– Видимо. Не могу знать, сэр! – ответил я надменным тоном, всем своим видом показывая, что он меня достал.
– Быстро же Вы учитесь врать, мистер Прей! – сказал он и пошел к доске.
Этого мутанта на преподавательском месте звали Кретч и вел не менее мутантский предмет – «Сознательность человека». Предмет вещал о том, что человек делает сознательно, а что – нет, что ему надо делать сознательно, а что иногда свалить на состояние аффекта.
– Сегодня лекция посвящена обиде. Как вы уже знаете, обычно все эмоции формируются в голове, а потом, с позволения головного мозга, выходят, так сказать, наружу. Обида относится к категории эмоций и чувств. Как и все остальные, так сказать, порывы человеческого сознания, обида проявляется по-разному у мужчин и женщин. Видите ли, женщины, как они глупо полагают, имеют больше власти, и их обида резко отличается от мужской. Ну, об этом чуть позже. Значит так, пишите: обида – один из воздействующий путей что-либо заполучить или услышать. Мозг решает, что пора выводить обиду на, так сказать, поле боя, когда ему чего-то не достает, или он посчитал что, что-то было оскорблено. Оскорбления – очень интересная вещь. Наверное, вы уже могли заметить, что одного человека можно обозвать нехорошим словом и он ответить лишь морально или физически. Другой же человек ничего не ответит, а, так сказать, просто обидется. То есть у каждого мозг решает по-разному, когда и на кого обидеться. У женской части он работает намного продуктивнее, так как женщине проще получить то, что она хочет с помощью обиды, нежели мужчине…
«Мудак нудный», подумал я и посмотрел на Розу: как всегда, тщательное записывание идиотской лекции, на меня она даже не смотрела. Обида?
– Роза! – позвал я ее.
Как я и ожидал, она сразу же сделала вид, что не слышит меня: ее лицо моментально перекосилось и она уставилась в одну точку прямо перед собой, на долбанные клеточки в тетради, продолжая игнорировать меня.
– Роза! – я произнес ее имя чуть громче, и не заметил, что вместо девушки на мой зов обернулся Кретч.
– Прей! – окрикнул он меня. – Я не мешаю?
– Нет, сэр! – честно ответил я и посмотрел ему в глаза.
Он сузил их и оскалился.
– Соблюдайте тишину, мистер Прей, не отвлекайте меня! – грозным голосом прошептал он и уставился на альбомные листы с лекцией, лежащие перед ним.
– Послушай, Роза! – снова обратился я к ней.
Наконец, девушка снизошла до меня и посмотрела в мою сторону.
– Что? – сухо ответила она, положив ручку в рот и принялась ее грызть.
Алые губы нежно обхватывали ручку, а белые зубы покусывали колпачок, изредка показывался язык. Все мое мужское начало затряслось, страшно желая, чтобы в ее чудесном ротике была не грязная ручка, а кое-что другое. И это-то в процессе мелкой ссоры, ее обиды и во время лекции про обиду. Как не вовремя!
– Гавриил! – протянула она и помахала рукой перед моим лицом.
Я зажмурился и опустил глаза, чтобы чертова ручка во рту вышла из головы.
– В чем я провинился перед тобой, Роза? – спросил я, не поднимая глаз.
– Ты что, действительно ничего не понимаешь? Твой поступок просто омерзителен…
– Да какого хера, Роза? – во весь голос спросил я, и почему-то выхватил у нее ручку из рук и застыл.
– Выйдете вон! – профессор Кретч гаркнул на меня.
Я же смотрел на Розу, не шевелясь и жутко злился. Мне хотелось разбить морду скотскому профессору, схватить обиженную девушку и…поцеловать.
– Прей! – профессор снова крикнул на меня.
В аудитории послышался смешок, который, естественно, принадлежал моему брату.
– Я сказал: вон отсюда! – повторил профессор свою занимательную просьбу.
Я схватил сумку, встал, еще раз окинул Розу взглядом и выскочил из аудитории.
У меня было еще две пары помимо этих двух, но сидеть на них и смотреть на надутые губы Розы, настроения у меня не было. Я отправился домой. Люцифера ждать не стал – до дома где-то около часа пешком идти.
Я шел, курил сигарету за сигаретой и ненавидел тот день в целом. Неуместная чушь, которая так громоздко влезла в голову Розе, и этот факт сводил меня с ума. Что я сделал плохого? Я защищал свою честь! В конце концов, почему получить по шее – это круто, тебя жалеют, делают жертвой и все такое, а дать сдачи – «ведешь себя, как мерзкое животное»? Бестолковые девки! Что они знают о ребячестве и о наших проблемах, обязанностях и правах? Они ни фига не знают, только обижаться могут! Конечно, они никогда этого не поймут, не примут, как должное! Какая неслыханная честь, ведь только мужчины должны и только им! Я ненавидел ее в тот момент, искренне ненавидел. Она снова ждала от меня извинений. Но за что? Я не мог понять, и решил не приносить своих глубочайших извинений. А самый виноватый человек сидел и улыбался, как обычно, в общем-то – это мой брат. Странно, тогда я все-таки больше ненавидел Розу, чем его. В любом случае он бы меня понял и извинился.
Я зашел в дом, навалил полную тарелку еды и грохнулся на диван в гостиной. Передо мной стоял древний телевизор, но мне не хотелось смотреть эту помойку с прогнившими продуктами и антиквариатом, который никак не успокоится и продолжает лазить по сцене. И все это телевизионное дерьмо, видимо, тоже заканчивало подобный мерзкий университет, из-за которого мне опять надо извиняться…
Пока я думал об окружающей меня гнусности, не заметил, как уснул. Впервые, с момента начала учебы я провалился в сон, о котором мог только мечтать. Впервые я не назначил встречу Розе. Это был мой первый вечер, который я собирался провести, как раньше. К моему великому счастью все мерзкие переживания я проспал. Мне даже ни хера не снилось, видимо университетские гоблины сильно измучили меня своими дешевыми философиями такого же дешевого бытия.
Меня разбудил открывающийся замок и заманчивое гоготание брата. Он явно был не один, как всегда, везунчик чертов. На самом деле ему повезло вдвойне, потому что, пока я спал, ненависть и злость вышли из меня, и мне уже не так хотелось его убивать.
– Прошел психоз? – спросил он, выглядывая из-за двери.
Я посмотрел на него и кивнул головой. Я расстраивался потому, что начал понимать, что девушка, в которой я действительно нуждался в тот момент, была обижена и ее не было рядом. Зато был самодовольный ублюдок Люцифер с очередной шлюхой. Какая же все-таки замечательная штука эта жизнь: мой брат проживает и протрахивает свою молодость, а я получаю по морде за его шлюх. Завидная у меня была участь! Кому не предложи, все согласятся, только вот я мудак, не додумался предложить.
– Слушай, на самом деле я хотел извиниться! – сказал он и заскочил в комнату. – Тебя не должны были трогать. Порой я забываю, что мы близнецы и из-за моих оплошностей можешь пострадать ты. Но сегодня я гордился тобой, даже не думал, что ты можешь настолько озвереть! Это было круто! Знаешь, что мне больше всего нравится? Ты чуть голову не оторвал тому уроду, а к нам обоим будут бояться подходить, потому что лица одинаковые! В некотором роде ты обеспечил нам безопасность!
– Отвали! – улыбнулся я хвалебным дифирамбам брата.
Я-то отлично знал, что ему, по большому счету, насрать на нашу репутацию, он просто хотел хоть как-то поддержать меня.
– Слава Богу! – он тоже улыбнулся и расслабился. – Я уж думал, что придется просидеть с тобой полночи. Ладно, я отваливаю, но тебе мой совет – поднять свою задницу и сходить…ну, к себе в комнату, например! Пойдем, милая! – позвал он своего залетного ночного мотылька и скрылся из вида.
Его настоятельный совет немного смутил меня, но решив, что хуже не будет и к тому же там, на кровати, спится значительно лучше и удобнее. Я отправился наверх, к себе в комнату.
– Привет… – раздался тихий голос.
Я, со скоростью света, включил свет и наткнулся взглядом на Розу. Она была слегка бледна, но на фоне ее волос бледности было почти не видно. Оказывается, у нее были еще и бледноватые губы, и снова, еще накрашенные брови. Роза была печальной или отменно прикидывалась печальной.
– Что ты здесь делаешь? – спросил я, нахмурившись, убавляя освещение.
Нет, нельзя сказать, что я был не рад ее видеть, наоборот, даже очень рад, все было так волнительно. Понемногу тело опять начало вздрагивать: желанная девушка в моей комнате, около моей кровати, и она печальна. А ведь не секрет, что пьяные и печальные девушки намного быстрее соглашаются на секс, чем другие. Все было в моих руках. Похоть рвалась из ширинки и мне пришлось сесть, чтобы Роза ничего не заметила. К ужасу я обнаружил, что помимо того, что я безумно хотел овладеть ею, я еще и злился, сердился на нее.
– Я искала тебя в нашем баре, встретила Люцифера. Он был с какой-то девушкой и уже собирался уходить, а затем пригласил меня, зная, что ты дома…
– Роза, я не собираюсь извиняться…
– Я знаю, Гавриил! Я не для этого пришла! – опустив глаза, сказала она.
Тут я все понял, и оттого, что я понял, в венах, с каждой пятой секундой носились шаровые молнии. Они просто потрясающе вонзались в сердце и тазовую область. Я чувствовал это электричество…ток. Вот так безумие! Обычно мне не хотелось ощущать в своем теле ток, но не в тот раз. Я понимал, что мне надо подойти к ней и что-то сделать. Дьявол, но меня парализовало. Ладони моментально вспотели, как будто под водой побывали, голова закружилась, а пальцы на ногах свело. Она так и стояла, опустив глаза, и ждала меня. Господи, сколько же мне понадобилось усилий, чтобы оторвать свою задницу от стула и, передвигая ногами, донести тело к ней. Женщины рожают проще, чем я переставлял ноги. Как только я оказался около нее, я понял, что роды, ноги, страхи, головные боли после алкоголя, рвоты, обмороки – все это фигня – самое страшное на тот момент для меня было – обнять ее. Я знал, чувствовал и понимал, зачем Роза появилась в моем доме! Зачем она стояла и играла в невинность с горящими глазами! Зачем она их прятала, скромно опуская голову, тем самым подманивая меня к себе! Я все знал, блин, но у меня не получалось ее обнять! Я, как пугало Франкенштейна, дергал пальцами на руках, чуть ли весь судорогами не покрывался, стоял и пошатывался. Наконец, заявив себе, что если я не начну действовать, то окажусь полным мудаком, и это будет окончательно и бесповоротно! Поэтому в полном отчаяние я схватил ее за талию, притянул к себе, в бреду, в утопическом забытье нащупал ее губы и прикоснулся к ним…
Как-то раз я читал забавную книженцию, не помню, как называется, но суть была в рассказах людей, переживших клиническую смерть. В общем, по моему мнению, именно тот, описанный параноидальной бред приключился со мной, когда наши губы соприкоснулись. Я понял, что все эти байки стали такой чушью по сравнению с тем, что я испытывал. Яркий, как божественный, свет окружал и освещал нас. Мне даже показалось, что он поднимал нас вверх, как будто сраные пришельцы поднимали нас своими лучами на корабль. Да мне вообще было наплевать, что за субкультура окружала нас тогда, и окружала ли вообще, или это все было мое подсознание. Мне было наплевать на богов, на пришельцев, на дьявола и его друзей, для меня ничего больше не существовало, кроме света и губ, мягких губ Розы. Я могу смело сказать, что для меня тот поцелуй был поистине божественным, сказочным, наркотическим, нереальным, неземным, обескураживающим и адским! Тот первый поцелуй…
Когда ее маленькие руки начали расстегивать пуговицы и ширинку на моих штанах, а ее губы не отрывались от моих, внутри меня все ликовало, орало, рубило меня на части, и я наслаждался этим. Я чувствовал ее насквозь, сходил с ума, сжимал ее сильнее и сильнее. Мне казалось, что мои руки просто разорвут ее тельце. Роза была такая нежная, маленькая, чертова дюймовочка, лишала меня рассудка. Я не смог больше совладать с собой и накинулся на нее, срывая одежду, не переставая обнимать и целовать.
В какой-то момент Роза просто обмякла у меня в руках. Поначалу в ней было неизмеримое количество страсти, которую она выплескивала на меня ведрами. Но как только она прочувствовала всего меня, то видимо решила отдать все в мои руки, как девушки всегда и делают! Но я не растерялся и мне, наверное, только этого знака и надо было, говорящего о том, что я свободен в своих действиях.
Как только мы оказались в кровати, я совсем обезумил. Каким чудом я не разорвал эту девушку, не знаю, но она снесла мне голову. А уж наши звуки, возможно, побеспокоили моего братишку и его одноразовый презерватив. Но мне было наплевать.
В тот момент, когда белоснежная головка уснула на моей руке, в моей кровати, я был самым счастливым человеком. Наконец-то я смог дотронутся до нее, почувствовать ее. Я был самым счастливым, потому что она была моей!
Почему все устроено в жизни не так, как та ночь? Как же я хотел, чтобы она никогда не заканчивалась. Хрен с солнцем и теплом, зачем мне все это, когда у меня на руке спал ангел, который давал мне свет и тепло? С ней я был готов хоть в ад лезть и жариться на сковородках, лишь бы только рядом. Внезапно я почувствовал к ней любовь, о которой мог говорить только Данте.
Роза спала, а я не мог… Я чувствовал себя мерзким слизняком, куском упавшего на асфальт мороженного. Пытаясь заставить себя уснуть, я думал о себе кучу гадостей, и ведь на то были причины. Ну что такого в сексе? Подумаешь, покувыркался с девчонкой, что теперь лежать, как джокер и улыбаться до утра? Роза спала, как убитая. В какой-то момент я подумал, что может, правда, убил ее. Но я чувствовал, как по коже бегал теплый воздух. Потихоньку я начал осознавать, что вокруг нас все еще существует какая-то жизнь, что мы все-таки находимся на земле, что никакой дьявол не появлялся. Да черт его побери, это был просто секс! Но никакие доводы, факты, россказни и всякая другая чушь мозгу не помогли. Тело никак не хотело успокаиваться, периодически подергивалось, вздрагивало, а по роже плавала идиотская улыбка, от которой я никак не мог отделаться.
Под утро я уснул, но ненадолго. Где-то через час-полтора я снова открыл глаза и поплелся вниз, на кухню. У меня был жуткий сушняк, словно я пил до этого. Хорошо, что голова не болела.
– Хо, хо, хо…Братец! – полушепот раздался за моей спиной.
Я улыбнулся и облился молоком. «Сын зари» проснулся и собирался в университет.
– Не начинай, Люц! – пробубнил я, стирая молоко с живота.
По каким-то причинам, моя половая жизнь для брата была чем-то удивительным, как захватывающий фильм-ужасов или брачные игры среди животных. Ведь для него секс – нечто обычное, как в туалет сходить. Я даже не совсем был уверен, получал ли он хоть какое-то удовольствие от этого или просто играл в терминатора. То есть меня он не очень понимал в этом плане. Как так, у меня то же самое, что и у него на роже и в штанах, а я не тащу к себе в постель всех подряд, как он? Я же не понимал его. Естественно наслушавшись звуков из моей комнаты, ему надо было обязательно поржать надо мной. Люцифер, по-моему, всю свою жизнь выказывал через смех и улыбку. Но после того, как я вылез из постели после долгожданного рандеву с желанной девушкой, я любил даже Люца.
– Собирайся, через полчаса выходить! – забирая у меня пакет с молоком, Люцифер окинул меня взглядом.
Я был в одних штанах и то с расстегнутой пуговицей и ширинкой.
– Хорошо она тебя отделала!
– Чего? – не понял я, вытаращив глаза.
– Иди в зеркало посмотрись! – посоветовал брат, развернулся и ушел с молоком.
Я пожал плечами и направился в ванную комнату, к зеркалу. Разглядывая свое отражение, я не смог не улыбнуться. Роза изодрала мне все руки и лопатки своими чудными коготками. Так что, озверел той ночью не только я один. Я не помнил, когда она меня раздирала, честно говоря, даже не чувствовал. Я провел пальцем по одной из царапин и ощутил легкое пощипывание, словно после кошачьей царапки. Я не мог сказать, что это было приятным ощущением или мне как-то это нравилось, но я решил не думать об этом, а просто довольствоваться прошедшей ночью.
Я поднялся на второй этаж и поскреб пальцами по двери Люцифера. Через две секунды он выскочил, словно ошпаренный и, вытаращив на меня глаза, прошептал:
– Чего?
– Мы не поедем в университет, – решив за нас двоих с Розой, сказал я.
– Неужели ты думаешь, что расстроил меня этим заявлением? – все также, шепотом спросил Люцифер, улыбаясь, как хитрый засранец.
– Нет, идиот! Мне вообще по боку, что ты там думаешь! Я просто говорю тебе, что мы не поедем в сраный университет! – усмехаясь, ответил я и, смотря искоса на него, пошел в комнату.
Ангел все еще спал, нежно посапывая и сладко постанывая. Я сел на кровать и начал разглядывать ее. Ничего нового на ее лице я не обнаружил, но оно продолжало меня манить. Да какое к черту лицо, когда из-под одеяла виднелась обнаженная часть спины, шеи, плеч…Я так усердно воевал с собой, чтобы не начать приставать к ней.
Роза вздохнула и перевернулась на спину, скинув с себя одеяло. Я чуть не заплакал от желания, и, испугавшись за свои дальнейшие действия, подло сбежал на кухню, залез за стол и, трясясь, как осиновый лист, умолял свою похоть заткнуться.
– Ты что здесь делаешь? – в дверях снова появился Люцифер, только уже одетый.
–… она голая… – проскулил я, сжимая пальцами столешницу.
Люц еле сдержался, чтобы не заржать. А я даже не мог злиться на него – мозг был слишком занят желанием прикоснуться к Розе, и на издевки Люца у него не было времени.
– Так какого черта ты тут сидишь, а не с ней в кровати? – спросил он, наконец, более или менее успокоившись.
– Она спит…
– Ну и что? – удивился Люцифер, присаживаясь за стол. – Разбуди! Что так сложно?! Не знаешь, как это делается? Хочешь я дверью хлопну погромче?
– Нет, знаю все, просто не хочу ее будить… Пусть спит! – я ответил каким-то мечтательным голосом.
Лицо брата стало таким паскудным, глаза расширились, а губы превратились в тонкие, улыбающиеся нити.
– Что? Что у тебя с лицом?
– Ты влюбился! – брат вынес вердикт.
– Нет! – испуганно прошептал я и замотал головой. – Нет!
– Дурак ты глупый! – покачивая головой, сказал Люцифер. – Я же тебе говорил, чтобы не случилось, как бы она ни давала, какие бы песни не пела, никогда не влюбляйся! Твое счастье кончилось, брат.
– Ты чего несешь, Люц? – Возмутился я и еще интенсивнее замотал головой – Я не люблю ее!
– Гавриил, ты хоть себе-то не ври! На твоей роже все написано! Ты в глубоком анусе, мой ненаглядный брат. Влюбиться – это кара господа или дьявола или природы, я не знаю чья, но это точно кара! И поверь, ты скоро в этом убедишься! Лучше получить по морде за использованную шлюху, чем шлюха ударит тебя в сердце и в душу! Подумай об этом, Гавриил. Я не хочу потом смотреть, как из-за твоей глупой башки, ты собираешь пазл из своего сердца, только черта-с-два ты его соберешь так же, как было до этого.
– Нет! – как попугай, я повторял одно и то же слово, понимая, что он прав.
Я действительно был влюблен в нее, но никакой неописуемой опасности я не чувствовал от любви.
– Что ты говоришь? – прошептал я. – Люц, я счастлив! Я, черт возьми, никогда в жизни так еще не был счастлив! Это девушка – мое счастье! Ты не прав!
– Какой же ты дурак! – усмехнулся Люцифер, опуская голову. – Неужели ты думаешь, что после первого секса она сразу же станет херовой? После первого секса, Гавриил, они ловят нас в сети, которые ты хрен когда порвешь, пока они сами не захотят порвать их. Они потихоньку ослабляют натяжение, а ты, как обезумевшая рыбина, с отваливающейся чешуей, пытаешься вырваться.
– Замолчи, Люц, замолчи! Ну, с чего ты взял, что мои отношения должны именно так закончиться? Ты что? Ты же не предсказатель!
– Потому что, Гавриил, все твои отношения, то мизерное число, заканчивались именно так: ты влюблялся, тебя бросали, ты был жалок! Неужели ты думаешь, что эта девушка чем-то отличается от других? Такая же сука, которая вытащит у тебя мозг и сердце и сожрет на твоих глазах, а ты будешь только рот беззвучно открывать! Прекращай это! Не надо быть предсказателем, чтобы догадаться, что произойдет между мужчиной и женщиной! У меня в кровати их было сотни и они одинаковые!
– Нет! – я начал злиться.
Какого хера он ровняет моего ангела с этим земными существами? Как он может сравнивать небеса и землю? Кто дал ему на это право? То, что Роза была несовершенна, я это и без него знал – она могла обидеться непонятно на что и зачем. Но какая к черту разница, на что и почему она обижается, прощение все равно мне просить! Люцифер не имел права так говорить! Я жаждал двинуть ему по лицу, но я не позволил себе этого сделать, старательно убеждая себя, что он не со зла сказал все те вещи.
– Люц, эти отношения – другие! Прекрати, не хочу больше говорить на эту тему, тем более с тобой! Тебе не пора?
– Гавриил, я не хотел тебя оскорблять или твою новую убийцу, я просто имею право на свое мнение, и мне хотелось бы, чтобы мой брат хоть раз послушался меня, чтобы я потом не вытаскивал тебя из дерьма, в пучину которого ты погрузишься с этой…! Давай, до вечера!
Люцифер улыбнулся злой,недовольной улыбкой и вышел из кухни, а через несколько секунд я услышал, как захлопнулась входная дверь. Я стукнул кулаком по столу. Люцифер причинял мне боль, говоря такие вещи. Вокруг меня вспыхивали два огня: один, желаемый мной, и второй – мой брат. Я никогда не беспокоился об отношениях брата, наверное, потому, что знал, что его любовь – что-то неестественное, несуществующее. Чтобы получить любовь моего брата, надо было быть либо его братом, либо сестрой, но что это должна быть за женщина, я даже представить не мог.
Три года назад, когда мы находились в самом мерзком возрасте, когда мама всегда неправа и говорит чушь, когда гормоны закипают и срывают куш вместе с головой, когда нет страха не перед кем и не перед чем, Люцифер полюбил. Многие считают, что в переходном возрасте нет никакой на фиг любви – это долбанная обманщица-страсть, мерзкая развязность, желание доказать что-то, только кому на хер нужны эти доказательства? В любовь либо не верят, либо призирают, как мой брат. И у него были все основания так относиться к этому чувству.
Чертовка взбаламутила каждый его атом, умеющий чувствовать, полудурок сразу же превратился в джентльмена современности: он курил дорогие сигареты, на которые мы вместе с ним до 5 утра разгружали какой-нибудь транспорт; он пил и угощал, эдакий обольститель женских сердец. Мадам, в которую он влюбился, как я предполагал, сразу же показала ему, что их псевдо-союз обречен. Со стороны всегда виднее кто на что горазд, это свое даже приблизительное будущее никак не получается предвидеть, а чужое – без проблем, только слушать никто не хочет. Я никогда не говорил Люциферу, что думаю о его девушках – мои мысли касаются только меня одного. Но и брат также ни разу не сказал мне, что был влюблен в ту девушку. Для него такие слова были равносильны убийству человека. Правда, как он ни старался строить из себя бесчувственную амфибию, из него вылезло кое-что другое: девчачья нежность. Конечно, Люцифер никогда не вел себя, так как я, и после своей неудачной любви ему показалось, что не существует никаких отношений, нет семьи, нет идиотской ячейки общества, есть только плотские утехи и надменный взгляд после. Как бы мы не ссорились с ним, как бы не ненавидели друг друга, но зла никто ни кому не желал, и Люцифер думал, что своим разговором убережет меня от фатальной ошибки, которую я не собирался совершать. Наоборот, я хотел и стремился показать ему, что он ошибается, что любовь к девушке может быть чем-то большим и серьезным, чем он привык видеть.
Я просидел на кухне часа полтора, пока не спустилась девушка, очередная брошенка Люцифера. Я мгновенно отключил мысли о брате и его предвзятом отношении к Розе, и внимательно, с долей некой жалости, посмотрел на девушку. Она улыбнулась, остановилась около стола и захлопала глазами, как будто взлететь захотела с помощью них. Я неотрывно смотрел на нее и, в какой-то момент мне захотелось улыбнуться, но я не стал этого делать. На ней было надето только нижнее белье. Волосы, средней длинны, рассыпались по плечам, они были цвета сена, я бы сказал, пересушенного. На самом деле девушка была симпатична. Зеленые глаза на фоне такого цвета волос, хоть и под ними была размазана тушь, я смог разглядеть силу их притягательности. К тому же, в них была жуткая страсть, море желания, в котором она старалась утопить меня, думая, что мое имя Люцифер!
Девушка оперлась руками на стол и, словно только что родившаяся змея, пошатываясь, выгнулась и уставилась на меня. Ее грудь коснулась столешницы, а спина прогнулась, выпячивая круглую задницу, от вида которой, по-видимому, я должен был сойти с ума. Она постоянно демонстрировала свой язычок, то выворачивая его в разные стороны, то облизывая губы, и все время извивалась. Получалось хорошо и немного забавно. Пока я молча наблюдал представление раненого павлина, в моем теле не вздрогнула ни одна мышца, я был почти равнодушен к ней. Мне не хотелось ее, и наконец, когда мне наскучило наблюдать стриптиз, я встал и подошел к ней, разглядывая ее лицо с долей сарказма.