Молодежь баловалась, обзывая комнаты вагона кубриками, а общее помещение в центре кают-компанией.
– Это игру в Рипс вы называете обсуждением политических новостей? – оторвался от блюда май-лорд. – На деньги?
– Что вы, дядя Гвен! – изобразила круглые от возмущения глаза Окка. – Какие деньги? Воспитанные леди никогда не станут заниматься тем, что не позволят старшие!
Вагон качнуло на повороте, из-за окна долетел протяжный гудок. На горизонте красные крыши и столбики дыма. Приближался какой-то городок. Что там, по карте?
– Без меня, – сказал Олав, когда за девушкой закрылась дверь. – Голова разболелась, я хочу полежать.
Тетя Роза удивленно оглянулась, Веда вздохнула.
Она права. Сторонится. Заметно.
Глава 8
Омнусы молчали. Их было много, больших и поменьше. Матовые, холодные, в специальных серебряных ложах. Красные, голубые, коричневые, белые. Все стихии: огонь, вода, земля, воздух. Серебро, по убеждениям, помогало уловить грань, способствовало общению человека с минералом. В центре самые крупные, с вкраплениями жил, паутинкой разбегающихся по матовой поверхности, словно вены. Вокруг сателлитами плеяда поменьше.
Лан старался изо всех сил. Выворачивался наизнанку. Сжатые в кулаках ногти расцарапали кожу, пот мелкими капельками стекал по щекам. За спиной люди. Много. Ставших довольно близкими, в последнее время. Лорд Гвендин, тетя Роза, Олав, Веда, Ихвар, Окка, Мия, еще с дюжину парней и девчонок… практически, весь самый старший состав молодежи. Сам Торран Лоухан, патриарх прайда, и его жена. Май-лорд и май-леди Айшуг, родители Окки.
Тишина. Где-то тихо переговариваются прихожане, поглядывая на солидную рать благородного люда, столпившуюся у омнусов. Что-то отвечают монахи. Колени дрожат от напряжения, а в груди с каждой минутой ширится звонкая, как струны арфы, дыра…
Пусто. Чисто. Ни малейшего огонька, ни еле заметного всплеска. Камни молчат. Спокойные, уверенные, со снисходительностью взирая на потуги бывшего мальчишки, побелевшего от напряжения.
– Хватит, – не выдержал монах, в золотом облачении архиуса, главного настоятеля храма. – По-видимому, молодой леди предстоит пройти земной путь, блистая другими талантами…
– Помолчите, святой отец, – грубо перебил его дядя Гвен, и обратился к мальчишке: – Лань, может отдохнешь? Потом попробуем еще раз.
Руки бессильно упали вдоль тела.
Какой еще раз?!
К чему?!!
Круто развернулся и ринулся к выходу, прямо через толпу, еле сдерживая рвущиеся наружу слезы.
– Лань!! – крикнула сзади Веда.
– Лань, подожди, – догнал и схватил за локоть Олав, но мальчишка вырвал руку, и бегом припустил через зал, дробью отстукивая каблучками по мраморному полу.
Высокая тяжелая двустворчатая дверь, площадь, улица, люди. Один переулок, другой. Мир смазывался, расплывался… Он ревел, всхлипы сотрясали плечи и грудь. И ветер не успевал сушить стекающие по щекам блестящие слезы. Кто-то оборачивался вслед, кто-то удивленно качал головой, кто-то даже предлагал помощь. Он никого не слышал, закрывая ладонями мокрые щеки. Не видел ни города, ни людей, ни навесов магазинов…
Ноль. Пустышка. Судьба в очередной раз плюнула в тебя, Лан, с треском захлопнув крышку. На этот раз, окончательно.
К чему эта жизнь? Зачем?!!
Что дальше?
Последняя надежда умерла, как дым. Он никогда не будет магом. Никогда не встанет в один ряд с друзьями. Никогда не нацепит на плечо металлический герб «май», не набросит на плечи накидку с цветовой окантовкой, так хорошо узнаваемую на улицах. Не будет счастливо вопить на май-шугге, ждать праздников, с хрипом спорить о разных путях по спиральной лестнице к Вергусу. Он им не ровня.
Маги нужны всем. Королям, храмовым орденам, городским собраниям почтенных мужей, общинам, артелям, богатым господам. Нарасхват.
Простые не нужны никому. Простых пруд пруди. Пробиваются в жизни, ломая ногти и обдирая локти, выкапывая друг другу ямы и придумывая каверзы. Муравейник. Злых, копошащихся, погрязших в своих неурядицах…
Что он умеет?
Что он добился в этой жизни? К чему пришел? Стал бабой? Невестой Олава? Таков его жизненный путь? Рожать детей и встречать мужа? Сторониться друзей и общих застольев, где обсуждают магические новшества? И с горечью отворачиваться, если взгляд на улице наткнулся на гордую фигуру майера, которому все уступают дорогу…
У него нет выбора. Нет прав. И нет возможностей.
Спасибо тебе, отец. Ты убил своего сына.
– Лан? Это ты?!
В следующую секунду мозг уже осознал, что даже зловонная болотная жижа, в которую он провалился с головой, не имеет дна. Всегда можно упасть еще ниже.
И хуже.
Больнее.
Беда никогда не приходит одна.
Если судьба принялась избивать, то до исступления. Чтобы даже не смог вздохнуть.
Его вдруг окружила компания бывших друзей. Допп, Льяха, Умас, еще какие-то лица… целая свора, с возбужденным удивлением осматривая с головы до ног. Даже сам выпускник Мусс, городской заводила. А он в платье. Да уже с задом, ногами… фигура уже достаточно…
А вот об этом не подумал. В его бывшем прайде тоже много кадетов. И тоже приехали на выпуск и турнир.
– Вот это да!! – чуть ли не на всю улицу объявил Льяха. – Вот это девочка, я понимаю! Нет, вы только посмотрите…
Мальчишка рванулся, пытаясь выскочить из круга, но ему не дали. Толкнули назад в центр, и с удовольствием, даже какой-то животной жадностью, разглядывая лицо, задницу… ложбинку груди… каждую пядь нового тела. Волной накатило омерзение, он вдруг первый раз в жизни ощутил чужую мужскую похоть.
– Я бы тебя трахнул! – выдал глубокую мысль Допп. – Может, это… – с издевкой огляделся по сторонам, – по старой дружбе, а?
Круглая площадь, три разбегающиеся улицы, мальчишка у кирпичной стены дома. Лотки, навесы, зонтики, продавцы, покупатели, кто с неудовольствием, а кто с явным интересом посматривают на шумную ватагу. Лан белее смерти, ноги мелко дрожат. Холодный пот струйками стекает по спине, между лопаток. Я с ними дружил?
– Ты как был дебилом, так и остался, Допп, – постарался отбрить холодно, но голос предательски дрогнул, выдавая страх.
– Оно еще смеет говорить? – вдруг удивился Мусс, оценивающе разглядывая бывшего мальчишку. – Оно открыло рот? – оглянулся на дружков: – ну-ка, закройте нас.
Компания уплотнилась, отрезая от площади и любопытных зрителей. Главарь шпаны шагнул к нему, вдруг схватил за волосы и с силой рванул вниз, пригибая к земле – мальчишка грохнулся на колени, больно ударившись о камень.
– Вот, где теперь твое место, – констатировал отморозок и выпрямился, расстегивая ширинку. – На коленях, перед мужчиной.
Если можно побелеть еще больше, то лицо побелело. Затылок ломило, в висках стучали отбойные молотки. И снова, как и много дней назад, мир подернулся дымкой страшной пьесы. Перестал быть реальным. Тело резко ослабело, колени тряслись, сквозь ипрон ощущая каждый камешек на мостовой. Перед лицом, как кошмарная бредовая картинка, качнулся толстый, вонючий ялд, со взбухшими венами и густой порослью…
– Готова? – спросили сверху, и жестко загребли в лапу волосы, – ну-ка, открой ротик…
Ветер обдал лицо – что-то смело ублюдка в сторону. Перед глазами мелькнули чьи-то ботинки, с хрустом шмякнувшись о мостовую. Мальчишка отшатнулся назад, к стене, промаргиваясь и возвращая зрение…
