– Да у вас котик сдох.
– Габриэль, тебе надо выпить воды, – предупредила Хлоя.
– Прошу простить. – Вспыхнув, епископ обернулся к Хлое. – Я веду официальный церковный разговор. Кто вы, собственное, такая, мадам?
– Что ж, во-первых, никакая я не дама. Я девушка.
– Простите. Я подумал, что вы, быть может, замужем. Женщина ваших лет…
– Прошу прощения?
– Неважно он выглядит, – заметил, глядя на меня, один ополченец.
– Чувствует он себя тоже херово, – признался я.
– Габриэль, ты только что выпил бутылку водки, – сердито посмотрела на меня Хлоя.
– А ты что, моя мама?
– Видит Бог, жаль, что нет. Научила бы не позориться на людях.
– Живи так, как тебе нравится.
К толкучке в зале присоединились и спутники Хлои. Оссийка с косами рубаки встала рядом с сестрой, положив руку на один из ножей. Пижон остановился позади, все еще пряча глаза за пепельной мочалкой волос. Так и подмывало смахнуть ее на хер у него с лица.
Симпатяжка торчал у стойки, болтая с прислужницей.
– Добрый брат, – обратился ко мне епископ, – нам следует отужинать у меня дома. Надолго ли вы к нам? Понтифик Гаскойн не передавал послания?
– С какой стати мне вести письмо от этого пузатого засранца?
Хлоя ткнула меня локтем в ребра.
– Прошу прощения, епископ дю Лак, но добрый брат в Гахэхе не с поручением от его святейшества. Утром он уезжает вместе с нами.
– Нет, не уезжает, – заголосил пижон.
– Диор. – Хлоя обернулась к нему. – Дай мне, пожалуйста, самой все уладить.
– Он с нами не поедет.
– Ты хоть знаешь, кто он такой?
– Не знаю и знать не хочу.
– Диор, это сэр Габриэль де Леон.
В зале заохали. По рядам ополченцев пробежала дрожь, а епископ посмотрел на меня с еще большим изумлением и осенил себя колесным знамением.
– Черный Лев…
– Этот человек убил больше холоднокровок, чем само солнце, – пояснила Хлоя. – Он – меч империи. Посвящен в рыцари самой императрицей Изабеллой. Он герой.
Мальчишка затянулся сигариллой и смерил меня взглядом.
– Пусть поцелует меня в мои мягкие булки…
– Диор…
– Он с нами в путь не отправится.
– Правильно, сука. Не отправлюсь, – прорычал я.
– Вот видишь? Он сам же ехать не хочет.
– Еще как, сука, не хочу.
– Да и на кой нам вообще пьяная свинья?
– Вот именно, су… Стой, че ты там вякнул?
– Ты пьяная свинья. – Мальчишка в модном кафтане затянулся и выпустил мне в лицо струю дыма. – Нужен ты нам, как быку – титьки.
– Иди в жопу, говноед мелкий, – прорычал я.
– Хрю-хрю-хрю.
– Свиньи не так визжат.
– Тебе виднее.
– Туше, – хихикнул в бороду священник-зюдхеймец.
– А тебя кто, сука, спрашивал, поп?
– Довольно! – Епископ топнул каблуком начищенного сапога. – Все, кто не имеет прямого отношения к этому делу, немедленно покиньте заведение! Алиф, живо очистите зал!
Стоявший рядом с ним мужчина кивнул, и его бойцы принялись выгонять клиентов. Горожане бурчали, но ополченцы не слушали. Один из них потянулся к острому на язык пижону, и тут разразился ад.
Оссийка перехватила руку солдата и, без усилий вывернув ему запястье, дала такого пинка под зад, что ополченец отлетел на товарищей.
– Не трожь.
Вояки, как и следовало ожидать, схватились за дубинки, но девица из горного клана достала из-за спины секиру – прекрасную и сверкающую. Мсье Сердцеед, только что трепавшийся с девкой у бара, вскочил на стойку и снял со спины арбалет. Хлоя же с невиданной для монахини скоростью вскинула меч из сребростали.
– Ни шагу ближе, – предупредила она, сдувая упавшую на глаза челку.
– Я епископ этого прихода, и мое слово – закон! – взревел дю Лак. – Сложите клинки, или, клянусь Вседержителем, прольется кровь!
