Ричард Длинные Руки. Удар в спину
– Маркус, – сказал я мертвым голосом, – здесь точно нет жизни. Давай посмотрим следующий. Ищи такой же, но поцелее…
Маркус передвинулся удивительно быстро, уже понимая, что ищу. Впереди стремительно появился, вырос и остановился на комфортном для рассматривания расстоянии скайбагер, похожий на телебашню с выставленными во все стороны широкими раструбами параболических антенн, но только две уцелели, да и те изрешечены чем-то вроде тысяч крохотных метеоритов, а от остальных остались только пеньки, а в самой трубе башни зияют широкие дыры.
– И этот, – сказал я, – Маркус, поищи другие…
Он нашел, но разбитый неведомой мощью вдрызг, уже не скайбагер, а плотный рой кусков обшивки и внутренностей, что летит по той же орбите, за тысячи лет снова сбившись в бесформенный ком из металла.
Затем еще два: один с развороченной обшивкой, второй разорван пополам, обе держатся на паре уцелевших нитей, я их привычно назвал кабелями, лишь благодаря нулевой гравитации.
Маркус послушно двигался над планетой, скайбагеры не идут в одной плоскости, все на одной высоте, но в разных широтах, я всматривался с надеждой в сердце, уже начал отчаиваться, когда вдали на темном небе показалась серебряная искорка.
Моя душа воспрянула, я сказал срывающимся от волнения голосом:
– Маркус, наш шанс!.. Надеюсь, не последний… Давай к нему, пока не удрало…
Серебряная в лучах солнца искорка моментально выросла в исполинское сооружение из десятков переплетенных и плавно изогнутых труб, в центре ком из металла, неприятно исковерканный и погнутый, но не в результате внешнего воздействия, иначе бы снесло все эти трубы…
Я пытался отыскать взглядом что-то похожее на оранжерею, должны же космонавты чем-то питаться, где тут силовой блок, ракетные двигатели, но озлился на себя, все отбросил и попинал в раздражении.
Какие оранжереи, я же не во временах Жюль Верна. Уже сейчас принтеры печатают любую еду, а чуть позже и компоненты для нее будут получать, просто разлагая на нужные элементы сам вакуум, который теперь зовут темной материей, темной энергией и темным пространством.
– Нужно проникнуть вовнутрь, – сказал я. – Если не найдем люк, то сделаем!
Жанна-Антуанетта спросила слабеньким голосом:
– Сделаем… что?
– Дверь, – ответил я с энтузиазмом. – Кто-то рубит дверь в Европу, а я вот в будущее!..
– Будущее? Какое будущее…
– Светлое, – сказал я с энтузиазмом. – Или мрачное с апокалипсисами. Всякими, разными! Их, к счастью, много, мы обожаем разнообразие. Вы ведь обожаете?
– Нет, – ответила она с достоинством. – Я порядочная женщина.
– В общем, – сказал я, – перспективное будущее.
Мелькнула мысль, что в реале, если проделать дыру в обшивке, воздух вырвется наружу, а там без него пробуду очень недолго. Закрыть за собой люк не смогу, так как на скайбагер, похоже, проникали вовсе не через люк, похожий на ляду в деревенский погреб, или на тот, что в подводных лодках.
– Есть идея, – сказал я громко и постарался как можно отчетливее представить в мозгу, как Маркус приближается вплотную к скайбагеру, обволакивает какую-то его часть и как бы погружает в себя. – Мы же победители?
Сердце колотится, идея сумасшедшая, но если получится, то это великие возможности и для других грандиозных свершений. Все-таки одно дело легко перестраивать у себя внутри, а другое – внешний панцирь. Муравьи рождаются уже взрослыми, хоть и мягкими, затем их панцирь твердеет и уже не изменяется, как у всяких там раков, потому Маркус, может, и не суметь выполнить мое желание и даже настойчивое повеление…
С другой стороны, он еще тот галактический муравей, всех его возможностей не знаю. Во всяком случае, попытка не пытка.
В том случае, который вообразил и держу в мозгу, проделать дыру в корпусе уже не катастрофа, воздух из Маркуса смешается с тем, что в скайбагере… если он там есть, а если нет, для скайбагера это вряд ли смертельно, а для меня как раз то, что нужно, я без воздуха пока что жить не научился, хотя пример таких умников, как так называемые анаэробные организмы, дразнит воображение.
Маркус повернулся другой стороной, чуть опустил край, хотя выглядит весь одинаково блестящим и багровым, но, наверное, я что-то не вижу или не знаю.
Красная, как раскаленная на солнце, стена, коснулась края скайбагера. Я затаил дыхание, но ничего не случилось. Коснулась и так осталась, будто прилипла. Долгое время ничего не происходило, уже готов был отказаться от гениальной идеи, у меня они все гениальные, хотя не всегда к месту, но вдруг острый конец конструкции скайбагера начал укорачиваться.
Не сразу понял, что не укорачивается, а погружается в плотную обшивку Маркуса, словно в густой клюквенный кисель. Все-таки панцирь тоже может изменять свойства, как я и надеялся, что должно быть предусмотрено в конструкции, хотя бы для того, чтобы заращивать раны от мелких и крупных метеоритов.
Через иллюминатор смотреть можно долго, я заставил себя оторвать взгляд от жутковатого зрелища.
– Это близко, – ободрил я трепещущую маркизу. – Правда, не в паланкине, дорогая Жанна. Ножками, ножками.
– Ваше величество?
– Там для нас делается вход, – пояснил я. – Не заходить же, как все люди, через ворота, а то и вовсе двери?.. Нет, для нас с вами торжественно ломают стену. Больше, конечно, для вас.
Она взглянула в испуге:
– Ваше величество?
– В старину так делали в особых случаях, – заверил я. – Когда какой-нибудь успешный золотоискатель являлся в город и не желал входить в кабак, как все, для него проламывали стену… Позвольте, я проведу вас, маркиза.
Бобик подпрыгнул на всех четырех, едва не ударившись спиной о зачем-то снизившийся потолок, стрелой метнулся вперед и тут же исчез из виду.
Жанна-Антуанетта послушно поплыла со мной рядом, легонько поддерживаемая под локоть, только спросила в испуге:
– А… куда?
– В небесный дворец из металла, – пояснил я. – Правда, пока прогуляемся внутри Багровой Звезды. Уверен, в ней хорошие такие дороги, что больше похожи на прелестные тропки. Иногда их вовсе романтично нет, это вообще восхитительно, верно? Хотя мы знаем направление, а это интереснее, чем скучная карта в обеих руках. Во всяком случае, Бобик в этом уверен свято.
Она пошла послушно и доверчиво, женщины должны слушаться мужчин, но вздрагивала и то и дело непроизвольно прижималась ко мне, сбивая с шага.
Я подумал, все мы ищем, перед кем бы пораспускать хвост, а женщины – наши широкие спины, за которыми можно спрятаться.
Она вскрикнула жалобно, как зайчик перед внезапно выпрыгнувшим волком. Пахнуло сухим жаром, нужно пройти в трех шагах от края огненного озера с багровыми берегами из безобразно застывающей лавы.
Но я морщился и шел, уже встречал такое в Маркусе, Жанна-Антуанетта в ужасе перебежала на другую сторону и, прикрывшись мною, передвигалась там мелкими шажками, закрывая нежное лицо от палящего зноя.
В центре красного бассейна с шумом выскочило из жидкой магмы нечто округло-продолговатое, похожее на раскаленную в горне касатку. Жанна-Антуанетта жалобно нявкнула и уткнулась в меня, а местная рыбка с тяжелым плеском обрушилась в кипящую поверхность.
Огненные брызги разлетелись по всему озеру, тяжелая волна расплавленного металла ощутимо ударилась в берег.
Пара капель упали перед нами, зашипели злобно, испуская горячие синие дымки.
– Сделаем крюк, – предложил я, – небольшой такой, а то дальше рыбки еще любопытнее. Даже на берег вылезают.
Она вскрикнула в ужасе:
– Что это?
– Аквариум, – сообщил я. – Рыбки резвятся. Да, рыбки. Всякие!.. Декоративные. Вон прыгают, есть просят.
Она прошептала, пугливо отворачивая хорошенькую голову в сторону так, что я услышал хруст ее шейных позвонков, тонких, как у двухнедельного гусенка:
– У вас… здесь домашний ад?
– Надо же и мне какое-то хобби, – объяснил я. – А то все работа, работа… Но не заводить же котиков или болонок!.. Если я император, то и хобби императорское, а то и вовсе имперское… У Скагеррака разве не так?
– Ваше величество… Скагеррак просто человек…
– А я?
Она ответила дрожащим голоском:
– Теперь уже не знаю, ваше величество, уж простите…
– Мне это льстит, – признался я.
– Ваше величество?
– Все, – пояснил я, – хотим быть загадочными и таинственными. Что-то есть в нашей натуре от павлинов, хотя они при внутриутробном развитии и не замечены… Осторожно, тут ямочка…
Она вздрагивала все больше, смотрела с ужасом то на меня, то по сторонам.
– Ваше величество?
– Жанна, – сказал я с мягким укором, – вы же лицо империи!.. Держитесь не так, как чувствуете, а как надо. Я же тоже не человек, а император?.. Вы лицо, я голова. Потому вот, увы…
Она судорожно вздохнула, с усилием выпрямилась и почти гордо вскинула мордочку.
– Да, ваше величество. Даже на плахе нужно держать голову прямо.
– Вы отважная женщина, – ответил я с чувством. – Никаких истерик, воплей, обмороков!.. Хрупкая, но отважная. И даже пытаетесь понять, что происходит, хотя это даже мне понять почти немыслимо.
Она посмотрела большими серьезными глазами.
– Ваше величество, я стараюсь понять, как это поможет спасти моего Антуана!
– Как видите, – сообщил я, – ищу возможности!.. Возможно, Антуан здесь. Вы же заметили, как трудно сюда попасть?
– Ну… да… Хотя вам это удалось, я бы сказала, без особого труда.
– Все дело в хорошо подобранном персонале, – пояснил я. – Я бы сказал, Багровая Звезда весьма полезный и старательный сотрудник!
– Вы быстро заводите себе друзей?
– Как сказать, – ответил я, вспомнив, как легко было попасть в Багровую Звезду Зла, когда в неравной сече пала вся армия, а все доблестные герои моих королевств полегли в кровавом бою, – но сейчас мы перейдем в ту штуку, которая летает высоко-высоко над землей… Не пугайтесь, это с земли смотрится крохотной искоркой под солнцем, но на самом деле…
– Как не пугаться, – ответила она тихо, – когда вы так странно успокаиваете, что еще страшнее.
– Может, – предложил я, – подождете здесь?
Она вздрогнула.
– Шутите?.. В этой ужасной красной пещере? Мне все время кажется, она живая!
Я победоносно улыбнулся, конечно, пойдет со мной. Я же дуб, а она типа лозы, что цепляется за крепкий ствол, хотя чувствую ли дубом я себя сам, никто не знает, а я признаваться не спешу, да еще перед женщиной.
– Не отставайте, – посоветовал я. – Лучше держитесь за мою руку или хотя бы за полу камзола.
– А там дальше не еще страшнее? – спросила она жалобно.
– Ничуть, – заверил я. – Та крохотная искорка вообще-то целый город в небе. Или просторный, хоть и тесный дворец. Выстроенный неведомым народом в давние времена. Думаю, все вымерли. Вы же любите грабить могилы?
Она вздрогнула, взглянула расширенными глазами:
– Шутите?..
– Но любите всякого рода старинные золотые вещички, – сказал я, – привезенные из дальних стран?
Я говорил успокаивающе, отвлекая от широкого туннеля, больше похожего на красную глотку, там в конце уже проступил темный металлический бок скайбагера, весь изъеденный, как оспой, следами от метеоритных ударов.
Она зябко повела плечиками.
– Вам в самом деле не страшно?
Глава 12
Сейчас, когда мы не на виду, можно не быть брендом, идет испуганная и трепещущая, совсем не та надменная и блистающая красавица, глаза огромные от страха, поглядывает на меня снизу вверх, хотя мы почти вровень, королевы красоты по умолчанию не могут быть дюймовочками, хотя все неуверенные в себе мужчины предпочитают как раз слабых и мелких женщин, чтобы чувствовать себя большими и сильными.
– Все хорошо, – повторял я, – все хорошо, маркиза. Подумаешь, чрево Багровой Звезды… Мы и глыбже бывали, чем какое-то чрево! И ничего, выходили почти сухими. Нам все как гусям до колена.
Она от ужаса почти не слышит слов, зато успокаивающий тон доходит до тех основ, что лежат в базе коз и женщин, вижу, как то начинает отходить от потрясения, то снова впадает в панический страх.
Под ногами едва слышно шевельнулось, выравнивая пол и убирая красные бугры, похожие на огромные нарывы по бокам. Слева с сочным чмокающим звуком разомкнулась стена, приглашая зайти и полюбоваться, как там внутри все влажно, красиво, а пахнет вообще одуряюще.
Жанна-Антуанетта крепче вцепилась в мой рукав. Я успокаивающе погладил ее по руке.
– Мы в моем охотничьем домике, маркиза.
– А он что, – пролепетала она трясущимися губами, – живой? Вся Багровая Звезда?
– Точно, – подтвердил я с удовольствием. – Вы удивительная женщина! Сразу все чувствуете всеми фибрами души и тела. А моим лордам хоть кол на головах теши. Не могу представить, как будут играть на арфах.
– Лучше бы не чувствовала! Вон вы какой… по-мужски бесчувственный!..
– Почему это? – сказал я обиженно. – Я вообще люблю зверей. У меня Бобик, Зайчик, Маркусик… Они это чувствуют и старательно подстраиваются под меня.
Она спросила шепотом:
– А где ваша ужасающая… собачка?
– Бобик? – переспросил я. – Этот любопытный гад, похоже, уже там. Не успел удержать. Надо поторопиться.
– Боитесь, что его обидят?
– Боюсь, что он кого-то обидит. И хотя он добрый, но это внутри, только вы да я видим. А Багровую Звезду я люблю. И она меня любит, потому и подстраивается под мои запросы, что-то постоянно меняет. В прошлый раз здесь была монолитная стена, представляете? А сейчас вот почти прямой, хоть и кривоватый туннель… но это для изыска, все-таки когда прямо – слишком грубо, должны быть чувственные изгибы, дабы оценить дизайн…
Я придержал шаг, маркиза почти не успевает, да и я засомневался, прямо ли иду, вроде новый проход ведет прямиком в озеро с расплавленной магмой, вот тот боковой упирается прямо в стену, что может оказаться совсем не стеной, но чаще именно стеной, что еще не худший вариант.
– Зачем? – вскричала она. – Зачем здесь меняется, я же вижу, как вот та стена придвинулась!
– Для уюта, – пояснил я. – Создает не совсем нужный нам интим…
Она старалась не смотреть на ужасающе красную и в багровых нарывах стену, внутри как будто ползают гигантские черви, вздувая поверхность буграми, хотя на самом деле там металл или нечто потверже металла, но если даже я чаще живу чувствами, то что требовать от слабой маркизы…
– Какой интим? – проговорила она голосом, близком к обморочному. – Что за…
– Старается, – объяснил я. – Маркус так долго был в одиночестве и без ласки, что никак хвостом не навиляется. Только вот не совсем угадывает, что мне удобнее. А старается угадать, что мне может понравиться. Увы, мысли у меня такие хаотичные, что до передачи мыслекоманд мне еще далеко. Разве что самых простейших…
Проход снова расширился, Жанна-Антуанетта с облегчением перевела дыхание, туннель уже похож на глубинную пещеру, рассказами о которых обожают бахвалиться спелеологи, но тихонько пискнула и остановилась.
Я оглянулся.
– Маркиза… Мы почти пришли!.. Взбодритесь!
Она прошептала тихо:
– Да, ради Антуана…
Я смолчал, красные стены начали уходить за спину, впереди вырастает изъеденная множеством оспин угольно-черная стена.
Теперь уже я поежился, стараясь делать это как можно незаметнее для маркизы. Внутренности Маркуса кажутся родными рядом с этим технологическим порождением чужой жизни. И хотя все наоборот, скайбагер делали как раз люди, но когда между нами технологический разрыв, то, думаю, для пушкинской эпохи мир интернета с запруженными автомобилями дорогами тоже показался бы очень даже нечеловеческим.
В погрызенной метеоритами обшивке недобро зияет дыра в два человеческих роста, прожженная или проплавленная Маркусом. Края ощерились острыми зубьями, от них все еще несет остывающим жаром.
Пока приближались медленно и с осторожностью, исчезнувший куда-то Бобик появился там в скайбагере, отрывисто гавкнул гулким басом, выскочил, вильнул хвостом и, доказывая, что стену проломили не для какой-то маркизы, в красивом прыжке снова вскочил в зияющий зев.
Я только успел раскрыть рот для окрика, Жанна-Антуанетта вскрикнула:
– Он там не пропадет?
– Нигде не пропадет, – заверил я, хотя сердце и дрогнуло, люблю этого дуралея, – он уже чует… а вы как?
– Чую, – ответила она с дрожью в голосе, – что там вообще ужас! Вы не бережете свою собачку. Она хоть и страшная, но все-таки тоже человек…
Я ответил со вздохом:
– Вы правы, маркиза, очерствел сердцем и другими местами. Но уже привык, что у него как у гуся… Не пугайтесь, там всего лишь стена скайбагера, которую вы с земли видели… хотя с какой стати вам такое видеть?.. Я не знаю, чего там ждать, потому вам лучше…
Она спросила подозрительным тоном:
– А почему, когда говорите, как мне лучше, голос у вас какой-то угрожающий?
Я вздохнул.
– Хорошо-хорошо. Не зацепитесь вот здесь, а то порвете платье… Или давайте пересажу… через порог, как бы. Вообще-то здесь тепло, можно бы и без платья, но я, как джентльмен, не могу предложить даме такого, хотя мы тут наедине, а когда наедине, то все можно, но сейчас, понимаю, нельзя, хотя общество не против, но мы сами как бы люди…
Не знаю, слушает ли она мои слова, да я и не умничаю, несу все подряд, главное успокаивающий голос, женщина должна быть уверена, что самец идет впереди, первым встретит опасность и обязательно победит, а ей достанется мохнатая теплая шкура под ноги.
Переступил через край толстой остывающей стены, по коже пробежал холодок. Помещение огромное, вдоль стен исполинские агрегаты. Может, не агрегаты, но для простого крестьянина все агрегаты, а я чувствую себя крестьянином допетровской Руси попавшего в мир начала хай-тека.
И даже мне видно, что ничто не работает. Более того, работать и не может. Многое рассыпалось на крупные и мелкие части, другие агрегаты деформировались и опустились к полу, словно фигурки из воска под жарким солнцем, третьи выглядят так, словно внутри взорвались мощные аккумуляторы.
Я все замедлял шаг, осматриваясь и стараясь ощутить, что же здесь случилось. Был ли захват с уничтожением экипажа или же смертельный вирус? Или вовсе отрезанные от мира умирали долго и мучительно, растягивая скудные запасы без надежды на спасение и зная, что все равно скоро умрут?
Жанна-Антуанетта все же отважилась догнать и пошла рядом, но прижимается ко мне и в любой момент готова нырнуть под мое крыло, как цыпленок под защиту большой и всемогущей мамы.
Я смотрел по сторонам, а она спросила шепотом:
– Ваше величество… что-то страшное?
Я тяжело вздохнул.
– Откуда?.. Никого, как видите.
– Но у вас такое лицо, – сказала она. – Как будто что-то случилось.
– Лучше бы случилось, – пробормотал я и сам ощутил, что голос осел, – я так надеялся на что-то… Понимал же, но что нам понимание? Нами всеми движет надежда. Но здесь кладбище.
Она в испуге огляделась.
– А где могилы?
– Даже могил нет, – сказал я. – Все прахом. Это руины, Жанна. А когда-то небесный дворец хай-тека, целый научный городок… Ладно, посмотрим, хотя чувствую себя подленьким таким археологом, что под видом служения науке раскапывает чужие могилы, без стыда и совести выгребает оттуда драгоценности. Я еще не начал, а уже стыдно, как Чехову перед собакой.
Она не поняла, судя по ее лицу, да и как понять, если даже в моем мире археология все еще считается вполне почетной и даже романтичной профессией. Дескать, неча в могилу с умершим класть драгоценности, так что пусть не жалуется, когда демократы раскапывают, ценности выгребают и даже золотые зубы выдирают с торжеством и ликованием, заявляя, что у Тамонхаима выдирать можно.
– Страшно как, – проговорила она тихохонько. – А… вам?
– Я император, – ответил я с хмурой угрозой, – или не император? Это ж мои владения!
Она пискнула:
– Но… мы же… почти в небесах?
– Здеся тоже моя территория, – ответил я владетельным голосом. – Если под ногами мои недра, то и над головой тоже все мое, мое!..
Я сделал над макушкой круговое движение пальцем, поясняя, что и там выше, чем над головой, тоже все мое, до самой твердыни небосвода, а то и выше.
Она смотрела, в страхе приоткрыв рот и в священном ужасе, как ребенок на великого Ктулху, а я медленно и осторожно двигался по проходу между агрегатами, стараясь не только ничего не задевать, но и держаться на расстоянии.
– Ваше величество?
– Да-да, – ответил я. – Пока что ищем признаки жизни.
– А потом?
– Потом начнем грабить, – пояснил я. – На современном уровне грабить живых людей уже нехорошо, а вот мертвых пока еще можно. На следующем уровне будет тоже нельзя, аморально, но мы еще не совсем готовы для перехода в вид Человека Настоящего, потому воспользуемся возможностью полуобезьян, кем мы все еще являемся.
Она вряд ли понимала, что бормочу, да я и не заботился, ей главное слышать мой родительский голос доминантного самца стаи.
Медленно и осторожно продвигался из помещения в помещение, стараясь ничего не пропустить, осматривал все, пытаясь ухватить хотя бы суть самого скайбагера.
Военный это или научно-исследовательский объект, а то и вовсе, чего бы не хотелось, некий развлекательный центр? А что, люди для развлечения могут и на Эвересты лазить, в подземные пещеры спускаться, наша бесшабашная дурь может тягаться только с нашей безбашенной гениальностью.
Но, скорее всего, как все больше кажется, это что-то вроде заурядного рабочего судна. Что-то ловит, добывает, перерабатывает. Откуда? Да из темной материи, к примеру, которая, как говорят, всюду, но которую у нас еще никто не видел и не щупал.
Чувствуется гигантомания, а это значит, технический уровень высокий, но не запредельный. Переход к миниатюризации если и начался, то грубо прервали в самом начале.
Впрочем, иногда кажется, что такой переход был, а потом что-то сломалось кардинальное, и снова пришлось начинать с громоздких машин. Во всяком случае экраны, как я чувствую всеми фибрами, покрывают незримой пленкой все стены изнутри, а те должны появиться в эпоху уменьшения размеров, когда о ламповых уже и забыли, однако в остальном вижу чуть ли не паровые двигатели.
Такое ощущение, что оставшиеся люди отчаянно пытались восстановить хоть что-то из технической мощи, а так как раньше подпитка шла, очевидно, с наземных станций, пришлось опираться на свои скудные силы и начинать чуть ли не с каменного топора и обугленного на костре копья.
Для поддержания хай-тека, как я слышал когда-то, нужно не меньше ста миллионов человек, иначе придет неизбежный откат, что здесь, похоже, и случилось. Затем неизбежная деградация и окончательная гибель.
За спиной раздался дрожащий голосок:
– Если все умерли, где их склепы?
– Мы еще не все осмотрели, – ответил я с натужной бодростью. – Вы устали, маркиза?
Она ответила с бледной улыбкой:
– Спасибо, ваше величество.
– Может, присядете пока? Или полежите? Отыщем уютное местечко…
Она вскрикнула:
– В этот страшном месте?.. Простите, ваше величество, я и так наступаю вам на пятки, что непозволительно по дворцовому протоколу, но мне так страшно…
– В таких местах протоколы отменяются, – заверил я. – А женщине и должно быть страшно. Особенно когда с таким, как я. Да и Бобик не даст вас обидеть никому.
– Ваше величество?
– Не в том хорошем смысле, – заверил я, погладив лобастую голову. – В каком-то другом, экзистенциальном. Хотя мне иногда и самому страшно, что творю, но чаще не страшно, а…
Я умолк, она тут же спросила в испуге:
– А что?
– Да смотрю, – пояснил я, морщась, – и думаю, какой идиот сотворил? Никого же не было, чтобы на него свалить, а затем в гневе повесить.
– Любите вешать, ваше величество?
– Люблю, – признался я. – Всех бы перевешал!.. Одни скоты и дураки!.. Но сдерживаюсь. Человек только тогда человек, когда сдерживается. Животные и дураки всегда искренни, без тормозов, а человеки должны держать себя в руках всегда. Даже на отдыхе.
Она спросила недоверчиво:
– Неужели везде одни дураки?
– Одни, – подтвердил я. Вздохнув, уточнил: – Да я и сам частенько такой, другого еще поискать… Стоп, маркиза!.. Вам ничего не подсказывает, что возле этого места опасно?
Она вскрикнула:
– Возле этого места?.. Да у меня все кричит, что опасно всюду!
– Тоже верно, – утешил я. – Давайте обойдем группу этих… агрегатов.
Она послушно обошла вслед за мной, прячась за таким шагающим дубом.
– Ваше величество… вы что-то ищете… знакомое?
– Ну да, – ответил я. – А что?.. Может быть, мне в детстве дарили такие кораблики. Запускаешь его, и летит-летит, как воздушный змей… Ах да, вы и воздушных змеев не запускали?
Она посмотрела исподлобья.
– Вы надо мной смеетесь! Воздушных змеев не бывает. И вообще гадюки не летают. Плавать, правда, могут. Сама видела в детстве.