– Господин Коркоран, – ответила Сита, – не существует сокровища, которое могло бы вознаградить за такую дружбу. Но я ее принимаю взамен моей дружбы к вам.
Пока шел этот разговор, начало рассветать. Коркоран, поцеловав в лоб Луизон, почтительно поклонился Сите, и вместе с Голькаром, сев на лошадей, они уехали, сопровождаемые шестью всадниками. Луизон с заметным огорчением поглядывала на этот отъезд, но наконец, по-видимому, спокойно покорилась своей участи. По зову Ситы она возвратилась во дворец и, небрежно улегшись на веранде, как и принцесса, стала терпеливо дожидаться возвращения охотников.
Глава VII
Охота на носорога
Однако, по несчастью, несмотря на все свои прекрасные качества, Луизон была все-таки выросшая в лесах тигрица, так что, увидев, как на горизонте исчезают уехавшие охотники, и почуяв в повеявшем ветерке восхитительный запах лесов, она не выдержала, и ее начало мучить желание во весь опор поскакать в погоню за капитаном Коркораном, забыв о дворце и о возложенных на нее обязанностях телохранителя, важность которых она, к сожалению, не сознавала.
Словом, она была капризна, тщеславна, легкомысленна и до страсти любила развлечения. Очень может быть, что и она тоже страстно желала поохотиться на носорога, но это никогда не удалось узнать наверное, так как в числе ее пороков не было привычки разбалтывать первому встречному своих затаенных мыслей.
Так или иначе, но она начала зевать так сильно, вытягивалась во всех направлениях с такой истомой и даже так рычала, очевидно выказывая сильную скуку, что Сита, несмотря на все свое желание удержать ее около себя, обеспокоилась таким соседством и решилась предоставить тигрице свободу.
Едва только открыли дверь дворца, как Луизон, выпрыгнув одним скачком, перелетела через ограду, отделявшую сад от города, перескочила через голову испуганного часового, пробежала две, три улицы, на пути опрокинула около двадцати мирных граждан, спокойно глазевших около своих лавок, и наконец добежала до главных ворот Бхагавапура, где солдаты, стоявшие на посту, конечно, не осмелились ее задержать, но даже отдали ей честь как любому генералу, но при этом не забыли быстро вскочить в казармы, где, схватив ружья, пустили в тигрицу дружный залп из ружей. Но Луизон на это не обратила ни малейшего внимания и быстрыми прыжками помчалась вперед.
На бегу она тщательно всматривалась и обнюхивала следы лошадей и поднимала нос вверх, обнюхивая воздух, совершенно так, как делают это, выслеживая дичь, собаки на охоте.
В это время Голькар и Коркоран, несмотря на то что у них было на душе много вызывающего большое беспокойство, весело разговаривали и, по-видимому, думали только об охоте на носорога.
– Случалось ли вам когда-либо охотиться на носорога? – спросил бретонца Голькар.
– Нет, государь! Никогда не случалось. Я охотился на тигра, слона, гиппопотама, льва, пантеру, но носорог для меня животное совершенно неизвестное. Я даже в зверинцах никогда их не встречал.
– Да! Эта дичь очень редкая и очень драгоценная! – сказал Голькар. – Он очень велик, когда достигает полного возраста. Я видел двух или трех больших носорогов ростом не менее шести футов вышиной и от двенадцати до пятнадцати футов длиной. Носорог тяжел, массивен; вся кожа его морщинистая и тверда как кираса; голова короткая, уши прямые и очень подвижные, как у лошади, а сверху тупой морды имеется рог, представляющий собой его главное орудие борьбы. Часом позже вы увидите, как он им пользуется. Если нам посчастливится на этой охоте, чего никак нельзя признать несомненным, потому что кожу его не пробивает пуля и притом он сильнее всех других животных, не исключая даже слона, то я вам обещаю к обеду великолепнейший бифштекс из мяса носорога. Такой бифштекс едят только за царским столом.
Разговаривая таким образом, Голькар и Коркоран подъехали к перекрестку, находившемуся у опушки. Этот перекресток назывался Перекрестком четырех пальм.
– Здесь мы остановимся! – сказал Голькар, слезая с лошади. – Наши лошади не могут вынести ни вида, ни запаха, ни столкновения с носорогом; теперь мы сядем на слонов.
И действительно, в этом месте оказались совершенно готовые и снаряженные слоны, поджидавшие сановных охотников.
– Зачем нужен, – спросил капитан, – этот человек, сидящий чуть не на ушах слона?
– Это вожак! – отвечал Голькар. – Его только одного понимает и ему одному повинуется слон.
– Ну а этот человек, почтительно сидящий позади меня и, по-видимому, ожидающий моих приказаний?
– Мой дорогой гость, это тот, которому предназначается быть съеденным.
– Съеденным кем? Я не чувствую голода и не полагаю, что вы для меня предназначали подобный завтрак.
– Быть съеденным тигром, милейший капитан.
– Тигром? Каким же это тигром? Мы отправились на охоту за носорогом, как я полагаю, но не на охоту за тигром!
– Дорогой друг мой! – смеясь, отвечал Голькар. – Это обычай, заимствованный нами от англичан, и это превосходный обычай, как вы в этом убедитесь. Англичане обратили внимание на то, что в наших лесах слишком часто случаются совершенно неожиданные встречи. Так, например, встреча с тигром или пантерой. А так как эти животные, поднимающиеся, подобно нам, очень ранним утром и, подобно нам, чувствующие голод и даже гораздо более нашего всегда голодные, не имеют решительно никаких других средств к существованию, кроме охоты, то они часто подстерегают путника на какой-либо глухой тропинке в надежде воспользоваться им для завтрака… Кроме того, так как они не любят нападать на людей лицом к лицу, то бросаются всегда сзади в такой момент, когда человек всего менее этого ожидает, и уносят в тростники, чтобы беспрепятственно сожрать.
Итак, англичане, будучи людьми очень рассудительными и очень предусмотрительными, как истые джентльмены, и признающие свою шкуру в глазах «вечной сущности» гораздо более дорогой, чем всех других существ человеческого рода, так вот эти господа англичане и придумали, когда они отправляются на охоту или на прогулку помимо карнака[4] сажать на круп слона, позади себя, какого-либо жалкого туземца, которому и предстоит сделаться добычей тигра или иного хищника. Было бы несправедливо, так они рассуждают, чтобы кровный джентльмен подвергался риску быть сожранным, как какой-либо жалкий туземный нищий, и, надо полагать, что Божественное Провидение именно с той целью создало жалких туземных бедняков, чтобы они были пожираемы вместо джентльменов. Не правда ли, дорогой друг мой, что это великолепное рассуждение, и даже вы должны быть довольны, что этот сидящий за спиной парень вместо вас послужит бифштексом тигру?
– Нисколько. Могу вас уверить, что я его попрошу немедленно слезть и отправиться в Бхагавапур самым кратчайшим путем. Если мне предназначено послужить кому-либо пищей, человеку ли или зверю, то надеюсь, что это может случиться только после отчаянного сопротивления… Однако что все это значит? – озираясь, прервал себя капитан.
И действительно, слоны подняли хоботы и выказывали признаки сильного испуга. Вскоре карнаки заявили, что не в силах более с ними управиться.
– Это значит, – отвечал Голькар, – что близко от нас в тростнике скрывается нечто, что мы еще не видим, но, очевидно, нечто крайне опасное, судя по страху наших слонов. Будьте наготове, капитан, и зорко смотрите вокруг себя.
В тот же момент лошади встали на дыбы и сбросили нескольких всадников из отряда, а некоторые слоны, несмотря на все усилия карнаков, убежали.
Оказалось, что виною всего этого беспорядка была Луизон. Она мчалась полным галопом, перескакивая рвы, изгороди, кустарники, и летела со скоростью паровоза на полных парах.
При виде тигрицы все взяли ружья на изготовку, но Коркоран успокоил их, сказав:
– Ничего не бойтесь! Это моя дорогая Луизон… Никак это вы, сударыня! – сказал капитан, глядя на тигрицу взором, который хотел сделать очень строгим. – Позвольте узнать, что вам здесь нужно?
Луизон ничего не отвечала, но очень выразительно шевелила хвостом.
– Да, да, я хорошо это понимаю! Вы соскучились во дворце… и вам угодно было поохотиться на носорога. Ну, смирно, Луизон! Я не люблю этого фамильярного обращения, когда вы должны чувствовать себя кругом виноватой. Хорошо! Можете оставаться с нами на охоте, но смотрите, будьте смирны и старайтесь никого не пугать!
Восхищенная этим позволением и таким благоприятным приемом, Луизон весьма скоро добилась прощения за свое внезапное прибытие и в самое короткое время сделалась близкой приятельницей как людей Голькара, так и животных, а может быть, это только казалось, а, в сущности, никто не осмелился выразить ей свое искреннее чувство, а именно что каждый из них был бы рад знать, что она заперта в хорошую, прочную клетку за тысячу миль от Бхагавапура.
Вскоре после этого крики загонщиков возвестили о находке следов носорога и о том, что это животное появится на тропинке, на которой находилось несколько охотников и между ними Голькар и капитан Коркоран.
И действительно, через несколько минут появился носорог, преследуемый бросавшими в него камнями загонщиками. Несмотря на то что эти камни были очень большими, они отскакивали от толстокожего, как шарики из хлебной мякоти от солдатской каски. Он приближался мелкой рысью, нисколько не взволнованный или испуганный значительным количеством противников.
– Внимание! Приготовьтесь! – сказал Голькар. – Единственное место, в которое он может быть ранен, это ухо и глаз, да и то надо попасть сбоку, а все остальное прикрыто непроницаемой кожей.
Едва он произнес эти слова, как раздался общий залп. Более шестидесяти пуль разом попали в животное, нисколько не затронув и не причинив ему ни малейшего вреда. Один только Коркоран не стрелял и, как оказалось впоследствии, отлично поступил, сберегая выстрел.
Наконец носорог, раздраженный этими выстрелами, поднял голову и, бросившись с ужасающей силой и поразительной быстротой на слона, на котором сидел Коркоран, хватил это животное рогом. Удар был так силен, что раненый слон зашатался, но все же попытался захватить своего противника хоботом и, подняв его от земли, разбить его об утес или об дерево. Но быстрый носорог увернулся и другим ударом рога под самое сердце слона свалил последнего, упавшего тяжело на землю, как вырванный с корнями дуб.
В тот же момент носорог, высвободившись из хобота противника, бросился на Коркорана, опрокинутого вместе со слоном. Животное намеревалось ударить капитана рогом, и положение капитана было ужасное. Самые храбрые охотники не решались приблизиться, а Коркоран, запутавшийся ногою в сбруе слона, не мог встать быстро на ноги.
– Ко мне, Луизон! – крикнул Коркоран.
Но, по счастью, тигрица не находила нужным ждать этого призыва. Она следила за охотой взором любителя и имела такой вид, будто явилась сюда для обсуждения и оценки ударов. Она ранее призыва заметила опасность, в которой находился ее друг, и, одним прыжком бросившись к носорогу, кружилась около него, пока ей не удалось схватить носорога за уши, удерживая его, несмотря на все его усилия, почти неподвижным. Благодаря этой быстрой помощи Коркоран получил возможность высвободить ногу и стоял уже на ногах напротив врага.
– Браво, моя Луизон! Держи его покрепче… так, совершенно так!.. Погоди! Дай-ка мне разыскать подходящее уязвимое место!.. А! Вот оно.
В тот же момент дуло ружья он всунул в ухо носорога и выстрелил. Животное, смертельно раненное, в страшной конвульсии сделало отчаянное усилие, отбросившее Луизон на расстояние пятнадцати шагов, прямо на плечи одного из охотников. В то же мгновение носорог пал мертвым.
– Мой дорогой гость, вам изумительно везет! Счастье вас никогда не покидает! Я отдал бы половину моего государства за обладание таким преданным, верным, храбрым, а также изумительно ловким другом, как ваша Луизон… На сегодня охота окончена. Завтра, быть может, мы вам найдем что-либо получше… А теперь скорее в обратный путь!
Подняли носорога, поместили его в телегу и поехали в Бхагавапур.
Тем временем Луизон принимала выражения благодарности своего господина и веселыми прыжками доказывала, как она рада, что ей удалось спасти его.
Однако возвращение не было так весело, как предполагалось. Каждый ощущал какое-то смутное предчувствие чего-то недоброго, даже какого-то большого несчастья. Коркоран в душе упрекал себя в том, что он согласился поехать на охоту, а Голькар еще более упрекал себя за то, что предложил эту охоту, и оба они опасались за Ситу.
Вдруг на расстоянии полмили от Бхагавапура, с высоты холма, откуда видны были долина Нербуды и город, они заметили густой дым, поднимавшийся из предместий, и услышали глухой и отдаленный гул артиллерийских орудий и ружейных выстрелов, а также доносившиеся крики женщин и детей.
– Государь Голькар! – сказал Коркоран. – Вы, конечно, видите и слышите, что там делается? Бхагавапур горит или взят приступом.
Взглянув вдаль, Голькар смертельно побледнел.
– А моя дочь! Моя несчастная Сита!
В тот же момент он вонзил шпоры в бока коня и помчался во весь опор. Коркоран следовал за ним с такой же скоростью, но конвой, несмотря на то что скакал полным карьером, значительно отставал.
Они подскакали к ближайшим воротам и спросили объяснений офицера.
– Государь! – отвечал офицер. – Я не знаю, что произошло. Известно мне, что огонь появился в шести местах одновременно и даже во дворце вашего высочества, но…
Офицер хотел продолжать, но Голькар, уже не слушая его, снова вонзил шпоры в коня и яростно понесся вперед, крикнув:
– Во дворец!
Все во дворце было в ужасном беспорядке. На ступенях главной лестницы видны были большие лужи пролитой крови. По всем галереям валялись трупы. Почти все служители Голькара оказались убитыми.
Увидев все это, старик, придя в отчаяние, рвал на себе волосы, крича:
– Где Сита!
Вдруг появился Али. Ему нанесен был удар кинжалом в грудь, но удар не был смертельным.
– Али! Али! Что ты сделал с моей дочерью? – громовым голосом спросил его Голькар.
– Государь! Помилуйте вашего раба! Они похитили принцессу! – вскричал Али, упав на колени.
– Похитили мою дочь! – вскричал Голькар. – А ты, паршивая собака, ничего не предпринял для ее спасения? Презренный! Где же она? Кто ее похитил? Да говори же скорее!..
Али отвечал:
– Государь! Ее похитил Рао! У него были сообщники во дворце. Принцесса была схвачена людьми, спрятавшимися в засаде и заколовшими кинжалами почти всех ваших служителей. Похитители, несмотря на все ее крики и слезы, унесли ее в лодку, стоявшую очень близко, и перевезли ее на противоположный берег, где Рао поджидал их со своими всадниками. Они уехали все вместе, но неизвестно, в каком направлении, потому что они причалили баркасы по ту сторону реки, так, чтобы не было возможности их преследовать.
Голькар, совершенно подавленный приключившимся с ним несчастьем, ничего уже не слушал, но Коркоран, хотя и чрезвычайно потрясенный этим неожиданным событием, размышлял только о средствах спасения Ситы. Наконец он спросил, обращаясь к Али:
– А откуда же этот дым, замеченный нами над Бхагавапуром?
– Увы! Дело в том, господин Коркоран, что эти разбойники с целью обеспечить успех своего преступления подожгли шесть кварталов города, но пожар был вскоре потушен.
– А теперь, – сказал Коркоран, – необходимо тотчас же вплавь переправиться на противоположный берег и привести сюда баркасы, и мы немедленно бросимся преследовать похитителей.
– Господин капитан, – возразил Али, – дело гораздо в худшем положении, чем вы это предполагаете. Мы только что узнали, что авангард английской армии в пяти милях от города, и, надо предполагать, что именно это обстоятельство придало смелость этому гнусному Рао решиться прокрасться к самому Бхагавапуру. В окрестностях уже видели отряд конницы.
– Ах! Пусть придут теперь! – в полном отчаянии воскликнул Голькар. – Пусть возьмут мой город, мои сокровища и мою жизнь! Я потерял мою дорогую дочь, ради которой я дорожил всем остальным. Теперь я все потерял!!
Но Коркоран, взяв его за руку, решительным и твердым тоном сказал:
– Будьте мужественны, государь, и ободритесь! Правда, ваша дочь похищена, но она не убита и не обесчещена. Мы ее возвратим сюда, и за это я вам ручаюсь. Ах! Зачем Луизон не осталась около нее! Уж конечно, никому не удалось бы заколоть мою ловкую подругу кинжалом или подкупить ее, как этих злосчастных служителей!.. Но что будешь делать! Чему суждено было случиться – произошло… Государь, я тотчас распрощаюсь с вами…
– Как! Вы меня покидаете? В такую минуту?
– Дорогой хозяин, я вам прощаю это несправедливое подозрение. Ведь я отправляюсь преследовать гнусного Рао, захватить его и собственными руками повесить на первом попавшемся на пути дереве.
– Да! Вы вполне правы! – отвечал Голькар, внезапно ободренный надеждою снова свидеться с дочерью. – Я отправляюсь вместе с вами!
– Нет! Это невозможно! Вы должны остаться здесь, чтобы сражаться против англичан, которые очень скоро приступят к осаде вашей столицы. Я же ничем не связан и немедленно отправлюсь на поиски Ситы, которую надеюсь вам возвратить… Ну! Пойдем, моя дорогая Луизон! Ведь, в сущности, это по твоей вине мы потеряли Ситу, а следовательно, ты обязана ее разыскать… Пойди ищи… ищи…
При этих словах он взял вуаль Ситы, еще пропитанную запахом ириса, и дал ее понюхать тигрице.
– Это ее, это Ситу надо разыскать! Ищи! Ищи! – сказал Коркоран.
В это самое время лодочники, отправившиеся вплавь для розыска баркаса, привели тот самый баркас, в котором переплавляли Ситу. Нисколько не колеблясь, Луизон легла в баркас, куда поместили еще ее господина, лошадь и двух лодочников.
Коркоран, переправившись на противоположный берег реки Нербуды, снова дал понюхать Луизон вуаль Ситы. Этот второй призыв, обращенный к тигрице, был вполне ею понят, и, нисколько не колеблясь, она направилась по одной из тропинок, хотя весьма глухой, но быстро выведшей к широкой просеке, где ясно были видны следы лошадей многочисленного отряда всадников. Оттуда тигрица направилась по весьма широкой и хорошей дороге. Коркоран полной рысью ехал вслед за своей подругой. Пробежав одну милю, Луизон нашла обрывочек платья и взглядом указала на него своему хозяину. Он слез с коня, поднял драгоценный обрывок, спрятал его на груди и продолжал дальнейший путь.
Наконец он услышал шум от движения отряда конницы, приближавшегося к нему, и надеялся тотчас встретить Ситу и ее похитителей. Но он ошибся. Это был эскадрон 25-го английского кавалерийского полка, занимавшегося рекогносцировкой местности.
Коркоран дал знак Луизон оставаться неподвижной и приблизился к отряду.
– Кто идет? – громко крикнул офицер.
– Друг! – ответил Коркоран.
– Кто же вы такой? – спросил английский офицер.
Этот офицер был высокого роста молодой человек с рыжими волосами на голове и рыжими бакенбардами, с широкими плечами, казавшийся превосходным кавалеристом, сильным боксером и отличным игроком в крикет.
– Я француз! – отвечал Коркоран.
– В таком случае как вы очутились здесь? – спросил офицер.
Повелительный и грубый тон вопрошавшего произвел скверное впечатление на бретонца, и он сухо ответил:
– Я прогуливаюсь.
– Милостивый государь, я вовсе не шучу! – возразил англичанин. – Мы здесь в неприятельской стране, и я имею право знать, кто вы такой.
– Это совершенно справедливо! – отвечал Коркоран. – Так вот я вам скажу теперь, что я явился сюда разыскивать знаменитую рукопись законов, носящую название Гурукарамта, о которой говорят, будто она скрыта в глубине какого-то храма. Не можете ли вы мне указать, где эта рукопись находится?
Англичанин поглядел на него с недоумением, так как не мог решить, говорил ли Коркоран серьезно или только насмехался над ним. Наконец он спросил:
– Конечно, у вас есть документы, удостоверяющие вашу личность?
– Знакома ли вам эта печать? – спросил Коркоран.
– Нет!
– Это печать сэра Вильяма Бэроулинсона, директора Индийской компании и президента географического, колониального, орографического и фотографического обществ, которого, без сомнения, вы должны знать.
– Еще бы мне его не знать! Благодаря ему я получил звание поручика в индийской армии.
– Так вот это – рекомендательное письмо, которое этот джентльмен…
– Этот баронет, хотели вы сказать! – прервал его офицер.
– Ну, баронет, если это вам более нравится. Он дал мне это письмо к генерал-губернатору в Калькутте.
– Хорошо! – сказал офицер. – Но откуда же вы приехали?
– Из Бхагавапура.
– А! Так вы видели бунтовщика Голькара! Ну, что же, готов он подчиниться или готов сражаться?
– Милостивый государь, вы об этом лучше будете знать, когда подойдете к Бхагавапуру.
– Но, по крайней мере, есть ли у него многочисленная и хорошо дисциплинированная армия?
– Сударь! Я в этих вещах ничего не понимаю… А теперь, милостивый государь, позвольте вас просить не мешать мне продолжать мое путешествие.
– Терпение, сударь! – сказал офицер. – Кто нам поручится, что вы не шпион Голькара?
Коркоран, пристальным и ледяным взором поглядев на англичанина, сказал:
– Милостивый государь, если бы мы были здесь одни, полагаю, вы умели бы быть вежливее.
– Сударь! Мне нет дела до вежливости, но я обязан исполнять долг службы. Следуйте за мною в лагерь.
– Я сам хотел просить вас указать мне путь туда.
И действительно, в этот момент он сообразил, что лучшим способом узнать, где находится Сита, будет отправиться в штаб-квартиру английской армии, где Рао несомненно нашел нужным искать убежище.
– Но, – добавил Коркоран, – вы, наверное, дозволите мне взять с собою мою подругу.
– Конечно, сударь! Можете взять с собою каких угодно друзей.
Коркоран свистнул, и в ту же секунду к нему подскочила Луизон. Лошади эскадрона, охваченные невыразимым страхом, порывались убежать, так что всадникам пришлось делать страшные усилия, чтобы удержать их на месте.
Однако они вели себя с достоинством и особенного испуга не выказали. Офицер сказал:
– Милостивый государь, эта шутка немного опасная… Где вы подыскали себе такого друга?
– Изумляюсь вашему удивлению. Вы, господа англичане, полагаете, что вам известны все виды спорта, вы увлекаетесь лошадьми, собаками, лисицами, петухами и всеми другими тварями природы… Что касается меня, я предпочитаю тигров… у каждого свои вкусы… Неужели вы боитесь подобного спутника?
– Сударь! – гневно ответил англичанин. – Английский джентльмен ничего на свете не боится, но я спрашиваю себя, насколько общество тигра прилично джентльмену?
– Весьма возможно, что Луизон в этот момент задает себе такой же точно вопрос и спрашивает себя, насколько общество английского джентльмена будет приличным для нее. Но, наконец, будем вести себя корректно. Господин поручик, позвольте узнать ваше имя и фамилию?
– Зовут меня, сударь, Джон Робартс! – ответил англичанин надменно и сухо.
– Прекрасно! Будь внимательна, Луизон! Представляю вам высокопочтенного Джона Робартса, поручика двадцать пятого гусарского полка ее величества королевы… понимаете? Потрудитесь помнить, что вы не смеете прикоснуться к нему ни зубом, ни когтем, за исключением случая законной защиты…
– Милостивый государь! Скоро ли вы прекратите эту неприличную комедию? – сказал англичанин.
– А вам, господин поручик Джон Робартс, – продолжал, нисколько не смущаясь, Коркоран, – имею честь представить мисс Луизон, наилучшую мою подругу… Теперь, господин поручик, если вы находите, что я недостаточно уважительно отнесся к вашему мундиру, я к вашим услугам и готов тут же и немедленно дать вам удовлетворение.
– Хорошо, сударь! – отвечал Робартс. – Об этом мы поговорим впоследствии, а теперь потрудитесь следовать за нами.
Путешествие оказалось непродолжительным.
В четверти мили оттуда, на берегу маленькой речки, впадавшей в Нербуду, находился английский лагерь. Лошади, солдаты, маркитантки и все сопровождающее английскую армию группировались в весьма живописном беспорядке.
Джон Робартс, сопровождаемый Коркораном и Луизон, вошел в палатку полковника Баркли.
Глава VIII
Трогательный разговор Луизон и капитана Коркорана с полковником Баркли
Полковник Баркли, исполнявший теперь обязанности бригадного генерала, был самым храбрым офицером индийской армии. Он с большим трудом приобретал все повышения в чинах, и всегда как в мирное, так и в военное время ему давали самые трудные поручения. То командуя полком на границе, то в звании резидента наблюдая за туземными властями, за их правительствами и приготовлениями государей, плативших подати Индийской компании, как, например, Голькар, он приобрел полное доверие солдат и знал вполне основательно все пружины английской политики в Индии. Однако, не будучи ни братом, ни дядей, ни сыном или племянником кого-либо из директоров Индийской компании, он медленно повышался, но всегда получал неприятные или весьма опасные поручения.