– Да, мессер.
Медикус поклонился, схватил саквояж, пиджак, сделал два шага к дверям…
– Альваро!
Хасина повернулся:
– Да, мессер?
И услышал угрюмое:
– Альваро, придумай что-нибудь.
Гордому адигену требовалась помощь. Гордый адиген просил.
– Я постараюсь, – тихо пообещал медикус.
– Иди.
Помпилио проводил Хасину тяжелым взглядом, дождался, когда закроется высокая, в два человеческих роста, дверь, и негромко произнес:
– Я хочу в кресло.
– Да, мессер.
В инвалидное кресло.
Кто мог подумать, что когда-нибудь оно пригодится самому знаменитому путешественнику Герметикона? Не в старости, а сейчас, когда Помпилио достиг самого расцвета. Кто мог подумать, что все так обернется?
Валентин помог хозяину перебраться в трон инвалидов и встал позади.
– Отвези меня к окну.
Из которого открывался великолепный вид на город. На черепичные крыши домов, ратушную башню с часами и высоченный собор Доброго Маркуса. Однако Теодор знал, что не Даген Тур разглядывает хозяин и даже не храм – чуть дальше, около вокзала, виднелись причальная мачта и огромный эллинг, в котором прятался «Пытливый амуш». И именно на эти строения был устремлен взгляд адигена. Приступы дурного настроения, что часто накатывали на Помпилио в последние месяцы, быстрее всего подавлялись видом любимых бамбад или быстроходного рейдера, пусть и спрятавшегося в своем домике. В своем замке.
– Я хочу улететь, – тихо произнес Помпилио.
– У вас есть план? – так же тихо осведомился Валентин.
– Нет. Еще не знаю.
А поскольку хозяин мог запросто отправиться куда угодно, камердинер рискнул продолжить:
– Осмелюсь напомнить, мессер, что завтра прилетает ваш брат.
– Я знаю, Теодор, – буркнул адиген. – У меня плохо с ногами, а не с головой.
– Да, мессер.
– И прекрати подсказывать, я прекрасно справляюсь.
– Да, мессер.
– И… – Помпилио замолчал, продолжая разглядывать эллинг. Ему не нужно было видеть ИР – он прекрасно помнил свой цеппель, каждую его черточку, каждую деталь и каждый установленный внутри прибор. Даже их. И еще он помнил те чувства, что дарили ему путешествия на «Пытливом амуше». – Во время моего отсутствия открывали новые миры?
– Да, мессер.
В голосе Валентина послышались радостные нотки: наконец-то хозяин заинтересовался чем-то стоящим! Не значит ли это, что Помпилио возвращается?
– Закажи в Астрологическом обществе отчеты, я хочу посмотреть.
– Второй стеллаж, мессер.
– Они здесь? – удивился дер Даген Тур.
– Я изучал все, что могло вас заинтересовать, мессер, – невозмутимо произнес Теодор. – Все время вашего отсутствия.
Все полтора года. Не зная, пригодятся ли сведения, Валентин старательно собирал их и систематизировал, надеясь, что когда-нибудь Помпилио их прочтет. Тот самый Помпилио, которого официально объявили погибшим.
– Спасибо.
– Это мой долг, мессер.
Адиген улыбнулся:
– Тогда принеси бутылочку вина, Теодор, мне тоскливо читать о чужих приключениях на трезвую голову.
* * *
– Оскару? Взыскание?!
– И предупреждение о неполном служебном, – добавил Френк. – Сегодня приказ выйдет.
– Что он натворил?
– Ты разве не слышала? – Предвкушая веселый рассказ, второй пилот радостно потер руки. – Помнишь, его крылу звено «умников» досталось?
– Конечно.
Кира скорчила гримасу: она надеялась, что пополнение придет к ней, но начштаба уважил просьбу старого приятеля, отдал новые машины ему, и девушка до сих пор досадливо морщилась, вспоминая поражение.
– Вчера вечером ребята закончили выделять машины, и Оскар отправился принимать работу.
«Выделять» на сленге паровингеров означало нанесение на фюзеляж воздушного корабля соответствующих эмблем: бригады, эскадрильи, крыла и личной метки экипажа. Первые три картинки считались уставными, а вот последнюю паровингеры лепили от души, украшая машину в соответствии со своим позывным или видением прекрасного. Оскаленные пасти жлунов, игральные карты и даже пикантно наряженные девушки – командование традицию чтило, закрывало глаза на вольности, и ребята не стеснялись.
– Лейтенант Клео под кабиной физиономию стыра изобразил. Все как положено: синяя кожа, бородавки, длинный нос, зеленые волосы; у него позывной – «Водяной», вот и постарался. А Оскару почему-то не понравилось, он возле паровинга остановился и пальцем тычет: «Что это за харя торчит, а?», а из фонаря как раз бригадир Хоплер высовывается: «Коммандер, это вы о ком?» – и понеслась ругань. Ты ведь Хоплера знаешь – ему только повод нужен, чтобы разораться.
– А что бригадир в кабине делал?
