Старик Зуич был скорее жилистым, нежели худощавым, роста выше среднего, примерно шесть футов и один дюйм, то есть около ста восьмидесяти шести сантиметров. Движения его были уверенные и чёткие. Его борода с лёгкой проседью наполовину прикрывала шею, помогая время от времени прятать в ней улыбку, когда он понимал, что общается с человеком недоразвитым, но хвастливым и уверенным в своей изрекаемой глупости. Из-за седины в бороде и на висках он называл себя «дед Зуич» вместо «Зуич». Это подчёркивало его солидность и мудрость. Никто с уверенностью не мог определить его возраст. На первый взгляд всё в Зуиче казалось понятным. Но, вот глаза…
От живого взгляда его серо-голубых глаз исходило тепло, согревающее и вселяющее уверенность. Но иногда он был настолько холодным, колючим и пронзительным, что от него мурашки бежали по спине, и не оставалось сомнений, что тебя полностью «просканировали» и прочли все твои мысли – правдивые и не только.
Когда соседи приходили к Зуичу за советами, он очень радовался тому, что дома всего два. Но за советами приходили так часто, что казалось, Новые Ряженки – это большая деревня, а не живописное местечко с тремя домами.
По соседству с Зуичем проживали: Лукерья Филипповна – в доме к нему поближе, и баба Зина – в доме, который подальше. Время от времени они захаживали к Зуичу, как правило, со своей родственницей или родственником. А бывало, что и несколько человек сразу ожидало на его веранде совета да помощи Зуича.
Кто они и кем приходятся Лукерье Филипповне и бабе Зине, Зуич не знал. Однако он недоумевал, как столько людей может разместиться в этих двух домах. И только спустя какое-то время ему стало известно, что они – дальние родственники его соседок, живущие в других деревнях.
Стоило только Лукерье Филипповне встретить старика Зуича где-либо на улице, на ярмарке или возле церкви – она тут же начинала заигрывать да кокетничать, а в конце своего «представления» всегда норовила его шуткой огорошить, но не всегда понимала, что для этого остроумие нужно, а не глупость несусветная.
Поскольку Лукерья была женщина добродушная, отзывчивая, да и молочко свежее всегда можно у неё купить, Зуич к ней относился с теплотой, а к её шуткам снисходительно, – он пытался весело смеяться над ними, что выходило у него не совсем хорошо и естественно. Трудно было понять: над шуткой или самой шутницей смеётся старик Зуич.
А чтобы она, чего доброго, не обиделась, он всегда ей на шутку отвечал: «Лукерья Филипповна, Вы, как всегда, очаровательны!» И довольная собой Лукерья топала домой или по своим делам, считая, что день удался.
Лукерья держала у себя двух коз – Розалию, дающую молоко, и её козочку-дочку, свою любимицу – Анфису, которая, в свою очередь тоже была привязана к Лукерье Филипповне, а чаще к забору, поскольку очень любила убегать из дома и забираться в огород бабы Зины.
Баба Зина без конца гоняла Анфиску со своего огорода и грозилась, что в следующий раз непременно её поймает и продаст любому на ярмарке, кто только сможет увезти её подальше с глаз долой. Но Анфиска по-прежнему бегала по чужим огородам, не обращая внимания на угрозы, и этим ещё больше злила бабу Зину.
Анфиса предпочитала не обращать внимания на всё, что её абсолютно не интересовало. На все возмущения и замечания со стороны соседки, она любила «включать тупость» на морде, хлопать большими глазами, давая всем понять, что она нисколько не соображает, что от неё хотят. Придуривалась она до тех пор, пока не увидит, как к ней уже несутся с палкой. Тогда она живо «выключала тупость» и пускалась наутёк, дожёвывая по дороге лист капусты с чужого огорода.
Баба Зина, в отличие от Лукерьи Филипповны была менее приветлива, если не сказать, что совсем неприветлива. Ворчание её повсюду сопровождало, жадность покоя не давала, а зависть и вовсе душила. Потому-то она очень рано стала бабой Зиной, а не Зинаидой Матвеевной. Животных она совсем не любила – считала, что они только едят и гадят повсюду, а толку от них никакого, разве что от курей да уток, которых держала в сарае для разведения. «Они хоть яйца несут, да на мясо идут!» – рассуждала она. Но, несмотря на это, были у неё два любимца – курица Клуша и гусь Гамлет. Чувствуя особенную привязанность к ним бабы Зины, они с важным видом шествовали везде, где вздумается и считали, что только от них зависит порядок на птичьем дворе.
Дед Зуич не любил, когда его часто беспокоили, но советы давать любил. Он давал советы, как лечить насморк, печь вкусный домашний хлеб, воспитывать ребёнка, собирать грибы, выращивать морковь и тыквы, ходить зимой на лыжах и чинить электричество, которое, кстати, совсем недавно появилось в деревне Новые Ряженки. У него всегда были ответы на все вопросы.
Глава 3
У ТИМОХИ НОВЫЙ ДРУГ
В дальнем углу одной из комнат Тимка увидел большой сундук, сделанный из дуба. Он обошёл и обнюхал его со всех сторон.
Сундук показался Тимохе просто огромным. Заметно потёртое и поцарапанное дерево пахло старинной древесиной. По краям он был окован железными полосами с просечённым узором. На нём висел большущий замок. По бокам с двух сторон свешивались кованые ручки. Было видно, что этот старинный, но ещё крепкий сундук передавался из поколения в поколение и немало видывал.
Этот «хранитель тайн» старика Зуича с ощущением природного тепла, лёгкой старинной таинственности и с притягательной красотой натурального дерева был накрыт сверху вышитым рушником. Привлёк сундук Тимоху своим большим замком. Ведь если он заперт на такой огромный замок, значит, в нём находится что-то очень важное.
Тимка решил, что непременно должен узнать, какие тайны скрывает дед Зуич в этом сундуке. Он двумя лапами попытался потянуть замок к себе, но тот не открылся. Тогда он запрыгнул на сундук и оглядел его сверху. Немного покрутившись на нём, он выбрал удобное положение и улёгся, словно сторожевой кот.
Но тут его отвлёк какой-то шорох. Тимоха насторожился. Спрыгнув с сундука и прижавшись к полу, он стал внюхиваться, поворачивая ушами, словно локаторами.
Вдруг, что-то щёлкнуло, треснуло и захрипело. За ним сразу раздалось: «ку-ку, ку-ку, ку-ку!» Это было так неожиданно! Тимоха испугался и нырнул под лавку. Оттуда он заметил, как малюсенькие дверцы крошечного окошка открылись, и из него появилась птичка. Она произнесла ещё два раза своё «ку-ку» и тут же скрылась. Тимоха вылез из-под лавки и, ступая своей мягкой кошачьей поступью, с осторожностью подошёл к большим настенным часам.
– Так вот кто пугает меня! – сказал он птице, спрятавшейся в крошечном домике с часами.
Ответа не последовало. «Ага! Боится меня!» – догадался Тимка.
– А ну, вылезай, поговорим! – приказал он.
Опять тишина. Только стрелки на часах шли: тик-так, тик-так. Тимоха окончательно осмелел. Он уже не сомневался, что птица боится его, сидит там у себя тихо в домике, наблюдает в щёлку маленькой дверцы и вся дрожит от страха. Тимоха продолжил снисходительно:
– Да не бойся ты, вылезай! Тимофей Котофеич – это так меня величать – друзей не обижает! Ты же хочешь быть моим другом? – спросил он и вопросительно посмотрел на часы.
Тимоха был уверен, что сейчас эта птица выглянет из своего окошка и радостно воскликнет: «конечно, хочу!» Но птица не спешила радостно восклицать Тимохе и по-прежнему молчала.
– Между прочим, ты первая меня напугала! А теперь прячешься и не хочешь разговаривать? Ведь я только что предложил тебе дружбу! Разве так отвечают на дружбу? – допытывался Тимка.
Он ходил под часами туда-сюда, поглядывая на дверцы окошка. В этот момент он сильно напоминал хитрую лисицу, пытавшуюся выманить свою добычу из норки. Он подумал, что своим грозным «вылезай, поговорим!» сильно напугал бедную птичку и решил быть более мягким, даже добрым.
– Ладно! Уговорила-таки! Не хотел я открывать свой маленький секрет, но тебе скажу. Мне всегда нравилось защищать мелких и беззащитных зверюшек от всяких там злых котов! Уж можешь мне верить! – он произнёс это так уверенно, что сам поверил в свои слова. – А разве можно бояться своего будущего друга?
При слове «друга» он ткнул себя лапой в грудь, встав при этом на задние лапы. Рядом что-то зашуршало. Тимоха прислушался.
– Ты правду говоришь? – вдруг раздалось из-за печки.
Ошеломлённый Тимоха сел и настороженно глядел в сторону, откуда раздался голос. Он поднял голову на домик с часами – птицы не было. Когда она успела перелететь за печку? Возможно, когда я расхаживал под её домиком. Любопытство и желание подружиться с птичкой вывели его из оцепенения.
– Конечно, правду! – ответил он. – Я никогда не обманываю друзей!
«Вот это да! – подумал Тимка, – хорошая фраза! Надо её чаще говорить!»
– Хорошо! Я выхожу! – ответил голос.
Тимка уже приготовился рассказывать птичке, как стал ещё одним хозяином в этом доме, как вдруг, увидел перед собой маленького серого мышонка!
– Привет! Я – Пискуш! Так меня зовут! – улыбнулся мышонок в надежде, что приобрёл такого большого друга и смелого защитника.
У Тимохи от неожиданности шерсть стала дыбом, хвост трубой! От своего шипения он сам себя испугался и в два прыжка очутился за сундуком! Выглянув оттуда, он Пискуша не увидел. «Я сильно напугал его своим шипением, – подумал Тимка. – Я сегодня всех только пугаю: птичку, мышонка, а ведь обещал не обижать, а дружить и защищать! Но ведь я обещал это птичке! А деду Зуичу – ловить мышей. Ведь Пискуш – это мышь. Но как быть с обещанием, которое дал будущему другу и словом, что он, Тимоха, никогда не обманывает друзей? Но ведь я сказал: друзей! А Пискуш мне ещё не друг. И вообще, я разговаривал с птичкой! Стоп! Но отвечала мне не птичка, а мышонок, значит, я разговаривал с Пискушем. Тогда получается, что я дал обещание именно Пискушу?!»
Так мучили Тимоху его собственные мысли, которые запутались в голове, он окончательно зашёл в тупик. Ему очень нравилось у Зуича, и Тимка совсем не хотел, чтобы его прогнали из-за того, что он не держит слово ловить мышей, а вместо этого завязывает с ними дружбу. Да и где это видано, чтобы коты с мышами дружили?
Тимоха сидел за сундуком и не знал, что ему сейчас делать. Его одолевали грустные мысли: что хуже – стать обманщиком и хвастуном, или снова бездомным.
Он представлял, как возвращается дед Зуич домой, а Тимоха ему мышку – вот, мол, нате вам, пожалуйста! И как Зуич его хвалит, гладит по шёрстке, потом кормит сметаной и приговаривает: «Молодец, Тимофей Котофеич! Хорошо служишь! В первый же день мышь поймал! Будем мы с тобой теперь вдвоём жить-поживать долго и счастливо!»
Но тут его фантазии прервал шорох и писк за печкой. Он вспомнил, как напугал маленького Пискуша, которого обещал защищать. Он представил, как Пискуш в отчаянных попытках вырваться, трепыхается в зубах Тимохи, как бьётся его маленькое сердечко, и он в последние минуты своей жизни обвиняет Тимоху в предательстве, лжи, трусости и лицемерии: «Тимофей Котофеич! Ты – обманщик, трус и предатель! Моя мордочка всю жизнь будет тебе сниться, а моя тень будет преследовать тебя каждую ночь!»
Тимоха не выдержал. Он отчётливо представил себе весь этот ужас, особенно тень Пискуша по ночам и выкрикнул:
– По ночам не надо!
– Чего не надо? – вдруг, последовал ответ из-за печки после короткой паузы.
– Ничего не надо! И тень по ночам не надо! – ответил Тимоха и тут же понял, что разговаривает с Пискушем, а вернее несёт какую-то чушь.
– Хорошо, тень – не будем! – согласно ответил на чушь Пискуш, не понимая, что Тимоха имел в виду. – А ты это о чём? – всё же решил уточнить он.
– Да я это так, на всякий случай!
– А! Понимаю! – сказал Пискуш, хотя совсем ничего не понимал, но разговор с котом, проходивший в полном согласии ему нравился. – А ты чего сидишь за сундуком?
