Период третий. Сельские студенты (техникум)

– Знаешь, Нелля, я даже радовался тому, что удавалось чем-нибудь маме помогать. Она же мне не чужая!

На этот раз перед возвращением чемоданы загрузили основательно, а я ещё и мандолину прихватил. Еле поднимали свою ношу и переживали за то, как будем от станции добираться, если опять автобуса на Бутурлиновку не будет. Колька и Федька даже картошки почти по ведру взяли. А мне кроме прочего ещё и масла большущий кусок приготовили чумацким1 способом.

Дедушка не раз рассказывал, что раньше наше село славилось на всю Россию. Потому что всё в нём было приспособлено под чумачество. Одни колёса делали крепкие на подводы и в запас. Другие возы готовили такие, которые когда даже через реки в брод переезжали, чтобы соль не намокла. А другие наоборот, с лёгкими бортами, но чтобы товаров нетяжёлых можно побольше загрузить. Атаманы ватаги заранее, ещё с зимы собирали, подбирали погонщиков и тех, которые пасти волов будут ночами и на стоянках. И верхового приглашали для всяких быстрых случаев. Волов запасных брали пару, а при большой ватаге и две пары. Выезжали обозами по десятку подвод, а порою и больше. Дедушка всегда с гордостью рассказывал о славном прошлом нашего села и не забывал подчёркивать, какими умными и сноровистыми были наши предки. И сейчас тоже поучал:

– Бабо, ты масла сбей сегодня свежего. А то осенью корову сбудем, ни себе, ни внуку свеженького не достанется.

– Так свежим и душистым оно ж только первые дни будет. А ему же побольше хочется положить. Думаю, там у нас топлённое есть, перетоплю ему в новую банку да присолю, долго ещё не прогоркнет.

– Не, ты ему как чумакам, свежего заготовь. Чтобы и через месяц – захотел маслица на хлеб намазать, намазал, а оно как сегодня только сбитое.

– Дедушка, а как это масло по-чумацки сберегать, чтобы свежим оставалось? – не выдержал я и вмешался в их разговор.

– Да бабе я уже рассказывал. И делала она в позапрошлом году нам запас масла свежего, когда корова рано в запуск пошла. Может, подзабыла, напомню, пока тебе пояснять буду.

Бабушка ответила:

– Да помню я всё. Как только масло из сыворотки вытащишь, чуть обсохнет, и сразу же в рассол. Только вот рассол забыла как готовить.

– На яйцо сырое куриное, – напомнил ей дедушка.

А мне рассказал:

– Чумаки порой на всё лето из дому уезжали. Еду на костре готовили. И много разных хитростей знали, как продукты сохранять. Масло свежее они в рассоле хранили. Когда нужно, подденет он его в рассоле, отрежет кусочек, какой нужно, и сразу же назад опускает. И оно всё время, как только что сбитое.

– Дедушка, так оно ж в таком рассоле солонющее будет ужасно. Его ж и рот не возьмёшь.

– Не, масло в рассоле и соль, и воду отталкивает. Тебе позапрошлой осенью бабка и хлеб мазала маслом, и блины, так ты же не чувствовал соли. А оно ведь из рассола было.

– Вот это да! А я тогда даже и не сообразил, что корова в запуске, а масло свежее.

По приезду в Таловую с автобусом нам повезло, а с остальным не слишком. Нам сразу же объявили, что в связи с ненастной погодой в течение осени в колхозах сложилось катастрофическое положение с уборкой урожая и с заготовкой кормов. Поэтому райком мобилизует все районные предприятия и учебные заведения на помощь колхозам. Старшекурсников отправили в колхозы 10 ноября. А нам назначили на одиннадцатое. Классная предупредила, чтобы кроме рабочей одежды захватили и хорошую, Потому что заставляют ещё и концерт для колхозников подготовить. И чтобы одевались теплее. Так как работать будем до тех пор, пока снег не выпадет, и морозы не начнутся.

Все три группы нашего первого курса отвезли в противоположный конец района в колхоз «Родина Пятницкого». Из-за этого начала переживать Екатерина Евдокимовна. Боялась, что наш концерт в таком селе, где родился знаменитый музыкант, ни за что не получит хорошую оценку. Поселили парней из всех групп в тёмном сарае, со стенами их хвороста, и только снаружи мазаных глиной. Внутри же по стенам хворост сухой торчал. Так хлопцы даже обрадовались, что на стены можно сумки с вещами вешать. Нары оказались двухъярусными и сплошными. Нижний ярус только чуть выше земли, а верхний только немного выше пояса. Я захватил место на верхнем. Забираться наверх было легко. А тем, которым внизу места достались, чтобы залезть, приходилось сгибаться в три погибели. И даже сидя выпрямиться не получалось.

На каждом месте лежало по тюфяку, плотно набитому какой-то сушеной морскою травою, и такие же подушки. И по одеялу шерстяному на каждом месте. Простыней, конечно, не было. К тому же нам объяснили, что спать придётся в одежде. Потому что в сарае топить никак. И согреваться ночью будем только своим дыханием, и чтобы поэтому строго следили, если кто ночью выйдет наружу, чтобы двери плотно закрывал. А вообще, следует до отбоя все дела справить и ночью не студить сарай. Девок разместили в помещении склада, но там нары были раздельные, и окно было. Так через него трубу дымоходную вывели и печку-буржуйку железную поставили для обогрева. А классных руководителей на квартиры определили в ближние дворы к колхозникам.

Обед к нашему приезду сготовить не успели, поэтому первый раз покормили только вечером. Но покормили хорошо. Ели все группы и преподаватели около нашего сарая. К сараю был приделан широкий и на всю его длину навес соломенный. Поэтому есть здесь можно было в любую погоду. С дальней от дверей стороны навеса стояли два стола, длиной почти наполовину сарая. И лавки по всей длине с их обеих сторон. Мы сразу захватили тот стол, который от стенки. А девкам достался стол, который с краю. И во время дождя им не поздоровится.

Утром подъём сделали в семь часов. Классный из зоотехнической группы хотел заставить нас делать зарядку. Но Чернышов из его группы закричал, что мы сегодня в колхозе и без зарядки нафизкультуримся. А ещё толпиться придётся на умывании, и поесть нужно успеть до работы. Преподаватель не стал возражать и разрешил идти умываться. Умываться приходилось из тех кружек, в которые вчера наливали чай. Воду черпали из вёдер питьевых, которые стояли на высоком помосте. Чтобы не разводить грязь у сарая, каждый набирал кружку воды и уходил умываться подальше на траву. Но кружек оставили почему-то только восемь, и на меня пацаны наорали, когда увидели, что я не только умываться собрался, но и зубы чистить.

Еду привозили откуда-то уже готовой и горячей. Только завтрак оказался намного беднее ужина. Давали только суп без мяса. Некоторые попросили добавки, и им налили ещё по немного. Но зато вместо чая утром каждому налили по полной кружке молока. Молоко оказалось даже ещё немного тёпленьким. Наверно, после утренней дойки.

На работу отправили пешком. Шли довольно далеко и долго. Но шли быстро, так, что молоденькая колхозница, которую направили с нами показать дорогу, чуть ли не бегом бежала спереди, чтобы мы не обогнали её. А большие парни ещё и подшучивали над ней всю дорогу. Она смущалась и от этого ещё сильней спешила, чтобы не видели её смущения.

На поле нас уже ждал бригадир. Предстояло очищать свеклу от грязи и ботвы. Когда к полю подтянулись отставшие, бригадир объяснил обстановку и поставил нам задачу:

– В этом году дожди заливали. В поле и на ногах было не зайти, а не то, что тракторами заехать. Сейчас трактористы свеклоподъемниками выпахивают свёклу по рядам поперёк делянок. А свекловичницы каждая на своей делянке выдёргивают подпаханную или лопатами выкапывают, которая не подпахалась, и кидают в кучи. Но свекла вон с какой ботвой огромной. По дождям вымахала выше колена, и грязи на ней налипло немерено. Потому что земля путём не просохла, да теперь, наверно, и до морозов не высохнет. Чтобы из свеклы сделать конфетку, сейчас буду выдавать каждому главный инструмент свекловичницы.

С этими словами от вывалил из одного мешка на мешковину другого целую гору ножей, изготовленных кузнечным способом из круглого пруткового железа. Один конец прутка сгибался вдвое и посредине даже немного сплющивался, чтобы ручка была ухватистее. А с другого конца прут расплющивали так, что получалось лезвие ножа. Взяв один из ножей в руку, бригадир вытащил из кучи одну крупную свеклу и объявил:

– А теперь смотрите внимательно, чтобы потом не жаловались, если за брак спрашивать буду. Вначале, пока корень с чубом, удобно будет с него грязь соскребать. Только не просто так, а очень даже тщательно. Лучше даже чуть корня срезать, чем хоть капельку грязи останется. А то, на сахарном заводе грязь найдут и такую скидку забабахают, что мало не покажется.

Его речь перебила Екатерина Евдокимовна:

– С грязью этой непонятно. Ведь после очистки они же корень опять на землю положат. И к нему земля мокрая заново прилипнет.

– Тут я вам следующую хитрость поясню. Как свеклу удобнее от грязи очищать, я пояснил, чтобы знали на потом.. А вначале придётся рядом с кучей неочищенной свеклы застелить ботвой площадку под чистую. Поэтому с первых корней придётся вначале ботву срубать, чтобы застелить места побольше. К ботве тоже требования строгие. Срезайте её так, чтобы лучше корня немного повредилось, чем хоть малость стебля зелёного на корне останется. За это тоже на сахарном заводе придираются.

Наш староста Витька засомневался:

– Тут и счищать, и резать много придётся, а ножи у вас игрушечные какие-то. На такой работе и покупной, стальной к концу дня затупиться. А железный и полчаса не выдержит.

– Здесь ты, паренёк, ошибаешься. Ножи эти кузнец и закалил, и наточил на наждаке. Их свекловичницы так полюбили, что даже домой забирают. Хотя в первый год из дому стальные, с деревянными колодочками приносили. А теперь поняли, что эти удобнее и надёжнее. Они ж не гнутся и острые к тому же.

Работа была не сложная и не тяжёлая. Задание, сколько сделать за день никто не определял. Следили только, чтобы никто не отлынивал от дела. Неудобством считали только дальний переход. В обед долго идём с поля до сарая, быстро кушаем, и сразу же назад приходится идти, чтобы в час приступать к работе. Сложнее стало, когда похолодало. Ночью все мёрзли. На ночь надевали на себя побольше одежды. Некоторые даже в фуфайках спать ложились. А в основном старались согреться, прижимаясь один к другому. Получалось даже, что на одном тюфяке лежали двое, или на двух тюфяках по трое. А соседние пустовали. Только в одеяла кутались с головою, каждый в своё, чтобы надышать тепла.

И на работе стало сложнее. Утром, пока шли к полю, на земле везде иней белел. А руки замерзали так, что даже ножи из пальцев вываливались. Руководители разрешили ветки сухие приносить на поле из лесополосы, разводить из них костры и отогревать закоченевшие руки. Екатерина Евдокимовна из-за этого даже к председателю ходила скандалить. Потому что у некоторых девок кожа на пальцах от постоянной сырости, грязи и холода полопалась и кровоточила. После её скандала в колхоз завезли толстые брезентовые рукавицы и выдали каждому по паре. Работать сразу стало намного легче. Двойной брезент на ладонях рукавиц не промокал, руки оставались сухими и почти не мёрзли.

Зато у меня обнаружилась другая проблема, личная. Оказалось, что как только я начинал мёрзнуть, у меня возникали неожиданные и сильные позывы помочиться. Приступы непереносимого желания пописать доставляли мне уйму неприятностей. Желания были настолько не переносимыми, что иногда непроизвольно мог даже немножечко не удержать и брызнуть в трусы. После этого приступ проходил, и я спокойно мог дотерпеть, пока несколько парней соберутся сходить в лесополосу для таких же целей. Когда согреешься немного, приступ тоже иногда проходил.

Поэтому я, как только чувствовал, что замерзаю, начинал работать и вприсядку, и вприпрыжку. Те, кто чистил свеклу рядом, смеялись надо мной. А я утверждал, что согревшись, я не заболею. Но бывало, что никакие из этих ухищрений не помогали, и никто из друзей не соглашался идти в лесополосу, даже удивлялись на меня, потому что недавно ходили. И я вынужден был идти до лесополосы один. Вначале старался идти обычным шагом. Но терпеть было невмоготу, начинались пописывания в трусы, но и они не облегчали страдания. Тогда я, забыв о приличии, устремлялся к лесополосе бегом. Приходилось аж губы кусать на бегу – таким непереносимыми были позывы. Переживал, что вдруг это у меня по наследству развивается то заболевание, которым страдал мой дедушка. И боялся, что частое намокание трусов и даже штанов в определённом месте повлечёт от меня запах плохой. Через день менял трусы, стирая их в холодной воде с мылом. Другие стирали реже, в основном портянки или рубашки, если концы рукавов у них покрывались грязью, так что нельзя уже различить цвет рубахи.

Выход из создавшегося положения нашёлся неожиданно. Колхозный бригадир потребовал, чтобы преподаватели выделили четверых крепких парней для выравнивания силосной массы в кузовах машин. Сообразив, что там я смогу писать, когда захочу и сколько захочу, я вызвался первым. Назначили на машины Вовку Чернышова из зоотехников – он был самым взрослым среди всех нас. Юрку Булутанова из первой группы и нашего старосту Витьку. Хотели вместо меня назначить Павла из нашей группы, но я так настойчиво просился, доказывал, что я даже школьником работал копнительщиком на комбайне, что Екатерина Евдокимовна согласилась.

Прихваченную морозом и сильно засорённую кукурузу убирали на силос два комбайна. Работали они в разных загонках. Нам вручили вилы и закрепили по двое к каждому. Мы с Витькой попросились работать вместе. Когда подъезжала очередная машина под загрузку, один из нас забирался в кузов, а другой оставался в загонке, ожидая приезда следующей машины. В кузове сразу надо было перетаскивать два связанных вместе старых автомобильных ската к переднему борту и прислонять их к нему стоя. Потом расправлять прикреплённый к скатам трос так, чтобы он свисал с заднего борта машины В это время автомобиль подъезжал под выгрузной транспортёр комбайна, комбайн начинал движение, и первым делом следовало завалить силосной массой скаты и хорошенечко утрамбовать её с тем, чтобы, когда в силосной траншее трактор будет за трос стягивать массу, с машины скаты не выскользнули.

Вначале, когда стоишь на дне машины, масса летит в лицо и за воротник попадает. Потом по мере заполнения кузова грузчик вместе с силосной массой поднимается выше и выше. Особенно трудно было вывершивать силос. Водители и тракторист следили, чтобы нагружали полнее. Потому что машин на отвозе было только семь, а на разгрузке они долго задерживались. Если у какой скаты выдернутся из под массы, колхозникам приходилось вручную её разгружать. Бывает, массы уже выше транспортёра разложишь и сам уже чуть ли не пояс стоишь, закопавшись в зелени, а тракторист останавливает агрегат и просит:

– Машин все равно не видно и к тому комбайну первая подъедет, потому что он давно уже стоит. Так, пока мы постоим, ты не слезай, утрамбуй ещё немного, на края разложи. Глядишь, ещё метров сто – двести продвинемся.

На меня водители никогда не обижались, что плохо затрамбовал. А у другого комбайна никто из них не хотел подъезжать на погрузку, когда очередь грузить наступала у Чернышова. У него скаты постоянно выдёргивались. И бригадир, и водители ругались на него, а он огрызался с матом. Так два дня поработали, и Вовку заменили на Ивана Ступина с нашей группы. А мне показалось, что Вовка специально халтурил, потому что не хотел, чтобы его одежда на этой работе намокала от сока силосного.

Уборка кукурузы на силос в колхозе

А она здесь сразу становилась мокрой. Масса, наверно, из-за сорняков бала очень сочной. Когда на неё встаёшь сапогом или коленом, приходится упираться, так сок прямо ручьём из неё выдавливается. Уже после первой машины штаны намокали от сапог и до того места, где их закрывала фуфайка. Я один раз попробовал поддеть под штаны шаровары, так оказалось ещё хуже. Вечером переодеться было не во что, пришлось и спать ложиться в чистых штанах, в которых на репетицию вечером ходили. Зато мне писать теперь никто не мешал. Мог хоть на поле сделать это, пока машину жду, а мог даже и в машине, пока массы мало. Всё рано никто не увидит.

Витьке было проще. Он догадался двое рабочих штанов взять с собою в колхоз. А нам с Иваном было сложнее. Хотя сразу же после работы мы вывешивали свои штаны на просушку, но погода стояла пасмурная и холодная, и они редко к утру успевали высохнуть. А утром надевать на тело холодные, полусухие штаны было очень даже неприятно. Зато, если ночь была тёплой и ветреной – штаны высыхали полностью, а от того, что насквозь были пропитаны соком травы, становились негнущимися, как жесть. Зато в таких «железных» штанах удавалось загрузить две первых, а иногда и три машины с сухими ногами.

Из-за нас у Екатерины Евдокимовны вышел новый скандал с председателем колхоза. Она ходила доказывать, что людям не положено целый день работать в мокрой одежде, а ещё за то, что в воскресенье на дают выходного, и за то, что бани в колхозе нет, а учащимся положено раз в неделю в бане мыться. Разругалась она с ним так сильно, что из Таловой приезжал уполномоченный райкомовский и запугивал её, что такое поведение будет обсуждаться в РОНО, и что в техникум сообщат, чтобы её наказали за несознательное поведение при оказании шефской помощи колхозу.

Мне мокрая одежда действительно вышла боком. Пока раскладываешь массу в машине, даже жарко становится. И то, что мокрые штаны к ногам прилипают, и не замечаешь. А пока ждёшь очередную машину – замерзаешь до дрожи. Особенно, когда ветер. Штанины холодные хоть как от тела отдирай, они всё равно липнут. В одном месте придержишь, чтобы к телу не прикасались – тут же в другом месте уже захолодело. В результате у меня разболелись зубы, а на голени левой ноги образовались два чирья. Потом и на берде правой ноги появился огромный чирей. Он был снаружи и болел от каждого прикосновения. А когда приходилось вывершивать массу, к ноге постоянно прижималась то масса силосная, то держак от вил. Я даже не выдерживал и вскрикивал от боли. Хорошо хоть, никто не слышал моих ойканий. Потом у меня на деснах с обеих сторон верхнего нёба нарывы болезненные образовались. Когда кушал и пища попадала за щёку, нарывы болели.

После обеда 10 декабря повалил густой снег. Наших со свекловичного поля отпустили раньше, а силосные комбайна работали почти до вечера. Но к вечеру силосная масса из-за налипшего на травостой снега стала превращаться в грязную жижу, которую даже вилами не получилось поддевать. Мы основательно замёрзли, и нас отпустили. Бригадиру сдали наши вилы, и он заставил последнюю гружённую машину забрать всех четверых в кабину и отвезти к нашему жилью. Снег шёл всю ночь, и на утро на земле уже лежали целые сугробы.

Нам объявили, что на весь день представят отдых, а в шесть вечера будем давать концерт для жителей села. Мне ещё на репетициях отвели роль ведущего, и я опасался, что нарывы во рту помешают мне громко и отчётливо объявлять номера. На концерте танцевальных номеров не было. Дважды хором пели песни хоровые. Те девчонки, которые успели хорошо отрепетировать с клубным баянистом, пели песни по одной и дуэтами. Из нашей группы Вера Пашкова спела две песни, и одну Таня. Из парней только Вовка Чернышов пел под баян. Стихи читали только девчонки. Частушки пели и девчонки, и парни. А хор подхватывал после каждой частушки:

«Ёлочки-сосёночки, зелёные, колючие,

В Воронеже девчоночки красивые, певучие!»

Колхозники на удивление дружно аплодировали. Оценили нам концерт на хорошо и отзыв хороший за помощь написали. А нам четверым перед концертом председатель колхоза даже объявил благодарность за то, что, несмотря на трудности, оказали неоценимую помощь в заготовке силоса для колхозного животноводства.

В техникум возвращались в кузове грузовой машины, закрытом сверху брезентом, прибитым рейками в бортам. Сидели, сгрудившись на полу кузова. Даже встать во весь рост нельзя было. Но никто и не пробовал вставать. В дороге все замёрзли и прижимались друг к другу, надеясь согреться. Нарывы у меня во рту прорвало и я всю дорогу незаметно, чистым носовым платочком выдавливал из дёсен гной. На платочке оставались жёлто-кровяные следы. Зато сразу же почувствовал облегчение, и даже зубы перестали болеть.

По приезду в техникум почувствовали себя богачами. На следующий же день выдали стипендию за ноябрь, а в бухгалтерии вернули деньги за сданные нами перед поездкой в колхоз талоны на питание.

Учились старательно. Наверно потому, что все боялись остаться из-за неудовлетворительной отметки без стипендии. А те предметы, которые назывались специальными, ещё и нравились очень. На уроках ботаники часто работали с микроскопами. Рассматривали и зарисовывали в тетради различные препарированные клетки и органы растений. Особенно любили практические занятия по определению видов дикорастущих растений с выходом на природу. По механизации изучали устройство тракторов. Занятия по механизации проводили в отдельном здании, стоящем в парке. Там, кроме комнаты со столами, стульями и классной доской, располагался ещё и просторный машинный зал, в котором на стеллажах располагались разные узлы и детали тракторов и автомобилей, и стоял настоящий трактор КДП-35, не такой как в МТС, а чистый, выкрашенный разной краской. Потому что от этого трактора была как бы отрезана одна половина для того, чтобы было видно, из чего он состоит внутри. А места такого «разреза» были специально окрашены в ярко красный цвет. Преподаватель и так понятно объяснял, и на плакатах устройство было очень разборчиво нарисовано. Но на этом тракторе было всё ещё понятней. Мы поражались такими возможностями для учёбы, и даже гордились, что за короткий срок смогли изучить, то, что хлопцы в ПТУ учат два года. При этом все парни сразу же понимали и устройство, и принцип работы каждого механизма, каждого узла трактора. Девчонкам эта наука давалась труднее. Хотя Зойка Мищенко и Валя Насонова тоже всё запоминали и понимали.

Этой Валей я восторгался! Времени у неё на учёбу было намного меньше, чем у нас. После занятий ей ещё домой в Вознесеновку следовало добраться. А дома на ней обязанности домашние лежали. Потому что в семье было пятеро детей, родители работали и на Валентине лежало кроме учёбы ещё и множество домашних И всё равно она каждый день выучивала все уроки на пятёрку.

На практических занятиях по ботанике. Слева направо Башарин, Дешин и я

Практические по ботанике. Сидят: слева Якушева, преподаватель Калинина, Мережко, Сапун, Насонова, Мищенко, и Пастухова. лежат: Поляничко, Раковский и Дешин

Я тоже к учёбе относился очень старательно. Но если меня вызывали по какому предмету к доске, потом несколько дней мог не готовить уроки по этому предмету. Потому что скоро не спросят. И так делали все. А она на каждый день готовила все уроки. Те из наших, которые боялись, что их спросят на следующем уроке, а материал не слишком хорошо выучили, так у неё на перемене всё расспрашивали. И рисунки перерисовывали к себе в тетрадь, если их задавали.

Из тех предметов, которые изучали по школьной программе для получения среднего образования, нравилась химия. Преподавала её молодая и красивая Лидия Семёновна. Мне даже казалось несправедливым, что такая молодая и красивая женщина была замужем за уже немолодым фронтовиком Оболонским Фёдором Митрофановичем – завучем нашего техникума. Уроки химии она вела интересно очень, так, как Иван Семёнович в школе увлекал нас математикой. И опыты, подтверждающие тот материал, который проходили на очередном уроке, обставляла так интересно, что мы даже толкались, чтобы лучше рассмотреть процессы. Эта преподавательница была и красива, и выглядела как-то особо соблазнительно. Поэтому я, если ночью после отбоя решал получить удовольствие от усиленного массажа определённого места, обычно в воображении представлял её фигуру.

Иностранный язык в техникуме все изучали немецкий, даже те, которые в школе раньше учили другой. Преподавала его настоящая немка Ева Генриховна Бауэр. Может, потому, что она не хотела позорить тех, которые в школе немецкий не учили, в отличие от других преподавателей была совершенно не требовательной. На уроках согласно программе объясняла очередной материал. Диктовала домашние задания. На следующем занятии, вызывая к доске очередного из нас, спрашивала заданное. Но даже если он не смог ответить ничего – отрицательных отметок всё равно не ставила. Говорила:

– В журнал пока поставлю три, а ты немного подучить урок, для равнения на отметку.

Этой её особенностью пользовались учащиеся всех групп. Даже если было свободное время, учить заданное по немецкому никто и не думал даже. При этом, запомнившие что-нибудь из прошлого урока, во время очередного занятия поднимали руки, просились ответить, и если не слишком путали с ответом, если хоть часть из заданного отвечали правильно – таким она ставила четвёрки и пятёрки. Были и те, которые на самом деле хотели учить немецкий. В нашей группе Валя Насонова, а в первой Сашка Гузенко старательно учили всё то, что она задавала. И что было интересно, таких она заставляла отвечать на уроках гораздо чаще остальных, но отметки в журнал им ставила редко. И оценивая их ответы, никогда не завышала отметок, а даже, как нам казалось, немножко их занижала.