Можно, конечно, вытащить все лишнее и опасное, но еще бабушка поучала Александру: не хочешь заработать головную боль – не проверяй мужские карманы. Решив, что в данном случае приличнее и уместнее будет оставить Куликова без штанов, Алекс взялась за дело. Заколов волосы, чтобы не мешали, девушка опустилась возле мужчины на колени. Внимательно всмотрелась в лицо спящего, прислушалась к размеренному дыханию и осторожно приподняла низ толстовки. Показался серый трикотаж заправленной в джинсы футболки. Саша выдохнула с легким разочарованием: «Обнаженный торс и золотистые курчавые волоски подождут до лучших времен». В раздевании спящего Куликова было что-то волнующе запретное, точно под покровом одежды скрывалась некая тайна.
«Ага, тайна больших рук», – мысленно одернула она саму себя и осторожно потянула хлястик ремня, ослабляя натяжение на пряжке. В этот момент со стороны Саша больше всего напоминала лисицу, подкрадывающуюся к курятнику – сощуренные глаза ее блестели хищным голодным огнем, в чуть приоткрытом от предвкушения рту сверкали ровные зубы, острый язык медленно облизывал верхнюю губу. «Торжественно клянусь, что замышляю только шалость, и ту из лучших побуждений», – подумала Алекс и расстегнула кожаный ремень. Антон продолжал мерно храпеть. Девушка с тихим свистом выдохнула и уставилась на ширинку штанов: «Ну конечно, пуговицы! Тимофеева, ты прямо магнит для трудных задач!» Тихонько надавив на верхнюю, девушка попыталась продеть пуговицу в петлю, но джинсы прилегали плотно к телу, и затея провалилась.
«Что я делаю?!» – мысленно ужаснулась Саша и запустила пальцы одной руки под пояс штанов. Тони глубоко вздохнул, и ладонь Алекс сдавило между мускулистым торсом и грубой материей брюк. «Попалась!» – панически пронеслось в мозгу, но парень выдохнул, и ловушка ослабла. Воспользовавшись моментом, Александра быстро потянула половинки пояса друг на друга и пуговица выскочила из петли. Но расслабляться было рано – на гульфике оставалось еще четыре застежки. Вторую Саша попробовала аккуратно подцепить ногтем, но снова ничего не вышло. Отодвинув в сторону планку, продюсер гипнотизировала штаны, словно сила взгляда могла помочь в ее проблеме. Но если пуговицы остались безучастны к ментальной атаке, по ту сторону материи определенно начался какой-то процесс. Боясь передумать, Алекс вновь запустила пальцы под ремень, помогая пуговице выскользнуть из дырки, и, когда ее усилия увенчались успехом, уловила легкое, едва заметное, пульсирующее колебание. Ойкнув, она резко выдернула руку и во все глаза уставилась на промежность Куликова – там, в паху, под узкими джинсами, определенно начиналась тайная жизнь. Антон при этом выглядел по-прежнему безмятежно спящим, лишь подрагивающие веки выдавали переход в стадию быстрых сновидений.
«Надеюсь, тебе снятся не фигуристые блондинки. А я, похоже, сейчас проверю Эмкину гипотезу на практике», – и, размяв пальцы до хруста, Саша взялась за третью пуговицу. Теперь гульфик выпирал из общего рельефа на пару сантиметров. «Ох, Тоха, – краснея, но не оставляя попыток расстегнуть штаны Куликова, думала Алекс. – Ты мне совсем не помогаешь!» Наконец пальцы совладали с предпоследней застежкой, случайным касанием огладив еще подросший холм. Антон шумно выдохнул.
«Не вздумай сейчас просыпаться! А то хороша картинка, у парня ночная эрекция, а я стою на коленях и глажу его между ног, это можно и понять неправильно! – и тут же сама себя одернула. – А как, Александра Игоревна, еще понимать ваш неудержимый порыв стащить с мужика посреди ночи штаны? Какими благими намереньями будем прикрывать этот приступ физиологического любопытства?» Последнюю пуговицу Саша решила не трогать. Возможность быть застуканной с поличным выплеснула в кровь адреналин и прибавила сил. Бросив еще один бесстыдный взгляд на выпирающее из расстегнутой ширинки достоинство, Алекс попробовала потянуть за низ штанин, но веса в рыжем было не меньше девяносто килограммов, и джинсы не поддались ни на сантиметр. Задумчиво уставившись в одну довольно выдающуюся точку, Тимофеева задумалась. Черта не отступать и биться до последнего была основой ее профессионального везения. Склонившись так низко, что в ноздри ударил знакомый замах розмаринового шоколада, Саша подсунула ладони в узкую щель между полом и талией Куликова и попыталась, схватив джинсы за ремень, стянуть их с ягодиц. Мужчина заворочался.
– Тише-тише, мой хороший, – зашептала Алекс, осекшись на внезапно вылетевшем «мой». Антон заворчал что-то нечленораздельное и повернулся на бок. Этой смены позы девушке хватило, чтобы штаны оказались спущены до уровня колен и взгляду предстали мускулистые бедра и ягодицы, обтянутые трико защитного цвета. Саша разочарованно поморщилась и продолжила тянуть джинсы вниз, но не рассчитала усилий, резко рванула и брякнулась на пол на пятую точку, сжимая в руках с трудом добытый трофей. От шума Антон дернулся, сел и уставился на Алекс затуманенными сном глазами:
– Сань, ты что делаешь?
– Я тебе снюсь, – с максимально невинным выражением на лице ответила девушка.
– Хороший сон, – расплываясь в довольной улыбке, парень откинулся на спину и захрапел с прежней силой. Подождав для верности еще несколько минут, Алекс накрыла мужчину пледом, напоследок задержав взгляд на одном выдающемся участке его тела. «Пожалуй, следует больше доверять народным приметам, хотя, учитывая общие габариты Кулика, все вполне пропорционально», – улыбнулась Саша, залезая в спальник по соседству с Антоном. На пороге сна, когда мысли уже сменились путанными образами, а тело потеряло ощущение окружающего пространства, крепкая ручища Куликова обняла девушку и притянула поближе. Так Алекс и проспала всю ночь – свернувшись калачиком в медвежьих объятьях Тони.
Удивительно для себя самой продюсер вскочила первой, подкинула дров, нагрела чайник и принялась тихонько собирать вещи. Неутешительный прогноз подтвердился: за окном моросило. Складывая несъеденное в мешки, Алекс не сразу заметила занявшего дверной проем Антона.
– Сашуль, а где мои штаны? – с хитрой улыбкой рыжий ждал ее реакции.
– С чего ты решил, что я знаю? – заметно напрягшись бросила девушка.
– Меня кто-то раздел, и очень надеюсь, что не Тельман.
– Может, ты сам во сне? – Алекс не хотела сдавать позиции.
– Возможно… Сны сегодня были особенно яркие, – Тони не сводил с Александры улыбающихся глаз. Девушка в ответ лишь хитро прищурилась и вернулась к сборам. Громко хлопнула дверь коморки, и неверной походкой в кухню вошел режиссер. Темные спутанные кудри обрамляли помятое недовольное лицо подобно вспышкам протуберанцев. Под мутными глазами залегли темные круги. Осуждающе оглядев собравшихся, Дэвид плюхнулся на табуретку и ядовито бросил Александре:
– Убедилась в моей никчемности и тоже решила сбежать?
Продюсер оторвалась от упаковывания походного рюкзака и поставила перед похмельным коллегой стакан воды и упаковку аспирина.
Показательно шумно вздохнув, режиссер презрительно отодвинул лекарство:
– У меня вот здесь болит! – и театрально прижал ладонь к груди: – Впрочем, тебе, Шура, этого не понять… – кучерявая голова несколько раз качнулась в такт невеселым мыслям.
– Да куда уж нам, простым смертным, – буркнула Саша и ушла в комнату паковать вещи.
Следующая волна претензионного пессимизма выплеснулась на Куликова:
– Оказывается, режиссер совсем ничего не значит на площадке. Операторы бросают камеры, актрисы отказываются играть, а помреж с продюсером готовы другу нож в спину загнать и остановить съемки в самый разгар работы. Никто меня ни о чем не хочет спросить, а?! Может, мы тут еще не закончили?!
Последнюю фразу Дэвид буквально проорал на весь дом и стукнул кулаком по столу. Две металлические кружки от удара подпрыгнули и, издав слабое «дзынь», плеснули кофе на обшарпанную столешницу. Антон укоризненно покачал головой и завис над режиссером:
– Дружище, за бортом начинается ливень. Через несколько часов дорогу размоет, и мы застрянем здесь до холодов. Ни гениальный актер, ни прекрасная фокусница по глиняной каше, в которую вот-вот превратится наша заповедная тропа, сюда уже не проберутся. Мы выжали из этой богом забытой локации все возможные кадры. Но если тебе так нужны руины и болото, я найду их и в менее труднодоступных местах. За оставшуюся неделю успеем набрать километры отличного материала.
– За неделю? – Дэвид подозрительно глянул снизу вверх на Куликова.
– Да, дружок, пока ты вчера бухал, дирекция урезала нам сроки, – вклинилась из комнаты продюсер, – из хороших новостей – есть шанс получить остаток гонорара до новогодних праздников.
Тельман обреченно бахнулся лбом об стол и пробубнил:
– Еще скажите, что водки не осталось.
– В этот раз у нас нет времени на твой запой ни на почве несчастной любви, ни по другим уважительным причинам, – продюсер с трудом втащила на кухню здоровый туристический рюкзак, Куликов легко подхватил его и вынес под навес за дверь.
– И как мне прикажете работать в таких невыносимых условиях?!
– Быстро, четко и без рефлексии, – отшила Алекс.
– Тимофеева, это был риторический вопрос, – воздел глаза к потолку режиссер.
Сменив еще пяток страдальческих поз, огласив дом несколькими трагическими вздохами, режиссер выпросил у оператора запасы коньяка и, смирившись с суровой действительностью, загрузился вместе с личным скарбом в буханку.
Александра стояла посреди кухни, внимательно оглядывая пространство на предмет забытых вещей. Три дня старая убогая изба служила домом их маленькой группе. Они приехали в торфяные топи коллегами, объединенными общей задачей съемок фильма. Коллектив развалился, производство картины было под вопросом, все рушилось и летело в тартарары, но почему-то продюсер улыбалась. Скрипнула дверь, и дверной проем заслонила высокая широкоплечая фигура:
– Все проверила, ничего не забыли?
Утвердительно кивнув, девушка обернулась к рыжему. Оператор не торопился отойти в сторону, продолжая занимать весь проход. Подойдя вплотную, Алекс выжидающе посмотрела на Антона снизу вверх. Чуть наклонившись, мужчина коснулся ее губ легким невесомым поцелуем, и Саша почувствовала, как непроизвольно улыбается ему в ответ.
– Вот эту улыбку не забудь в заповедных топях.
Вместе они вышли за порог, и крупные капли дождя с новой силой застучали по крыше опустевшего дома.
Александра провожала глазами однообразный болотный пейзаж. Дворники УАЗика со скрипом боролись со стихией, набросившейся на сбегающих из топей киношников. На заднем сиденье в обнимку с кофром камеры режиссер приканчивал остатки коньяка. Переключив рычаг передач, Тони как бы невзначай подхватил руку сидящей рядом с ним Алекс. Парень поднес узкую ладонь к губам и по очереди поцеловал подушечки каждого пальца. Сладкое томление растеклось по телу, обещая в будущем интересное и захватывающее приключение.
– Выпьем за любовь! – раздалось с галерки, и кудрявая голова Тельмана вклинилась между рыжей шевелюрой Куликова и аккуратной прической Саши: – Кулик, тормози! Кажется, меня сейчас стошнит….
Часть 2. Тупиковая ветвь
9. Шантаж на персидском ковре
Смартфон, как безумный, пиликал и подпрыгивал на краю кухонного стола. Выскочив из душа в чем мать родила, Алекс наспех замотала полотенцем длинные волосы и раздраженно уставилась на экран телефона. Звонил директор студии. «Ну вот и разверзлись врата Ада», – с досадой подумала продюсер и приняла вызов:
– Да? – изображать дружелюбную вежливость перед руководством ей давно наскучило, тем более что в официальном штате Саша не значилась, изредка работая по контракту на картинах Тельмана. Это была ее личная уступка независимому авторскому кинематографу – платили мало, зато выносили мозг и сжигали нервы точно опытные инквизиторы.
– Тимофеева, почему я узнаю от сотрудников, что твоя группа раньше времени прервала рабочую командировку? Вы планировали скрыть этот факт и получить больше суточных? – без приветствия прогремела трубка.
«И как всегда с порога о деньгах», – Алекс почувствовала, как возвращается усталость, почти отпустившая ее в безлюдных топях.
– Интересно, как я могу скрыть факт сдачи на студию оборудования, которое только что ваши ответственные работники получили от моего помрежа?
– Чтобы немедленно бросала все и в чем есть мчала сюда. У нас новые вводные на все картины в стадии производства. Даю тебе час! – громкий командный голос резал слух.
«В гробу я видела ваши новые вводные», – раздраженно подумала продюсер, но вслух максимально нежно проворковала:
– Можно я хоть трусы надену? Или прихватить вазелин и идти как есть – голой после душа?
Трубка сдавленно хмыкнула и хрипло откашлялась:
– До чего же длинный у тебя язык, Тимофеева.
– И шершавый, – поддакнула Алекс, – подлизываюсь, как наждачкой глажу.
– Успеешь за час? – уже спокойно поинтересовались с той стороны.
– Да, – лаконично подтвердила девушка, решив не развивать тему нижнего белья и принудительных неуставных отношений.
Спустя пятьдесят минут тяжелые двери старинного особняка впустили худенькую темноволосую девушку, которая махнула пропуском перед клевавшей носом вахтершей и черной молнией взлетела на второй этаж. В приемной перед директорским кабинетом было, как обычно, накурено. Королевство Наташи жило по своим, неподвластным времени и сменам власти, правилам. Бессменная секретарша не покидала свой пост минимум пятьдесят лет, пережила пятерых директоров и переходила по наследству от одного к другому вместе с ключами от сейфа, чайным сервизом из Ломоносовского фарфора и дубовым письменным столом, включенным в список охраняемого культурного наследия Петербурга. Несмотря на преклонный возраст, она помнила все про всех без исключения работников студии, вплоть до десятизначных номеров мобильных телефонов. В здании, где курить запрещалось под угрозой штрафов, равных гонорару заштатного режиссера за документальную короткометражу, Наташа отстояла свою вредную привычку как неотъемлемую часть образа. При этом она злостно боролась со всеми нарушителями антитабачного закона, прячущимися от зоркого ока на маршах черной лестницы и под форточками удаленных от директорской тесных монтажных. Вот и сейчас, прижав ухом к плечу телефонную трубку древнего дискового телефона, она сжимала в пальцах дымящуюся, едко пахнущую папиросу.
– Здравствуйте, Наташа. Его сиятельство у себя? – качнула головой Алекс в сторону высоких дверей кабинета.
Секретарша утвердительно кивнула и, когда продюсер уже взялась за ручку, добавила:
– Гришаня у него.
– Черт! – едва слышно буркнула Александра и ступила на толстый ворс шикарного восточного ковра.
– Сашенька Игоревна, дорогая наша! – с распростертыми объятиями ей навстречу из кожаного кресла у окна поднялся грузный молодой мужчина. Светлая хлопковая рубашка расходилась на его массивном животе, обнажая нависающую над ремнем темную бездну пупка в окружении курчавых волос. Не спрашивая дозволения, девушку сгребли в охапку приветствия, в ноздри ударил сладковатый аромат сандала и тропических цветов.
– Привет, Гриша, – Алекс в ответ легко похлопала мужчину по спине и отстранилась. Толстяк замер рядом, не сводя с девушки взгляда и то и дело как бы невзначай задевая локтем или плечом складки объемного свитера, в длинные рукава которого Саша прятала ладони.
Солидный мужчина средних лет оторвал взгляд от разложенных перед ним бумаг, неторопливо собрал их в одну стопку и выжидающе уставился на продюсера:
– Ну, Тимофеева, рассказывай.