Всю охрану легко перебили они.
Только трое остались: я, Фрол, да Захар.
Я и драться не стал, сразу сдаться решил.
Фрол, – как я, а Захар без оружия был:
Он тогда крепко спал, смену только что сдал.
Да и то, нас оставили только за тем,
Чтобы князю, как прежде, служили в плену,
Чтоб самим не служить. Князь есть князь, что уж там…
В общем, взяли нас вятичи ночью-то в плен,
Перед носом всей рати, да в Вятку затем
Повезли. Уж княгиня ревела тогда!..
Посмотрела войны, как хотелося ей!
Насмотрелась, как резали бравых ребят
Из охраны ушкуйнички… После уж князь,
Как узнал, что я сдался, сражаться не стал,
(Фрол ему проболтался), сказал мне тогда:
«На рассвете велю, чтоб казнили тебя».
Нас тогда за Ветлугу уже увели.
Тут я понял: до Вятки-то мне не дойти.
В ту же ночь и бежал. А чего мне ещё…
Поплутал в приветлужских лесах, поплутал,
Да и вышел на Ворона с бандой его.
Я ободран весь был и голодный как чёрт.
Ну, они накормили меня и к себе
Записали в дружки. Так я к ним и попал.
А куда мне теперь? Свой-то дом ни к чему:
Ведь не женишься, деточек не заведёшь…
Одному жизнь прожить, да на счастье других
Всё завидовать? Нет уж!.. Уж лучше в лесу… –
8. Искры костров
Между тем, они вышли из леса на луг,
Что лежал широко и спускался к реке.
Солнце село давно за далёкий лесок.
Вдалеке от дороги, у самой реки
В тёмных сумерках светят три ярких костра.
Отблеск их отражался в спокойных волнах.
– Вон народ тот, цыгане, – сказал Спиридон.
Было видно, как в свете огня у костров
Ходят люди, сидят. Слышен храп лошадей.
Вдруг донёсся до них тихой песни мотив,
Пели женщины, грустною песня была,
Но не русский мотив и не русская речь
Не давали понять смысла песни ночной.
Было всё в ней, о чём мог бы каждый грустить:
О любимой своей, об ушедших годах,
Обо всём, что не сбылось, о том, что ушло,
И о счастье, которого жаждет душа…
– Если бабы поют, значит, мирный народ, –
Заключил Тихомир. – Подойдём, поглядим. –
Лишь приблизились, песня умолкла совсем.
