…Но Буря Придёт

Два Камня поморщился, словно в кубок плеснул ему кисли почтенный посланник владыки Ардну́ра.

– С лихвой всё верну – изойдут они кровью, поганые вы́блюдки! Помогут вернуть юг для Сигвара люди твои до зимы – а я уже сам размозжу́ обе бóшки у морды кривой и урода его, клянусь ликом Ард-Дагда!

– Придётся тебе попотеть – ведь и арвеннид твой уступать не намерен всё взятое… – посланник огладил ладонью курчавую чёрную бороду.

– Какой он мне мой?! – покривился Два Камня, – мой род присягал дому Скъервиров с древних времён, старше Мурхадда дара!

– Которым трусливые кийны Помежий подтёрлись, едва лишь пришёл к ним с кровавым железом в руках этот новый владетель Высокого Кресла, – посланник ардну́рцев хлебнул глоток мёда, блаженно икнув, и куснул с кости мясо копчёного угря.

– И новой присягой свой гуз подотрут – едва лишь вернусь я туда прежде Скъервиров! – Два Камня рванул с вильца кус перепавшей ему на их стол лососины.

– Пожелаю успеха тебе в том порыве, достойный. Владетель наш вместе с мудрейшими лучших советников дома муха́ррибов в первый год распри и ломаной медной чешуйки поставить не чаяли на спор, что жребий Единого выдаст победу владетелю Эйрэ в стране разобщённой средь многих уделов – сумевшему встать после страшных потерь Ночи Смерти на ноги, и силой отваги с умением дать вам отпор, захватив столь немало земель с городами…

Гвенбранн чуть поостыв вопросил благородного гостя с далёкого юга:

– Твердят – в вашем воинстве тысяч за сотню копейных? С такою бы силой всё Эйрэ вкатать можно в гной, и их Лев тот хвалёный бессилен окажется!

– Врут те слухи, достойный… – поморщился с кислой ухмылкой почтенный Дахха́б, – дважды точно уж… Клянусь ликом Единого – если было бы так, не стенал бы наш славный владыка-муха́рриб, что с юга его словно волки терзают проклятые небом сыны черноликого, а подлые точно собаки с коростой соседи из прочих уделов Ардну́ра что ни год как крылатая жёлтая смерть прилетают на наши владения.

Он поставил на стол опустошенный кубок из камня, на миг обернувшись от Даклойха в сторону рявкнув по-своему громко:

– Эй, Хинзир – сын свиньи ты ленивый и конокрадово семя! Господин твой без хмеля сидит как иссохший колодец – а ты жрёшь в обе глотки, и даже подать мне вина позабыл?!

Отскочив от запеченных в яблоках уток к хозяину живо метнулся один из людей, торопливо наполнив медовым напитком зелёную чашу и угодливо кланяясь.

– И зачем я тебя, конокрада, с собою взял к северу? – кисло поморщился первый посланник мухарриба, пока служка рассыпавшись в лести хвалил господина за добросердечие с милостью, – тебе же ослов воровать на роду напредре́шено трижды, а не служить по чести́ господам первородного дома Заид!

– Присягаю Единым, хозяин – какие ослы? Их же красть это самое дно, нет позора превыше, чем эту скотину презренную свесть! – округлил тот глаза, – ладно конь там – достойнейший зверь… Да и то – мои руки чисты от чужого, порази меня жало Манат если лгу!

– Да тебя и дубина по лбу не излечит, брехливый ты пёс… – покривился почтенный посланник мухарриба, – хорошо, что хоть служишь отменно. Может хоть да на что и сгодишься ты тут, сын свиньи вороватый… И довольно тягать себе лучшее мясо, как будто того я не вижу!

– И у вас нелады́ происходят в уделах? – кисло поморщившись Гвенбранн слушал почтенного гостя.

– Не без этого… Эти изменники прежним владетелям нашего славного дома Заи́д и так откололись от их господина в час распри два века назад – и плетут свои сети из козней и происков, смущая дела наши со всеми соседями, вмешавшись в ту ссору на юге от Эйрэ. И нынче от войск нечестивца Кавада у нас разорения море – а если сойдутся в союз они с третьим уделом на западе, противными богу злодеями дома Асва́д – будет там просто полный… хари́к.

– Чего?

– Уж не стану браниться, достойный – пожар. Очень сильный пожар. Дурно будет там – плохо…

Он смолк на мгновение, хмурясь – затем отхлебнул хмель из кубка и глянул на говоривших вдали скриггу Дейнова рода с главой дома Утир.

– Но Воинство Ж'айш-арамли́ будет здесь – раз призвал нас владетель Хатхалле. Ибо клятвам верны мы как дети Единого и вечно Единственного под луной.

– Как и его серебру… – тихо фыркнул Два Камня.

– Что ты молвишь, почтенный? – поднял брови ардну́рец, не расслышав слов Даклойха.

– Говорю – уж скорей бы! – угрюмо промолвил уже захмелевший от вин и жевавший гусиное крылышко Гвенбранн.

– Тороплив ты, достойный… Не спеши кликать ветер, не высеяв древы вокруг голых пашен – иначе как видишь, песок лишь пожрёт всё взращённое прежде – и хватит ли сил откопать их из-под покрова той мощи тебе неподвластной? – учтиво и умно ответил посланник, насмешливо щурясь в глаза собеседника – как будто той хитрой, над словом возвышенно связанной мыслью сказав перед Да́клойхом то, что уже потерял он свой дом прародителей собственным пылом и глупостью…

Когда Ха́рдурне удалился к столам их семейства и прочих домов Аргвидд-Мар, его разговор занял подошедший к Бурому сам хранитель казны и печатей владетеля.

– Ройг как всегда неуступчив – как и прежде был в час его службы в Хатхáлле, – негромко заговорил старый Клонсэ, – и теперь, волей рока заняв чин главы их семейства после сражённого брата с племянниками Ха́рдурне волен в своём желании вернуть прежнюю власть от прадавних Владетелей Моря. Словно он уже вознамерился отделиться от дейвóнских уделов, как те бунтующие южане у самых отрогов Сорфъя́ллерне.

– Дейвóнала́рда ковалась в единый кусок железом дейвóнов и кровью всех прочих народов, почтенный – и знаем мы оба, что когда и железо ржавеет, то прежняя прочность не так уж незыблема. Однако твой дом ещё отделался малой ценой для сохранности наших уделов, дабы получить помощь Прибрежий в войне с áрвеннидом.

– Дав им палец однажды, можно потом потерять и всю руку в пасти Владыки Моря… – хмуро усмехнулся скригга Скъервиров, – ты это знаешь и сам, почтенный. Недаром их предки и а́рвейрны были одного корня, как говорят то сказания…

Хранитель казны и печатей за эти два года осунулся, поседел и иссох весь с лица. Взор его стал ещё более пронзительным и угрюмым, хоть и не утратившим прежней колкой проницательности и хитрости. Он всё так же оставался тем прежним Скъервиром, коим и был всю жизнь, вознявшись при Стейне до самых вершин своей власти в их доме, а теперь держа её в собственных узловатых руках, пока малый наследник погибшего Къёхвара слаб был здоровьем и некрепок умом.

– Мой владетельный родич так неразумно втянул нас в столь непростую, как не казалось сначала, распрю с домом áрвеннидов… Что бы не веяли обо мне пустословцы, я всегда был против открытой войны с владетелем Эйрэ – так как сражения это лишь деньги и кровь – а то и другое не бесконечны и в наших могучих домах… И желанных плодов мы могли бы достичь тихим ходом руками самих же семейств а́рвейрнов. Но Стейне избрал иной путь, уповая на скорый успех грубой силой железа.

Сигвар смолк на мгновение, хмурясь.

– Теперь после его гибели я вынужден обоими плечами подпирать эту рухнувшую подпору нашего дома, дабы не обрушить единство дейвóнских уделов перед пришедшим нежданно потопом с восхода.

Держа в ладони кубок с вином Доннар пристально взглянул в глаза Клонсэ.

– Ведь и сам ты держал на ладони те угли, почтенный, которыми Стейне разжёг этот гибельный жар…

– Как и все большие и малые дома дейвóнов и их союзников, Бурый – как и ваш дом среди прочих. Или не твой славный родич Эрха не произнёс ни единого слова в своё несогласие перед ёрлом – он, чьих речей прислушивались все семейства? В тот день Большого Совета все возняли мечи в знак согласия с волею Къёхвара. Да, я хорошо знаю, почтенный, что наши семейства давно не в ладу, что орн Дейна не забывает утраты их власти – и то, что мой родич виновен в убийстве твоего храброго брата…

– Двух братьев, почтенный…

Глаза их на миг снова встретились, и Бурый, казалось, готов был прожечь Когтя взглядом насквозь – явственно дав тому знать, что кровь эта не прощена и поныне, и по разумению нового скригги Дейнблодбéреар также лежит и на Клонсэ, всегда бывшем советником Къёхвара.

– Двух. Мертвецов за века́ у нас много набралось в обоих семействах… – ответно прищурился Сигвар, – но теперь наша общая ноша важнее всех распрь между орнами – потому я и вынужден искать прочного союза с твоим домом Дейна, не боясь потерять этим малого, дабы мы все не утратили больше. Вряд ли с тобой будет разговаривать áрвеннид всех земель Эйрэ, встреться ты с ним к лицу в этот час, Бурый – чьих родичей от рук вашего орна в Ночь Смерти полегло много больше…

– Может и так, Сигвар… – скригга Дейнблодбéреар задумчиво оглядывал пиршественную залу и всех собравшихся в ней, разыскивая взором дочь Конута.

– Так, почтенный Доннар, так… – кивнул скригга Скъервиров, – ты и сам хорошо понимаешь, как тяжела та огромная ноша, которую я взвалил на себя, ратуя о спасении наших домов. Так же тяжела как и твоя – после смерти вашего старого скригги примирять всех в орне Дейна: как желающих мира с нашим семейством, так и алчущих разразить войну против Скъервиров. Таких много среди Дейнблодбéреар, почтенный – и тех, и других – тебе это известно лучше меня.

Скригги двух великих дейвонских домов снова встретились взорами, пристально глядя друг другу в глаза.

– Ты помнишь, как мудро поступил твой славный предшественник, вняв голосу разума и не желая кровавой усобицы среди дейвóнских уделов, дабы сохранить дом и страну нерушимыми. Как и ты, я тоже хочу только этого – как бы не думали про меня тут иные – и жертвую многим. Но и допустить утраты власти моего орна я не желаю, и не допущу того – клянусь Всеотцом и хищными зубами Эльда…

– Не могу оперечить тебе в том, достойный. Дела наших домов за века слишком уж омрачились багряным… но пред общим врагом в этот час нету места для мести – и ту общую жертву, что мы понесли на войне, мне непросто забыть.

– Так, Бурый – а сколько их будет ещё, тех утрат… Скольких наших детей из обоих семейств мы лишились за распрю уже? Как и ты, я иду на уступки во многом – и готов к тому больше, чем прежде – в том свидетель мне твой новый чин.

– Что же – взаправду то так… – пожал Бурый плечами, в согласии кивнув.

– И ещё… – скригга Скъервиров смолк на мгновенье, – дабы мир был прочнее, плетут воедино не только одни лишь дела все могучие люди. Ты ведь знаешь одну поговорку, что древнее всех наших домов и уделов?

– И какую же, почтенный? Их столь много – в каждом доме своя есть порой. Вот у нас…

– Ту, что кровь не прощают…

Скригга Дейнова рода молчал, пристально глядя на Сигвара, чей взор был так же прям.

– Всем известна она средь народов, достойный.

– А ты знаешь другую – которая подле неё точно тень?

– Нет, почтенный – не помню такой, – пожал Доннар плечами.

– Ту, что кровь только кровь порождает…

Скригга Скъервиров смолк, обопёршись всем телом на посох.

– Забывают иные о ней иногда – или может быть вовсе не знают, что как зелье любое та правда двояка. Кровь есть смерть – и она же есть жизнь. Кровь пролитая тянет другую – и нет меры в том вечно, нельзя препынить этот дождь воздаяния, так уж то повелось…

Но и кровь к крови также рождает иную – даря жизнь для грядущих, продляя наш род. Дому ёрлов дейвонов уж скоро нужны будут чьи-то невесты, как знаешь. И не только невесты…

Глаза скригг снова встретились.

– Я довольно сказал. Ты и сам ведь не глуп, славный Доннар. Ибо жертвовать нужно порой больше прочих – дабы кровь порождала лишь кровь… но то было бы в радость для нас, а не в гнев и скорбь горя.

Сигвар снова умолк, глядя Бурому в прямо в глаза.

– Жаль, что сын твой приехать не смог с тобой рядом к Совету… Знаю, Бурый, как дорог тебе он теперь – став последним из крови твоей корня Дейна. Для него я готов сам отдать даже то, что ценнее чем всё серебро в погребах под Хатхалле – ту, что разумом схожая с Айниром – лишь бы выждать с женитьбой ему хоть два года…

Взор скригги Скъервиров потеплел, кивком головы указав на сидевшую подле родителей юную девушку с рыжим каштаном волос, что задорно смеялась и слушала россказни родичей, средь которых виднелись и новый конюший их с братом – кто слыл теперь будущим первым писцом у владетеля, раз уж старый предшественник был сильно хвор и с лежанки уже не вставал.

– Кровь есть жизнь – ибо так лишь должно быть под солнцем. И подумай об этом, почтенный глава дома Дейна – ибо сам ты свидетель, как много мой дом вам готов даровать, ожидая поддержки с согласием вашим в грядущем.

Хранитель казны и печатей умолк. Бурый же, пристально глянув на девушку, словно взвесив незримые Сигвару помыслы с мерами, лишь учтиво кивнул головой.

– Что же… под осень, я думаю, сможет явиться он в Вингу и сам – коль пролягут на то его помыслы, самому чтоб воззрить на такую достойную братову внучку твою, почтенный. Но обещать тебе в том ничего не могу, ибо сердцу его не хозяин и я. А мой сын, как ты знаешь, упрям… и он тоже кровь Дейна.

– Всеотец ему в помощь – и надеюсь, твоё в том напутствие также…

Учтиво попрощавшись со скриггой Дейнблодбéреар, Сигвар покинул того, направившись к выходу из пиршественной залы – неся на себе всю ту тяжкую ношу из су́деб и дел множества земель и семейств Дейвóнала́рды. Бурый же, к которому подошёл его давний товарищ Ме́йнар Быстрый, после краткого разговора с достойным Стиргéйром Сильным из Къеттиров сел наконец за обильно накрытый стол, намереваясь дать отдых речам и труда животу. Подняв взгляд, он встретится им с ещё одним из Скъервиров.

Напротив Доннара на скамье расположился дальний родич Клонсэ из младшей ветви их дома – вернувшийся из уделов юга Храфнварр Прямой, вот уже два года как возначаливавший воинство Верхней укрепи после гибели старого Ульфгейра Ржавого.

– Рад встрече, почтенный. Сколько раз я был в Винге за весь этот час, но с тобою не виделся в доме ёрлов лицом к лицу, – учтиво поприветствовал его Доннар, – много доброго я услышал о храбрости Гераде в час Огненной Ночи. С нежданной кончиной твоего родича Айнира от дурной воды в час выправы мало осталось в вашем семействе мужей столь прославленных отвагой и мужеством.

Храфнварр одобрительно кивнул в ответ.

– Благодарю за слова, почтенный Доннар. Рад встрече с первым из Дейнблодбéреар. Пусть даст Всеотец мир между нашими семьями.

Оба воителя крепко пожали друг другу протянутые через стол руки.

– Печально было узнать о кончине достойного Хаттэиз Стрюмме-гейрда. Я так надеялся, что это будет самый разумный из голосов Скъервиров – но у богов оказалась иная на то воля.

Храфнварр пожал плечами, угрюмо вздохнув.

– Мой родич Айнир всегда был за примирение наших семейств, и так некстати взяла его хворь от кишок в трудный час. Впрочем мы с ним всегда были бельмами на глазу нашего дома – хоть и для всех остаёмся всё теми же Скъервирами.

– Однако же Клонсэ благоволит тебе и прислушивается к речам и советам Прямого, как знаю я?

– Может и так – но это он теперь скригга всего нашего дома, а не я. И ноша его тяжела, а хитрость и упрямство в стремлении сохранить власть Скъервиров над дейвóнскими землями после гибели Стейне нам обоим известны. А я… я всего лишь один из нашего дома и вершу укрепью ходагéйрда.

– Я уповаю, что ты будешь и дальше добрым советчиком Когтю, почтенный Храфнварр. Прямосердечия тебе не занимать, как и ума. Да и я вижу, ты уже не один, как о тебе всё твердили иные – что будто бы Гераде суров и не знает даже собственной тени?

Подле Прямого за столом по левую руку сидела молодая женщина в вышитом серебром лазоревом платье, чьё лицо с редкими ещё морщинками в уголках синих глаз было усыпано тонким золотом ярких веснушек точно рябью от солнца, и из-под лёгкого наголовного платка по плечам падали две толстые ярко-рыжие косы с заплетенными в них лазурными нитями. Она почтительно преклонила голову перед скриггой Дейнблодбéреар. Рядом с женщиной на скамье сидел бойкий мальчик лет девяти, а на коленях она держала двух ещё маленьких девочек-близняшек чуть старше года, робко державшихся ручками за мать, чьи короткие пока волнистые волосёнки были так же рыжи как и у неё самой.

– Достойный Доннар, это моя супруга из славного в Эйрэ семейства. Те неучтивые языки, кто молвили про неё здесь иное, уже не говорят… – кратко сказал Храфнварр – точно отрезал, – её имя Гвенхивер-мерх-Кинир – и я не знаю другого более милого мне.

– Рад видеть, что достойнейший из дома Скъервиров наконец обрёл своё счастье, почтенная! – учтиво ответил ейДоннар, преклонив голову, – пусть будут теплы стены вашего дома вовеки!

– Благодарим тебя, тиу́рр! – кратко ответила женщина, улыбнувшись, и посмотрела на мужа. Взгляд её был счастлив.

Подле старого Когтя за стол сел подозванный служками фе́йнаг Катайр, льстиво лыбясь владетелю Скъервиров, с чьей он милости жил при Хатхалле, лишившись земель своих прежних уделов. Гвенбранн, долгий как жердь, недовольно прихлёбывал хмель из старинного рога, говоря о делах их семейства с почтенным хранителем казны и печатей.

– Раз так требуешь нынче, достойнейший, конечно же выведу воинство к бою. Но только людей наскребу здесь с трудом одну тысячу копий. Племянник, скотина, едва лишь разбил его воинство Ллугайд в то лето, немедля ему присягнул и сдал наши укрепи все точно трус. Прозри то наперёд – придушил бы его в колыбели, паршивца! Вот как знал этот старый кривец, когда выбыл я в Вингу, чтоб взять мой удел в свою власть…

– Видно вправду как знал… – Коготь пристально глянул на Гвенбранна, – или кто нашептал ему вовремя?

– Может и так… Если кто из моих же – если только узнаю про то – своею рукой с того шкуру спущу как с телёнка! – Два Камня оскалился, стиснув кулак.

– И при Высоком Чертоге, как вышло, водился один очень долгий язык. Надеюсь, один лишь… – рука Когтя бесстрастно, но сильно и резко пилила ножом колбасу на тарелке.

– Когда уж подохнет проклятый Клох-скайтэ! – Гвенбранн в ярости стукнул рукою о доски столешницы, – чтобы скайт-ши его до скончанья времён в темень Эйле по скалам тащили!

– Наслышан, как стал он теперь всех Помежий хозяином, и всех непокорных изгнал, либо вырубил в корень.

– Всё так… Одни трусы кругом, как ни плюнь куда! А прочие фейнаги сразу ему присягнули, и выщенку Дэйгрэ склонились под власть… – Два Камня уныло хлебнул хмель из рога, моча в нём короткую щётку усов, – уж вернусь – перевешаю всех как собак, будут дохнуть на сучьях восьмину! Ты, почтеннейший, хоть и твёрд дланью сам – но уж милостив был к тем изменникам с юга. Всех казнил – как и должно владетелю, правда – а ещё ведь и жёстче бы стоило! Заведённый порядок сломать захотели! Я бы их… я бы…

– Рог держи – расплескаешь так с пылом под ноги… – Сигвар бесстрастно налил себе в кубок вина, – хмель стал дорог теперь уж втройне, как на юге война с мятежами…

– Как верну свой удел – я их кровь расплескаю! И до Каменной Тени руку́ дотяну – поглоти его Эйле, кривую скотину из Кинир! – Да́клойх желчно скривился, взирая на стены Хатхалле, где он был лишь непрошеный по́ чести гость, не хозяин, – мои предки владели всем речищем Чёрной – триста лет эти земли лежали под властью у Катайр! Но принёс к нам тот ветер смрадной из-за гор эту старую дрянь из Га́ирнеан-глас… Удружил же нам Дэйгрэ, грызи его Шщар! Прислал пса своего…

– Кто давно уж до волка озлобился, – так же бесстрастно опять перебил Коготь гостя, кинув в сторону взгляд на другой из столов. Два Камня заметил то.

– Я-то думал, давно передохло всё семя его. А она-ка, гляди – в твоём доме хозяйкою даже теперь… – Гвенбранн криво метнул взгляд направо, к тому из столов вдалеке, – знал бы старый кривец этот с сердцем из камня, скольких внуков дейвонских ему наплодила она тут за годы.

Фейнаг Катайр скривился, скаля зубы в ухмылке и глядя на женскую стать в рыжем пламени кос поверх синего платья.

– Жаль, дочурку его не успел оценить тогда в Ард-Кнойх – Нож со сворой гостивши с неё там не слазили…

Скригга Скъервиров молча вкушал колбасу из копчёной дичи́ны с подливой из сливы с мукой в чесноке. Вполуха лишь слушая речи льстивого нынче без меры союзника, с широкой улыбкой спокойно орудовал он своим острым ножом и вильцом, нарезая мясное кольцо на куски, сталью лезвия гулко царапая донце тарелки – как будто пилил ею кость.

– Храбр ты, Гвенбранн – ничего не страшишься…

– Не из трусов сам буду – на том и стою́! – хмыкнул Даклойх.

– Живи же ты долго, достойный. А знаешь, к такому что нужно подспорьем? – спросил он Два Камня с какой-то усмешкой.

– И чего? Мужской корень для снадобий, слышал, годится…

– Мужской корень… – насмешливо хмыкнул в ответ ему Сигвар, – язык!

– Чей? Людской? Или дикого вепря хромого? – почесал висок Даклойх, задумавшись – вспоминая приметы с советами травников.

– Твой. И чтобы был роста не длиньше… – Коготь ткнул вильцом в мясо, наколов на зубцы новый кус колбасы, – может Ллугайд забыл свою дочь – раз и сердце его всё из камня, как видно – но и ветра не нужно слова́ эти вдуть в чьи-то уши вблизи, чтобы люди твои без владетеля вскоре остались.

– А что я тут такого сказал-то, почтенный? – скривился глава дома Катайр.

– То, что лучше держи за зубами – пока они есть ещё… – скригга Скъервиров смолк и поднёс на вильце к губам кус колбасы – хищно впившись в горячее мясо с подливою цвета как кровь.

Гвенбранн скис, обернувшись нахмуренными взором на стол, где со скриггою Дейнова рода сидел подле дочери Ллугайда Меченый, державший жену за ладонь. И опять льстиво лыбясь в усы и почтительно поклонясь обратился к владетелю Скъервиров:

– Не дождётся тот старый волчара с уродом своим моего покаяния… Пусть подавится всеми уделами Катайр! Лучше жрать буду кору как лось, чем склонюсь перед Ллугайдом, чтоб он подох – забери его Эйле!

Он умолкнул на миг – и лицо его стало ещё умилённей и льстивей.

– Только может быть всё же подбавишь немного монет мне, почтеннейший? А то люди без денег роптать начинают, им жрать что-то всегда подавай…

– Не тревожься, подам. А ты сам прямо нынче бери всех своих, людей Рианн с Ам-Ро́дри – и скачите к востоку.

– Куда? – деловито спросил скриггу Скъервиров Даклойх, захрустев на зубах свиным окороком.

– За Огненный Столп – травить волка.

– Ужель посчитаюсь я с этим кривцом, поглоти его Эйле? – в глазах Гвенбранна вспыхнул огонь.

– Может и с ним. Ведь волков сейчас в Эйрэ в избытке, – усмехнулся в ответ ему Сигвар, – и коих порой травить нужно со всех трёх сторон, если шанс выпадает внезапно…

– А с четвёртой? – Два Камня на миг перестал жевать окорок, – я же всё-таки к шейнам отцовскою волей ходил, и считать уж обучен.

– Вот и ты с двух сторон за двоих постарайся, дабы вернуть себе земли отца и всех Катайр, – Коготь дружески хлопнул союзника дланью по шее, – или хочешь ты как и тот пьяница Фийна полвека сидеть при Высоком Чертоге и киснуть за чашей?

– Ну уж нет… – Гвенбранн резко рванул с ко́сти мясо, – не заждёшься, почтенный. Считай, что одною ногою я там.

Празднество было в разгаре. Столы ломились от обилия окороков, колбас, вареного и жареного мяса, привезённых издали живыми морских и изловленных тут речных рыб с голыми мягкими тварями и ракушками, свежатины дичи и запечённых гусей с перепёлками, мясных и иных пирогов. Созванные в Высокий Чертог музыканты с певцами искусно уже потешали гостей ёрла своим превеликим умением: гудели рогатые козьи мешки с нарисованными на них дивными обличьями говорящих зверей, птиц, рыб и неведомых духов, надрывались рожки и трубы с свистульницами, звенели струны лир, лютен и колесцовиц, ухали и бренчали большие, малые и ручные бубны.

В это самое время Майри кружила в парном танце-перешаге поручь с увлекшим ее туда и расспрашивающим дочерь Конута о последних событиях в Вéстрэвéйнтрифъя́ллерн и о её двух годах неволи в Эйрэ старым ратоводцем и главою копейных людей орна Ра́удэ Къеттиром Кроводышащим, когда перед ней словно резко нависшая тень возникла высокая стать в верховнице, на которой блеснул тонко вышитый знак их семейства из стаи кружащих над кручей теней хищных птиц.

Она в смущении вскинула взгляд ввысь, и вздрогнув от волнения встретилась с тем, кого уже позабыла три года как – и по ком давно выплакала все скупые в тот час горькие слёзы.

– Позволь, почтенный Трирсон, на следующий танец забрать у тебя эту деву столь славного рода? – учтиво промолвил тот, обращаясь к утомившемуся уже немолодому Къеттиру Блодондуру.

– Был бы сам я в твоих же годах молодых, и не подпорти мне вражье копьё бок с ногой подчас смуты той в Аскхаддгéйрде… – с печалью вздохнул старый ратоводец, отирая со лба ладонью обильно выступивший пот, – так ни за какое золото не позволил бы тебе того, Хаукар – забрать у меня даже на один пляс такую чудесную деву. Но увы, мои молодые лета уж давно миновали в отличие от твоих с ней… Ступайте вы в круг, а я дам себе отдых уже.