Ричард Длинные Руки. Удар в спину

Глава 13

Но все же сперва осмотрел из коридора ту часть помещения, которую видно отсюда, потом встал на порог и осмотрелся уже внимательнее. По легенде среди воинов я неистов в бою и безумно отважен, но, конечно, для людей уровня Джулиана Варессера у меня другая легенда, как вот для Жанны-Антуанетты третья.

Она смотрит с ужасом, а я, красивый и величественный, смотрю спокойно и свысока с видом властелина, на плечи которого так много возложено.

Как и предположил, всего-навсего жилое помещение для персонала. Вон бесхитростная койка, стол, два шкафчика, какие-то приборы, если это приборы, еще с полдюжины непонятного вида устройств под кроватью и по углам комнаты.

Ни следа роскоши, ни намека на апартаменты. Явно низший персонал, рядовые техники и прочий рабочий люд по уходу и ремонту этих циклопических агрегатов и механизмов.

Жанна-Антуанетта ахнула, когда я отважно распахнул дверку шкафа. Под ноги вывалилось нечто темное и пыльное.

Я и сам сдрейфил, но при женщине спину нужно держать прямой, а живот втянутым, потому улыбнулся и сказал с отеческой покровительственностью:

– Ну да, как всегда, непорядок.

– Ваше величество?

Я потрогал носком сапога это вывалившееся, похожее на вещевой мешок с тряпками и чем-то более твердым, но тоже легким, легко подается нажиму и даже не пищит. Мысль человеческая во все эпохи идет одинаково, так как у нас две руки и две ноги, сумка на спине может быть только такой, все остальные менее удобны, а над этими поработали и дизайнеры, и сами пользователи, что еще те дизайнеры.

Наклоняться не стал, не императорское это дело подбирать за нижними чинами, заложил руки за спину и как можно спокойнее, это для Жанны-Антуанетты, неспешно рассматривал развешанные на крючках вещи и вещицы, но это тоже для Жанны-Антуанетты, а на самом деле сердце колотится, и я широко растопыренными глазами шарю по сторонам быстро и с жадностью грабителя могил.

Похоже на рабочие инструменты, точнее, предполагаю, что рабочие, а так вообще-то ни на что не похожи.

Жанна решилась подойти и встать рядом, трепещущая, как лань на обочине хайвея.

– Ваше величество, – шепнула она, – не надо, а?

– Чего?

– Трогать те… вещи.

– Не надо, – согласился я, – так не надо. Но приходится.

Я снял с крючка металлическую причендалину с удобной рукоятью, это единственное, что понял, остальное все странное, как неандертальцу фен для сушки волос или машинка для стрижки волос в носу. Понял только, что работает в большом диапазоне, десятки сенсорных переключателей, однако вряд ли эта штука все еще в сохранности.

– Пойдемте дальше, – сказал я, – как вам, Жанна?.. В восторге?

Она затрясла головой:

– Нет, ваше величество!

– Я тоже, – согласился я. – Это помещения для нижних чинов. Их инспектируют служащие в ранге баронов, а то и виконтов! Но при кадровом голоде многое приходится самому… А вы говорите, император, император!

На всякий случай заглянул и в остальные эти одинаковые помещения. Сердце стучит, это перед женщиной я каменная статуя Командора, а внутри все трясется от радостного возбуждения, перемешанного со страхом. Это магические ловушки зрю издали, но если что рванет подо мною механическое, тут я пас…

Жанна-Антуанетта старается не отставать, обеими руками поддерживает подол пышного платья, здесь зацепиться им проще простого, я покосился на ее старания, хотел было посоветовать просто заткнуть края подола за ее покрытый золотыми узорами поясок, но решил, что мои демократические помыслы насчет помощи женщине точно поймут как-то не так.

Она покосилась на мое исполненное задумчивости лицо.

– Ваше величество?

– Опасность существует для тех, – ответил я величественно, как и подобает величеству, – кто ее боится. Да не убоимся зла!.. И добра тоже бояться не стоит, хотя добро, конечно, опаснее. Заходите, Жанна, присаживайтесь.

– Что? – вскрикнула она. – Присесть в этом ужасном месте?

– Можете прилечь, – разрешил я, – в позе Рубенса или Тициана, хотя там все ужасающе толстые, как принято считать искусствоведами, хотя для мужчин самое то.

– Я толстеть не буду, – заявила она твердо.

– И не надо, – согласился я. – Вы же не для постели, вы бренд! Лицо империи. Я вообще не слышал, чтобы с фотомоделями или манекенщицами кто-то спал, с ними только на показах… Здесь осторожнее, проход узковат, что-то сдвинулось. Не думаю, что так было изначально…

Я прошел боком, она с ее фигуркой проскользнула легко, но я поддержал под локоть, вот-вот упадет в обморок, я же вижу, с каким усилием заставляет себя двигаться следом, уже в полуобморочном состоянии.

Я снова подхватил ее, уже обняв за талию, пошатнулась уж слишком, почти насильно отвел к ближайшему креслу и усадил, придерживая за плечи, чтобы пресечь слабые попытки встать.

– Отдохните, – велел я. – Это высочайшее повеление императора.

– Мне одной страшно, – прошептала она.

Я вздохнул, сел напротив.

– Тогда понаслаждаемся отдыхом вместе. Кофе?.. Сейчас…

Я придвинул ближе небольшой столик, маркиза вздрогнула, когда в моей ладони возникла белоснежная чашка с парующим черным напитком.

– Прошу вас, – сказал я и протянул ей, – печенье, пирожные, конфеты?.. Насчет вафлей уже усвоил, их предлагать даме неприлично, а как насчет крекеров?.. Их вроде бы прилично, хотя если подумать… Или пирожное с кремом?.. Про них даже при разнузданной фантазии ничего не скажешь… хотя, гм…

Она вряд ли что поняла из моего монолога раскованного демократа, осторожно приняла чашку за ручку.

Я тут же создал и себе, с наслаждением отхлебнул, в восторге приопустил верхние веки.

– Ваше величество?

– Пейте, – посоветовал я. – Это взбодрит.

Она опустила взгляд на возникшую на столе тарелку с горкой сахарного печенья и пирожных в форме трубочек с кремом.

– Это… откуда?

Я отмахнулся:

– Маркиза… неужели опустимся до разговоров о кухне? Мы что, простолюдины или, простите за бранное слово, демократы?

– Нет-нет, – запротестовала она слабым голосом, – просто…

Я смотрел, как она сделала трусливый глоток, лицо испуганное, но ничего не случилось, а я тем временем осушил чашку и сделал себе еще одну.

Она наконец взяла двумя пальчиками, такими нежными и розовыми, трубочку с кремом, осторожно откусила.

– Ой, как… восхитительно…

– Да, – согласился я, – весьма как бы. Не лепо ли ни бяще. Мне тоже вполне. Хотя я эстет еще тот!.. Но кони есть кони.

Пока пили кофе, а маркиза постепенно оживала, видно по намекам на слабый пока румянец, я продумывал насчет скайбагера.

Что Антуана здесь не держат, уже понятно, в таком мертвом мире не живут даже бактерии. Насчет ощущений я дуб дубом, это женщины чуткие, как все животные, ибо к природе ближе, а мне только дубиной по голове, чтобы заметил, но от стен и этих исполинских агрегатов веет такой мощной мертвечиной, что понятно, жизни здесь нет давно. Столетия, даже тысячелетия пусто. Привидения и то вымерли.

После третьего крекера щечки маркизы нежно порозовели, красиво изогнутые губы стали ярче, даже глаза стали яркими и блестящими.

– Ваше величество! – проговорила она уже чуточку окрепшим голоском. – Это волшебный напиток!

– Уверены, – спросил я, – что не эти волшебные пирожные?

Она запнулась, опустила взгляд на оставшиеся три трубочки заварного.

– Не знаю… а можно еще одно?

– Можно, – великодушно сказал я. – Вашей фигуре ничто не повредит. Во всяком случае, еще долго.

Ее глаза засияли, тут же ухватила пирожное, словно птичка клюнула, я смотрел с удовольствием, как мало женщине надо, чтобы ожить в этом страшном для нее месте.

С энтузиазмом долопала остальные пирожные и даже печенье, раз уж ее фигуре ничто не повредит, императору виднее. Главное, ответственность свалить на мужчину, а если взял ее на себя добровольно, то это и есть женское счастье.

Я поднялся, Жанна-Антуанетта тут же встрепенулась, я сказал с сочувствием:

– Сидите, маркиза, сидите. Я загляну вон в те комнаты! Они на виду. Вы увидите, как войду и как выйду. Посмотрю, что там, а затем отправимся вместе в другую часть корабля.

Она спросила в недоумении:

– Корабля?

– Он же плавает, – пояснил я, – в воздухе. А не тонет… ну, это же просто! Воздух здесь наверху еще тяжелее этой металлической громадины. Не знали?

– Н-нет, ваше величество…

– Мир полон чудес, – сообщил я.

На всякий случай оставил ей еще и вазочку с мороженым, невиданное лакомство даже на продвинутом Юге. Нужно чем-то отвлечь, что с женщинами проходит запросто, хотя маркиза за спасение мужа держится на удивление крепко, мороженым тут не отделаешься.

Провожаемый недоверчивым взглядом, я заглянул в соседнюю комнату, пересмотрел там бегло вещи, вышел и помахал маркизе, что вот он я, зашел в другую.

Когда вышел, сразу уперся в ее взгляд, снова помахал, поулыбался, что вон он, не исчезаю, сейчас зайду в следующую и снова выйду, не беспокойтесь, маркиза, все хорошо, все хорошо…

Так заглянул еще в три комнаты, везде плюс-минус одинаковое, что и понятно, у всех работяг примерно те же запросы, одежда и даже инструмент, который хранят у себя же в комнатах. Возможно, из ритуальных соображений, а возможно, и житейских, раз уж тут люди, что сопрут и не покаются на исповеди.

Но в последней задержался, обнаружив нечто знакомое, что-то напоминающее штуку, которую я называл болтером за неимением подходящего названия. То есть пневматический или какой он теперь есть, молоток, что вбивает болты в стальные или титановые плиты. Точнее, заклепки, которыми намертво скрепляются толстые листы металла.

Этот поизящнее, так бы и не догадался о его предназначении, если бы не держал более грубую модель в руках раньше. И, конечно, встроен в виде снимаемой пряжки в пояс монтажника, так это выглядит, хотя сам по себе пояс смотрится как произведение искусства, с той лишь разницей, что здесь все функционально приспособлено для работы.

Думаю, эти красивые кольца и бляхи, покрывающие пояс смыкающимися чешуйками, работают как плоскогубцы, резаки и прочие необходимые вещи ремонтника, но рисковать и проверять пока не буду. Во всяком случае в присутствии Жанны-Антуанетты, ибо мужчина должен быть непокобелим и победоносен хотя бы с виду.

Жанна-Антуанетта, несмотря на усталость, сидит с прямой спиной, снова испуганная и напряженная, что и понятно, я пропал из поля зрения. Дверь хоть и в пяти шагах, но меня не видно, страшно.

Однако чуть посвежела, крепкий кофе и пирожные поспособствовали, по себе знаю. Что бы ни говорили о нас, но мужчины тоже любят нежные и сладкие пирожные. Возможно, даже больше женщин, нам же нужно больше силы на тот случай, если снова спасать мир.

Она издали вперила взгляд в пояс монтажника, как я его называю, он все еще в моей руке, но, не говоря ни слова, поднялась навстречу и присела в глубоком поклоне. Я заглянул в вырез ее платья, это можно не делать, если женская голова почтительно склонена, но Жанна-Антуанетта присела с прямой спиной и не отрывая взгляда от моего лица, потому я сперва посмотрел на выступающие из-за края платья нежнейшие полушария, так надо, сделал вид, что впечатлен, мне это ничего не стоит, а женщинам приятно, лишь потом взглянул ей в глаза.

– Маркиза?.. Встаньте, пожалуйста.

Она красиво выпрямилась, ее глаза дивного фиолетового цвета вперили в меня требовательный взгляд.

– Что насчет Антуана?

– Пока не отыскал, – сообщил я. – Но корабль велик.

– Но вы чем-то удовлетворены, – заметила она.

– Здесь есть чем поживиться, – сообщил я, но тут же уточнил с достоинством: – Правда, не для императора. Императоры по мелочам не грабят.

– Я отдохнула, – сказала она. – Ваше величество, я постараюсь не отстать.

– А я постараюсь умерить шаг, – сказал я с галантерейностью. – Итак, продолжим рейд по этой небесной гробнице Тамонхаима.

Она указала взглядом на пояс в моей руке:

– Это ваша добыча? Что-то ценное?

– Сувенир, – ответил я небрежно. – Новинка сезона, – объяснил я. – Мода такая. Не ясно зачем, но вот…

Она спросила удивленно:

– Как зачем? Для красоты!.. И чтоб не так, как у других.

Она послушно пошла следом, как молодой козленок за большой и лохматой мамой. Я слышал цокот ее каблучков, но не оглядывался.

Пояс после ряда безуспешных попыток сумел застегнуть поверх своего ремня, но все равно сползает, зараза, и тяжелый, как пудовая гиря.

Космическая станция огромна, вижу туннели, что ведут в сторону, но если буду вот так исследовать все дороги и помещения, застряну на месяц, а то и больше.

Жанна-Антуанетта за спиной пискнула:

– Ваше величество?

– Да-да, – ответил я мужественным голосом, – я знаю, что делаю. Доверьтесь мне, маркиза.

Глава 14

Она послушно останавливалась, когда я распахивал двери, заглядывал и, если такая же, как и предыдущая, оставлял комнату открытой настежь, это чтобы не заглядывать снова, если вдруг заблужусь в этом лабиринте, и торопливо переходил к следующей.

Все же при всей настороженности слышу, как Жанна-Антуанетта часто-часто стучит каблучками за спиной, страшась и приблизиться к распахиваемым дверям, откуда может с ревом выпрыгнуть что-то ужасное, и еще больше ужасаясь возможности отстать от такого странноватого императора, что хоть и дуб, но за таким можно спрятаться.

– Все путем, – приговаривал я бодро, – все как бы да, маркиза, все хорошо, все хорошо…

– Да, – сказала она музыкально дрожащим голоском, – если это для вас хорошо, то что тогда плохо…

– Мы с вами вырвались из скучной действительности, – пояснил я, – и теперь романтично роемся в огромной чужой могиле!.. Это красиво называется археологией.

– Ваше величество, – сказала она плаксиво, – это вы так странно утешаете? Мне еще страшнее.

– Устали? – спросил я с сочувствием. – Вы как бы хрупкая женщина, да?

Она ответила с решительностью, так контрастирующей с ее кукольным личиком:

– Ваше величество, я все вынесу, пока работаете над спасением моего мужа!

Я заверил жирным голосом:

– Да, маркиза, я делаю все на свете, чтобы спасти вашего мужа!.. Вот каждую минуту останавливаюсь и строго спрашиваю себя, как подобает императору: все ли уже сделал, чтобы спасти мужа Жанны-Антуанетты?.. И каждый раз говорю себе твердо: нет, надо еще больше приложить усилий и ревностности!

Она прижала кулачки к груди, глядя на меня такими благодарными глазами, что стало как бы чуточку неловко.

– Ах, ваше величество!

Я сказал благосклонно:

– Ладно-ладно, потом отблагодарите, если не забудете, я что-то слыхал насчет девичьей памяти, только не помню что.

Вселенная, сказал громко, но про себя, создана для человека, что так естественно, и человек развивается по ее законам. В скайбагере, каким бы ни казался чуждым, все та же логика и те же законы, что управляли нами еще с тех времен, когда были не то что питекантропами, а даже не амебами, а лишь сгустками космической пыли.

Не вдаваясь в детали, там все непонятно, мне все же удается здесь схватывать ситуацию в целом, получается. Когда прошел через очередное помещение с исполинскими машинами, а дальше открылся почти узнаваемый зал со столами, повернутыми полукругом в одну сторону, я понял, что это и есть капитанский мостик, хотя он не капитанский и не мостик, как морская свинка не морская и совсем не свинка.

Жанна-Антуанетта, судя по ее виду, близка к обмороку, в лице ни кровинки, глаза настолько трагически расширены, что не уверен, что видит что-то еще кроме моей спины.

– Маркиза, – сказал я с сочувствием, – на вас лица нет, а это недопустимо, ибо вы и есть оно самое империи!.. Присядьте вот здесь, ишь кресел наставили… Высшие чины покурить сюда выходили?.. Видите, вон там дверь распахнута?.. Хотя нет, ее вообще там и не было. Проверю, что там не так красиво лежит, как мы любим, и вернусь.

Она взглянула на меня с благодарностью.

– Спасибо, – ответила совсем бесцветным голосом, явно из последних сил, – ваше величество. Я переоценила себя, простите!

Я отмахнулся:

– Пустяки. Вы рассчитывали, что буду вести себя по-императорски, а я вот не жду, когда мне подадут прямо к трону… В этом неустроенном мире многое приходится делать самому, чтобы оставаться человеком. Отдохните. И не волнуйтесь, здесь ни врагов, ни друзей.

Она все еще смотрела умоляюще, но я нажал на ее хрупкие плечики, она послушно опустилась в глубокое и просторное кресло, где даже Рокгаллер чувствовал бы себя вполне.

– Возвращайтесь быстрее, – проговорила она умоляюще в спину.

– Как только, – ответил я, – так сразу. Всегда мы уходим, когда над землею бушует весна…

Она спросила испуганно:

– Весна? Где весна?

– Везде, – ответил я твердо. – Таким так мы, и зимой март! В смысле, и вечная весна…

Пока пыталась понять императорские речи, что не для простых смертных, я быстро прошел ко входу в зал и чуть не споткнулся об проскользнувшего в дверь, не снижая скорости, Бобика. Я перешагнул порог этого командного центра, так его определил, где и остановился, осматриваясь с опаской и почтительным изумлением.

Мощь всего сооружения чувствуется, как не хорохорься, но я постоянно топорщу перья, чтобы это величие продвинутого мира не подавляло мою толстокожую натуру с тонкой чувствительной душой.

Капитанский мостик, размером с корт для тенниса, а на той стороне, как понимаю, на стене должен быть центральный экран. Сейчас его нет, тоже понятно, даже если и был включен, то за годы и годы, что не просто годы, а многие тысячи лет, любые запасы энергии иссякли, а то и сам экран разрушился пиксель за пикселем.

Самое важное место вроде бы вижу, прошел туда, сел в кресло и осторожно опустил ладони на гладкую поверхность стола. На сенсорную не похоже, сохранился миленький рисунок дерева, но что-то в самом дизайне помещения, расположении столов и различной аппаратуры, о назначении которой не пытаюсь даже догадываться, говорит достаточно ясно и даже громко, что это и есть центр управления процессами, даже если на скайбагере полная демократия. Бобик, исследовав помещение, подошел и сел рядом.

– Внимание, – сказал я громким голосом. – Проверка, проверка слуха!.. И связи. Как слышите?

В полнейшей тишине, что в самом деле тишина могилы, Бобик даже затаил дыхание, я прислушивался к каждому шороху и любому звуку, но это был громкий стук моего сердца, хриплое как у астматика дыхание и шум крови в ушах.

– Понятно, – сказал я. – Гибернация?.. Объявляю экстренную тревогу!.. Чрезвычайное положение!.. Враг не дремлет!.. Родина в опасности!.. Кто, если не мы?.. Все на защиту, всем миром на рытье окопов!.. Жукоглазые атакуют!

Бобик вздыбил шерсть и вдруг зарычал. Моя ладонь сама метнулась к рукояти меча. Бобик требовательно залаял.

Тишина оставалась мертвой, затем что-то изменилось в помещении. Я настороженно оглядывался, все остается таким же, однако мои фибры вздыбились то ли от страха, то ли от ощущения, что сейчас начинает происходить нечто такое, с чем еще не сталкивался.

Через минуту краем глаза заметил крохотный огонек в стене слева от меня, взбодрился. Конечно, никакой аккумулятор не продержит заряд столько, однако что-то могло разбудить аварийное включение, мой ли наглый голос, движения, мои императорские жесты, полные величия и мудрости…

– Смена караула! – сказал я властно, еще не веря, что в самом деле удалось что-то разбудить. – Прежний экипаж доблестно пал в неравной борьбе с коварным и злобным врагом… как мы предполагаем, всем будут выданы ордена посмертно и всех повысим в звании, а то и в титулах!.. Начинаем возрождать нашу великую империю, во имя счастья и процветания династии!

Огонек начал было гаснуть, я торопливо сказал громко:

– Я ваш новый админ!.. Старый ушел на повышение, теперь в правительстве прошлого созыва, а я здесь и сейчас!.. Мы все восстановим и апгрейдим!.. Что нужно?

На столешнице медленно проступил контур ладоней с растопыренными пальцами.

– Понял, – сказал я поспешно, – начинаем контакт!

В первый момент, когда опустил ладони, ничего не ощутил, затем от столешницы пошло тепло, охватившее всю ее поверхность, а в ладонях ощутилось покалывание.

– Есть контакт, – доложил я. – Поздравляю!

Еще через минуту на стене, что все-таки огромный экран, как и предполагал, начали появляться изображения. Очень слабые, словно со старых кинопленок, я подумал, что нужно как-то реагировать, принялся громко и подробно рассказывать, что вижу и как вижу.

Вслед за фотографиями пошли движущиеся картинки, я взыграл, все идет по восходящей, с учащенным сердцебиением взялся комментировать с жаром, рассказывал и пояснял, стараясь не отклоняться от точности, вряд ли программа поймет мой тончайший юмор или аллюзии.

В пальцы иногда покалывало сильнее, теплая поверхность стола трижды становилась совсем холодной, и у меня самого едва не замерзало сердце от мысли, что последний аккумулятор разряжается и все мои надежды с грохотом рухнут в шаге от долгожданного контакта.

– Ты уж держись, – сказал я умоляюще, – денег нет, но держись! Что нам еще остается? Когда катастрофа, мы все в одной лодке. Надо помогать друг другу. Я здесь с миссией помощи и восстановления…

Тепло от ладоней все чаще поднималось волнами до локтей, затем охватило плечи, наконец жар вошел под черепную коробку.

– Давай, – подбодрил я, – как видишь, я открыт к контактам на двусторонней основе, к взаимовыгодному обмену и признанию прав искусственного интеллекта!.. Исследуй, я ничего не прячу!.. У меня даже стыдных привычек нет, сейчас все можно и толерантно!

Жар иногда перетекал от одного виска к другому, картинки и сценки на экране замелькали чаще. Едва успевал комментировать и давать определения, хотя получались оценки, старался выдавать их такими, словно сам стал искусственным интеллектом, то есть бесстрастно и больше по внешним признакам, но иногда чувствовал, что требуется именно мое личное отношение, как там и что и как я воспринимаю.

Похоже, все это время изучались мои мозговые волны, несколько раз показывали одинаковые картинки, сперва я заподозрил сбой в работе, потом понял, что это проверочный тест, дам то же самое описание или что-то изменю, но память моя тут же отыскивала то, что уже сказал, и повторял тем же тоном и с теми же интонациями.

Длилось долго, Жанна-Антуанетта могла хорошо вздремнуть в том роскошнейшем из кресел, а я уже засомневался в своем интеллектуальном здоровье, наконец жар из тела ушел.

Столешница обрела прежнюю температуру, которую называют комнатной, а отпечатки ладоней с растопыренными пальцами погасли.

Я со вздохом облегчения размял кисти, пальцы чуть не скрючило за это время.