Три закона жизни

– Это Вас не касается, – холодно ответил Перси. – Вы для этого меня и звали?

– Мне кажется, стоит Вас предупредить. Я догадываюсь о многом, например, о том, что Вы мечтаете стать вождем вместо Монтесумы.

– Что?

– Не притворяйтесь. Я Вас не выдам, но имейте в виду: с этого момента наши пути расходятся. Я никогда не поддержу Вас в этом.

Перси перевел взгляд на Фрэнси – она продолжала соблазнительно улыбаться. «Все здесь такое пошлое и лживое, – подумал Перси. – Весь их маленький мирок, который не скрывают от посторонних глаз, а наоборот, выставляют напоказ. И еще мне очень интересно, отчего все, кроме меня, знают, чего я хочу достичь?»

– Я не вполне понимаю, о чем Вы говорите.

– Я никогда не предам Монтесуму. Он возвысил меня, я многим обязан ему, поэтому на Вашу сторону, Перси, я никогда не стану.

– Значит, Вы хотели предупредить, что становитесь моим врагом? – голос Перси постепенно перешел в крик.

Томный голос прервал беседу.

– Что случилось, Рутений? – Фрэнси потянулась и натянула одеяло повыше. – У тебя гости?

Перси вскочил с кровати и выбежал из комнаты.

– Пока мы еще не враги, и я считаю своим долгом дать Вам совет, – сказал Рутений, выходя и закрывая за собой дверь. – Не кричите по пустякам, ведь крик – признак слабости. Вас перестанут уважать, а вождю следует быть более сдержанным.

Кстати, пока Вы еще не ушли, я скажу еще кое-что: судя по слухам, Вам верны далеко не все.

– Это не Ваше дело, как и все остальное, о чем мы сейчас говорили. Спокойной ночи.

– Это не мое дело, – согласился Рутений, – но я решил высказать Вам все, не знаю, зачем. Надеюсь, мои советы помогут Вам.

– Замолчите, пока я Вас не ударил!

Перси вернулся к себе уставшим и расстроенным, и, увидев безмятежно спящую Нинисель, разозлился еще больше. «Спит как сурок и ни о чем не заботится, а я вот теперь точно не усну. Нобелий… тот самый, о ком говорили ночью вождь и Рутений, да еще маскарад Лоуренсия… Однако уснул почти сразу и крепко проспал до утра без сновидений.

***

Проснулся Перси поздно. Уже давно рассвело, на столе его ждал завтрак, а Нинисель, уже одетая, перебирала ему волосы.

– Который час? Так поздно! Я ведь опоздаю к Монтесуме.

Наскоро перекусив, он добежал до кабинета вождя и, задыхаясь от волнения и бега, появился на пороге на полчаса позже обычного.

– Прошу прощения, сэр, я проспал.

– Кажется, пришло время познакомить Вас с одним интересным человеком, Нобелием, философом и моим приближенным. Не буду описывать его, составьте свое мнение, а потом обменяемся впечатлениями.

– Хорошо, сэр.

– А когда вернетесь, приступайте к своим повседневным обязанностям.

Они вдвоем вышли из кабинета, и Монтесума провел Перси в незнакомый коридор с низким немного облупившимся потолком и давно не крашеными стенами. Монтесума приоткрыл дверь в большую просторную комнату, немного напомнившую Перси кабинет вождя, и со словами: «Принимайте гостя, Нобелий» ввел Перси и оставил их одних.

Перси не раз слышал о Нобелии и уже составил о нем определенное представление, однако он оказался совершенно не таким. Перед ним на высоком стуле сидел худощавый старик с коротко подстриженной бородой и длинными белыми волосами, проницательный взгляд его небесно-голубых глаз пронизывал Перси насквозь. С минуту он молчал, внимательно изучая прибывшего, и Перси с трудом старался побороть дрожь.

– Не бойся, – внезапно сказал он, – страх – плохой союзник.

От удивления Перси не сразу ответил, между тем философ продолжал:

– Я давно хотел посмотреть на тебя, чтобы узнать, изменился ли вкус нашего дорогого вождя. Признаться, на этот раз я делаю вывод в его пользу. Подойди ближе, не робей, я не Монтесума и не посажу тебя за решетку. Вижу, что ты юн, неопытен, кроме того, не уверен в выборе жизненного пути. Но при этом ты неглуп, я читаю в твоих глазах ум и недоверие – браво, Монтесума! В том, что тебя так рано приблизили к власти, есть какой-то смысл, но я пока не могу сказать, какой. Итак, теперь можно поговорить серьезно: чего ты хочешь добиться?

– Я… – покачал головой Перси.

– Ты мне не доверяешь и правильно делаешь. И Монтесуме не верь и никогда не рассказывай ему о своих истинных намерениях, хотя и молчать не к чему. Тут нужно проявить фантазию и смекалку, но сейчас я прошу говорить откровенно: ты хочешь власти?

Голубые глаза Нобелия искрились беззвучным смехом.

– Власти хотят все, хотя, возможно, в твоем возрасте естественнее стремиться к любви. Ты боишься ответственности? Если нет, то перед тобой все двери открыты. Что же ты молчишь? Мы лишь беседуем, а действовать будешь ты.

– Вы хотите меня использовать?

Нобелий засмеялся и откинул назад длинные волосы.

– Ты плохо знаешь человеческую натуру.

– Я Вам не верю, Вы говорите одно и то же всем, с кем имеете дело: и Монтесуме, и Рутению, и мне. Я не стремлюсь к власти и прошу оставить меня в покое.

– Верно, мог бы говорить, но не говорю. Тебе я покровительствую. Если ты захочешь взять власть в свои руки, я помогу тебе.

– Почему Вы меня выделяете? – спросил Перси.

– У тебя больше шансов добиться успеха, чем у остальных. Монтесума слаб и недолго продержится, начнется борьба за власть. Тебя же сама судьба выделяет, не я; тебя окружают интриги и тайны, ты обладаешь всеми необходимыми качествами и мог бы добиться успеха. Конец у всего один, но прожить ты бы мог интересно. Пока ты еще неиспорчен и чист душой, но тебе стоит поучиться методам борьбы у своих врагов.

Дружбой и взаимопомощью можно приблизить 20 человек, но не тысячу – их объединяет культ и насилие.

– Зачем Вы говорите мне все это?

– Ты мне понравился, Перси, и я желаю тебе добра. По воле рока ты замешан в большую политику, и тебе уже отсюда не выбраться – она подобна джунглям, где между деревьями не видно просвета. Здесь нет нейтральной позиции: тебе предстоит либо победить, либо погибнуть. Выбирай гибель – и будь послушной овечкой, которую ведут к алтарю. Выбирай победу – и используй все средства, чтобы одолеть многочисленных врагов, старых и новых, тайных и явных, и иди вперед. Монтесума был неплохим вождем, но ты справишься лучше.

Ну что же, довольно об этом, теперь сменим тему, ведь тебе предстоит дать Монтесуме отчет о нашем разговоре. Ни слова о том, что я тебе только что рассказал – ни единой живой душе. А теперь – для общественности…

***

У Перси голова шла кругом от новостей. С трудом доработав до конца дня, Перси зашел к себе в комнату перед ужином и устало лег на постель. Нинисель еще не вернулась, и он мог позволить себе расслабиться и предаться размышлениям. В дверь постучали, и на пороге появился Дармштадтий.

– Да, Дармштадтий, какие новости?

– Лоуренсий, – улыбнулся вошедший, – ты не узнал меня. Вот и Гольмий поддался на обман.

Он быстро снял парик, переоделся и стал постепенно превращаться в самого себя.

– Как все прошло?

– Замечательно. Проведем внеочередное собрание?

– Сначала я бы хотел обсудить с вами кое-что наедине.

Лоуренсий предложил прогуляться.

– Я знаю одно прекрасное место, очень подходящее для серьезных разговоров.

Лоуренсий, Лютеций и Перси вышли из пещеры, но направились не в лес, а в противоположную сторону, и вскоре увидели каменный грот, за которым начинался скалистый берег моря.

Море было огромным, диким и пугающим. Грохот волн звучал в ушах как призыв к борьбе; равномерный гул прилива располагал к размышлениям. Друзья сели на камни на берегу и стали смотреть на пенящуюся воду. Лоуренсий рисовал, Лютеций следил за волнами, а Перси слушал крики чаек и с грустью думал об утраченной навсегда безмятежности. Сам того не замечая, он постепенно успокоился; все происходящее начинало казаться ему мелким по сравнению с морем, небом и всем огромным миром, слишком просторным для человека.

– Как ты думаешь, Перси, почему Монтесума заказал мне морской пейзаж? – спросил Лоуренсий и сам ответил:

– У него неспокойно на душе. Властителя всегда одолевают сомнения в правильности принятых решений. Его мир обманчиво спокоен, а за холодным взглядом кроется столько же переживаний, как у любого из нас, только он умеет скрывать свои чувства. Искусство раскрывает душу человека, оставляет его один на один со своими сомнениями. Вождь может быть откровенен только с произведениями искусства.

Так говорил Лоуренсий, и друзья, задумавшись, слушали его. Перси чувствовал, что действительно хорошо отдохнул за вечер, и был благодарен другу за возможность забыть обо всем и расслабиться.

– Мы можем часто ходить сюда, если тебе здесь понравилось.

После ужина Перси провел собрание и для начала дал слово Лоуренсию.

– Итак, Гольмий, к большому сожалению, не предложил мне стать шпионом, но он осторожно попытался выяснить численность нашей организации и ее состав.

Я, конечно, ничего не сказал, вернее, сильно его дезинформировал, но вот то, что я видел… Во-первых, у него вдвое больше союзников, а во-вторых, он однозначно будет стараться привлечь на свою сторону и наших союзников, потому хочу сразу вас всех предупредить: ни в коем случае не давайте Гольмию понять, что разгадали его план. Будьте осторожны и сразу сообщайте обо всем Перси. Помните: Гольмий не ценит людей. В его руках вы будете лишь игрушкой. Перси, тебе слово.

Только после собрания Перси вспомнил о Нинисель и удивился ее отсутствию. Обеспокоенный, Перси пошел на поиски в женскую комнату.

На пороге Перси остановился в нерешительности. Внезапно дверь отворилась и на пороге появилась Фрэнси. Красавица жеманно улыбнулась, обнажая прелестные ровные зубы, а Перси вспыхнул, вспомнив посещение Рутения. Фрэнси, казалось, радовалась его неловкости; кокетливо касаясь его руки, она спросила:

– Ты ищешь Нинисель? Ее там нет. И вообще все давно разошлись.

– А где же она? – но, встретив понимающий взгляд Фрэнси, не сдержался:

– Меня не интересует, что Вы и Ваш муж думаете об этом.

Фрэнси чуть помедлила, игриво взмахнула ресницами и исчезла в глубине коридора, а Перси, раздосадованный, вернулся к себе. Вскоре пришла и Нинисель, усталая и взволнованная, держа на руках новорожденного ребенка.

– Перси, послушай, подруга попросила меня взять ее ребенка. Пожалуйста, не отказывайся принять его. У меня ведь тоже скоро родится дитя, и мы воспитаем их вдвоем.

– Хорошо, пусть будет по-твоему, – Перси с недоумением взглянул на малыша. – Мальчик?

– Она просила назвать его Кларком.

– А кто отец ребенка?

– Не знаю, Лиззи не называет его имени, это тайна.

– И тем не менее мы должны брать на воспитание чужого ребенка…

Но Нинисель так трогательно умоляла его оставить малыша у себя, что Перси уступил. «Если Нинисель родит дочь, назовем ее Джули. Получится красивая пара – Кларк и Джули».

В тот день утром после завтрака Нинисель отправилась проведать Элизабет. Она уже давно не выходила из комнаты, и Нинисель часто проводила у подруги по несколько часов. Однако сегодня вместо обычного приветствия ее встретил такой знакомый всем женщинам стон.

– Лиззи!

– Нинисель, как я рада, что ты пришла. Позови врача и побудь со мной, пожалуйста.

Нинисель осталась с ней и первой взяла на руки крепкого малыша, которого Элизабет попросила назвать Кларком.

***

Сомнения стали появляться лишь на следующее утро.

– Послушай, Нинисель, а как мы будем скрывать существование ребенка? – спросил Перси.

– Я думала об этом… У меня тоже скоро родится малыш, скажем, что я родила двойняшек.

– Еще не скоро. А до этого?

– Я останусь здесь, с малышом, а Элизабет скажет, что я не совсем здорова.

Пери покачал головой. «Сами себе создаем лишние трудности, – подумал он, – разве мало у нас своих забот! И теперь я не смогу проводить здесь собрания, значит, нужно придумать еще и другое место для встреч».

В тот день, придя на работу, Перси с удивлением заметил в кабинете Монтесумы Рутения. «Если нам предстоит совместная работа, я откажусь», – решил Перси. Рутений стоял напротив и насмешливо улыбался, что не укрылось от внимания вождя.

– Как вижу, вы уже знакомы, – невзначай обронил он.

– Нет, со дня знакомства мы не встречались ни разу, – возразил Рутений.

Монтесума не стал спорить, очевидно, его занимали серьезные размышления.

– Впрочем, совершенно неважно, хорошо ли вы знаете друг друга, я не собираюсь вмешиваться в ваши отношения. Сегодня я собираюсь показать вам нечто очень важное, следуйте за мной и не задавайте вопросов.

Они вышли из кабинета и отправились в длинный извилистый коридор, затем вышли к лестнице и стали спускаться вниз.

– Перед вами откроются тайны нашего могущества. Я покажу вам то, о чем никто из вас никогда не подозревал, но помните: государственная тайна должна храниться в строжайшем секрете. Если я узнаю, что один из вас рассказал об увиденном хоть единой живой душе, – Монтесума понизил голос и многозначительно взглянул на Перси. – Лучше не думать о том, что тогда ждет вас.

– Зачем же тогда Вы открываете нам тайну? – спросил Рутений, и в его голосе Перси услышал одновременно и насмешку, и понимание.

– Я доверяю вам обоим, мне кажется, вы заслужили право знать правду. И, надеюсь, вам еще дорога жизнь, и вы не станете выдавать тайну.

– Понимаю, – склонил голову Рутений. Перси промолчал. Он с каждой минутой все больше проникался уверенностью, что перед ним разыгрывают продуманный спектакль, где у всех давно распределены роли; вероятно, Монтесума и Рутений давно обо всем договорились. И все же Перси не мог не поддаться приятному чувству собственной значимости и силы: ему доверят важную государственную тайну, которую нужно держать в строжайшем секрете. Разумеется, он не сдержит обещания и расскажет обо всем друзьям, и, более того, воспользуется тем, что узнает. «У меня наконец появится большое преимущество перед Гольмием», – с нескрываемой радостью подумал Перси.

Они шли по длинным плохо освещенным коридорам, спускались и поднимались по лестницам, эскалаторам, ехали в лифтах и наконец очутились в огромном темном подземелье. В первый момент у Перси закружилась голова, и он схватился за стену, чтобы не упасть; рука тотчас покрылась густым слоем пыли.

– Мы находимся на большой глубине под землей. С непривычки закружилась голова? Не волнуйтесь, это сейчас пройдет. Через пару минут мы войдем.

«Приготовьтесь увидеть наше главное оружие, главную защиту, – прошептал Рутений. – На Вашем месте я бы все-таки не стал никому рассказывать о его существовании».

Монтесума знаком предложил войти. Из-за двери пахнуло сыростью, раздалось гудение сотни приборов, повсюду мигали экраны с изображениями странных геометрических фигур, и все было опутано проводами.

– Вот здесь… здесь хранятся главные секреты нашего могущества. Сложнейшей техникой управляют двое: главный инженер Осмий и главный механик Фермий. А вот и Осмий, сейчас он представит нам свои сокровища.

Низенький коренастый человек приблизился к ним, потирая руки.

– Доброе утро, сэр, рад Вас видеть. И Рутений здесь, отлично! А как зовут молодого человека, для которого я провожу экскурсию?

– Перси.

– Отлично. Смотрите внимательно: конечно, вся эта сложная аппаратура предназначена для опытного специалиста, но в его руках она может стать страшным оружием.

Осмий долго рассказывал о разнообразных возможностях техники, о хитрых приспособлениях для упрощения работы и сложных расчетах при ее использовании. Перси слушал, затаив дыхание. Воображение рисовало ему новые и новые картины: о, какие блестящие возможности открылись бы перед тем, кто завладел секретом! И ведь теперь он знает его, он, а не Гольмий! Видя, что Монтесума искоса поглядывает на него, да и Рутений не сводит глаз, Перси старался не выдавать охвативших его чувств. Он с безразличным видом слушал Осмия, изредка кивал, чтобы не показаться невежливым, и, когда экскурсия закончилась, заставил себя сказать: «Да, все это очень важно и интересно, но слишком сложно для понимания. Боюсь, я никогда не смогу по-настоящему разобраться в этом». Перси показалось, что Монтесума вздохнул с облегчением. Но, возможно, ему действительно показалось.

***

Перси рассказал обо всем друзьям, как только представилась удобная возможность. Лоуренсий отправился на морской берег рисовать и позвал друзей составить ему компанию.

– Еще нам придется сменить место встречи. Насколько я понял, к тебе теперь приходить неудобно, – сказал Лоуренсий. – Кроме того, думаю, это окажется весьма полезным для конспирации.

– Можно собираться у меня, – предложил Лютеций. – Я живу один, и собрания нисколько меня не стеснят.

Перси с нетерпением ждал новой встречи с Нобелием, но вождь старательно избегал этой темы. Он вообще не упоминал имени философа и больше не возвращался к разговору об оружии и подземелье, вместо того Перси разбирал его бумаги, отвечал на деловые письма и ставил свою подпись на документах. Рутения он больше не видел, ничего не происходило; Перси понимал, что судьба милостиво предоставила ему короткую передышку перед боем, и не ошибался.

Месяца через три у Нинисель родилась долгожданная дочь, которую они назвали Джули, как планировали. Теперь Нинисель могла снова появиться в женской комнате и смело объявить, что родила двойняшек. Еще месяц прошел тихо, и вот настал день, когда Перси услышал желанные слова.

– Кстати, Перси, Нобелий хотел Вас видеть, – как бы невзначай заметил Монтесума, но Перси понимал, что произошло событие огромной важности. – Не представляю, зачем Вы ему понадобились, вероятно, хочет передать мне совет через Вас. В последнее время он часто стал так делать.

Перси похолодел. Значит, Нобелий регулярно встречался с Рутением – двуличный старик!

– Зайдите к нему завтра после работы, Перси.

– Конечно, сэр.

Уже стемнело, когда Перси вышел из спальни и отправился к Лютецию на собрание. В пещере давно погасили свет, оставив приятный для глаз полумрак. Перси шел не спеша в глубокой задумчивости, собираясь с мыслями перед собранием, когда перед ним мелькнули две тени. Перси поспешно отступил и спрятался за углом, и вовремя: мимо прошли двое, так поглощенные разговором, что даже не смотрели по сторонам. Одним из них был Гольмий, в другом, к своему величайшему изумлению, Перси узнал Плутония, одного из своих союзников. Он не услышал всего, о чем они говорили, но отдельные слова «узнаю»… «приду»… «тема собрания» насторожили его. Внезапно Гольмий остановился и громко сказал, обратившись к своему спутнику:

– Итак, я жду тебя завтра. Расскажешь все о собрании. И никому ни слова, разумеется.

Перси замер на месте. Первой мыслью было желание подойти к ним и высказать врагу и предателю все, что он о них думает, в лицо, но он насилу удержался и остановился посмотреть, что будет дальше. Но Гольмий уже прощался с Плутонием, и вскоре они ушли, оставив Перси дрожащим от гнева и нетерпения в пустом коридоре.

Спустя несколько минут Перси, задыхаясь, пересказывал Лоуренсию увиденную сцену.

– Тише, друг, успокойся, пожалуйста, и выслушай меня.

– Плутоний – предатель! Он шпион, я всегда подозревал его, с того дня, когда он начал критиковать мои действия! Его!

– У тебя великолепная память, Перси, но, боюсь, ты слишком горяч и нетерпелив. Присядь и послушай, что я тебе скажу.

– Но нужно же принять какие-то меры! – кричал Перси.

– Мы сейчас же примем меры. Во-первых, отменим сегодняшнее собрание – ты слишком взволнован и не сможешь говорить спокойно, что теперь особенно важно. Во-вторых, нужно поговорить с Плутонием наедине и вообще разобраться в этой истории.

– Завтра я встречаюсь с Нобелием, – сказал вдруг Перси.

– Прекрасно, тогда займемся Плутонием после. Иди к себе, отдохни и успокойся, а я оповещу союзников об отмене собрания.

– Вы спрашиваете, верю ли я в наивность Перси? Думаю, он не способен разгадать хитрость или раскрыть заговор, но у него умные друзья, которых невозможно провести.

Гольмий сидел на полу в своей комнате, Блотон и Уилви заняли места на кровати.

– Перси – такой амбициозный дурачок, которого заставили решать стратегические вопросы. Не думаю, что он смог бы противостоять нам в одиночку. Ничего, я уверен, что скоро у нас появятся могущественные союзники, и мы сможем одержать окончательную победу.

– Плутоний? – спросил Уилви.

– Нет, я не рассчитываю на него всерьез. Так, знаете, игра, шутка, своеобразное оскорбление Перси. Не правда ли, это было гениально – так удачно использовать случай?

Я почти горжусь своей выдумкой. А маскарад Дармштадтия, как он вам?

– Разве Дармштадтий не наш новый союзник? – удивился Блотон.

Гольмий презрительно рассмеялся.

– Великолепно сыгранная роль. Ни на секунду не сомневаюсь в его преданности Перси. Да разве стал бы человек так открыто изображать верность мне после одного единственного пригласительного письма? Чтобы не потребовалось ни угроз, ни подкупа… Нет, всего лишь игра, но очень убедительная.

– Зачем же мы его звали?

– Когда я писал письмо, постоянно представлял себе сцену: Дармштадтий возвращается к Перси и рассказывает ему обо всем. Какое могущество, какая армия, какая сила и сплоченность! Признаюсь, меня бы подобное впечатлило. Даю ему шанс уйти с миром.

Теперь дело для тебя, Уилви: ты должен заманить сюда Перси, но разговаривать мы будем без свидетелей. Пора врагам пожать друг другу руки и начать честную игру, но по нашим правилам. Не забудь передать ему все это.

***

Услыхав об отмене собрания, Плутоний испытал двойственное чувство облегчения и разочарования: он готовился к собранию, но все же так и не решил, на чьей он стороне. Слова Гольмия звучали так убедительно, он обещал щедрое вознаграждение, но ведь это противоречит тому, как описал врага Перси. И, хотя Гольмий произвел на него более благоприятное впечатление, некоторые сомнения остались, и Плутоний очень обрадовался тому, что время принятия окончательного решения откладывалось.

Плутоний возвращался домой, размышляя, как ему лучше поступить. Посоветоваться ему было не с кем: он недавно развелся с женой после бурных объяснений, скандалов и нескольких ночей, проведенных у друзей, и теперь собирался жениться на Эрлине, ему оставалось только получить одобрение вождя, но обсуждать дела с Эрлиной так же бессмысленно, как с двухлетним ребенком. Вряд ли она могла сказать ему что-то большее, чем «ты такой умный и сильный, тебе все по плечу. Ты непременно найдешь выход, дорогой».

Плутоний зашел в комнату и включил свет. Он уже почти успокоился и решил, что не давал никому серьезных обещаний и в любой момент может забрать свои слова обратно. Плутоний закрыл дверь и вдруг заметил на кровати записку. «Это Эрлина, присылает очередное признание в любви. Удивительно, как она любит разные сентиментальные записочки!» Плутоний развернул листок, но писала не Эрлина.

«Готов поклясться, что сегодня Вы перешли на сторону Гольмия. Если все, что я сегодня слышал и видел, правда, то отныне мы навсегда становимся врагами. Я никогда не прощаю предателей, поэтому не рассчитывайте на снисхождение. Можете не пытаться отрицать или оправдываться: я видел Вас и слышал каждое слово разговора с Гольмием. Теперь Ваша судьба в моих руках. Завтра утром я иду к Монтесуме и рассказываю правду, тогда Вас ждет жестокое наказание. Я ничего не скрою, и Вы поплатитесь за предательство. Вождь, как и я, ничего не прощает и не забывает.

Перси»

Записка дрожала в руках у Плутония. Он прочитал ее трижды, силясь увидеть хоть какую-то надежду. «Предатель, предатель», – стучало у него в висках. Всего лишь одно слово – и вот уже его ждет страшная кара. В мучительной безысходности Плутоний положил записку в карман и начал ходить по комнате. Он так разволновался и испугался, что даже не заметил некоторых несоответствий в записке: ведь их организация была тайной, и Монтесума не мог знать о ее существовании, а значит, не мог и наказать Плутония. Возможно, в более спокойном состоянии он бы удивился и не стал придавать записке такого значения.

В совершеннейшем отчаянии Плутоний решился на самое для него страшное. «Нужно пойти к Перси. Поговорю с ним, объясню ситуацию. Он должен понять и простить меня».

Перси не спал; он ждал Плутония и, услышав стук в дверь, тотчас вышел.

– К сожалению, моя жена уже легла, поэтому я не смогу принять Вас в комнате.

– Перси, пожалуйста, я сейчас все объясню. Произошла ошибка, – от волнения Плутоний путал слова и говорил сбивчиво.

– Уже поздно что-то объяснять и оправдываться, я не желаю Вас слушать. Завтра о Вашем предательстве все узнают, впрочем, если хотите, могу отвести Вас к вождю прямо сейчас.

– Перси, умоляю, простите меня. Я ошибся.

– За ошибки надо платить. Я не прощаю предательства.

– Такого больше не повториться!