Метанойя. Репликация
Со временем все привыкли к новым явлениям, люди успокоились, и жизнь потекла дальше. Мы с Мией продолжали растить наших детей и радоваться каждому дню, и те неприятные эпизоды машинально ушли вглубь нашего сознания.
Все было хорошо. Наша семья исповедывала любовь и взаимопомощь. Мы были снова счастливы и думали, так будет всегда.
Все было хорошо. Пока не наступил этот час.
В тот день наши мужчины уехали на заготовку дров на зиму. Я опоздал к сбору, потому что сидел с детьми, пока Мия помогала разбирать и скручивать овечью шерсть в мастерской. Как только Мия вернулась, я отправился на сбор на своем мотоцикле, который оставил в общине после рождения близнецов. По приезду я присоединился ко всем, представляя вечер, когда вернусь домой, и всей семьей мы сядем ужинать, а потом по очереди с Мией будем рассказывать сказку нашим детям, и когда они уснут, мы ляжем спать сами, и я прижму свою девочку, зарывшись в светлое облако ее волос. Я так увлекся, что не заметил, как ушел дальше всех, пока меня не окликнул управляющий. Собрав свою добычу, я поволок ее к общей куче, куда сносилась вся партия заготовки.
– Марк! Завози свое слева! – крикнул мне управляющий, который словно регулировщик махал руками и показывал направление всем участникам сбора.
Работа строилась отлично, одни доставляли собранную древесину, другие разделывали ее в удобный размер, третьи формировали заготовку в связанные снопы. Все выполняли свою функцию, будто в большом муравейнике.
Я закончил свою часть и встал поодаль, сняв перчатки и отряхивая их от опилок, как вдруг заметил, что все мужчины упали на землю как подкошенные. Оглядевшись, я ошарашенно замер. Что произошло? Почему все упали? Почему никто не встает? Подбежав к ближайшему насельнику, я заглянул в его лицо, тут же приложив пальцы к шейной артерии. Пульса нет. Что это? Что случилось? Они все мертвы? Нет. Нет, не может быть. Не может быть. Так. Успокойся, Марк. Соберись.
Чтобы проверить снова, я склонился и прижал ухо к груди мужчины. Пульс! Он есть, но очень слабый и медленный. У других сердцебиение выдавало такую же картину: слабый и редкий пульс, холодная бледная кожа и бессознательное состояние.
Я пытался привести в чувства хоть кого-то, но никто не откликался, и меня начало колотить. Нервное напряжение сдавило легкие тугим кольцом, резко поднявшись в голову болевой отдачей. Что происходит? Это какой-то страшный сон. Как проснуться? Как? В поселении может быть то же самое. В каком состоянии сейчас Мия с детьми? Я кинулся к мотоциклу и рванул в общину.
По дороге мой пульс отбивал сумасшедшую дробь в ушах и горле. Скорее! Скорее… Только бы не опоздать… Пожалуйста!
Уже виднеются ворота, рядом с ними люди и движение. Значит, в общине все лучше, чем на точке заготовки. В нетерпении я газанул сильнее и как только выехал на тропинку к главным воротам, увидел там несколько автобусов, внедорожники и какое-то паническое передвижение людей. В момент, когда я прибыл на место, один автобус уже отъезжал. По территории ходили люди в черном, они отдавали приказы насельникам, указывая дулами автоматов на автобусы. Стоял общий шум, кричали женщины и дети, лежащих приводили в чувства и поднимали, заставляя залезать в автобусы.
Я резко свернул в сторону и поехал вдоль изгороди, объезжая общину, чтобы попасть в ту часть, где находится наш дом. Как только показалась крыша, заглушил мотор и бросился через деревянное ограждение. Не помня себя, взлетел на крыльцо и распахнул дверь. В нос ударил теплый аромат свежего теста и чищеных яблок, но комната была пуста. Я позвал Мию и детей, ощущая давление кольца вокруг горла. Нет. Никто не откликается. Их нет. Припав на пол, я заглянул под кровать, оставляя слабую надежду, что моя семья могла спрятаться там. Но дом был пуст.
Я снова выскочил на улицу и, оглядевшись, схватился за воротник. Казалось, меня обхватил страшный спрут, который сжал мое горло, обвернув его щупальцем несколько раз. Душно. Как душно… И так темно…
– Марк, – послышался голос Локки. Она тронула меня за руку, заглядывая мне в лицо. – Марк, тебе нельзя быть слабым.
Тьма перед глазами рассеялась, и я очнулся.
– Локка, что происходит? Ты знаешь? И где моя семья?
Женщина оглянулась в сторону главного выхода и снова посмотрела на меня.
– Пора быть сильным, Марк. Они пришли. Твоя семья там, у выхода.
Не дослушав, я бросился к главным воротам. Торопливо пробегая толпу наших людей, лихорадочно искал глазами Мию, но видел лишь искаженные и заплаканные лица. Пытаясь пробраться к группе насельников у автобуса, я получил удар прикладом по затылку и свалился на землю, но тут же вскочил и ринулся в другую сторону. Оббежав автобус, просмотрел все окна с лицами за стеклом, как вдруг в одном из окон увидел Мию. Она обнимала детей и смотрела на меня каким-то убийственным взглядом. Я кинулся обратно, стараясь втиснуться в толпу, чтобы попасть в автобус, но люди в черном преградили мне путь и стали оттаскивать в сторону. Я упирался и уворачивался, получив прикладом еще несколько раз. И вдруг заметил, что автобус с Мией начал отъезжать. Меня тут же охватила паника, но пришлось взять себя в руки и осмотреться. Еще один автобус почти наполнен, он пойдет следом за автобусом Мии. Я сразу поспешил к дверям и втиснулся внутрь, а через минуту наш автобус начал разворачиваться. Да. Давай! Езжай быстрее! Нельзя потерять их из вида. Мне нужно быть с ними. Давай!
Уже на трассе наши автобусы поравнялись и стали ехать параллельно, в паре метров друг от друга. Я пробрался к окну и увидел Мию и детей. Прямо передо мной в другом автобусе на меня смотрели три родных лица. Мое сердце в этот момент замерло. Прижав пальцы к губам, я перенес поцелуй на стекло, отправляя свою любовь самым родным людям, и прошептал:
– Я найду вас. Обещаю.
Глава 3. Серый Город
Тебя многие знают
Это, наверное, сон.
Просто страшный сон. Только как из него выйти? Как проснуться?
Я не понимаю, что происходит, и никто не понимает. Люди напуганы и растеряны. И таких как мы – еще много автобусов. Всех нас свезли в одно место, как из фильмов про апокалипсис – на большую огороженную территорию с наземными и подземными строениями серого цвета. На противоположной от центрального входа стороне возвышалось высокое здание, подобие башни со смотровой площадкой, только в современном стиле, со стеклянными стенами на верхних ярусах. Главный вход этого серого гетто выглядел внушительно. Огромные массивные ворота, которые открывались, поднимаясь вверх, а по обе стороны от них простиралось ограждение в виде высокой бетонной стены, которая обнимала всю территорию.
Прибывающие автобусы въезжали внутрь через главный вход. Каждую группу людей, вышедшую из очередного автобуса, сопровождали вооруженные люди в черном камуфляже и масках. Прибывших вели строем внутрь наземных помещений и там распределяли.
Когда вышла группа из нашего автобуса, я кинулся на поиски группы Мии, но меня грубо остановили люди в черном, толкая и возвращая к своей толпе. Я немного побунтовал, озвучивая свою свободную волю и пункты закона, но получил взамен предупреждение в виде побоев и рассеченной брови.
Ладно, хорошо. Я понял. Здесь иные законы, нужно изучить обстановку, понять причины и после действовать. Ситуация странная, но все молчат: и мы, жертвы, и те, кто к нам не относится. Люди в камуфляже, вероятно, только охрана и исполнители. Задавать вопросы нужно не им.
После некоторых манипуляций нас повели в наземные помещения. Я искал Мию. Во всем и везде. Искал знаки и вещи, которые могли бы указать направление. Но ничего не находил.
Внутри здания мы выстроились к пропускному пункту. Там каждого записывали, делали фото, светили странными лучами в лицо, заставляя не шевелиться, и вешали на шею опознавательный знак – веревку с карточкой, типа бейджика.
– Скажите, что произошло? – не выдержал я, глядя, как на меня заводят «дело».
Женщина продолжала заполнять личные формы, совершенно игнорируя меня.
– Вы не слышите? – снова возмутился я. – Почему нас сюда привезли? Как найти своих родных?
Но меня не слышали. Нет, даже не так. Меня просто не было. Женщина и другие сотрудники этого странного места смотрели сквозь меня и не обращали внимания на вопросы и остальные попытки заявить о себе. Я был словно невидимый призрак на другой стороне бытия, не имеющий голоса и права, и замечали меня только тогда, когда хотели сами.
Оторвавшись от дела, женщина машинально указала мне на угол, где делают фото и светят лучами, но, увидев мое лицо, сморщилась.
– Уберите этот брак! – раздраженно бросила она охране, явно имея в виду меня. – Делайте это до оформления, вы задерживаете поток.
Меня подхватили с обеих сторон и потащили в соседнюю белую комнату, и я сразу начал соображать, как вырваться и сбежать, потому что слово «брак» всегда означает ликвидацию. Но ничего толкового сообразить не успел, как уже оказался за белой дверью, где меня рывком заставили сесть на стул. Ко мне тут же подошла девушка в синем костюме, как у хирургических медиков, и стала быстро обрабатывать мою разбитую бровь. Я понял, что меня не собираются уничтожать, а просто хотят зашить кровоточащую рану, и с облегчением выдохнул. Но зашивать мне ничего не стали. Девушка поднесла к рассеченной брови белый предмет в виде пистолета для термометрии и подержала его у моего лба несколько секунд, после чего закончила и отошла. Меня снова схватили и потащили к пропускному пункту, где подвели к углу для фотографирования. Сделав фото, мне указали перейти на место с красным крестом на полу и встать там.
– Смотрите на черный круг перед собой, – произнес голос. – На счет «три» – выдохните и задержитесь в таком состоянии.
После выдоха в мое лицо направили лучи, вернее на лоб, и через несколько секунд лучи отключили. Дальше меня заставили расписаться, что я и сделал, потому что высказывать свое мнение о правах и свободе в данной обстановке не имело смысла.
В конце концов нашу группу повели по коридорам в подземное здание и оставили в большом помещении, похожем на бомбоубежище с серыми стенами, только с двухэтажными нарами. Когда охрана ушла, я огляделся, понимая, что произошло что-то серьезное, о чем никто из нас не знает, а местные служащие не рассказывают. В помещении уже были люди не из общины, они растерянно и устало смотрели на то, как мы располагаемся по местам, и я решился поговорить с ними.
– Кто его знает, зачем нас сюда привезли, – пожал плечами крепкий мужчина в клетчатой рубашке. – В воде же что-то обнаружили, люди стали болеть…
– Да при чем тут вода, – махнула рукой молодая женщина. – Это в химической лаборатории авария произошла. Там что-то с вирусами связано.
– Говорят, утечка чего-то заразного, – поддержал разговор парень в очках. – Через воздух и воду постепенно распространялось, поэтому люди стали болеть. А потом вирус мутировал, и вот такой волной проявился.
Из разговоров я понял, что все слухи сходятся на болезни, которая последнее время стала поражать людей. Ее появление предполагалось из разных источников, но было в ней странное – болезнь не поражала детей. Люди говорили о тяжелых последствиях заражения и даже смертях, но для меня эти факты стали неожиданными, потому что в нашей общине никто не болел и не умирал за последнее время.
– Как давно это началось? – спросил я.
– Года три, четыре, – неопределенно протянул парень в очках. – Но последние два года очень сильно. У меня умерло много знакомых.
– Будь проклята эта зараза… – заплакала женщина, что сидела поодаль от нас и слушала разговор. – Она забрала всю мою семью. Только трехлетний внучок остался.
– Сожалею вашей утрате, – сказал я, присев перед женщиной на край пустой койки. – Простите, а где ваш внук? Здесь детей не видно.
– Его забрали еще там, в городе, – всхлипнула женщина, протирая глаза платком. – Когда нас в автобусы собирали. Деток отдельно отсаживали.
Я отпрянул, растерянно глядя на собеседницу.
– Насильно отбирали?
– Нет, – женщина закачала головой. – Внучок мой без родителей остался, я ведь даже опекунство не успела оформить. Когда люди вокруг попа́дали, не все потом поднялись. Чьи-то детки остались без присмотра, а какие-то в этот момент были просто на улице, вот их сразу забрали без опроса. Для сохранения.
– А если дети с матерью? – напряженно предположил я.
– Этих с матерями и увезли. Только их отдельно селят. Может, сохранят от заразы проклятой.
Действительно, никого с детьми и самих детей за все время, как нас привезли в серый город, в окружении не было. Это значит, что Мию отселили с такими же матерями в отдельные помещения. Нужно искать здания с детьми, это даже упрощает варианты поиска.
Чуть позже нас повели в столовую. Это такое же помещение, в котором нас поселили, только вместо коек стояли длинные деревянные столы с лавками с обеих сторон. Алюминиевая посуда, которую я видел еще ребенком в подвале нашего дома, эта посуда осталась со времен молодости дедушки Алексиса, и нарезанный хлеб на общих тарелках – это все, что было на столах. Остальное разносили помощники. К нам направилась молодая темноволосая девушка с тележкой на колесах, на которой стояла большая кастрюля. Девушка шла вдоль лавок и наливала суп в чашку каждому.
Это точно сон. Подобное я видел лишь в фильмах про постапокалиптические времена или читал в антиутопиях. Что с нами случилось? Что случилось с миром? В голове не укладывается.
Поравнявшись со мной, девушка украдкой бросила на меня взгляд и взяла мою чашку. Пока она наливала суп, я придвинулся к ней и тихо произнес:
– Прошу вас, помогите мне, где находятся помещения с детьми и матерями? Я потерял свою семью. Только ориентир, пожалуйста.
Девушка молча налила суп и вернула чашку мне, глянув в сторону охраны, которая ожидала у входа. Я тоже ждал ответа, но не получил его, потому что моя помощница повезла тележку дальше. Пришлось развернуться и сделать вид, что мне нравится еда, хотя в эту секунду захотелось закричать и расшвырять всю посуду со стола.
Впервые за долгое время я пожалел, что у меня нет способностей. Иначе, я бы уже шел на поиски Мии, сметая всех на своем пути. А может, не пришлось бы делать и этого, потому что изначально не позволил бы увезти нас из дома.
Неожиданно за моей спиной раздался грохот, отчего я вздрогнул и развернулся. Та самая девушка уронила с тележки коробку с запасными ложками. Видимо, раздача супа завершилась, и все помощники повезли тележки на выход. Я хотел было помочь и уже перелез через лавку на сторону прохода, но внезапно появившийся рядом охранник прикрикнул на меня, указывая вернуться на место. Когда я повиновался, служащий удовлетворенно развернулся и направился к выходу, где все охранники и находились.
– Строение «А» у смотровой башни, – услышал я шепот девушки, которая доставала ложки прямо за моей спиной и под ногами.
Меня даже отпустило в этот момент. Я расслабил пальцы и нарочно выронил свою ложку, словно она выскользнула случайно. Девушка забрала мою грязную ложку и достала чистую с другой коробки на тележке.
– Как ваше имя? – тихо спросил я, протягивая руку за ложкой.
– Мария, – еле слышно ответила моя помощница, опустив голову и покатив тележку на выход.
– Спасибо, Мария, – так же тихо бросил я ей в след. И вдруг заметил, как она кивнула, продолжая направляться к выходу, при этом опустила одну руку, немного заведя ее за себя, и сделала странный жест: сначала раскрыла ладонь, а потом сжала ее в кулак.
Я развернулся и стал смотреть в свою тарелку. Что это было? Это какой-то знак? Это явно знак, и она подала его мне. Что он может значить? Поток вопросов заполнил мою голову, не давая покоя и сна на несколько дней, потому что каждый следующий раз, когда я видел Марию в столовой, она украдкой встречалась со мной взглядом и подавала тот самый знак – раскрытая ладонь сжималась в кулак.
С тех пор я стал искать строение «А» и когда нашел его, начал готовить план, как пробраться внутрь. Но ничего подходящего для этого не подворачивалось, и я стал подумывать о том, чтобы просто пойти туда, игнорируя местные законы.
За все дни пребывания в сером гетто автобусы продолжали привозить людей. И меня начала напрягать сама ситуация. Она была абсурдна: в какой-то момент всех нас собрали и насильно доставили в это место, где заставляют делать то, что мы не хотим. Нам ничего не объясняют, но продолжают удерживать. И самое главное, все молчат. Ни от кого еще я не слышал слов недовольства или возмущения, люди думают, что так надо, что так лучше, что о нас заботятся. Но здесь что-то не так. Вернее, здесь все не так. С нас собрали данные, используя странные технологии, мою рассеченную бровь вылечили за несколько секунд, приставив к ране какой-то аппарат. А в привычных условиях бровь нужно было бы зашить и долго ходить со шрамом. У нас одни запреты и никаких прав. Что произошло? Все это время жизнь в общине вообще протекала как обычно, без каких-либо изменений, без болезней и смертей. Но вдруг все изменилось, в один момент наша жизнь стала управляться незнакомыми людьми. Такое ощущение, что я не в своей реальности, что это нудный затянувшийся сон, который скоро закончится. Обязательно закончится.
Как-то утром нам объявили о собрании всех корпусов на центральной площади, назвав гетто Серым Городом. Серый Город занимал огромную территорию, расположив строения рядами по периметру, а в центре оставалась пустая зона, которая служила площадью. Когда все были собраны, у смотровой башни развернулся большой экран, это была проекция и располагалась она в воздухе, метрах в десяти от земли. На экране вдруг появилось лицо, вернее голова, которая выглядела как голова человека, только без волос и принадлежности к полу.
– Приветствуем вас! – торжественно произнесла голова. – Спасенные, выжившие и сильные. В нашем мире случилась беда – распространение страшной болезни, которая уже забрала сотни тысяч наших родных и близких. Всех, кто выжил в той смертельной волне, мы собрали в таких местах изоляции. Это карантинные зоны, где вам окажут любую помощь. Сейчас мы собираем оставшихся и разрабатываем план действий для новой жизни. Потому что мир уже не будет прежним. За границей наших зон почти все отравлено. Вода, земля, растения и животные. На наших территориях мы заботимся о вас и обезвреживаем зараженные ресурсы. Вы получите все самое лучшее, но пока идет разработка плана будущей жизни. Просим вас оказывать содействие и проявлять терпение. Мы заботимся о вас.
Во время речи странной головы, я осматривал все группы на площади в надежде увидеть Мию и детей, как вдруг действительно заметил их в рядах через группу от нашей. Мое сердце резко сжалось и замерло, выбросив сразу за этим большую порцию крови, отчего в глазах потемнело. Я стал пробираться через людей в сторону своей семьи, за которой безумно скучал. Вот они, совсем близко, рукой подать.
– Мия! – позвал я негромко, продолжая протискиваться сквозь толпу. – Мирослава, Влад!
Люди удивленно шарахались от меня, кто-то недовольно бурчал, кто-то пытался увидеть, к кому я так настойчиво направляюсь. Но в итоге мне удалось добраться до группы Мии, и я увидел глаза дочери.
– Папочка! – закричала Мирослава и, раскрыв глаза, ринулась ко мне.
Я упал на колени и крепко обнял подбежавшую дочь. Прижав ее к себе, ощутил быстро бьющееся детское сердечко и чуть не закричал от отчаяния. Почему мы должны так жить?! Почему должны терпеть разлуку? Это ведь неправильно! Неправильно!
– Папулечка мой, – причитала Мирослава, вцепившись в меня, – я не хочу здесь жить. Забери меня отсюда. Я хочу домой! Давай уедем!
– Конечно, доченька, мы уедем, уедем, – отвечал я, не обращая внимания на расступившуюся толпу. – Ты подожди, хорошо? Совсем немного. Я заберу вас, и мы уедем. Скоро мы…
В этот момент я получил удар по голове и расслабил руки. Мирослава тут же ушла из моих объятий, потому что ее вытянули охранники. Мию и Влада окружили и повели к строениям, а я вскочил и ринулся за ними, уворачиваясь от цепких пальцев охранников.
– Стойте! Куда вы их ведете? Отпустите меня! Мия! Я вытащу вас! Слышишь! Вытащу!!
На этих словах меня повалили на землю и стали избивать. Удары бейсбольными битами, на которые походили дубинки, могли переломать мне все кости, но в итоге разбили только голову и ранили плечо и ногу с правой стороны. Еще пара рассечений на лице и ушиб почки. Я выдержал минуты две и потерял сознание.
Очнулся в клетке от разговора. За прутьями стояли два человека и говорили обо мне. Заметив, что я пришел в себя, женщина в синем комбинезоне открыла решетку и вошла внутрь, встав передо мной.
– Запомни, в следующий раз тебя лечить не будут, – строго сказала она, глядя на меня сверху. – Будешь познавать все прелести боли и естественного заживления. А если не угомонишься – сдохнешь сам.
В этот момент у решеток появился мужчина с прозрачным планшетом в руках и возразил:
– Это же «В-1», на него особые указания.
Женщина надменно оглядела меня и недовольно покачала головой:
– Ох уж эти блатные… Вот из-за таких и происходят беспорядки в системе.
После этого меня подняли с пола и потащили по коридору в белую комнату. Там меня раздели и уложили в странный аппарат, похожий на овальную половину скорлупы от гигантского яйца. После этого надо мной опустился горизонтальный экран, который выпустил из себя светящиеся синие лучи и направил их на меня, скорее всего на поврежденные участки моего тела. Дальше я сильно захотел спать и отключился.
После пробуждения меня подняли и выдали новую одежду: серый костюм, в который входили футболка и штаны, плюс такого же цвета куртка и обувь. На куртке, футболке и штанах с левой стороны груди и спины проходила красная полоса. Спросив о моем состоянии и возможности передвигаться, меня вывели из здания и повели через площадь к моему строению.
Я вернулся на место, в то помещение, куда был определен изначально. Люди из общины и другие соседи с удивлением разглядывали меня, не понимая, куда делись побои, ведь вся площадь видела этот инцидент. Я молчал. Задумчиво глядя перед собой, вспоминал маленькую фигурку дочери в своих объятиях и ее просьбы забрать из этого места. Мия в этот момент продвигалась с сыном через толпу. Она шла ко мне. И ее взгляд я тоже не смогу забыть.
Какое-то адское состояние накрыло меня после этого случая. Рабские условия и тюремные порядки. Странные технологии и полное молчание. Разлучение с семьей и запрет на общение. Они заботятся о нас? Это самая большая ложь за последнее время. Я не приму этого. Никогда. Ни при каких условиях. С этого дня я начинаю сопротивление. Один в поле тоже воин. Я уверен в этом.
Мне пришлось выбрать стратегию, которую я использовал в борьбе с группой древних на острове Северный Брат. То есть сначала наблюдение за системой, внедрение в структуру для более детального изучения, а затем разработка плана борьбы и нападение. Последнее пока не укладывалось в мой голове, потому что я не знал, кто мой враг. Кто всем управляет и кто стоит за этой ситуацией. Но этот момент тоже следовало изучить.
Через несколько дней нас стали распределять на различные точки помощи служащим. Меня поставили на переработку пищевых отходов, помещение которой находилось рядом с кухней, где однажды я увидел Локку. Она шла за служащей и несла пустые пластиковые ведра, а я в это время закладывал отходы в специальный аппарат. Увидев Локку, я так обрадовался, что чуть не закричал, но вовремя опомнился, лишь провожая ее взглядом. Локка шла с опущенной головой, но на углу вдруг повернулась и посмотрела на меня, показывая, что она знает о моем присутствии. Только взгляд ее был очень грустным. Кажется, за все годы я никогда не видел ее такой.
В Сером Городе мы жили по одной схеме, как в страшном пионерском лагере: особый режим, подъем и отбой, непонятная деятельность в виде работы, запрет на общение с людьми из других секторов, послушание и подчинение. Ежедневно слушали речь безволосой и бесполой головы с экрана о том, какие новшества вводятся, какие перемены происходят за стенами карантинной зоны и песнь о том, как о нас заботятся.
В один из дней объявили, что медцентр в ускоренном режиме разрабатывает противоядие и вакцину от страшной болезни. В данный момент готова первая фаза препарата, который собираются тестировать на специальной группе людей. Эту группу определят методом отсеивания от остальных, а для этого всем необходимо пройти медицинские процедуры.
Нас заставили сдавать анализы и просвечиваться перед большими аппаратами. Никто не понимал, что с нами делали, все просто шли туда, куда их вели и выполняли то, что от них требовали. Лишь раз я увидел неповиновение в лице молодого человека, который пытался отстоять свои права, но его постигла та же участь, что и меня. Уложив бунтаря на землю с помощью дубинок, охрана потащила его в строение, где меня держали в клетке. Такое заботливое отношение может стоить жизни, и эта забота щедро падала на того, кто пытался поднять опущенную голову, напоминая, что у человека есть свободная воля и права.