По Ивану, по мужу тоской изошла.
Через месяц за мужем ушла и она…
Восемь лет уж прошло. Всё как будто вчера… –
Тут Наташа утерла концами платка
Слёзы, что, не спросясь, затуманили взгляд.
Митька молча сидел, только губки поджал,
Чтобы слёзы сдержать, не заплакать ему.
Он решил, что потом, когда будет один,
По родителям он уж наплачется всласть.
– Ну, а что со Степаном? – спросила опять
Бабка Вера. Хотелось ей слышать конец.
– Он сначала-то понял, что лучше уж им
На деревню и носа пока не совать.
Жили всё по лесам, сторонились людей.
Что влюблённым-то? Рай и в лесу, в шалаше…
Пока лето цвело, пока было тепло,
Их найти не могли. Хотя князь Кельдибек
И награду большую за них обещал,
И охотники рыскали им по пятам.
Но, уж видно сам Бог их покуда берёг.
Только всё до поры. Есть всему свой предел…
Уж к зиме это было… уж снег-то лежал.
Видно, холод да голод их всё ж одолел.
И они, глупыши-то, в деревню пришли.
Дело было под вечер. Хотели они
В доме Стёпки погреться, хотя б до утра.
Вот и вышли в деревню, у дома стоят,
Ну а дома-то нет: головёшки одни.
Ох, не знали они, что здесь хан-то творил,
А не то б не посмели вернуться домой.
Их заметили. Бабы-то подняли крик.
Все бегут; у кого что схватила рука:
Кто бежит с батогом, кто с поленом, кто так…
На неё как набросились бабы сперва,
Да за волосы рвать, да по снегу таскать…
У кого хан тогда-то увёз дочерей,
Те убить были рады сейчас же её.
А Степан защищал: всё собой прикрывал,
Всё кричал, что она в положении, мол.
Так к нему подскочили тогда мужики,
Батогами лупили его что есть сил.
Как с ума посходили… И вспомнить-то – страх.
Он свалился уж в снег: ни рукой, ни ногой…
Тут она как рванулась, да как заорёт
На своём, на марийском; да – на мужиков
Всё кидалась, как рысь, – защищала его.
Мужики батогами давай и её,
А она на Степана-то сверху легла,
Мол, убейте меня, но не троньте его!
Первой Марья Ковшиха опомнилась вдруг:
