Нефертити, или Прекрасная пришла
Наблюдая за ним с кафедры, Аанен ликовал: бог луны Тот благословляет его! Стали понятными рисунки и иероглифы Эфы…
Время не в ногах, а в голове.
Ребёнок появился раньше времени.
Зелёный плод ядовит.
Как он был глуп, когда спрашивал: это ты написала, или я сам придумал?
Бог говорил с ним… через песчаную Эфу!
Значит, Тот принимает его жертвоприношения!
Аанен улыбнулся.
Охота на ибисов всегда успешна. Внутренности птиц он скармливает Эфе, а тушки мумифицирует, и хоронит с подобающими почестями в пещере, которая становится длиннее и длиннее. Если понадобится, верный раб продолжит усыпальницу от края земли, до края…
– Остановись, Эйе, хочу поговорить с тобой! – очнулся Аанен, когда воспитатель, оставив на алтаре горсть самоцветов, собрался уходить. – Скажи, почему Тэйе не явилась на службу?
Жрец специально назвал сестру по имени, без полагающихся регалий. Он знал, в глубине души Эйе считал себя во всём первым, а не вторым, тем более, не третьим, и притаился до времени…
– Сын фараона всё ещё болен, – ответил Эйе.
– Разве гимн Амону – не лучшее лекарство?
– Царица считает: Амон – бог Фив, а не всего Египта, – охотно сдал вельможа жену фараона.
– Она одна так считает? – вкрадчиво спросил Аанен.
Эйе спохватился, уклончиво ответил: чего хочет царица, того хотят её муж и сын…
– Аменхотеп младший ещё несмышлёныш…
– Тогда почему Атон уложил львов у его ног?
– Атон! Атон! – рассердился Аанен. – Разве боги в человеческом теле не ближе?
– Мне, ближе, – взвизгнув голосом, подчёркнул Эйе.
– Если бы на троне был такой, как ты, Египет бы процветал! – с умыслом вылил бочку лести Аанен. – Воспитай будущего фараона подобным себе, и кто знает…
– Аменхотеп младший не похож на обычных детей!
– Сегодня я говорил с Амоном, он просит тебя…
– Бог… просит меня? – чуть не вылезли из орбит глаза воспитателя.
– Разве Амон не отец нам? Не даёт наставления?
Эйе вернул на место глаза, подрос, выпятил грудь: Фивы – столица Египта, Амон – главный бог всех земель, Эйе – самый верный из его сыновей!
Аанен был доволен: чем больше стражей Амона у трона, тем крепче власть жрецов, истинных повелителей феллахов и… фараонов.
Естественно, его зацепили слова Эйе о том, что Аменхотеп не похож на обычных детей. Конечно, не похож, ведь мальчик – его родной племянник…
И вдруг мысль-молния разверзла лоб: а не сделать ли его жрецом бога Луны? Провести по тайным комнатам лабиринта. Познакомить с Эфой? Открыть дверь в мастерскую лекарственных настоев и благовоний.
Какой мальчишка не потеряет разум от желания стать чародеем?
Надо попробовать…
Перед глазами проплыла первая строчка Эфы.
Время не в ногах, а в голове.
Что это значит?
Не надо торопиться?
Тьма накрывает свет только в день солнечного затмения.
А если…
Если Аменхотеп Третий объявил жену богом, то почему бы ленивцу не назначить её фараоном? Подсказать вовремя, в сумерки, когда сознание раздваивается, ноги бегут, не зная, куда, а руки могут подписать какой угодно указ.
Заломило в висках: безымянный бог сумерек мстил за своё отсутствие в пантеоне египетских богов…
А Эйе уже строил свои планы: богов много – трон один. Слепому видно: сын фараона положил глаз на его дочь. Подрастут немного, поженятся. Он всё сделает, чтобы Аменхотеп младший стал фараоном: сядет на трон, Нефертити превратится в царицу. Тогда Тэйе перестанет задирать перед ним нос! И он, равный ей, отец царицы, сумеет расквитаться за разнос, который она ему учинила. Не он строил этот дырявый забор! Не он проморгал ребёнка, потому что лихорадка свалила его, и он метался в постели дома…
А там, кто знает…
Иные фараоны долго не живут, слабнут здоровьем…
– У Аанена своя игра, у меня своя, – вслух подвёл он черту под своими мыслями, и испугался.
Слава всем богам, рядом никого не было!
7
Утро в царской спальне не было солнечным.
Аменхотеп Третий чувствовал себя прескверно. Много раз говорил он себе: не мешай вино с пивом, и каждый раз сам себя не слушал. Что за нрав, идти наперекор здравому смыслу? И вот наказание: солнце не хочет всходить, прячется за тучами…
Но настоящую грозу учинила ему жена. Превратилась в грозного сфинкса. Сначала испепелила взглядом, потом дротиком метнула фразу: ты – не фараон, ты – плуг феллаха! И скрылась.
И вот уже второй день не видит он свою ненаглядную.
Свою богиню.
Свою жрицу.
И ноги становятся, как пух камыша. Нет сил, встать.
Жена – его сила.
А он обидел её.
Но… это ей захотелось крови! Вот и… чуть не заплатила кровью сына… за потакание тёмным инстинктам толпы.
В то время как он, фараон, всегда против насилия.
Хотя… иногда и в нём просыпается бунтарь. Тогда он один готов идти против всех! Но… только не против своей жены.
Чего только о ней не говорят самые преданные предатели – придворные!
Она знает заветное Слово…
У неё шашни с самим богом Ра…
Правители многих земель слушаются её, как дети…
А он не послушал…
– Тэйе! Богиня моего сердца…
– Ты снова жив? – прозвучал рядом родной и дерзкий голос.
– Жена моя, спаси…
– Бек давно ждёт тебя. И Тутмос пришёл. Ты обещал познакомить его со своим скульптором. Ещё я заказала построить дворец. Маленький дворец для маленького фараона.
Аменхотеп не мог насмотреться и наслушаться, в смысл слов не вникал.
– Ты помнишь, что обещал назначить сына своим преемником?
Фараону показалось: в спальне снова началась гроза.
– Если обещал, – неуверенно пробормотал он.
– Вставай, любимый! И почисти, наконец, зубы!
К фараону вернулись силы, ноги пружинили, сердце порхало…
– Бек, возьми в ученики этого мальчишку. Он знает бога камня, его ладони видят, – поморщился Аменхотеп от боли в затылке.
– Царица поручила мне построить дворец, – важно прибавил Тутмос.
– Дворец? Тебе? – удивился Бек, который каждое утро внушал себе ничему не удивляться, что произойдёт в течение дня: такими непредсказуемыми были фараон со своей женой, и всё же, он по-своему любил их… за то, что они поощряли его к свободе.
Бывало, даже, себе удивлялся не меньше, чем им…
Но заказать дворец малышу?!
Тэйе выбрала время выйти из-за колонны.
– Думаю, работы следует начать с трона… из белого камня. С сиденьем и подлокотниками из чёрного дерева. Ножки в виде согнутых…
– Львиных лап, – звонко опередил Тутмос.
– Я не камень, а ты читаешь мои мысли, – улыбнулась ему Тэйе.
Бек поразился смелости подростка, формы которого сами обещали стать произведением искусства… через несколько лет. Но уже сейчас в мускулах мальчика чувствовалась физическая сила, а в блеске глаз – сила духовная.
– Ведь львы покорились ему! – без тени сомнения объяснил Тутмос своё решение. – И я видел камень в горах: белый, с золотыми прожилками. Почти готовый трон со спинкой в виде капюшона кобры.
– Выучи его, Бек, своему искусству, – приказала царица, – а фараону сегодня позировать трудно.
Взяла мужа под руку и увела.
– Запомни, мальчик, скульптор – бог камня, он так же, как Ра, рождает людей, – не стал откладывать первый урок Бек.
– Я думал, бог камня живёт в горах, – признался Тутмос.
– Он живёт в твоём сердце, и позволяет твоим рукам видеть линии…
8
А сын фараона строил не трон, не дворец. Целый город! На песке…
Храм Атону возвышался в центре. От него шли улицы-лучи.
– Ты будешь жить в храме? – спросила Нефертити, сбежав от няни, не поощрявшей её свиданий с Аменхотепом младшим.
Вид ровных построек привёл её в недоумение.
– Забыл! Самое главное! Дворец, где мы будем жить… вместе с тобой! – растерянно посмотрел на дело своих рук верный поклонник Атона, и рассерженно стал рушить ногами мокрые постройки.
Эйе улыбнулся: его дочь имеет над сыном фараона явную власть. Как воспитатель наследника, он упрочит эту зависимость будущего владыки Верхнего и Нижнего Египта, ведь Нефертити обещает вырасти красавицей.
Не иначе, как она была зачата с божьего благословения!
И, выйдя замуж за Аменхотепа младшего, станет не только царицей, но и жрицей!
Не так уж и прозорлив этот Аанен…
– Лучше послушай гимн, который я сочинил в твою честь, – отвернулся спиной к развалинам более удачливый, чем строитель, поэт. – Во мне слов столько, сколько песчинок в пустыне!
Лицо его озарилось изнутри солнечным светом, он показался девочке самым красивым на свете.
Каждое утро восходит АтонПосмотреть на свою дочь Нефертити,И озаряет землю лучами,Чтобы сын его, Эхнатон,Мог разглядеть её божественные черты!– Кто такой, Эхнатон? – запрыгала девочка в радостном танце.
– Это тайна. Но тебе скажу: это я, сын Атона! – важно поднял рано заострившийся подбородок Аменхотеп младший.
– Нефертити, девочка моя, пора на урок, – вкрадчивым голосом сообщила няня, бросив недовольный взгляд на мечтательно улыбающегося мужа.
Тии знала: её дочь вставала на дыбы, стоило заговорить с ней властным тоном, а перед лаской пасовала.
– Приходи завтра, – погасло в Аменхотепе солнце.
– Обязательно приду!
– Ты забыла, Тутмос пригласил тебя посмотреть трон, – расцеловала тугие щёки девочки Тии.
Ей нравился этот работящий мальчишка. Он мог бы стать надёжным мужем её дочери, которую властолюбивая Тэйе прочит в жены своему сыну, болезненному и капризному.
Она чувствовала заговор вокруг своей крошки, заранее сочувствовала ей, пыталась защитить. Но как? Если у людей, которые молятся сонму богов, каменеют сердца…
Может, любящее сердце Нефертити само спасёт свою хозяйку?
Тии подхватила дочку на руки, заторопилась: сам главный скульптор Бек прислал посыльного, сказать, что хочет встречи.
– Пришла? – обрадовался Тутмос.
– Не своди с неё глаз, а мне надо поговорить с Беком, – спустила дочку на землю Тии.
– Пошли, я сделал трон, – взял девочку за руку Тутмос. – И посвятил его тебе.
– А Хотеп сегодня посвятил мне гимн! – доверчиво сообщила Нефертити.
– И где он, этот гимн? Исчезнет в воздухе. А камень живёт вечно! – тряхнул смоляными волосами Тутмос.
– И слова можно высечь в камне, – миролюбиво заметила Нефертити.
– Ладно! Я хочу, чтобы ты…
– Что?
– Посидела на троне.
– Зачем?
– Проверила, будет ли твоему Аменхотепу удобно, – недобро сверкнул глазами Тутмос.
– Смотри! Чёрная кошка! – ахнула девочка, увидев расположившуюся на спинке трона гладкошёрстную красавицу.
Тутмос хотел согнать самозванку с места, но Нефертити приложила ладошку к его губам: пусть сидит! И уселась сама, повернув лицо к кошке.
Зелёные глаза смотрели на неё насмешливо, сверху вниз.
Девочка поёрзала под взглядом кошки, опустила свои, не менее зелёные, примерилась к подлокотникам, инкрустированным золотыми дисками.
Трон ей не понравился.
Не из-за кошки.
Смутили глаза Тутмоса, превратившиеся в жирные финики.
Ей стало душно… на троне, который он посвятил ей.
Обещал построить дворец, для неё и Аменхотепа, а сам…
Нефертити сползла с трона, обернулась к кошке: красавица, иди ко мне.
Тутмос всё понял, сердце его сжалось: надежды рухнули.
– Милая моя, – вовремя подоспела няня.
Тии с интересом осмотрела маленький трон. На него, что ли, посадят её дочь с сыном фараона, чтобы изобразить на фронтоне нового дворца, рядом с фараоном и его женой? Бек сказал: Тэйе заказала скульптурную группу двух фараонов. К чему бы это? Неужели так решили боги?..
Когда Тии с Нефертити ушли, Тутмос согнал кошку, приложил ладони к спинке трона, похожей на раскрытый капюшон кобры.
Хочешь быть рядом с Нефертити, подружись с Аменхотепом младшим, – сладкоголосо пропели золотые прожилки из белого камня.
– Спасибо! Теперь я знаю!.. Я вырежу ему… богов Египта!
Надежда снова поселилась в сердце юного скульптора.
Как выглядит бог камня, он не знал, да, если бы и знал, никогда не отдал бы на поруганье. А вот изображения других богов ему были известны…
Бог солнца Ра – стройный мужчина с длинными ушами и факелом в руке.
Бог воздуха Шу – человек, обнимающий небо.
Его жена, богиня влаги Тефнут – грозная львица.
Богиня плодородия, Исида – женщина, с рогами коровы на голове.
Длинноклювый Сет – бог грозы.
Грудастая богиня неба – Нут, её муж с плёткой – бог земли Геб…
Кто ещё?
Восседающий на троне, вершитель суда над мёртвыми, бог Осирис.
Богиня загробного мира Нефтида.
И, конечно же, бог мёртвых – Анубис, человек с головой шакала.
Кстати, надо спросить, не закажет ли себе Аменхотеп младший гроб с усыпальницей?
Мысль вырвалась помимо воли.
Нет! Смерть не решает проблему, а только переносит её из одного мира в другой…
Тутмос поднял голову к небу: однажды он видел, как на перистом облаке проплыла его безымянная мать.
– Мама!
Солнце ослепило глаза.
– Тутмос, ты где? – послышался громоподобный голос Бека.
– Бегу!
Глава третья
1
Интересно, почему дни бывают длинными, а годы короткими, думал Аанен, мумифицируя очередную порцию ибисов.
Десять лет пролетели с тех пор, как по небу проплыл красный крокодил, оставляя кровавый след. Тогда он решил – это знак: кто-то хочет нанести удар в спину.
Но!
Солнце – лучшая нянька, раскачивает колыбель жизни: утро – вечер, день – ночь. Дети, то есть, люди спят или дремлют. Ничего не происходит…
Вернее, происходит то, чему положено происходить: зреют плоды, колосья, дети. Старики умирают. Молодёжь стремится показать себя…
А он, Аанен, как и прежде, ведёт переговоры с богом луны, мудрости, счёта и письма Тотом, который посылает ему с данью песчаных змей. Только любимица Эфа, которую он давно похоронил в саркофаге из чёрного дерева, была всех мудрее. Ему удалось разгадать все её послания… кроме одного, предсмертного: Амок.
Возможно, так зовут бога сумерек.
Возможно…
Прошедшие годы научили его не торопить событий, избегать границ в суждениях. Нил, и тот, выходит из берегов, принося пользу всему, что дышит, размножается, произрастает…
Владыка Нила пользы своему народу не принесёт!
Права была Эфа: зелёный плод ядовит!
Его племянник, Аменхотеп младший, в свои шестнадцать лет – сложившийся еретик.
Ничто не помогло его исправить.
Даже сестре не удалось, хотя повлиять обещала!
Тэйе, взгляд которой завораживает пуще ста змей, превращает в истуканов иностранных посланников, отшибает ум и волю у придворных, не может справиться с собственным сыном…
Или не хочет?
Хорошо ещё, она по-прежнему в его власти: притирки, от которых не стареет кожа, гипнотизирующие духи, бальзам для фараона – сделали своё дело. А в рукаве ещё одна тайна: ритуал обретения душой нового чрева через миг после смерти.
Переходящий от отца к сыну рецепт бессмертия – последний козырь в его борьбе за…
За что?
Аанен задумался.
Вспомнил…
– Луна толстеет и худеет, птицы знают, когда им прилетать, когда улетать, звери – когда спариваться. Реки не выбирают русло. Звёзды не воюют друг с другом. Я прикажу людям понять: в заведённом Атоном порядке – их счастье! – смело, в храме Амон-Ра, защищал перед ним свою позицию младший Аменхотеп всего день назад.
– Тогда почему звёзды иногда падают? – задал он каверзный вопрос.
– Атон казнит непослушных, – без тени сомнения ответил племянник.
Нет, со смещением Аменхотепа Третьего, торопиться не стоит!
Пусть народ ропщет…
Египет теряет земли. В провинциях князья подняли головы…
Дождемся, что восстанут боги!
Фараон одряхлел. Посмотрим, как он проведет хеб-сед. Говорят, у него одышка: пробежать кросс не сможет…
В Египте здоровье фараона – свидетельство любви богов!
Дряхлеет фараон – засуха съедает урожаи, скот падает, воины теряют силу…
Да, в последние лет пятьдесят народ Египта празднует победы на стройплощадках. Возведено столько дворцов и храмов, сколько нет ни в одной земле…
Аанен вздохнул: люди не ценят того, что имеют.
В старину фараона, не сдавшего экзамен хеб-седа, могли убить, ликуя: сын соединился с небесным отцом! И шли за молодым фараоном завоёвывать новые земли.
Интересно, сколько земли нужно человеку для счастья? – пронеслась мысль.
Жрец отогнал её. Помнил урок отца: мысли, как птицы, прозеваешь, усядется незнакомая хищница на жёрдочку извилины, склюёт весь мозг.
О чём он думал?
Вспомнил: о проваленном хеб-седе, наказании фараона. Жаль, сейчас вместо кровавой расправы – инсценировка. Смешные похороны в ложной гробнице – кенотафе. А народу вместо безудержного ликования… дозволено свистнуть, воровски пряча глаза.
Впрочем, что ему до услад народа?
Египет надо спасать!
А спасение, как ни странно, в… продлении жизнелюбивого правления фараона Аменхотепа Третьего.
Так что…
Ждёте хеб-седа?
Дождётесь!
Он, Аанен, приготовил чудесный бальзам!
2
Во дворце накалялись страсти: Аменхотепу младшему шестнадцать лет, а он… холостой!
Царица Тэйе проела мужу плешь: сын созрел!
– Пусть женится на Сатамон, и станет фараоном по закону! – не в меру заупрямился Аменхотеп Третий.
– Но он не может жить без Нефертити!
– Возьмет её в гарем, и все дела.
– Мой брат Аанен, уверяет: брак с Нефертити благословлён богами!
– С твоей подсказки…
– Ты выжил из ума!
– Зато о моём царствовании скажут: Египет при Аменхотепе Третьем был силён законом!
– Законы или корыстны, или глупы. Твой отец не побоялся возвести на престол любовь, нашу с тобой любовь, если память тебе не изменила! И ты будь сыном своего отца! Тем более, закон не будет попран: разве Нефертити не твоя дочь, хоть нянька и не признаётся?
– Скажи ещё: все юноши и девушки Египта… мои дети, – тоном баловня судьбы произнёс фараон.
Легче сдаться жене, и плыть дальше по реке жизни на мирной ладье…
– Ну, ладно, ладно, если ты настаиваешь, – романтически закатил глаза Аменхотеп в знак благодарности своей счастливо разделённой любви.
– Боготворю тебя, мой львинолицый муж! – чмокнула фараона в щёку Тэйе. – Обещаю: ты будешь выглядеть юношей на этом глупом зрелище – хеб-седе.
– Папа, ты обещал, – плаксиво обнаружила своё присутствие при разговоре родителей Сатамон. – Я замуж хочу, не брат, так сам на мне женись!
– Не сомневалась, чьи это проделки, – будто в первый раз увидела рано созревшую дочку Тэйе. – Обещаю найти в мужья тебе лучшего заморского принца, если дашь клятву ничем не вредить брату.
– Самого лучшего? Заморского? Принца? – расслабилась Сатамон.
– Конечно, ты же у меня красавица.
– Красавица? А Мутноджемет говорит…
– Не слушай эту уродину! Вообще, кроме матери, никого не слушай. Я выносила тебя, знаю, ты будешь блистать! – распалилась Тэйе, чуть не сказала: на троне, но вовремя остановилась.
По привычке взвесила, чего ей больше хотелось: защитить сына или обезвредить дочь? Решила: это одно и то же.
Сатамон она не планировала, странно, но капли Аанена всего раз не помешали зачатию…
Её миссия была: родить единственного сына!
Тэйе вспомнила, схватки уже начались, а ей привиделось: солнце превращается в тысячелепестковый лотос, она вдыхает его аромат, дышит так глубоко, что лучи-лепестки проникают в неё, прорастают собственным солнцем.
Тут и подал голос… сын Атона.
С Сатамон всё было иначе. Бёдра не хотели пускать на свет ту, что посягнула разделить с братом материнскую любовь.
От боли она теряла сознание, ей виделась полульвица с головой крокодила, пожирательница сердец Амамат, которая цепким хвостом секла её тело, голодными зубами терзала плод.
Когда увидела дочь, подумала: бессердечная, и не ошиблась…
С тех пор пила тройные дозы капель, приготовленные пристыженным братом. Чрево стало бесплодным…
3
За спиной Нефертити шептались: сын фараона не спешит жениться, поиграет, бросит, и как прочим египетским девушкам придётся ей выбирать, кем быть: жрицей, танцовщицей, акушеркой или плакальщицей. Хотя плакальщицей она не смогла бы стать, даже если бы очень захотела. Она любила смеяться, и смех её звучал сладостнее серебряных систр. Более того, при звуке её голоса всем хотелось улыбаться…
В свои пятнадцать она казалась девочкой, разбуженной утренним лучом солнца. От неё пахло росой. На неё нельзя было насмотреться: так ласкали глаза линии её лица и тела.
Природа редко посылает людям образцы совершенства, несмотря на то, что гармония – единственный закон бытия.
Но… почему-то… красота вызывает больше зависти, чем поклоненья.
Уродливые жаждут превосходства.
Озеро в Малькатте заросло кувшинками. Ладья «Сияние Атона» больше времени проводила у берега. Нефертити любила спускаться на её борт, чтобы побыть одной, поговорить с богиней озера. Иногда она брала с собой котёнка, рыжего потомка Сыночка Солнца, который когда-то нырнул за сверкнувшей серебром маленькой рыбкой, и которого она бесстрашно бросилась спасать.
Как давно это было!
И почему с тех пор её сердце принадлежит тому, кто её спас?
Кто иногда её пугает.
Кто слагает ей, будто богине, гимны.
И кто не хочет жить, как все иные люди.
Изобретает истину в беседах со сторуким Атоном, которому невдомёк, что её избраннику пора жениться.
– Богиня озера, однажды ты меня вернула к жизни. Теперь прошу: дай мне надежду, без которой моя любовь иссохнет, как ручей в пустыне. Я знаю, озеро твоё вырублено в камне по веленью фараона. Но любовь искусственной быть не может. Я не умею приказать ей жить, плескаться радостно. Мне стало мало его стихов. Его слова ласкают только уши. А тело увядает, как пальма без полива, как виноградная лоза без дождя. Дай мне испить любви, – просила Нефертити, перевесившись через борт, ловя своё изображение в зеркале воды…
– А-а, вот ты где! – раздался голос Тутмоса.
– Ты слышал, о чём я говорила?
– Нет, но… не трудно догадаться.
– Ведь ты мой друг, скажи…
– Я и пришёл, поговорить с тобой.
– О чём?
– О любви. Принёс тебе золотую змейку – подарок отца моей матери. Единственное, что осталось… от их любви.
– А ты? – улыбнулась Нефертити.
– А я… хочу жениться на тебе! – булыжником о рёбра ударилось сердце молодого скульптора.
– Ты же мне брат!
– Ну и что? Разве в Египте сёстры не выходят замуж за братьев?
– У нас и отцы женятся на дочерях! – вспыхнула девушка. – Будто мы не люди, а коты и кошки!
– Но я же… не настоящий твой брат, – запрыгнул в ладью Тутмос.
Нефертити не услышала его, продолжала говорить о казавшемся ей оскорбительном сходстве уклада жизни людей и животных, хоть и царственных.
– У них больше свободы! Любой дворцовый кот может найти себе по душе кошку, хоть в лавке торговца, хоть на вонючей улице, где живут скорняки.
– Но если в кошачьем сердце и есть любовь, то… она живёт лишь миг.
– Вчера Мутноджемет гостила у Сатамон…
– Причём тут твоя сестра? – от запаха спелой айвы, исходящего от волос Нефертити, закружилась голова у Тутмоса.
– Не перебивай! Она рассказала: дворцовая кошка для своих родов выбрала постель сестры Аменхотепа. Сатамон увидела, рассердилась, схватила кошку за шкирку, хотела выбросить из спальни, да наступила на котёнка, который выпал, понимаешь, и раздавила его…
– Не знаю, что сказать…
– Не знаешь, не говори! От испуга она швырнула кошку опять на постель, и та родила ещё пять котят, разных мастей, от разных котов!
– Я же говорил: любовь может сотворить только сердце человека, – улыбнулся Тутмос.
– Ничего смешного! Сердцам многих людей всё равно…
– Моему, не всё равно! Ты – его звёздочка! Одна на весь Египет, на весь мир, на всю жизнь…
– Звёздочка? – разочарованно повторила Нефертити. – А настоящая любовь – солнце!
– Откуда ты знаешь? – ревниво спросил Тутмос.
– Когда любишь, дышишь солнцем, а я… не могу надышаться Аменхотепом, так говорит моя няня.
– Но его плоть вместо семени извергает слова! Прости, не знаю, что на меня нашло, – смутился Тутмос. – И жена – не няня! – не ожидая от себя такой смелости, обхватил он руками тонкий стан девушки, прижал к себе.
– Щекотно, твоё дыхание горячее десяти солнц, – колокольчиками рассыпался смех Нефертити.
– Во мне всё горит, поцелуй меня, – прошептал Тутмос так отчаянно, будто его действительно жгли на костре.