– Еще весной сорок пять отмечали.
– Точно! Я еще когда совсем молодой был, он уже стариком седым ходил. Поговаривали, будто бы его в болоте нашли. Один только нос и торчал из черной жижи. Хотели было похоронить, а он раз и очухался. Как привели его в деревню полуживого, бабы сразу перепугались. Обратно, мол, в болото нечистого несите. А мужики за него вступились. Приличный, говорят, старик, зачем же его в болото? Так и остался тут жить.
– Брехня, – усмехнулся Вилли, – веришь всему подряд.
– Может и брехня. Только откуда ж он, по-твоему, взялся?
– Ты сам-то откуда взялся?
Сигурт задумался.
– Матушка меня родила, а ее матушка ее, а ее…
– Знаю, как оно происходит, читал, – остановил его Вилли, – но чтоб люди оживали после того, как их мертвыми из болот доставали, не было такого.
– Откуда бы он не взялся поговаривают, он из… Как их звать-то? – Сигурт на секунду задумался и, стукнув себя по лбу, воскликнул, – лесных!
– Из каких еще лесных?
– Чудаков, что в чащах дремучих живут, людей сторонятся. Травки, грибы собирают да коренья всякие выращивают.
– Чего ему вдруг в лесу было жить, да еще и коренья выращивать?
– Тьфу! Опять не верит, – прогудел Сигурт, – а от чего думаешь его первач[2 - Первач – самогон, получаемый в самом начале перегонки.] таким славным выходит? Точно тебе говорю, добавляет он в него травинку особую. В лесу он когда жил, там ему леший рецептик-то и нашептал.
– Сейчас и спросим, что он там за дружбу с лешими водил. Вон его мануфактура.
* * *
Дом Упилия, или «самогонная мануфактура», как ее многие называли, неприглядно выделялась среди остальных домов, как единственный сорняк на цветочной поляне. Бревенчатые стены просели; усеянную сухой листвой крышу покосило набок, а черную от сажи трубу еще с лета облюбовала крикливая ворона.
За двором старик не следил и оставил природе самой тут хозяйничать. Все вокруг затянуло лопухом, да крапивой, а деревья с кустами разрослись до того, что дом за ними едва было видно. Вдобавок ко всему забор прогнил и волною повалился на дорогу.
Соседи уже давно пытались образумить Упилия и заставить облагородить владения, но капризный старик их не слушал, только ворчал да бранился.
Приятели миновали забор, прошлись по поросшей бурьяном дорожке и поднялись на крыльцо.
Вилли несколько раз постучал в дверь.
– Есть кто живой? – прокричал он, – это Вилли с Сигуртом, зеркало ваше принесли.
Никто не ответил, и Вилли постучал посильнее.
– Набрался этот разбойник каши с потрохами и дрыхнет себе на здоровье. Давай уж так войдем, без спросу, – нетерпеливо проворчал Сигурт.
– Войдем, – согласился Вилли.
Старик, как известно, хоть гостей и не жаловал, но дверь никогда не запирал, а потому приятели зашли внутрь без препятствий. Единственная в доме комната хоть и была просторной, но выглядела тесной и загроможденной. У двери лежала охапка дров, приготовленных для чугунной печки у противоположной стены. Справа от печки стояла кровать, а слева письменный стол. Слева от двери теснились обеденный стол с парой стульев, и шкаф, набитый всяким барахлом, ценным, разве что для самого хозяина. Все остальное свободное место занимали многолитровые бутыли с брагой и мудреный агрегат для дистилляции.
– А ароматы какие стоят! – принюхался Сигурт, пробираясь среди бутылей к обеденному столу, – старик даже окна не открывает, чтобы драгоценный запах не терять.
Вилли живо протиснулся к письменному столу, чтобы оставить там зеркало и поскорей вырваться на свежий воздух.
– Гуляет он где-то. Только шапку с тулупом оставил, – заметил он, кивая на пустующую кровать.
Вилли уже было потянулся за сумкой, но засмотрелся на книгу столе. На ее истертой странице обнимались два нарисованных жука, схожих с тем, что плавал в беседке. Надпись под рисунком гласила: «Два молодых самца рогача отчаянно бьются за самку».
Он бегло пролистал книгу и обнаружил там других жуков: начиная с тех, что самоотверженно катают шарики из навоза во много раз, превышающие их собственный вес и заканчивая теми, кто не прочь полакомиться ягодами и листьями картошки. После того как начался раздел о плотоядных насекомых, Вилли закрыл книгу и отодвинул подальше, на всякий случай поставил сверху деревянную ступу с перемолотой травой.
Другие вещи, небрежно разбросанные по столу, пробудили в нем еще большую тревогу. То были ножи от мала до велика, весы с двумя чашами, мерные стаканчики со следами порошка, стеклянные пробирки с колбами и много чего другого, чему место как казалось, только в ведьминой избе.
– А насобирал-то, никак в брагу подмешивает? – прошептал он, глядя на склянку, доверху набитую мелкими сушеными жуками.
Тем временем сзади послышался звон посуды и радостный возглас Сигурта:
– А Упилий-то, проныра старый, гостей принимал!
– С чего ты взял?
– Да тут будто рота солдат в разгул пустилась, а кружки-то две всего: одна вон у кровати, а другая под столом. Литров десять высосали, ненасытные. А малину в корзинке поди на закусь пускали. Гляди-ка, еще и в карты резались.
– Может и так.
– Вот тебе раз! А тут у нас кое-чего потеплее овчинного тулупа, – восторженно заявил Сигурт, – ты, Вилли, на винодельне работаешь, а знал хоть, что многое о вине можно рассказать, едва на этикетку глянув?
– Могу представить.
– Вот и представь себе, – назидательно проговорил Сигурт, – что бутыль эта особенная. Видишь знак снизу? Такие только для королевского стола разливают. У нищего-то старика откуда такое богатство? Как думаешь?
Вилли промолчал.
– Ты чего там возишься? – продолжил Сигурт, – давай-ка лучше его испробуем. Продегустируем, как Юхи скажет.
– Узнать бы сперва, чего он с жуками этими делает, – ответил Вилли и полез в ящички стола.
– Жуки – это еще что! А вот этот драгоценный тулит[3 - Тулит – розовый минерал, часто имеющий вкрапления драгоценных камней. Есть поверие что амулеты из него обладают защитными чарами и улучшают память.] стоит дороже чем все хибары в деревне. Такое вино не пить нужно, а в сокровищнице запереть.
– Так и оставь его в покое.
– Еще чего, – насупился Сигурт, – незачем такому доброму винцу зря пропадать, и открытым его нечего держать, выдохнется. Сделаю глоток другой, не убудет со старика. У него и так этого добра, хоть упейся.
– Пойдем лучше отсюда, – не успокаивался Вилли, но из любопытства подвинул поближе весы. На одну чашу положил склянку с жуками, на другую – гирьку.
Сигурт присосался к бутылке, как младенец к материнской груди, позади послышались его жадные глотки.
Пару секунд спустя он вдруг тяжело задышал и болезненно закряхтел.
– Вилли, чего-то мне… Нехорошо… – промычал он и тут же замолк.
