Сокровище Беаты

– Хм… Ничего особенного, – пренебрежительно хмыкнул Николас. – Прежнее было лучше.

Улыбка тут же опала с лица барышни-кокетки, и она с обидой в голосе осадила невежду:

– Что ты в этом понимаешь!

– В женских тряпках, признаюсь, ничего не понимаю, – криво усмехнулся Николас.

– Так, по-твоему, выглядит тряпка? – Беата расправила юбку, демонстрируя вышитый на ней узор.

– Да шут с ней. То есть, с ним. Слышала новость?

– Ты про бал или про турнир? – опередила она приятеля, давая понять, что его новость уже не новость – то было маленькое отмщение за нелестный отзыв об её новом наряде.

Беата знала, как Николас не любит, когда его обставляют, да ещё там, где ему нет равных. Иногда она великодушно подыгрывала своему другу, делая вид, что сильно удивлена доставленной вестью. Но сейчас ей захотелось проучить грубияна за такую откровенную беспардонность.

– Откуда ты…? А, ну да… Ты могла узнать в Каймангроте, – разочарованно произнёс Николас. Ещё бы: полночи проворочаться без сна, потом вскочить ни свет-ни заря с постели, пересечь целых три квартала за десять минут и всё это для того, чтобы услышать «А я всё знаю!» – Или это заезжий портной успел проболтаться? – вдруг осенило его.

– Это уж ты сам додумывай, – безразлично бросила в ответ Беата.

Потоптавшись молча на месте и соображая, чем бы ещё удивить расстроенную подружку, Николас поинтересовался:

– А ты слышала, что в рыцарском турнире будет участвовать непобедимый воин, которого ещё никому не удалось сразить в поединке. Говорят, он носит чёрные усы и отлично управляется с конём.

– Что ещё о нём говорят? – спросила Беата.

– Что он такой же могучий, как и наш фермер Бен Добсон.

– Кажется, я догадываюсь, о ком говорит Николас Всезнающий, – не переставала ёрничать уязвлённая модница. – Ты сильно ошибаешься по поводу этого «могучего великана». И вовсе не с конём, а с придворными фрейлинами он управляется резво. Так что из всех собранных тобою слухов правдивый только про усы.

– Чего ты дуешься? – теперь уже насупился Николас. – Обиделась из-за платья? Но я, правда, ничего не понимаю в этом.

– Ты мог хотя бы промолчать.

– Ладно, признаю: ляпнул, не подумавши. Ты же знаешь, что меня иногда несёт. Просто я хотел спросить…

– О чём?

– Пойдёшь со мной на турнир?

– Нет, покорнейше благодарю, мне уже приглашения на бал вполне хватило, – резко отрезала Беата.

Николас растерянно посмотрел на подружку. Он ожидал чего угодно, но только не такого решительного отказа. Видя немой вопрос на лице приятеля, Беата поняла, что тоже немного перегнула, поэтому попыталась обратить в шутку назревавшую на пустом месте размолвку:

– И потом, мне ведь завтра на службу. Неужели ты не слышал, что в наш город переехали родственники портного Майера. Ты меня сегодня удивляешь. Я тебя уже дважды обскакала. Ты же быстрее всех узнаёшь о том, что происходит в Валенсбурге. Соперничать в скорости с Николасом Флетчером могут только его крылатые почтари – это все знают.

Николас и правда уже без малого три года разводил голубей самых разных мастей на крыше деревянного сарайчика посреди небольшого земельного надела, доставшегося Флетчеру старшему по наследству от его родителей. Дом, в котором жили старики, стал заваливаться набок и его пришлось разобрать. А вот сарайчик держался по-прежнему крепко. Он был набит всяким хламом, от которого постоянно хочется избавиться, и с которым всякий раз почему-то жаль расставаться. Николас долго раздумывал, какое ему найти применение и, в конце концов, решил собрать из древесных остатков разобранного дома высокую и просторную клетку для своих пернатых питомцев. Это страстное увлечение всерьёз покорило мальчишеское сердце, что могло показаться странным, ведь ни одна привычка не укреплялась в нём надолго. Иногда Беата напоминала приятелю о его прежних занятиях, на которые он истрачивал уйму своей неистощимой энергии, и о том, как в скором времени остывал к начатому делу, так и не завершив его. Вот и теперь, заметив знакомый заразительный блеск в его глазах, она догадалась, что скрывается за этим восторгом. -Ты не представляешь, какое это будет зрелище! – погружаясь в собственные фантазии, предвосхищал события Николас. – Отец рассказал, что мастерам из их артели поручили соорудить на городской площади длинные скамьи в три яруса, как в древнеримском Козюлее.

– Колизее, – поправила его Беата.

– Ну да, – отмахнулся рукой Николас, недовольный тем, что его сбивают с толку. – Площадь превратится в самую настоящую арену для сражений, представляешь. Участником может стать каждый, кто пожелает. Это же здорово!

– Думаю, ты, как всегда, преувеличиваешь, Николас. В нашем городе нет ни одного рыцаря. Кто будет сражаться? Стражники Каймангрота? На них даже доспехи не налазят.

– А ты знаешь, какие крепкие руки у наших лесорубов, и они отлично управляются с топорами. Мой отец запросто железную кочергу в узел завязать может. Так что – только не спеши насмехаться – я твёрдо решил стать рыцарем. Я даже выстрогал себе деревянный меч, чтобы тренироваться. Осталось только щит сколотить. Когда подрасту, то запишусь в гвардейцы её величества и тоже буду участвовать в королевских поединках.

– Для чего? – полюбопытствовала Беата.

– Как это, для чего? Чтобы одерживать победы. – Николас горделиво задрал кверху свой ноздрястый нос.

– Боюсь, к тому времени, когда ты вырастешь, от твоего нового увлечения не останется и воспоминаний. Сколько их уже было. Вспомни, как ты разводил рыбок в деревянной бочке. Потом тебе наскучило наблюдать за немой рыбой, и ты решил стать фермером, но до тех пор, пока один гусь из стаи не ущипнул тебя за ногу. После знакомства с Питером тебе захотелось варить ягодный джем, чтобы объедаться им изо дня в день. Ты не простоял у раскаленной плиты и часа. Это, пожалуй, было твоим самым коротким увлечением.

Возразить Николасу было нечем. Таков уж был склад его характера: за что бы он ни брался, в скором времени терял к этому интерес, впадая в безразличие и скуку.

– Теперь всё будет по-другому, вот увидишь! – убеждённо заверил он. – Ты же помнишь, как твой отец учил меня правильно держать молот в руках. Ещё тогда я сказал ему, что мечтаю ковать мечи и топоры. Просто я отвлекался на всякую ерунду, а теперь понял, к чему на самом деле стремилась моя душа.

– Развлекать богатых дамочек на рыцарских турнирах и прислуживать им, открывая дверцы золочёных карет?

– Причём тут дамочки? Я же говорю, сражаться и побеждать.

– Но во имя чего?

– Чтобы стать несокрушимым, как этот рыцарь из королевской гвардии.

– Ну-ну, поглядим, – хитро улыбнулась Беата.

– Жаль, что ты сегодня не сможешь пойти со мной. Вчера вечером на площади соорудили судейскую трибуну и сегодня уже спозаранок кипит работа. Мой отец тоже там.

– А у меня сегодня выходной.

– Так это же здорово! Тогда чего мы медлим? Заскочим по пути к Питеру.

– Хорошо, только мне надо переодеться.

– Да, пожалуй, – Николас снова окинул сомневающимся взглядом малиновое платье подружки. – Ты в нём похожа на какую-то… принцессу.

– И ты туда же! – вознегодовала Беата. – Вы, что, сговорились? Не хочу я быть похожей на принцессу. И на фрейлину тоже не хочу.

– Так я и не против, – ответил Николас, недоумевая, чем это он опять вызвал раздражение.

Беата торопливо вбежала в дом. Она была не из тех, кто тратит чужое время, заставляя себя подолгу ждать. Николас присел на скамейку. «Как же такое могло случиться? – не унималось его уязвлённое самолюбие. – У старика Майера объявились родственники, а я ни сном-ни духом. Это всё из-за визита Королевы. Я отвлёкся и перестал замечать, что происходит вокруг». Вскоре отворилась дверь, и на пороге показалась Беата в своём привычном, узнаваемом обличье: на ней было надето невзрачное льняное платьице с тонким пояском, прикрывавшее ноги почти по щиколотку, из-под которого выглядывали потёртые кожаные башмачки с закруглёнными носочками.

– А теперь я похожа на даму сердца? – шутливо спросила она.

– Теперь ты похожа на Беату Эклунд, – ответил Николас, довольный тем, что от противного кокетства, с которым его подружка демонстрировала свой новый наряд, не осталось и следа.

– И что это значит?

– Не знаю, что именно, но это многое упрощает. Терпеть не могу, когда девчонки начинают выделываться. Уж ты-то точно никогда такой не была.

Они вместе вышли за ворота и по стёртым камням мостовой потопали в заведение Макбет Досон, надеясь застать там Питера.

– Слушай, Беата, – первым нарушил молчание Николас, – а откуда ты узнала о приезде этого портного в наш город?

– Тебя все ещё беспокоят утерянные лавры лучшего гонца Валенсбурга? – спросила она, улыбаясь. – В таком случае тебе явно не достаёт шляпы с высокой тульей и плаща с гербом нашего города. Ты можешь обратиться за помощью к Мартину. Уверена, он не откажет и сошьёт тебе такую накидку.

– Хватит подшучивать надо мной. Просто интересно, с чего этот Мартин делает такие щедрые подарки?

– Ты про моё новое платье? Это длинная история и я бы не хотела пересказывать её. Мне кажется, он просто очень добрый человек, как и его отец. А познакомилась мы в Каймангроте. Мартин любезно предложил подвести меня домой, и я согласилась. Кристенсены оказались очень милыми людьми. Мы всю дорогу шутили и смеялись. Дело в том, что Мартин много путешествовал по разным городам и странам и у него в запасе столько забавных историй. Я бы хотела вас познакомить. Что ты на это скажешь?

– Ну не знаю, – заважничал Николас. – А вдруг он окажется болтуном и половина его историй – просто выдумка.

– Мартин вовсе не похож на лгунишку, – возразила Беата. – Какой ему был смысл меня обманывать, если рядом сидел его отец.

– А, по-твоему, его отец не может быть лгунишкой? Уж поверь мне, таких среди взрослых немало. И если отец болтун, то и сын болтун!

– Да с чего ты это взял? – Беата возмущённо посмотрела на приятеля. – Вы ведь даже не знакомы.

– А с чего вдруг ты взялась защищать этого болтуна? – никак не успокаивался Николас. -Потому что это несправедливо, не зная человека, обвинять его во всякой чепухе. Никогда не думала, что ты станешь таким же, как наши торговки на базарной площади. Только увидят едва знакомое лицо, такого насочиняют про беднягу, что, когда тот подходит к прилавку, над ним уже весь торговый ряд хохочет.

– Бойтесь данайцев, дары приносящих! – процитировал Николас запомнившуюся ему фразу из воскресной проповеди пастора местной церкви по имени Огюстен Куксак.

– Это ты к чему сейчас? – спросила его Беата.

– Да так… Что-то навеяло.

Над друзьями вновь нависла мрачная туча очередной затяжной ссоры, вот-вот грозившая исторгнуть громы и молнии. Николас, как ни старался, не мог утихомирить в себе необъяснимую неприязнь к этому пришлому незнакомцу, который взялся из ниоткуда и ни с того-ни с сего принялся щедро раздаривать милости. Дальше друзья шли молча. Беата понемногу начала отставать, что означало лишь одно – обида её не отпускала. Обдумав свои слова, Николас решил, что, возможно, и впрямь хватил лишку и потому первым отважился на перемирие. Для этого он всегда применял один и тот же проверенный способ: непринуждённо, как бы не замечая причины раздора, хитрец поворачивал разговор в иное русло, при этом нисколько не обременяя себя терзаниями совести.

– Интересно, а твоему новому приятелю доводилось бывать на рыцарских турнирах? – обернувшись, спросил он у Беаты, которая нехотя брела позади с потускневшим взглядом.

– Вот ты сам его об этом и спроси, – обиженно отозвалась она.

– Я же не просто так спрашиваю. Меня навели на мысль твои слова: если этот портной и правда так хорош в своём ремесле, может, он сконстралит мне накидку для моих боевых доспехов.

Беата ничего не ответила.

– Ну, хватит дуться. Я же серьёзно. Может, нам пригласить его на прогулку. Ты, я, Питер и… Мартин. По-моему, выйдет неплохая компания. Правда, ума не приложу, о чём эти двое будут трепаться. Питер о том, как отдирал ботву с морковки на тёткином огороде, а потом под её подзатыльники пересыпал клубнику сахарным песком. А портной – из чего лучше ткать ночные сорочки?

Беатой овладел внезапный приступ смеха и вопреки всем стараниям не поддаваться этому заразительному влечению, она всё-таки не устояла и, отвернув голову, прыснула сдержанным хохотком.

– Ты же сам когда-то хотел стать кондитером? – обратилась она к Николасу, в миг забыв про ссору. – Ох, смотри, как бы ночные сорочки не стали твоим новым увлечением.

– Хотел… Затмение у меня в голове случилось что ли? Зато, когда расхотел, тут же перестал этим заниматься. А он не хочет, но продолжает пахать на свою тётушку, потому что боится её пуще нежити в мёртвом лесу. И постоянно достаёт меня своим нытьём о том, как ему всё надоело.

– Зато Питер всегда угощает меня своими вкусными пирожными и ароматными булочками.

– Вообще-то, меня он тоже частенько угощает конфетами, – почёсывая облезлый нос, признался Николас. – Но я ни разу не видел, чтобы Питер ел их сам. Наверное, он терпеть не может все эти сласти, потому что каждый день батрачит, как каторжный, чтобы их приготовить. С другой стороны, его стараниями мои карманы никогда не пустуют.

Николас запустил руку в глубокий карман своих штанин, выудил оттуда сложенную конвертиком тряпицу и бережно развернул её на ладони. Внутри оказалась липкая овальная карамель тёмно-синего цвета.

– Моя любимая, вишневая, – сладострастно проговорил он, протягивая последнюю конфету подруге.

– Благодарю, не сейчас, – вежливо отказала Беата, глядя на подтаявшую карамельку. В её воображении сразу возникла изящная бомбоньерка на тесьме, доверху набитая мармеладом и леденцами, которую Питер всегда приносил с собой на базар с тем, чтобы угостить свою подружку и её соседок по торговому ряду. Она обожала тот момент, когда можно было запустить пальцы в разноцветные сладости и с удовольствием в них покопошиться, выбирая ту самую.

– Ну как хочешь, – брякнул в ответ Николас и, подкинув конфету вверх, словил её при падении широко раскрытым ртом, из чего становилось ясно, что в этом деле он не новичок. – Знаешь, что я тебе скажу, – коверкая слова болтающейся во рту карамелькой, выговорил заядлый сладкоежка. – Всё-таки здорово, что Питер наш друг и у него такая тётка. А то держала б какую-нибудь молочную лавку, торговала бы творогом и простоквашей. Меня от этого кислого запаха с младенчества воротит.

– Иметь такого друга, как Питер, здорово, потому что он добрый и не жадный, – разъяснила Беата.

– А я разве что говорю? – согласился Николас. – Кто ещё может спереть у такой скряги, как мадам Буланже, столько вишнёвой карамели.

За беззаботной болтовнёй они не заметили, как добрели до пекарни. Перед тем, как войти, Николас застрял у самого порога. Видя его нерешительность, Беата поинтересовалась:

– Ну и чего же ты медлишь? Хочешь, чтобы я вошла первой?

– Знаешь, лучше ты зайди одна, а я обожду здесь, – ни с того-ни с сего выдал он.

– С чего бы это вдруг? Ты же сам обещал Питеру зайти за ним. Или я чего-то не знаю? -Я тебе так и не дорассказал. Понимаешь, Питер тут немного провинился перед своей тёткой.

– Ну-у, договаривай.

– Я и говорю. В общем, он протирал пыль на кухне, забрался наверх, не удержался и рухнул вместе со всей посудой на мешки с мукой.

Беата испуганно прикрыла рот ладонью. Зная суровый характер миссис Досон, она могла только догадываться о тех последствиях, которые ожидали бедного Питера. Пожизненное заключение в застенках тётушкиной пекарни – самое малое из того, что ему грозило.

– Не хотелось бы угодить под её горячую руку, – признался Николас. – Миссис Досон и без того меня недолюбливает. Считает, что я дурно влияю на её племянника. А тут, сама понимаешь, такая прекрасная возможность спустить на меня всех собак.

– Каких собак?

– Это я так, для сравнения. Ну а к тебе она всегда хорошо относилась… В общем, у тебя больше шансов его вызволить.

– И как же ты собираешься участвовать в рыцарских турнирах? Рыцарю негоже заслоняться дамой, как щитом? – шутливо поддела его Беата.

– В бою надо уметь выстраивать тактику, а лезть на рожон глупо, – выкрутился Николас.

И это было резонно, ибо, зная горячность тётки своего приятеля, подставлять свой лоб под её медный, звенящий половник совсем не хотелось, тем более в преддверие предстоящего праздника. Этот печальный опыт он усвоил для себя раз и навсегда, когда впервые, без спроса осмелился пересечь границы священного кухонного алтаря миссис Досон. Но, с другой стороны, Беата была тоже права: прятаться за её спиной выглядело, прямо скажем, недостойно гордого звания гвардейца её величества.

– Ладно, – промямлил нерешительно Николас, – пойдём вместе.

Отворив дверь, он переступил порог заведения. Внутри, как всегда, было сухо и тепло. Воздух, напитанный приторной помесью из ароматов корицы, яблок, ванили и прочих ингредиентов для приготовления вкусностей, мгновенно пробуждал зверский аппетит. Невысокий прилавок, сплошь заставленный плетёнными корзиночками со всевозможным лакомствами, притягивал детский взор, будто магнит. Чего тут только не было: пышными боками румянились сдобные булочки со сладким изюмом и щедро политые белоснежной глазурью., золотые крендельки с джемом внутри., хрустящие завитушки, посыпанные тёртым орехом., нежные пирожные со взбитыми сливками и с торчащей на верхушке вишенкой. При виде такого изобилия у обоих сладкоежек потекли слюньки и заурчало в животах. Вдохнув сладостный аромат шкворчащего на кухне земляничного джема, Беата расплылась в блаженной улыбке, а Николас с наслаждением закатил глаза – этот запах он, как опытный охотничий пёс, различил бы даже в пахучей аптеке Одри Бейли среди сотен других острых запахов. Из кухни вышла дама позднего среднего возраста, объёмной комплекции, с лицом таким же румяным, как и свежая сдоба мадам Буланже. Николас знал, что это было лучшая подруга и завсегдатай заведения Макбет Досон по имени Дороти Льюис. Неожиданно из-под прилавка показалась голова Питера и снова исчезла.

– Эти уложи сверху, – строго указывала ему дама. – А то ещё ненароком помну по дороге.

Закончив обслуживать покупательницу, Питер ухватил её корзину, накрытую крышкой, и осторожно понёс к выходу.

– Миссис Льюис, когда придёте домой, не накрывайте выпечку слишком плотно до тех пор, пока она не остынет, иначе товар отсыреет, – посоветовал Питер.

– Скажите, пожалуйста, – с умилением взирая на радеющего племянника своей давней подружки, кокетливо проговорила дама.

Она достала из сумочки кошелёк, выложила из него несколько монет на прилавок и, обращаясь к хозяйке заведения так, чтобы та наверняка расслышала, пилящим ухо голосом прокричала:

– Спасибо, дорогая! Завтра непременно загляну снова. А сегодня… – не докончив фразу, она загадочно блыснула своими влажными глазками на Питера, у которого от этого взгляда почему-то густо покраснели уши.

– Милости просим. Всегда рады видеть вас в нашем заведении, – раздался из кухни знакомый голос и вслед за ним в клубах сизого пара в торговый зал выплыла Макбет Досон. – Питер, проводи миссис Льюис. – Распорядилась она.

Питер, не замечая друзей, с корзиной в руках проскочил мимо и скрылся за дверью. Следом пронесла свой колыхающийся стан бочкообразная Дороти Льюис. Как только за ней захлопнулась входная дверь, хозяйка пекарни, очевидно, пребывающая в радушном настроении, обратилась к приятелям своего драгоценного племянника:

– А вы чего застыли в дверях, голубчики? Признаться, я ожидала вас к вечеру. Но раз уж зашли, усаживайтесь за стол. Пирог уже на подходе. Николас, не заставляй даму ждать. Поухаживай за ней.

Услыхав заветный пароль «пирог», у Николаса напряглись глаза, как у ворона при виде добычи. Не выясняя лишних подробностей, он выдвинул два тяжёлых стула из-под массивного дубового стола.

– Что с ней сегодня? – прошептал он подружке, усаживаясь рядом.

Тут звякнул колокольчик и вошёл Питер.

– Вы даже не представляете, как вовремя занырнули, – выдал он прямо с порога. – Это спасение!

– От чего? – полюбопытствовала Беата.

– От этой несносной Дороти Льюис. Похоже, вы её спугнули.

– Она, что, тоже собиралась тебя схрумкать? – с усмешкой спросил Николас.

– Уж лучше бы схрумкала. Они с тётушкой пытаются меня кое-кому сосватать.

– Кому же это? – спросила Беата с оживлённым интересом.

– Её дочери Элизабет.

– Толстушке Льюис? – изумился Николас. – Вот умора! Представляю, как бы вы смотрелись вместе.

– Тебе смешно, а они уже поговаривают о будущей свадьбе, – сконфуженно пробормотал Питер. – Ладно, вы пока располагайтесь, а я принесу чашки и тарелки. Спустя пару минут он вернулся с ворохом посуды в руках и принялся расставлять приборы напротив гостей. Среди них почему-то оказались и белоснежные чашки, которые миссис Досон разрешала доставать только по праздникам – Беата знала об этом со слов самого Питера. Вскоре появилась и сама хозяйка с вишнёвой кростатой на подносе. Расставив чашки и тарелки, племянник принял поднос из рук тётки и торжественно водрузил его на середину стола.

– Неси конфеты, именинник, а я пока спущусь в подвал за клубничным морсом, – сказала миссис Досон, доставая из-под прилавка круглую вазу, с горкой наполненную сладостями.

Питер перенёс вазу на стол, и Николас, созерцая этот волшебный ассортимент, почувствовал, как у него язык прилип к мёбу. Лицо Беаты вспыхнуло алым пожаром обжигающего стыда. Как она могла забыть? Ведь сегодня у Питера именины. «Какая же я эгоистка! – корила она себя в мыслях. – И платье переодела… И что самое ужасное, не приготовила подарок. Это всё Николас со своим турниром – заморочил мне голову. Да Клотильдины чада… Я бы непременно вспомнила… Нет! Не ищи себе оправданий. Ты сама во всём виновата». Никогда прежде с Беатой подобного не случалось. Напротив, она помнила наизусть все дни рождения своих близких и друзей и всегда спешила первой поздравить их. «Самое обидное в такой день знать, что о тебе забыли. Ведь главное не подарок, а внимание… Ладно, ещё не вечер!» – успокаивала она себя. Питер откинулся на спинку стула и уставился на блюдо с кростатой. С тех пор, как преставилась его матушка, он не любил этот день и всегда хандрил, даже несмотря на все тётушкины старания и роскошное пиршество, которое та устраивала по такому значимому поводу. Беата поднялась из-за стола и с волнением произнесла:

– С тех пор, как мы познакомились с Питером, прошло три года. И все это время он был добр ко мне. Когда я грустила, он всегда поднимал мне настроение тем, что угощал сладостями.

– Надеюсь, эта традиция сохранится, – шутейно вставил Николас.

– Которые, правда, не всегда доходили по адресу, – добавила Беата, намекая на недобросовестного курьера.

– Было дело, – потупив взор, признался Николас. – Каюсь, грешен.

– Пусть мой подарок тебе пока останется в тайне. Ведь у каждой тайны есть свой срок. Но мне кажется, что самым главным подарком является наша дружба. Я рада, что у меня есть такие друзья, как вы. Как ты, Питер.

Беата нагнулась и чмокнула именинника в щёку. Уши Питера снова зарделись, выдавая его смущение. Макбет Досон, наблюдая за этой трогательной сценой в проходе под аркой, украдкой смахнула слезинку и поставила на прилавок большой кувшин с ягодным морсом. Затёртые ежедневной тяжёлой работой трепетные чувства к единственному племяннику, похоже, снова обрели прежнюю силу, и в порыве горячей любви к сыну своей давно почившей кузины она подошла к имениннику и крепко его расцеловала в обе щеки. Бедный Питер, ненавидевший до дрожи все эти «телячьи нежности», от смущения и мальчишеского стыда перед своим закадычным другом сморщился, как сушёный инжир – мол, это не я, они сами лезут со своими мокрыми лобызаниями.

– Кажется, наступила моя очередь целовать именинника, – подтрунивая над приятелем, объявил Николас, на что Беата отозвалась весёлым смехом.

По правде сказать, миссис Досон уже давно была одинока. Всех своих близких она потеряла много лет тому назад, когда повсюду лютовала «чёрная смерть». Сама же чудом уцелела. Питер оставался единственной живой «кровиночкой» в её судьбе. Поэтому, как бы суровая тётушка ни старалась держать себя в строгости по отношению к племяннику, дороже его для Макбет Досон не было никого на всём белом свете. Было ещё одно важное обстоятельство, о котором сам Питер знал, но никому не рассказывал. А узнал он об этом совершенно случайно, когда в бессонную ночь стал невольным свидетелем тёткиного разговора с её давней подругой, Дороти Льюис. В то тяжёлое время, когда скончалась его матушка, миссис Досон была замужем. Узнав об её решении взять племянника на воспитание, муж воспротивился появлению в их доме чужого ребёнка. И тогда смелая и волевая Макбет указала на дверь своему несговорчивому супругу, о чём потом, конечно, втайне горевала. Но поступить иначе она не могла. Характер у этой стойкой женщины был прямолинейный и вспыльчивый – если уж чего не легло на душу, она выкладывала всё как есть и больше никогда этого в свою жизнь не допускала. С тех самых пор так они и жили вдвоём. Жили – не бедствовали, занимались огородом, разводили гусей-уток, заново обустроили заброшенную пекарню, и вскоре свежий хлеб и ароматные сладости «мадам Буланже» прославились на весь Валенсбург и далеко за его пределами. В повседневной круговерти хозяйка знаменитой пекарни валилась с ног от усталости, да и у Питера хлопот хватало. И хотя это беспокойное хозяйство изрядно поднадоело томящейся мальчишеской душе, всё же огорчать тётушку было не в его правилах. По этой причине Питер безропотно исполнял все наказы своей неутомимой попечительницы. И делал он это вовсе не из боязни быть наказанным за ослушание, как ошибочно считал Николас. Просто Питер любил и жалел свою родную тётку не меньше, чем она свою «кровиночку». К тому же чувство вины не давало ему покоя: ведь это из-за него Макбет Досон осталась одна, без хозяина в доме.