Он отталкивается ногами от земли. Раскачивается на качелях – не слишком сильно и высоко, но из-за его порыва и качели, на которых сидит Лайт, начинают покачиваться.
Он их не останавливает. Молча ест своё угощение, позволяя Сону его ребячество.
В нем, в отличие от Лайта, человеческого сохранилось гораздо больше.
– Думаю, мне стоит перед тобой извиниться. За свой эгоизм, – давит Лайт из себя. – Со всем приходится разбираться тебе. Только после произошедшего за последние сутки я понял, что доставляю много головной боли.
– Ничего, я привык, – легко отзывается Сону, но Лайт видит по лицу, что тот рад принятию им своих ошибок, – У каждого свои причуды. Да и гении обычно обращают внимание только на то, что им интересно.
"И ты ведь осознал, что неправ, даже не из-за заварившейся истории. А потому что Дженни ткнула тебя носом в проблему. Здорово, что ты прислушался к своему врагу".
Эти слова остались не высказанными Сону. И не прочитанными Лайтом.
Лайта уязвляло, что на его очевидную проблему обратил внимание именно его враг.
Лайту бы хоть толику благодарности испытывать.
Но получался только слабенький намек на нее, который быстро покрывается сверху плотным покровом злости, наслаивающимся на предыдущие слои.
– Я тоже не знал, что Дженни отделается так легко, – Сону раскачивается сильно, насколько позволяют старые скрипящие качели. – У каждого в мафии свои страхи. Мало ли, вдруг ее бы казнили на рассвете, и нас с тобой до конца жизни преследовал бы ее призрак. С Кинг станется.
Лайт представляет призрак Дженни за своей спиной – с черными кукольными глазами, полупрозрачными и безжизненными. И ее губы, складывающиеся в беззвучные слова: "Это ты убил меня".
Мурашки с тела сбежали.
– Что она такое, эта Кинг? – Лайт снова морщится от холода мороженого.
Душа же от разговора оттаивает. Даже несмотря на то, что они говорят о Дженни.
– А черт ее знает. Появилась изниоткуда. Никто не знает ни ее прошлого, ни уж тем более будущего. Хотя, – Сону издаёт смешок, – если Джэй принял ее, то, возможно, знает что-то о ней. Нас с ней нельзя назвать совсем уж близкими друзьями, но когда-то мы работали в паре, и она была вполне нормальной девушкой. Точнее, нормальной, насколько позволяет наша профессия. Это после твоего появления Дженни как с цепи сорвалась. Понятия не имею, что между вами пробежало, но, имей в виду, если будешь ее всерьёз убивать, я не встану на твою сторону. В любом деле и любой проблеме. Но не в ее убийстве.
Лайт пожал плечами. Сону имел на это право, и он не собирался винить его за это.
Вражда Дженни и Лайта – это только их дело.
Что между ними пробежало?
Это отличный вопрос. И ответ на него: ничего конкретного и тысяча чёрных кошек. Они просто не понравились друг другу с первого взгляда, и понеслось.
Лайт тему не развивает. Потому что не может толком объяснить их отношения не только Сону, но и самому себе.
Вместо этого он возвращается к тому интересному, что успел услышать.
– Вы работали вместе. Что случилось потом?
– Повышение. У нее появилась Лиз. У меня – ты. Хотя в нашем с тобой случае скорее я у тебя появился, чем ты у меня.
Качели начинают замедляться. Лайт молчит, как в рот воды набрав. Стало как-то совестно перед ним, этим парнем, который в Стае гораздо дольше него, но так и не продвинулся по карьерной лестнице.
Когда лицо Сону замирает напротив, Лайт всё же спрашивает:
– Тебя не уязвляет, что Дженни стала главой отряда, а ты так и остался в заместителях?
Сону пробивает на смех.
– Поверь, нет! Я никогда не стремился к чему-то подобному. Чем выше сидишь, тем ярче на твоём лбу разгорается красной точкой мишень – того и гляди, чтобы тебя не подстрелили. Один неверный шаг – сместят. "Смещение" в мафии означает смерть, а, знаешь, я хочу прожить как можно дольше. То, что я твой заместитель – это уже очень много.
– Думаю, если бы ты хотел остаться в самых низах, Джэй не стал бы тебя заставлять, – палочка от мороженого смешно остаётся за щекой Лайта – здоровой.
Сону встаёт с насиженного места и треплет его за эту самую щ?ку.
– Дело в тебе, мой дорогой. В тебе. Как тебя бросить, такого ничего-не-знающего?
Лайт шутливо хмурится исподлобья, деланно-недовольно выдыхает облачко воздуха. Поднимается на ноги и, обняв Сону за плечи, направляется обратно к машине.
Холодно здесь, на площадке. Темно. Нечего им здесь делать дольше положенного в самый жуткий предрассветный час.
***
Лиз на самом деле звали Элис Майер. Никто не знал ее настоящего имени, ведь даже документы, которые Джэй и Рикки постараются раскопать и найдут, были поддельными.
Правительство тщательно стерло все следы ее прошлой жизни и создало ей новую личность с одной конкретной целью – отправить шпионкой в логово белого волка, Джэя, и, выведав все грязные делишки, искоренить чёртову Снежную Стаю.
Но они не учли одного важного факта.
Лиз все ещё помнила, что она никто иная как Элис. И в первую очередь работала сама на себя.
Только она одна решала, какую информацию о мафии передавать высшим кругам. Более того, она копалась в правительственных архивах и незаметно сливала информацию мафии.
Ведя жизнь двойного агента, она знала, что такая жизнь не может продлиться долго. Нет-нет, и одна из нависших над ее горлом пастей – аллигатора-правительства или волка-мафии – защелкнет зубы. И алая кровь окропит бледную кожу.
В общем, когда малышка-лиса пришла в Снежную Стаю, она чистосердечно заявила, что боится крокодилов и волков.
Выпутаться сама из обвивших лапы пут она не могла. Но был один человек, который, вполне возможно, мог ей помочь.
В мафии его называли "Неуловимым".
Акт ?. Лиса, ее сестра, ненавидящая местную нечисть, и удачливый Пёс, желающий обрести дом
"Оно того не стоило...."
***
Элис сидела в машине. Пальцы барабанили по рулю, сама она невольно поглядывала в сторону полицейского участка, где-то в глубине которого в одиночной камере сейчас сидела Дженни.
По расчетам Майер она должна была появиться довольно скоро, в крайнем случае – к рассвету. Не в первый раз Дженни вот так просиживала там, наказанная.
К примеру, в прошлый такой раз… У мафии произошла утечка данных об одном из их драгоценных партнёров. Случилось это из-за Элис, которая, следуя своему долгу, передала их в правительство.
