«Это ж дочь Кельдибека! Ведь он отомстит!
Всю деревню сожжёт, и всех нас перебьёт».
«Ничего! Не узнает», кричат мужики.
Только бабы тогда остудили их пыл.
Расступились они… Те – лежат на снегу:
Он ничком, а на нём распласталась она.
А вокруг – красный снег: всё окрасила кровь.
Стали думать-решать, что нам делать теперь.
Отдавать уж нельзя. Да и живы ль они?
Посмотрел их Егор, сын Кривого Фомы:
«Вроде живы, – сказал. – Оживут ли к утру?..»
«Хоть и живы, так что? Не простит нам она,
Если мы Кельдибеку её отдадим, –
Говорят мужики. – Не простит нам и он».
И додумались на ночь их в бане закрыть.
А уж утром решить: если оба мертвы,
Так тишком схоронить, чтобы никто и не знал.
Мол, пропали и всё, и не видели их.
Ну, а если живые, так на душу грех
Кто-нибудь чтобы взял, чтоб потом схоронить.
Отдавать уж нельзя их, хоть живы, хоть нет…
Не решились деревней своей рисковать.
Оттащили их к бане Ефимки Леща,
Там и заперли грешных. Да стали решать,
Если живы-то будут, кто грех-то возьмёт?
Но никто не хотел, чтобы так, одному…
И решили тогда подождать до утра.
Ну а ночью такой ураган поднялся,
Что и крыши у изб-то едва не снесло.
Ужас, что и творилось! Вот, думали, нам
Наказанье за Стёпку-то, за сироту.
И к утру не утих ураган, всё ревел.
Мужики собрались у Ефимки Леща,
Только все наотрез отказались казнить,
Если пленники живы окажутся вдруг.
Мужики-то одни порешили тогда:
Если живы, – пусть бабы отравят их чем.
С этим только и баню решились открыть.
Да, как видно, и нас Бог-то спас от греха:
В бане пленников не было, лишь под стеной
Лаз был вырыт наружу. Уж как и смогли?
Их искали три дня, всё боялись, что вдруг
Дочь придёт к Кельдибеку, расскажет про всё.
Но и буря три дня бушевала. Метель
Все следы замела: ничего не нашли.
А как бросили поиск, – метель унялась.
И оставили всё в Божью милость тогда.
Уж не знаю, как жили, где жили они.
Были слухи, что будто бы даже тогда
С ведьмой Овдой они повстречались в лесу
