Stretta
Гипердвигатель замер, звездолёт продолжал полёт в пределах Солнечной системы. Земля уже была совсем близко, вот-вот, и корабль выйдет на орбиту. Шею ломило, кости и мышцы будто выворачивало наизнанку. Руки и ноги ватные, даже кружку не удержать. Хотя зачем – синдактилии гораздо лучше с этим справляются. Привычка пить крепкий кофе по утрам опять вызвала трансформацию. Патрик поискал одежду, но в этом бардаке выцепить что-то так сразу сложно. Не одевать же скафандр, валяющийся на койке! Или это скафандр Рейва? Где же сам Рейв? Где капитан Сержиту Фигейра? Где Сани Маклейн? Где весь экипаж звездолёта? Патрик этого не помнил, как позабыл и то, зачем он здесь, один, летящий навстречу Земле. Он помнил только голод, который никак не мог утолить. И кости, шуршащие, ломкие, устилающие корабль скрипучим ковром.
Outro
Покинутый звездолёт, тела на космодроме, изломанные и разбросанные ненужными игрушками. Смог большого города и вкус горечи во рту. Запах гари вперемешку с затхлостью прибрежной тины. Реальность ворвалась северным ветром, отрезвляя, начинаясь здесь и сейчас. Диск раскалённого солнца катится вниз, к линии горизонта. Вот-вот нырнёт за грань, оставив тьму в отравленном заводскими трубами воздухе. Тьма крадётся по пятам, стучит кровью в висок, заполняет лёгкие, вытесняя воздух.
– Обещаю! – твердит он как мантру, как заклятие. Память своенравна, но в привычном мире она ведёт проторёнными тропками. Через мост к старому городу, по аллее из каменных плит – осталось совсем недолго. Дорога погружается в дымку, расплывается туманом, теряя чёткость. Взгляд помутнел, горло сдавило когтистыми лапами прелюдии обращения. Скорее, по булыжной мостовой, мимо чугунной ограды, к дому, увитому плющом и диким виноградом! Дом то или склеп? Да всё равно, только бы увидеть её, единственную! Старинный фонарь манит призрачным светом, маяком заблудшим душам светит. Крутые ступени к двери деревянной ведут. Она не любит железо, дочь леса.
– Ты! – навстречу радостно было кинулась, но отпрянула. Почувствовала. Не скрыть сущности от той, что в душу глядит. Глаза васильковые, губы малиной манят, но оттого ещё страшнее – вот-вот проснётся монстр, скомкает новую игрушку.
Колышется пламя призрачного фонаря, тускнеет свет. Патрик смотрит в глаза той, которой вернуться обещал. Сдержал обещание, да только что теперь…
– Есть одна ночь, волшебная, силой земли самой наполненная. В эту ночь цветёт папоротник, распускается цветком чудесным невиданным. Сегодня та ночь, продержись, не дай злу верх взять!
Вложила дева леса в ладонь его свою тонкую, белую, повела за собой по ступеням каменным. В лес вековой, к деревьям, что стражами стоят, к поляне заветной, где папоротник разросся. Крепко держит он любимую за руку, словно боится, что растает она, исчезнет.
Папоротник лесной листья раскинул, по опушке разбежался. Под сень деревьев в сырость заполз, в хвою да листья палые зарылся. Но не цветёт ни один, нет на поляне цветка волшебного. То ли ночь не та, то ли нет на Земле больше чудес.
– Уходи! Беги! Он близко, я чувствую!
Покачала головой, обняла нежно, в глаза заглянула, в душу самую взглядом проникая.
Осталось одно желание, перед тем, как в монстра обратиться, щупальца в поисках жертвы раскинуть – поцелуй последний, оставшаяся капля жизни. Прикоснулся губами к волосам, втягивая с жадностью аромат пряных трав. Притянул так, чтобы обжигающее дыхание почувствовать. Тонкие изгибы рук, шея белая, выступающие ключицы. Губы, сладкие, как мёд, пьянящие, как вино. Поцелуй, сметающий остатки разума, разгоняющий кровь. Забытья яд или спасительный эликсир? Сердце совершило бешеный удар, останавливая на миг дыхание, а потом заново запуская кровь, исцеляя вены, даруя новую жизнь.
– Навеки теперь вместе, не покинешь меня больше! – то ли отсвет молнии над озером, то ли сталь клинка в очах.
Папоротник под ногами расступается, листья резные к земле склоняя. Идёт по ковру мягкому дева лесная, к городу взор обратила. Настала пора отраву вывести, землю очистить. Уверенной поступью шествует, силу чувствует. За ней чудище кольцами перекатывается, кустарник гнёт, ветви ломает. Верное, приручённое. Одна ему теперь дорога – за единственной вслед. Надолго ли с ней? Навсегда? Не зацвёл ещё папоротник…
Сообщество ВКонтакте «Леди, Заяц & К»
Андрей Шиканян «ВЫЙТИ ЗА ГРАНИЦЫ ЖАО»
Андрей Шиканян
Ты-младший мёл двор. Метла оказалась скверная, и часть пыли приходилось прибирать вновь. Ты-младший работал уж час, но пространство вокруг него чище не становилось.
– Ох, – ворчал Ты-младший, продолжая мести, – старый Вэнь стал немощен. Ему уже не достичь совершенства в изготовлении мётел.
Двор был большой. Собственно, он занимал всё пространство между воротами и домом.
– Что ворчишь, Ты-младший? – спросил подошедший к метельщику носильщик Вао.
– Эта метла совсем никуда не годится. Прутья в ней редкие, мусор пропускают, – горестно ответил Ты-младший.
Ты-младший вернулся в Жао седым, умудрённым годами путешественником. В странствиях он сколотил неплохое состояние. Достаточное, чтобы сидеть на помосте рядом с капитаном Симом и ухмыляться ему в унисон, слушая слова «мудрых» мужей.
– Ты-младший, ты брюзжишь как бабка, хоть тебе ещё не исполнилось и двадцати лет. Лучше достигай совершенства в своём ремесле и тогда никакой инструмент, даже самый плохой, не будет тебе помехой.
– А ты, Вао, достиг совершенства в своём ремесле? – прищурившись, спросил Ты-младший.
– Смотри и поймёшь.
Носильщик подошёл к сложенным у стены мешкам. Ловко подцепляя каждый из них ногой, он закидал груз себе на плечи. Собрав, таким образом, немалую ношу, он подмигнул Ты-младшему и удалился восвояси.
– Кстати, ты мог бы сам сделать себе метлу, если тебя не устраивает эта, – сказал Вао напоследок.
– Я метельщик, а не плотник! – устало бросил ему вслед Ты-младший, продолжая мести двор.
Ты-младший думал о том, кем бы другим ему стать. Ибо профессия метельщика не сильно привлекала паренька. Конечно, его отец – Ты-старший и дед – Ты-первый, утверждали, что их ремесло самое нужное. Ведь если не будет их, метельщиков, то весь мир просто зарастёт грязью. В городах не останется ни одной чистой улицы, а люди будут ходить в пыльной одежде. Однако дядя Ты-младшего по матери трудился кожевником, а его брат – булочником. Оба считали свою профессию более важной, чем профессия метельщика. Поэтому Ты-младший решил пойти поискать своё призвание в этом необъятном мире.
Но одному идти было страшновато. Поэтому он, подготовив всё для похода – котомку с едой на семь дней, фляжку с водой, свой любимый тесак, метательные ножи и одеяло, – решил подождать носильщика Вао. Ты-младший считал его приятелем. Опять же вдвоём идти не так жутко. А носильщик слыл бывалым человеком, повидавшим многое, побывавшим в разных переделках.
В следующий раз, когда пришёл Вао, Ты-младший отложил метлу и предложил носильщику отправиться путешествовать.
– Зачем? – удивился Вао, тем же способом, что и в прошлый раз, закидывая груз на плечи.
– Я хочу найти себя и своё призвание, – ответил Ты-младший.
– Ты хочешь, ты и иди, – усмехнулся Вао. – А я призвание уже нашёл.
– Неужели ты хочешь всю жизнь быть носильщиком, Вао?
– Зачем всю? – покачал головой Вао. – Я переноской грузов только деньги зарабатываю. А для души пишу стихи. Вот ношу мешки, коробки, прочую ношу и сочиняю стихи.
– Ну вот, – опечалился Ты-младший. – Я надеялся, что ты пойдёшь со мной. Будешь мне в дороге товарищем.
– Не огорчайся, – ответил Вао. – Пойти с тобой я не могу. Но до Второй восточной площади провожу точно.
– Хоть так, – согласился Ты-младший. – Может, до ворот проводишь? Ведь я никогда не доходил до городской стены.
– Там видно будет, – неопределённо махнул рукой Вао.
Ты-младший отложил метлу, взял приготовленные вещи и приятели вышли за ворота. Их путь пролегал через Вторую восточную площадь, за которой, как говорили, располагались ворота. Около часа приятели петляли по переулкам, толкались через рынок и, наконец, вышли на центральную улицу. Она называлась Первой Кузнечной. Поговаривали, что раньше здесь жили те, кто ковал железо и другие металлы, делал мечи, кольчуги, наконечник для стрел и копий, лемехи к плугам, бойки к топорам, ювелирные изделия, лудил прохудившиеся кастрюли, ведра и сковороды. Но потом трудовой люд переселился. Появились переулки кузнецов, бронников, оружейников, ювелиров и лудильщиков, соответственно. Сама же улица стала торговой, там построили свои дома и лавки купцы. Но старинное название улица сохранила. Ты-младший дивился ширине замощённого камнем проспекта, разделяющего пешеходную и проезжую части. Улица, где он жил была земляная и по ней одинаково скакали на лошадях, ездили на повозках и ходили пешком. Дорога шла под горку. Поэтому идти оказалось легко.
Проулок Кузнецов вывел приятелей на Вторую восточную площадь – свободный от строений замощённый булыжником участок круглой формы. По краям его возвышались дома богатых горожан. В обычное время это место почти пустовало, лишь иногда его использовали для оповещения народа о решениях правителя. Зато в праздники на площади проходили гуляния, состязания борцов и мастеров кулачного боя. Сейчас же здесь установили помост, где учёные проводили свои диспуты. В детстве Ты-младший, по настоянию отца, посещал школу, где его учили писать, читать и считать. Но тогда он не стремился к наукам, его больше интересовал кулачный бой и фехтование тесаком. Иногда к ним заходил скорняк Жунь, слывший в квартале мудрецом. Они с отцом много спорили о божественной природе императорской власти, о сути мироустройства и о месте простого человека в мироздании. Но эти споры обычно проходили за кувшином-другим вина. Вследствие чего спорщики, не приходя к единому мнению, расползались, кто куда. Скорняк Жунь уходил домой, сильно пошатываясь, отец ползком добирался до постели. Ты-младший любил слушать эти дискуссии, не влезая, впрочем, в них, так как многие слова просто не понимал.
К зрителям этого учёного диспута метельщик присоединился, потому что Вао ушёл по своим делам, попросив подождать его у помоста. На возвышении стояли четыре кресла, в них восседали мудрецы. Одно из них пустовало. Выступал какой-то благообразный высокий старик с редкой белёсой бородкой. Он, вышагивая, подобно цапле по помосту и как раз заканчивал свою речь:
– …таким образом, моя теория о том, что Земля, на которой мы живём, представляет собой доказанный и обоснованный со всех сторон постулат.
Толпа встретила слова цаплеподобного сдержанным гулом.
– Что за ахинея! – вскакивая со своего кресла, воскликнул другой мудрец – маленький полноватый человечек, похожий на домашнего кота. – Всем известно, что наша Земля плоская и покоится на трёх слонах! И вот мои аргументы…
Пока толстяк излагал свои взгляды на мироздание, сухопарый старик с достоинством приземлился в кресло, шипя в бороду что-то нелицеприятное в адрес оппонента. А тот ещё долго и величаво распинался о личном подходе к устройству мира.
– …вот поэтому Земля и покоится на трёх слонах! – подбоченясь, закончил пухлый и горделиво удалился на место.
