Три закона жизни
– Я упал?
– Над полом натянули тоненькую веревочку и приклеили к стене. Неудивительно, что Вы упали – ведь в коридоре вывернули все лампочки.
– А Нинисель? Где она?
– С ней все в порядке, она пока без сознания, но скоро очнется.
Что-то в голосе врача, однако, насторожило Перси.
– Что с Нинисель? Скажите мне правду!
– Ваша жена скоро поправится, но ребенок…
– Она потеряла ребенка?
Перси покраснел от бессильной ярости и сжал кулаки.
– Я убью Гольмия!
– Тише, не бросайтесь чудовищными обвинениями. Откуда Вы знаете, кто это сделал и зачем? Вам лучше просто отдохнуть и побыть с друзьями.
– Я знаю, – прошептал Перси. – Знаю, что говорю.
– Вам придется провести в постели несколько дней, – невозмутимо продолжал врач, будто не расслышав последних слов Перси, – я передам вождю, что Вы нездоровы, а причину объясните ему сами, когда поправитесь.
Едва за Мейтнерием закрылась дверь, Перси вскочил на ноги, но резкая слабость заставила его снова лечь. Друзья привели к его постели молодого рабочего из инженерного корпуса, Перси сразу узнал его.
– Дармштадтий?
– Вы правы, сэр.
– Он услышал ваши крики, позвал врача и помог отнести вас в комнату, – пояснил Лютеций.
Дармштадтий добродушно и немного застенчиво улыбался.
– Рад был помочь. Вы всегда нравились мне, Вы прекрасный начальник.
Когда Дармштадтий наконец вышел, Перси с неудовольствием сказал, откинувшись на подушку:
– Надеюсь, вы не собираетесь снова заводить разговор о Монтесуме, политике и прочем. Я устал от всего этого.
– Именно об этом мы сейчас и будем говорить. Перси, ты ведь сам понимаешь, как важно сейчас собирать преданных людей! Разве ты еще не убедился, что Гольмий на все готов, чтобы тебя уничтожить?
– Да, я это понимаю, но все же не желаю сейчас говорить об этом. Пусть хоть весь мир вверх дном перевернется! Я устал от политики, от страха за свою жизнь! Мне все это надоело. Оставьте меня в покое хотя бы на день.
– Перси очень устал и пережил большое потрясение, дадим ему отдохнуть, – согласился Лоуренсий.
И друзья оставили Перси одного, а он метался по кровати, проклинал Гольмия и в бессильной ярости грозил кулаком невидимому врагу.
***
Прошло больше недели, Перси и Нинисель поправились и вскоре перестали говорить об ужасном происшествии. Стоило Перси начать проклинать Гольмия, Нинисель начинала плакать, и Перси стал избегать даже упоминания его имени. К счастью, посещение Монтесумы было коротким, он ограничился лишь официальными вопросами о самочувствии, и Перси решил, что вождь составил свое мнение насчет случившегося. Постепенно все возвращалось на круги своя, жизнь становилась спокойнее.
Первый удар обрушился на него через неделю, за завтраком. Холодно и вежливо, ничего не выражающим тоном Монтесума попросил Перси зайти к нему в кабинет. Нехорошее предчувствие шевельнулось в душе у Перси, но он и виду не подал, что разволновался, а напротив, тотчас согласился.
Теперь вождь особенно тщательно проверил, не подслушивают ли их, крепко запер дверь, прошелся по комнате и наконец сел напротив Перси.
– Я не стал разговаривать с Вами раньше, решил дать вам возможность спокойно выздоравливать, а я как раз все обдумал и теперь пришел к окончательному заключению. Вы умный, порядочный человек, Перси, и отлично справляетесь с любой работой, которую Вам поручают. Я хочу сделать вам одно предложение, советую его принять. Останьтесь со мной в качестве личного секретаря. От Вас потребуется лишь послушание, беспрекословное выполнение всех моих требований и умение хранить тайну. Мне кажется, Вы вполне подходящая кандидатура.
Перси в отчаянии размышлял, как ему поступить. Он ожидал чего угодно, но не этого, и сильно растерялся. Возможно, поддержка Монтесумы действительно даст ему хоть какую-то защиту, но ведь, согласившись, он подвергает себя страшной опасности, более того, он обречен.
– Зачем я Вам нужен, сэр?
Перси ждал крика, бурной реакции, но Монтесума остался невозмутимым, как статуя.
– Повторяю: мне нужен честный и исполнительный секретарь. Вы кажетесь мне подходящим человеком.
Началась внутренняя борьба.
«Скажи уже что-нибудь, да или нет, только быстрее», – говорил сам себе Перси.
«Нужно отвечать, а я не могу».
«Да или нет? Сейчас закрою глаза и перестану думать, пусть язык сам выносит мне приговор».
Монтесума терпеливо ждал, как хищник, караулящий жертву; гнетущее молчание лишало Перси способности трезво мыслить.
«Пора прекращать глупую игру. Если никто из нас не произнесет ни слова в течение минуты, я закричу и выбегу из кабинета».
В неестественной, звенящей тишине Перси трижды вдохнул и выдохнул и едва слышно прошептал:
– Нет.
Монтесума усмехнулся. На долю секунды в его глазах появилось человеческое выражение – участия ли, насмешки – но оно тотчас сменилось привычной маской равнодушия.
– Вам выгоднее согласиться, Перси. Если Вы станете моим секретарем, я обещаю, что защищу Вас и Вашу семью от Гольмия.
Видя, что Перси колеблется, вождь продолжал:
– Соглашайтесь. Ваше сопротивление бессмысленно. Если я захочу, то заставлю вас подчиниться.
Пери стало не по себе: взгляд вождя стал жестким и равнодушным, и Перси наконец ответил то, что так давно хотел услышать от него вождь:
– Да, я согласен работать секретарем.
Монтесума удовлетворенно откинулся на спинку стула.
– Вот и хорошо, теперь мы пришли к соглашению. Я пока отпускаю Вас, придете завра, тогда и поговорим. Я сейчас очень занят, а завтра все обсудим. Возвращайтесь в инженерный корпус и передайте дела новому начальнику.
Перси не терпелось поговорить с друзьями, однако сообщить им о внезапной перемене в своей судьбе он смог лишь вечером.
– Нам придется зайти к тебе, Перси, – предупредил Лоуренсий, – мы все равно не найдем во дворе укромного уголка. Нинисель еще не вернулась, мы можем спокойно поговорить.
Он кратко сообщил друзьям о своем назначении, и они не на шутку встревожились.
– Держи нас в курсе, нам придется собираться у тебя – только здесь мы можем беспрепятственно говорить обо всем. И подумай о союзниках – верные люди тебе сейчас очень пригодятся.
Вошла Нинисель, и друзья тотчас распрощались. Оставшись одни, они сели, обнявшись, и долго молчали. Их объединяло сейчас общее горе, но, кроме того, Перси замечал в глазах жены какую-то особую тайную грусть, но старался не расспрашивать ее ни о чем. В последние дни Нинисель часто просила его не говорить в ее присутствии о Гольмии, и Перси оставалось лишь гадать, как он так жестоко оскорбил ее и что именно сказал.
Ночью ему опять не спалось и снова захотелось выйти во двор, но он помнил свою неудачную прогулку в прошлый раз и решил не искушать судьбу. Однако, кроме драки с Блотоном, он ведь еще подслушал один очень интересный разговор, который не переставал волновать его… Что, если он еще раз прогуляется по коридорам пещеры и услышит что-нибудь проливающее свет на все эти странные обстоятельства? Перси на цыпочках вышел из комнаты и направился в сторону кабинет Монтесумы, поминутно оглядываясь, прислушиваясь и стараясь ступать бесшумно. Он крался, как вор, и приятное возбуждение все сильнее охватывало его. В коридоре было тихо, и таинственный полумрак превращал его опасное, с риском для жизни, приключение в увлекательный сказочный сон.
Услышав шаги, Перси замер. Он плотнее прижался к стене, которая оставалась в тени, и с нетерпением ждал. Минута показалась ему вечностью, прежде чем он увидел человека. Все его деланное спокойствие тотчас исчезло – рядом прошел Гольмий.
К счастью, он был поглощен своими мыслями и ничего вокруг не видел; он остановился в смежном коридоре и, очевидно, кого-то ждал. Действительно, вскоре к Гольмию приблизился незнакомый член племени. Они обменялись краткими фразами, затем каждый из них протянул другому листок бумаги, прочитав, они тщательно подышали на листки и спрятали их; Перси следил за ними, затаив дыхание: Гольмий вышел из пещеры, а его союзник вернулся туда же, откуда пришел. Небрежно сложенный пополам листок выпал из кармана у Гольмия, но он этого даже не заметил.
Едва шаги смолкли вдали. Перси вышел из своего укрытия, поднял листок и поспешно развернул его, но его ожидало разочарование – листок был совершенно чистым. Перси, однако, спрятал его в карман и незаметно вернулся к себе в комнату.
***
В пещере-норе тускло горел свет. Гольмий сидел на полу, поджав ноги, а Элизабет лежала на ковре. Едва слышно, дрожащим от слез голосом, она говорила:
– Понимаешь, у нас будет ребенок.
– Вижу, – Гольмий отвернулся. – Я тебя предупреждал.
Элизабет украдкой смахнула слезу.
– Гольмий, пожалуйста, позволь мне оставить этого ребенка. Я бы могла поселить его здесь.
– Ты с ума сошла! Он нас выдаст, и наше укрытие тоже. Кроме того, если ты будешь часто отлучаться, это заметят.
– Я стала бы уходить тихо и незаметно. Потом беременность все равно не скроешь.
– Нет. Избавляйся от ребенка.
– Ты позволишь мне по крайней мере самой решить его судьбу?
– Да, можешь сделать с ним все что годно. Если тебе будет легче от мысли, что он умер от голода в лесу, можешь бросить его там. Можешь утопить его или задушить.
Элизабет громко всхлипнула и изо всех сил вцепилась в платок.
– Гольмий, пожалуйста!
– Хорошо, учитывая твою нежную и ранимую душу, я умолкаю. Ласковые и покорные женщины любят душевный покой. Кстати, а как ты объясняешь свои внезапные исчезновения на целую ночь?
– Никто ни о чем меня не спрашивает. Чуткие и добрые женщины заботятся обо мне, особенно Нинисель.
Взгляд Гольмия сразу стал жестким. Он весь напрягся, и Элизабет с удивлением наблюдала за переменой в его лице. Исчезла самоуверенная развязность, и он хриплым голосом прошептал:
– Нинисель? Она заботится о тебе? До чего же странными бывают встречи! Ты считаешь ее своей подругой?
Элизабет кивнула.
– Да будет так! – наигранно рассмеялся Гольмий.
Следующим утром Перси решил рассказать Монтесуме о своей находке.
– Сэр, прошлой ночью мне не спалось, и я вышел в коридор прогуляться…
Он осекся, вдруг вспомнив о первом подслушанном разговоре, но лицо вождя оставалось бесстрастным, и Перси продолжил:
– Я увидел Гольмия и его союзника.
И Перси подробно пересказал Монтесуме всю ночную сцену.
– Вот тот листок, который я подобрал с пола.
Монтесума задумчиво осмотрел его, поднес к свету, потрогал бумагу.
– Но здесь ничего нет, – возразил он, – на бумаге нет следов царапин.
– Но ведь я отчетливо видел, как они читали текст, – начал Перси, но вождь поднял руку и прервал его.
– Самое вероятное предположение – писали карандашом, ведь мягкий графит не оставляет следов на бумаге. Кроме того, его легко стереть. А при помощи ластика можно составить даже отдельные слова, и потом действительно придется «подышать» на листок, чтобы уничтожить написанное.
Перси стоял как громом пораженный.
– Гениально! Как же я сам до этого не догадался!
– Вам просто не хватает опята, – чуть улыбнулся Монтесума. – Пора приступать к работе, я сейчас объясню Вам, чем нам предстоит заниматься.
Перси не слушал. «Ну, Гольмий, посмотрим, кто кого. Я смогу достойно ответить на вызов. До сих пор мы лишь шутили, но теперь начнем бороться по-настоящему. На моей стороне власть и поддержка вождя, и я наконец тебя уничтожу».
И, уверенный в собственных силах, Перси принялся за работу, не переставая размышлять о великой борьбе, безжалостной и суровой, борьбе до победного конца.
Часть вторая «Политическая борьба»
«Иногда лучший способ погубить человека – это
предоставить ему самому выбирать свою судьбу».
М.А.Булгаков
«Ни силы в тебе нет, ни мудрости. Однако избран ты, и, значит, тебе придется стать сильным, мудрым и доблестным».
Дж. Толкиен
***
Перси вошел в пещеру с мрачным видом; он молча сел на кровать и обвел взглядом всех присутствующих на собрании.
Эти собрания стали теперь регулярными. Небольшой круг верных людей собирался тайно по вечерам в комнате Перси, и там в сумерках уходящего дня строились смелые планы, велись жаркие споры и выносились приговоры всем врагам. Перси не знал, сколько усилий потребовалось для того, чтобы собрать всех этих людей здесь и объединить вокруг одного человека; он догадывался, что во многом обязан обаянию Лоуренсия, который весьма успешно собирал союзников, и, хотя число союзников оставалось пока небольшим, в последнее время оно возросло почти в три раза.
Как только Перси вошел, разговоры тотчас стихли. Хотя объединял людей Лоуренсий, возглавлял собрания неизменно Перси.
– Полученные мной сведения подтверждают наши худшие опасения, – вздохнул Перси, – судя по всему, Гольмий подозревает Дармштадтия, раз велит ему прийти непременно.
– Вот тебе и конспирация, – с плохо скрываемой досадой произнес Плутоний, недавно присоединившийся к группе союзников. А кто-то говорил, что о существовании заговора никто не подозревает…
– Подозревать можно все, что угодно, главное – чтобы никто не знал этого наверняка, – ответил Перси. – Если кому-то не нравится наш заговор, вы вольны уйти прямо сейчас. Я никого здесь силой не держу.
Плутоний поспешно извинился, и все снова замолчали.
– Ваши предложения?
Союзники заговорили, перебивая друг друга, торопясь высказать все, о чем они думали с момента получения Дармштадтием пригласительного письма. Выслушав их, Перси понял руку:
– Я прекрасно понимаю, что мы идем на риск, весьма вероятно, Дармштадтия будут принуждать перейти на сторону Гольмия.
– Я никогда не соглашусь на это! – воскликнул Дармштадтий.
– Вполне уверен в Вашей преданности, и потому предлагаю сделать так: пусть Дармштадтий изображает союзника и той, и другой стороны.
– Нет, я не соглашусь на это, – решительно отказался Дармштадтий, и от первоначального плана пришлось отказаться.
– У меня есть предложение, – встал Лоуренсий, – я пойду вместо Дармштадтия.
– Но наши враги прекрасно тебя знают, это безумие!
– Отнюдь. Я переоденусь и изменю внешность, никто меня не узнает. Перси, положись на меня, я знаю, что делаю.
– Я не могу рисковать жизнью преданных людей!
– Перси, я справлюсь, обо мне не беспокойся. Доверь это мне.
– Хорошо, – Перси встал, что означало конец заседания.
Союзники по одному выходили и исчезали во мраке коридора. Перси, Лютеций и Лоуренсий втроем отправились на прогулку, но не во двор пещеры, а в потайные уголки подальше от входа.
– Ты за меня не беспокойся, – голос Лоуренсия был поразительно спокоен, – я знаю, на что иду, и готов играть в жестокую игру. Я смогу прекрасно замаскироваться и буду осторожен. Лучше дай мне пригласительное письмо.
Перси протянул ему листок.
– Возьми, прочтешь в безопасном месте.
Лоуренсий надежно спрятал письмо.
– Это мой пропуск, так сказать, подтверждение личности. Ладно, с этим все в порядке, а вот с тобой мы с Лютецием хотели серьезно поговорить.
– О чем?
– Мы хотели тебя предостеречь. Знаешь, власть сильно изменила тебя.
– Что ты говоришь? – побледнел Перси.
– Не кричи, мы хотим всего лишь дать тебе дружеский совет. Напрасно ты грозишь всем и ведешь себя как властитель, тебе нужна хитрость и умение располагать к себе людей.
– Для этого у меня есть друзья. Вы всегда помогаете мне.
– Спасибо, Перси, но этого мало. Между прочим, скажи нам откровенно: ты ведь хочешь стать вождем?
– Нет, совершенно не хочу.
– Но мы ведь не просто так боремся с врагом?
– Я мечтаю о спокойной размеренной жизни с Нинисель и друзьями.
– Раньше – да, возможно, но теперь… Ты сам не замечаешь, но власть опьяняет тебя. Согласись, ведь ты с огромным удовольствием командуешь людьми и распоряжаешься их судьбами. Между прочим, мог бы и пообещать им что-нибудь в случае победы, чтобы укрепить их преданность.
– Вы говорите ерунду. Я не собираюсь давать никому ложных обещаний, и вообще, перестаньте учить меня, как жить. Если вы считаете, что друзьям позволено больше, чем остальным союзникам, это не означает, что можно критиковать мои действия – этого я никому не позволю, даже самым близким людям. Завтра вечером я буду ждать твоего отчета, Лоуренсий… если, конечно, все пройдет удачно.
– Конечно, Перси, я сделаю все, что от меня зависит.
Лютеций и Лоуренсий проводили друга взглядом, затем заговорили вполголоса:
– Не нравится мне перемена в нем. Он стал слишком гордым и самоуверенным. Не хочу пожелать ему дурного, но ведь власть может так же легко уйти от него, как и пришла.
А Перси медленно шел к себе; разговор с друзьями неприятно удивил его. Странно, что у них все чаще стали появляться разногласия – они не хотели давать ему свободы действий, не желали подчиняться и продолжали считать, что разбираются в политике лучше него. Но в конце концов он уже больше года прожил в племени склифов и далеко не так наивен и глуп, как раньше. Он и сам знает, как ему добиться своей единственной цели – выжить.
Теперь Перси уже не знал, к чему он стремится. Подчиняться начальнику, выполнять рутинную работу он уже не хотел, новая должность ему очень нравилась и удовлетворяла честолюбие. Хотел ли он стать вождем? Эта мысль действительно не приходил Перси в голову – как, зачем? Он лишь хотел победить Гольмия и добиться уважения и независимости.
***
Нинисель вышла из зала после ужина и отправилась в комнату. В последнее время никто ее не провожал, не ходил с ней гулять перед сном; Нинисель знала, что у Перси много забот, не обижалась и ни о чем его не расспрашивала. Они мало времени поводили вместе, почти не разговаривали и постепенно отдалялись друг от друга.
Нинисель свернула в коридор, но вдруг услышала торопливые шаги сзади и обернулась. Ее догнала Элизабет.
Хотя девушки считались подругами, они никогда не навещали друг друга в комнатах. Элизабет знала, что Нинисель замужем, поэтому приходить к ней вечером стеснялась. Нинисель в свою очередь не решалась навестить подругу, зная ее образ жизни.
Тайны частной жизни разделяли их, и каждая вечером оставалась наедине со своими проблемами, которые не с кем обсудить.
Поэтому, увидев Элизабет, Нинисель очень удивилась.
– Пожалуйста, Нинисель, позволь мне поговорить с тобой. Мне так нужна твоя помощь. Ты бы не могла меня принять?
– Сейчас посмотрю, если мужа нет дома.
Она вернулась через минуту.
– Никого нет, заходи. Думаю, Перси вернется нескоро.
Девушки вошли в комнату. Элизабет, заметно уставшая, села и тотчас заговорила:
– У меня к тебе просьба, дорогая, можешь сразу отказать, если сочтешь меня слишком дерзкой.
– Что ты, Лиззи! Говори скорее, что случилось.
– Понимаешь, Нинисель, у меня скоро будет ребенок…
Нинисель кивнула.
– Можешь, как и все, осуждать меня, но не в этом дело. Я даже не знаю, как начать… Ты бы не могла взять моего ребенка?
– Взять твоего ребенка? – изумленная Нинисель не сразу поняла, в чем дело.
– Просто мне запретили держать его у себя… отец будущего ребенка.
– А… – Нинисель замялась. Повисло неловкое молчание.
– Пожалуйста, Нинисель, спаси моего ребенка, ведь он велит мне убить его, а я не могу. У тебя ведь тоже скоро будет ребенок.
– Еще не скоро, – улыбнулась Нинисель. – Хорошо, я возьму твоего ребенка, Лиззи.
– О, Нинисель, какая ты добрая! Ты ведь вправду возьмешь его?
– Конечно, Лиззи. А отец твоего будущего ребенка…
– Я не могу назвать его имя.
– Хорошо, не говори, если не хочешь. Давай только решим, как будем говорить о ребенке: кто его мать?
Элизабет долго молчала. В ней боролись два чувства: желание быть рядом с будущим ребенком, назвать его своим, открыто любить его и гордиться тем, что она его мать, и страх за его жизнь. Нет, ему будет гораздо надежнее оставаться с Нинисель.
После долгого колебания она наконец сказала:
– Возьми его, дорогая, и назови своим. Я буду изредка навещать его. О, Нинисель, если ты спасешь моего ребенка, я вовек этого не забуду!
– Ну что ты, Лиззи, успокойся. Мне кажется, я слышу шаги. Наверное, возвращается муж.
***
Перси вернулся уставшим и раздосадованным. После разговора с друзьями на душе остался неприятный осадок. Нужно было опять о чем-то думать, строить планы, но у него уже не осталось сил. Перси видел, что Нинисель переживает за него даже больше, чем он сам, но ничем не мог ее успокоить. Все пустые лживые уверения, что у него все в порядке, давно уже перестали действовать. Перси не мог заснуть дольше обычного и спал тревожно и чутко.
Ему снились странные сны. Он поднимался по длинной крутой лестнице, боясь оступиться, и знал, что под ним чернеет бездна, а впереди его ждет неизвестность. Он неуверенно брел во мраке, с трудом вставал на узкие ступеньки, а темнота вокруг сгущалась. Вдруг наверху отворилась дверь, и Монтесума шагнул к нему с криком:
– Сюда пути нет!
Дверь захлопнулась, Монтесума исчез, а Перси, потеряв равновесие, полетел вниз. Бездна расширялась и поглотила его, а он летел все ниже и ниже, и его ужасу не было конца.
Резкий стук в дверь заставил Перси подскочить: он был все еще во власти ночного кошмара. Перси на цыпочках подошел к двери, сердце его бешено колотилось. Приглушенным голосом он спросил: «Кто там?» Неестественность происходящего указывала на то, что сон продолжается, и ему казалось, что дверь сейчас откроется, и он увидит нечто ужасное. К его величайшему удивлению, голос из-за двери спокойно ответил:
– Это я, Рутений.
Рутения Перси не видел со дня их знакомства ни разу. Хотя они занимались по сути одним делом, они никогда не встречались, потому Перси решил, что ошибся или спит.
Перси вышел, остановился на пороге и, прижав палец к губам, прошептал:
– Не кричите, Рутений, моя жена спит. Зачем Вы пришли?
– Нам нужно поговорить, Перси, и как можно скорее.
Перси даже не скрывал своего недовольства.
– Неужели нельзя выбрать более удобное время? Зачем Вы разбудили меня?
– Мне нужно сообщить Вам все, что я считаю нужным, этой ночью. Другой такой возможности не представится.
Перси рассердился еще больше.
– Я не намерен впускать Вас к себе. Я не собираюсь будить жену и просить ее выйти ради нашего бесценного разговора.
– Мы можем зайти ко мне, Перси, моей жене мы не помешаем.
Недружелюбный и презрительный тон Рутения с каждой минутой все больше отталкивал Перси. Он уже собирался ответить, что хочет спать, но передумал и пошел к нему.
Рутений спокойно ввел Перси в свою спальню.
– Заходите и располагайтесь. Я не задержу Вас надолго.
Перси искал глазами стул. В комнате почти не было мебели, если не считать огромной просторной кровати, на которой, словно королева, лежала, раскинув руки, жена Рутения, и маленького диванчика в углу, покрытого ковриком: на нем спала хорошенькая девочка лет семи-восьми, дочь Рутения.
Перси остановился в нерешительности, не зная, куда сесть. Рутений указал ему на место на кровати рядом с женой.
– Не стесняйтесь. Чувствуйте себя как дома. Можете отодвинуть ее, если места мало – Фрэнси не обидится.
Перси сел на краешек кровати, стараясь не смотреть на Фрэнси – она приковывала взгляд. Ее глаза были прикрыты густой тенью пушистых ресниц, на губах играла легкая улыбка, придававшая ей еще более загадочный и чарующий вид; черные волосы мягкими завитками лежали на одеяле. «Какая красавица, – подумал Перси. – Она ведь гораздо красивее Нинисель», и ужаснулся собственным мыслям: как он мог так забыться! Уж не за этим ли его позвал Рутений?
Рутений улыбался, видя смущение Перси. Казалось, эта сцена его забавляет, и он не может решиться прервать развлечение. Первым пришел в себя Перси.
– Зачем вы меня звали? Говорите скорее, я устал и хочу спать.
– Дело в том, что мне нужно обсудить с Вами несколько деликатных вопросов, о которых кричать в коридоре не хочется. Во-первых, я хочу предупредить Вас о завтрашнем дне.
Перси похолодел. «Неужели все знают наш план?» – в ужасе подумал он, но последующие слова Рутения развеяли его подозрения.
– Я знаю, о чем с Вами будет говорить Монтесума. Он уступил просьбе Нобелия и отправит Вас к нему познакомиться. Так вот, не вздумайте ему что-нибудь советовать или посвящать его в свои личные дела. Этот человек никогда не станет нашим другом, поэтому будьте с ним крайне осторожны. Все остальное Вы услышите от вождя, а я коснусь другого деликатного вопроса: Перси, скажите, это правда, что у Вас тайная организация?
Перси растерялся.
– Откуда Вы это взяли?
– Слухами земля полнится. Я в принципе хорошо отношусь к Вам, Перси, и ничего не имею против того, чтобы Вы с друзьями вместе защищались от Гольмия… Вопрос в другом: каковы еще ваши цели и задачи?