Кардонийская рулетка

Глава 5

в которой Лилиан говорит лишнее, все съезжаются в Унигарт, а Помпилио демонстрирует радушие

Пинок Пустоты – так это называется. Пинок Пустоты – и никак иначе.

Когда цеппель завершает переход, вываливаясь из «окна» на нужную планету, когда Великое Ничто с кошмарными своими Знаками остается позади и все облегченно вздыхают и улыбаются, точнее – собираются улыбнуться, именно в этот момент Пустота весело наподдает уходящему цеппелю под зад. Или лупит в пузо. Или сверху бьет – зависит от того, как тот вошел в переход. Пустота играет, а огромная сигара ощутимо вздрагивает, отправляя на пол незакрепленные предметы и потерявших бдительность пассажиров.

Пинок Пустоты – так называют прощальную шутку все цепари Герметикона.

Но люди знатные, образованные и хорошо воспитанные, люди, так сказать, высшего света не могли использовать в общении столь грубое определение и напридумывали кучу заменителей: «встряска», «шок», «дрожь» и прочие словечки, невнятно описывающие унизительный удар, входящий в обязательную программу любого путешествия через Пустоту. И еще знатные люди опасались потерять лицо, нелепо растянувшись на полу, а потому встречать Пинок предпочитали расположившись в мягких креслах и диванах, благо в салоне флаг-яхты «Арамалия» недостатка в них не ощущалось.

И вообще ни в чем не ощущалось недостатка, поскольку принадлежала флаг-яхта каатианскому дару Паулю Диирдо, и мысль о том, что она несовершенна или же не столь роскошна, какой должна быть, могли счесть подрывающей устои общества.

Мягкая кожа обивки, резные столики, элегантная серебряная посуда, ковры и картины на обтянутых веперацким шелком стенах – салон флаг-яхты ничем не отличался от салонов замков или дворцов и тем поражал неискушенного наблюдателя, привыкшего к тому, что на цеппелях, даже роскошных, в обязательном порядке считали килограммы, опасаясь перегрузки.

Впрочем, на борту «Арамалии» неискушенные наблюдатели отсутствовали – среди членов официальной делегации, в распоряжение которой дар Пауль передал свою флаг-яхту, числились исключительно адигены, чьи модные дорожные костюмы идеально гармонировали с роскошью обстановки.

– Кардония, адиры, – объявил старший помощник после того, как рулевой стабилизировал цеппель.

Пинок остался в прошлом, и дипломаты охотно покинули надоевшие диваны и кресла, радостно разминая ноги.

– Наконец-то!

– В какой-то момент мне показалось, что я поймал Знак. Или вот-вот поймаю.

– Пусть откроют вино.

– И легкие закуски.

– Тебе бы только есть.

– Я немного нервничаю в Пустоте.

В главном салоне «Арамалии» находилось тринадцать человек: шестеро дипломатов, составляющих Чрезвычайную миссию Палаты Даров, их жены и старший помощник капитана флаг-яхты, сопровождавший важных персон во время перехода. Старпом был ямаудой, на Знаки Пустоты не реагировал и мог в случае необходимости быстро оказать помощь.

– Мне показалось, я слышу чей-то голос.

– Главное, мы прилетели.

– Слава Доброму Лукасу.

– Цепари считают, что в переходах через Пустоту помогает святой Хеш, – с улыбкой заметила Лилиан дер Саандер.

– Значит, слава ему, – рассмеялся ее супруг, кудрявый Фредерик. – И Доброму Лукасу – тоже.

И заслужил одобрительные возгласы подчиненных.

Все находящиеся в салоне адигены были патриотами и в первую очередь славили своего Праведника, а уж потом – святых, стоящих, в понимании каатианцев, гораздо ниже Доброго Лукаса.

– Праведник ведет нас, дорогая.

– Я знаю.

– Но Хешу я тоже благодарен.

– Я просто напомнила о нем.

Лилиан дер Саандер каатианкой не была – она родилась и выросла на Заграте, и род ее, чего уж скрывать, знатным не считался. Но природная красота, огромное состояние, а главное – острый ум позволили молодой женщине легко освоиться в новом окружении. Свадьба с Фредериком дер Саандером состоялась меньше года назад, а на Каате уже не стесняясь называли молодого дипломата подкаблучником и прямо указывали на то, что его карьерные успехи, включая назначение на должность чрезвычайного посланника, – заслуга умной и целеустремленной супруги.

– Это и есть Унигарт? – прощебетала Нэнси дер Маардак, жена первого секретаря миссии.

– Нет, адира, это сферопорт, сам Унигарт расположен к востоку, – почтительно сообщил старший помощник. – Зато отсюда открывается превосходный вид на его знаменитые, острые, словно карандаши, крыши.

– Я слышала о них. – Лилиан поднялась и подошла к боковому окну, за ней немедленно последовали остальные женщины, а за ними – их мужья.

Адира дер Саандер была красива: высокая, стройная блондинка с узким, идеальным, без единого изъяна лицом, она привлекала внимание, притягивала и в то же время – отталкивала. Адигенским холодком отталкивала, который веял от гордого лица молодой женщины. Лилиан умела быть теплой, располагать к себе собеседников, и не всегда такое поведение объяснялось только необходимостью: молодая адира ценила умных людей, независимо от их происхождения. Однако даже в самом дружеском ее разговоре нет-нет да проскальзывала тень адигенского превосходства.

– Жаль, что до города далеко.

– Отсюда лучший вид, – повторил старший помощник. – Поверьте мне, адира, просто поверьте.

«Окно» перехода открылось для «Арамалии» в полутора лигах над землей. На небе – ни облачка, портовый вижилан остался слева и сзади, и его ощетинившаяся орудийными стволами туша не мешала наслаждаться видом.

– А впрочем, неплохо, – пробормотал Фредерик.

– Согласна, – шепотом ответила Лилиан.

– Я ожидал чего-нибудь жалкого, – хмыкнул Майк дер Маардак.

– Кардония – не глухая провинция, адир, – вежливо произнес старпом. – Это вполне развитая планета.

И ее лицо – сферопорт – наглядно подтверждало утверждение ямауды.

Унигарт заполнил собой самый кончик вонзившегося в Банир полуострова Длинный Нос, и издалека действительно казалось, что некий великан шутя расставил на земле множество остро заточенных карандашей разной длины, поскольку почти каждое здание сферопорта заканчивалось башенкой с длинным шпилем. Квадратной или круглой – не важно, важно то, что все башни уходили вверх, оставляя основную часть дома далеко под собой и создавая неповторимый, навсегда запоминающийся вид.

– Как необычно, – прошептала Лилиан.

– Весьма, – поддержал супругу Фредерик.

– Самый высокий дом Унигарта едва дотягивает до пятнадцати стандартных этажей, – продолжил старпом. – Но благодаря башням и тому, что город стоит на холме, создается впечатление, что Унигарт устремлен к небу.

– Все это очень мило, но меня интересует другое, – перебил цепаря дер Саандер. – Когда мы пришвартуемся?

– Через десять минут. – Старпом указал на металлическую мачту, к которой медленно подходила «Арамалия». – В Унигарте всего шесть причальных башен оснащены лифтами, и одну из них предоставили в наше распоряжение.

– Проявили уважение, – усмехнулся Фредерик.

– А куда им деваться? – поддержал начальника дер Маардак.

Лилиан прищурилась, недовольно глядя на Майка, но промолчала. Ее совсем не радовала дружба Фредерика с разбитным дер Маардаком, но разлучить друзей молодой женщине пока не удавалось.

– А это что, маяк? – Майк махнул рукой вдаль.

У него, как с удивлением поняла Лилиан, был необычайно зоркий глаз.

– Совершенно верно, – подтвердил старпом. – Дело в том, что Унигарт еще и морской порт, поэтому…

– Маяк в центре города! – Дер Маардак повернулся к жене. – Дорогая, тебе нравится?

– Романтично, – немедленно подтвердила Нэнси.

– На предпоследнем ярусе находится один из самых известных ресторанов Унигарта, – закончил старпом.

Обрадоваться этому сообщению первый секретарь миссии не успел: вошедший в салон радист протянул дер Саандеру несколько листов бумаги.

– Радиограмма от мэра Унигарта, адир.

– Что-то интересное? – осведомился Майк и на правах старого друга заглянул посланнику через плечо, тоже уставившись на листы.

– Официальное приветствие, – поморщился Фредерик, пробежав взглядом по строчкам. – Насколько я понимаю – первое.

– Скука. – Дер Маардак отвернулся.

– А вот это тебе понравится, – ухмыльнулся дер Саандер, прочитав следующий лист. – Вся миссия приглашена на торжественный прием, который состоится сегодня вечером в здании Совета Унигартских Общин.

– С корабля на бал?

– Как здорово! – захлопала в ладоши Нэнси и не удержалась от дурацкого вопроса: – Прием в нашу честь?

– Нет, в честь Помпилио дер Даген Тура, – угрюмо ответил Фредерик. – Он прибыл на Кардонию вчера.

Лица двух старых профессиональных дипломатов, приписанных к миссии от министерства иностранных дел Кааты, вытянулись. Фредерик дер Саандер, Чрезвычайный, так сказать, Посланник, тоже не выразил радости, а вот его молодые подчиненные: дер Маардак, второй секретарь дер Скеето и военный атташе дер Хиинтер, а в особенности – их жены, принялись бурно обсуждать появление на Кардонии известного лингийца.

– Что он тут делает?

– Путешествует, он ведь путешественник.

– Давно хотела с ним познакомиться, – не стала скрывать Марта дер Скеето.

– Познакомиться? – Ее супруг удивленно приподнял брови.

– Он такой… необычный.

– Ходят слухи, что Помпилио заносчив и необычайно чванлив.

– Все лингийцы чванливы.

– Но дер Даген Тур в этом спорте чемпион, – рассмеялся Майк. – Его брат – дар, и поэтому нос Помпилио всегда задран к звездам.

– Рискнешь повторить шутку в его присутствии? – негромко поинтересовалась Лилиан.

Негромкое, но резкое замечание Лилиан могло привести к серьезному скандалу. Молодая женщина открыто обвинила адигена в трусости, и выйти из положения Майк мог двумя способами: вызвать Фредерика на дуэль или сделать вид, что не услышал унизительной реплики. И решение дер Маардаку следовало принять быстро, поскольку окружающие с интересом ожидали развязки и каждая секунда промедления играла против молодого секретаря.

– Змея, – едва слышно прошелестел Майк. Он знал, что Лилиан его недолюбливает, но не ожидал удара сейчас. – Змея…

И легкая улыбка в ответ.

Фредерик побледнел – дуэль со старым другом не входила в его планы, Лилиан мягко взяла мужа под руку и, глядя дер Маардаку в глаза, вопросительно изогнула тонкую бровь.

«Что скажешь?»

– Я слышала, ужасная катастрофа сильно изменила дер Даген Тура, – громко произнесла Нэнси. – Ему крепко досталось.

Она считалась глупенькой, недалекой, но сейчас именно Нэнси спасла положение и, возможно, своего непутевого мужа.

– И никто не знает, где Помпилио провел полтора года, – немедленно поддержал тему Фредерик.

– Уверен, память к нему вернется, – выдохнул Майк, с ненавистью глядя на молодую жену друга.

– А еще я слышала, что теперь у дер Даген Тура ужасный шрам через все лицо, – продолжила щебетать Нэнси. – Его вид столь омерзителен, что Помпилио несколько месяцев прятался в замке, не рискуя показываться в свете.

– Ноги, – тихо сказала Лилиан. – Помпилио повредил ноги, особенно – правую.

Но услышал молодую женщину только муж. Услышал и бросил на Лилиан задумчивый взгляд.

– Кто виновен в гибели канонерок?! Террористы или ушерские диверсанты?!

– Брюбнеры! Жаренные в сахаре брюбнеры! Чищенные! Два гроша кулек!

– Кто хочет сорвать переговоры?! Полиция в тупике!

– Этель Кажани! Последние билеты на завтрашнее выступление! Только у нас! Этель Кажани!

– Сладкая вата! Два гроша! Сладкая вата!

– Выставка! Выставка! Билеты в ложу! Лучшее предложение!

– Прохладительное! Грош стакан, три гроша бутылка! Шипучее прохладительное!

Площадь Конфедерации – центральная, как можно догадаться, – гордо носила звание самого шумного в Унигарте места. Ну, не в абсолютной категории, конечно, поскольку с грохотом порта, круглосуточным гудением грузового вокзала и даже стуком ремонтных мастерских площадь сравниться не могла, но среди повседневных мест равных ей не находилось: верещали юные газетчики, надрывались торговцы, наигрывали модные мелодии уличные музыканты, сигналили автомобильные клаксоны – в ответ ржали лошади многочисленных извозчиков, важно переговаривались прогуливающиеся по набережной и расположившиеся за столиками уличных кафе богатеи, орали чайки, приветственно гудели проходящие суда… Всего и не перечислишь. А бедлам в итоге стоял такой, что глушил даже привычных к военным действиям цепарей.

– Пять тысяч геллеров за информацию о взрыве канонерок! Сенсация! Полицейское управление Унигарта объявляет награду за помощь в поимке преступников! Только в нашей газете!

– Модные кожаные корсеты в стиле «Валеман»! Специальный кармашек для пистолета! Первым покупательницам скидка!

– Консул Махим заявляет, что Валеман принадлежит Приоте!

– Лучший кофе Унигарта! Посетите наш ресторан!

– Этель Кажани!

– Состоятся ли переговоры?!

Получить традиционную увольнительную в первый же день на Кардонии у офицеров «Амуша» не получилось: цеппель прибыл в Унигарт слишком поздно, ехать в город не имело смысла, и команда завалилась спать, с наслаждением предвкушая замечательное завтра – весь день целиком и каждый его час в отдельности. День в новом, еще неизведанном порту. Самые нетерпеливые предлагали мчаться в Унигарт как можно раньше, дабы с пользой потратить каждую секунду увольнительной, но цепари опытные, во многих мирах побывавшие, прекрасно понимали, что торопиться не следует: настоящая жизнь любого сферопорта разгорается ближе к вечеру, а потому ведомые Хасиной офицеры оказались в центре Унигарта лишь к трем пополудни и теперь озирались на огромной, выходящей к океану площади, пытаясь сообразить, что делать дальше.

– Купите газету, добрый синьор! Последние новости…

– Да чихать я хотел на ваши новости, – поморщился Хасина.

– А на что вам не чихать, добрый синьор? – тут же осведомился мальчишка.

– На то, где можно пообедать, – машинально ответил медикус.

– Могу посоветовать…

– Гвини патэго, – вздохнул Альваро, – я что, похож на человека, которому нужен совет?

– Вообще-то, да, – хихикнул газетчик.

– Но не от тебя.

– Откуда вы знаете, добрый синьор?

– Проваливай. – Мальчишка понятливо растворился в толпе, а медикус повернулся к друзьям. – Ну и где здесь обедают, месе карабудино?

– И что здесь можно есть? – добавил Бедокур. – На некоторых планетах пищу готовят так, что лучше оставаться голодным. Никакого понимания о ритуалах умерщвления животных и правилах приготовления еды.

– И сколько э-э… за это надо платить? – не остался в стороне Мерса.

Количество заведений на площади и прилегающей набережной зашкаливало за все разумные пределы. Столики на улице, столики в залах, официанты, зазывалы, запахи… Пахло свежим хлебом, специями и кофе. И еще – жареными орехами, или брюбнерами. И морем, разумеется, пахло – солоноватый привкус Банира служил Унигарту главной приправой.

– Ну и в целом надо внятно понять, что и как тут устроено? – поднапрягшись, подвел итог Квадрига. – Чтобы лишнее время не тратить, ипать-копошить.

Вопросы прозвучали, а вот с ответами вышла заминка. Несколько секунд офицеры пристально смотрели друг на друга, выжидая, кто начнет говорить первым, но лишь, по меткому выражению Галилея, зря время потратили, ипать-копошить.

– Гм…

– Н-да…

– Флукадрук…

– На Кардонии есть э-э… лингийский консул? – грустно осведомился Мерса.

– Должен быть, – неуверенно отозвался Бедокур. – Наверное.

– Только в твоем воображении, цепарь, – усмехнулся Галилей, неспешно вминая в трубку подозрительную, но не запрещенную на Кардонии траву.

– Зачем нам консул, которого к тому же может не быть? – удивился Хасина. – У нас есть ИХ, месе карабудино, он все знает.