Тошнота прошла, и кровь перестала капать.
– Ну, что же, дело сделано, можно и чайку попить – весело сказал старичок, почти заурчав, как делают это довольные коты, объевшись сметаны.
Мне не хотелось пить чай, мне нужно было выйти на свежий воздух, под ароматную виноградную лозу, чтобы окончательно прийти в себя.
Так я и сделала.
Никто не помешал мне, никто не остановил. Я вышла на улицу и обнаружила, что небо потемнело и звёзды, ещё бледные, туманные, но уже зажглись на его бесконечных просторах. Вечер!
Как же быстро летит время. Положив в сумку папку с документами на дом, я поспешила к метро. И в эту ночь я спала почти без сновидений.
Глававторая.
Домизмоегосна
Нужно спешить! На то, чтобы добраться туда и обратно, у меня всего один день. Электричка с Курского вокзала отходит ровно в девять часов утра, и я едва успевала позавтракать. Заставив себя проглотить бутерброд с сыром, я двинулась в путь. Закрывая входную дверь на все замки, я почему-то съёжилась, словно от холода, и ощутила в душе странное чувство – потери или расставания…
Это было так странно. Я уезжала всего лишь на один день и к девяти вечера собиралась вернуться домой. Но есть кто-то свыше, что устраивает нашу жизнь по своему усмотрению.
И вот я иду по незнакомой улице с маленькими домиками на окраине чужого города, теребя в руках тетрадный листок в клетку с нужным мне адресом.
Частный сектор – как называются эти районы, где людям повезло иметь свой домик и садик в черте города, почему-то наводил на меня уныние. Разбитая дорога, пыльная обочина и крапива в кювете.
Я всегда хотела иметь домик в деревне, где было бы можно спрятаться от суеты мегаполиса, но иметь дом в другом городе – эта мысль была мне совершенно чуждой, и если бы не этот сон…
И вот дом №13 по улице Гоголя. Обшарпанная калитка вровень с высоченным забором, таким высоким, что, перейдя на другую сторону улицы, едва можно было разглядеть крышу дома. И тут я понимаю, что допустила непростительную оплошность, я не взяла у Егора Каземировича, ключ.
Чем я теперь открою причину моей бессонницы?
Тут зазвонил телефон, и я услышала в трубке знакомое хихиканье:
– Матушка моя, вы забыли взять ключ от дома.
– Да, я поняла это только теперь, когда с таким трудом добралась до этого места, – сказала я, а про себя подумала, что эта старушка умеет читать мысли.
– Не печальтесь, Варенька, я помогу вам открыть дверь, не сходя с места, – и старушка вновь начала хихикать, словно её кто-то щекотал.
– Здесь где-то спрятан ключ?
– Совершенно верно! И его нужно найти, матушка моя. Вторая доска в заборе, если считать от ручки двери – найдите её, Варенька. Она слегка качается. Отстраните её и просуньте руку. Нащупали ключ? Он висит по ту сторону калитки.
– Хорошо! Большое вам спасибо! Я перезвоню, когда посмотрю дом.
– Конечно, конечно, буду ждать, матушка моя. Удачи вам, Варенька! –сказала старушка и повесила трубку.
Я всё сделала так, как сказала мне Акулина Фёдоровна. Доска поддалась легко, и я просунула руку до самого локтя и начала исследовать доски. И вот я нащупала маленький ключик и уже почти сняла его с загнутого гвоздика, как мою ладонь пронизала острая боль.
Из последних сил я ухватила ключ и выдернула руку из щели. В кулаке, наполненном кровью, лежал ключик. Я взяла его другой рукой и вставила в замочную скважину, и дверь медленно открылась, сопровождая этот процесс жутким визгом петель и скрипом засовов.
Я глубоко вздохнула и вошла во двор.
И всё изменилось…
День превратился в вечер, городская духота сменилась свежестью, почти весенней прохладой с ароматами весны, когда почки набухают на деревьях и лопаются, высвобождая липкие листочки, и земля покрывается первоцветами и изумрудной травой.
Я прошла по тропинке, что так часто видела во сне, и остановилась у двери в дом. Я потянулась к ручке и обнаружила, что рана на ладони почти затянулась.
Но теперь мне уже было наплевать на эти чудеса и странности. Я толкнула дверь, и она открылась. В доме было темно и сыро. Благодаря сну я пошла по намеченному маршруту и вошла в первую проходную комнату с двумя окошками. Здесь было чуточку светлее, а на столике я обнаружила огарок свечи в подсвечнике и спички. Они немного отсырели, но после третьей попытки мне всё же удалось зажечь свечу. Пламя разгорелось и осветило комнату.
Всё точно как во сне, только добавились запахи , и усилилось ощущение волнения, почти ужаса. Моё сердце бешено забилось, я выскочила на улицу и схватилась за телефон, чтобы сообщить Акулине Фёдоровне, что сделка отменяется, но мобильный не работал.
Что я только не делала, чтобы вернуть аппарат к жизни, но тщетно, он остался бездыханным телом на моей ладони, и мне ничего не оставалось, как убрать его в карман.
Следующим отчаянным шагом было выскочить за калитку и бежать как можно дальше от этого ужасного места, но и здесь меня ждало разочарование – калитка не открывалась. Её словно забили гвоздями с обратной стороны. Сколько я ни стучала, ни толкала её, она даже не шелохнулась, а доска, которую я отогнула, чтобы найти ключ, встала на своё законное место – намертво соединившись с собратьями по забору.
Вот так попала! Хоть караул кричи, и то не поможет. Пришлось вернуться в дом, не ночевать же на улице. Пока я бегала и паниковала, небо совсем потемнело, и звёзды зажглись на небосклоне, пытаясь соревноваться по яркости с оранжевой луной, спрятавшейся на время за лёгкое облачко.
Со свечой в доме было гораздо уютней и теплее. Вынув из сумки тёплую кофту, я надела её и села в пыльное кресло. И моментально заснула, впервые за столько дней.
Но радость моя была недолгой…
– Смотри, смотри, она совсем не похожа на себя. Она совсем другая…
Конечно, другая. Она родилась в новом теле, а старое давно покоится на кладбище, земля ему пухом.
– Какая разница? – присоединился третий голос, более грубый, чем предыдущий. – Похожа, не похожа. Главное, что она вернулась! И теперь наведет здесь порядок, а то совсем от рук отбились!
– Кто отбился-то, Александр Петрович? Кто отбился-то? – возмутился голос номер два.
– Как кто? Все! И вы, милочка, в том числе.
– Как вы смеете, милостивый государь, говорить, что я отбилась от рук. Я не комнатная собачонка, а потомственная графиня голубых кровей. Моя прабабушка была сестрой самого короля Англии.
– Да, когда это было? – парировал грубый голос. – А сейчас вы просто пожелтевшая фотография и не более того.
– Как, впрочем, и вы, граф… – тихонько вставил первый голос, тоненький и печальный.
– А вы, сударыня, лучше бы помолчали! Вы здесь слова не имеете. И на фотографии вы совершенно случайно, по недомыслию моего непутёвого братца, который посмел жениться на прачке.
– Она белошвейка, а не прачка! – защитила девушку графиня.
– Какая, чёрт подери, разница, прачка или белошвейка? Она нам не ровня! И Вареньке она, не родня! Так пусть помалкивает, когда её не спрашивают.
– Не могли бы вы заткнуться, Александр Петрович? – раздался четвёртый
голос.
Он был громче всех остальных. И его нотки выдавали превосходство.
