– Эй – я хлопнул ее тыльной стороной ладони по плечу – кто это?
– Мой отчим – голос тихий, более совсем не грубоватый – что он здесь делает? Черт – Лора резко обернулась ко мне, словно желая, чтобы я растворился, но тут же пробормотала себе под нос – нет, он тебя уже видел..
Пара шагов – и мужлан остановился перед нами. Лора сделала едва заметный шаг в сторону от меня. Теперь между нами было расстояние вытянутой руки.
Он сурово перевел взгляд с нее на меня и обратно.
– Что ты делаешь рядом с этим парнем? – его голос звучал требовательно, грозно, словно разом и спрашивая, и вынося наказание – кто он, Лоретта?
Лора тут же заложила руки за спину, и дернула плечами:
– Это мой напарник. Нам вручили общую работу и мы ее обсуждали.
Ложь с ее губ слетала так уверенно и быстро, что я бы сам поверил в нее, но сейчас еле сдерживал усмешку.
– Я требовал, чтобы тебя не ставили в пару с парнями! – прорычал он и стукнул по соседнему ящичку так, что на нас обернулись тут же почти все в коридоре.
– Боюсь, это моя вина, сэр – вмешался я, используя все отцовские навыки речи – я недавно перевелся и Лору, как самую способную из нашего класса, приставили мне помочь, что я не облажался окончательно. Я раньше учился в лицее, и здесь система немного другая. Она объяснила мне азы.
Его мрачный взгляд вновь перешел на меня, словно желая уничтожить. Темно-карие глаза сверлили меня, но я лишь нацепил снисходительную улыбку и слегка опустил голову, показывая, что я не насмехаюсь над ним, а проявляю дружелюбие.
– Недавно перевелся? – процедил он – фамилия, имя.
Мать твою, как будто я на допросе у копов! Не рассмеяться стоило мне больших трудов, когда я с почтением произнес:
– Томас Дьюэд, сэр.
– Дьюэд – повторил он, словно запоминая – из какого города перевелся?
– Лос-Анджелес.
– Причина?
Не, серьезно, как допрос. Лишь ради спасения задницы Лоры – а по большой части ради увлекательной истории о «немного консервативном» отчиме, я вновь ответил:
– У меня погиб отец, сэр. Переехал к бабушке по определенным обстоятельствам.
– А мать?
– Не имел чести знать ее.
– Ладно – он слегка расслабился и будто бы даже глянул на нас двоих снисходительно, после чего на его лице (не может быть!) появилась едва заметная улыбка – да, Лоретта у меня способная. Ладно, помоги парню освоится.
Вновь мрачный взгляд:
– Но без глупостей. Я все о тебе запомнил, парень.
– Конечно, сэр.
– А ты зачем здесь? – вмешалась Лора.
– Надо кое-что обсудить с мистером Брауном.
Но едва он скрылся за поворотом, я не сдерживая, рассмеялся, держась рукой о шкафчик и согнувшись трижды.
– Что это, на хрен, было? – сквозь смех проговорил я.
Лора чертыхнулась и как-то неловко прошлась рукой по своим коротким волосам.
– Это был мой отчим. Теперь вы знакомы.
– И это ты называешь «немного консервативен»? Да он чокнутый!
Было видно, что Лора пришлось не по вкусу, что он учинил эти разборке в школе и вообще, что я узнал, какой он есть на самом деле. Хотя что здесь такого – тем более, если он ей даже не отец?
Она помялась, словно думая, говорить мне о чем-то или нет.
– Он отбитый на всю голову – повторил я, подавив смех в усмешку – чтоб откорячить тебя, мне пришлось подыгрывать этому идиоту. Напарник? По работе? А почему не .. – я щелкнул пальцами – хотя нет, что-то более тупое сходу придумать сложно. Почему он тебя пасет, как овцу на лугу?
Лора взмахнула руками.
– Потому что он такой вот. Пока мама с ним встречалась, он был вполне адекватным и даже нравился мне, поэтому когда год назад он сделал ей предложение – я была даже рада. Но стоило нам стать пресловутой семейкой, как он заявил, что..
Она отмахнулась.
– Короче, сообщил мне, как по его разумениям, себя должна вести девочка.
Я нахмурился, сопоставляя факты. Лора, должно быть, даже не обратила внимания, что выдала мне парочку дат.
– Год назад поженились? Это как раз тогда, когда ты решила, что не хочешь «чтобы тебя судили по обложке»?
Она нервно закусила губу, дернув плечами, и мне сразу же все стало понятно.
Я усмехнулся, хлопнул ее по плечу:
– Ты наврала мне?
– Понимаешь, тут все не так просто. Он начал гнать какую-то ахинею, и я не хотела этого делать, но мама сказала, что теперь он мой папочка и я должна его с какого-то фига слушаться. Он стал заявлять, словно какой-то баптист, что красятся в школе только шлюхи, потом речь зашла за короткие платья, и вообще он заявил, что вся эта атрибутика нужна лишь потаскухам, что завлекают внимание парней, а нормальной девчонке не пристало иметь парня до свадьбы.
Я уже не сдерживался и смеялся в голос, откинув голову назад, из-за чего Лора раздраженно ударила меня в плечо и сжала губы.
– Я понял.
– Правда?
– Да, ты не трусиха. Ты лгунья. Паталогическая и неизлечимая.
Она возмущенно фыркнула:
– Кто бы говорил, диабетик хренов!
– А я и диабетик.
– Ага, тогда я остриглась, чтоб меня за внутренний мир любили.
– Сумасшедшая семейка.
– Да пошел ты – она вздернула подбородок и ринулась к нашему кабинету.
Я усмехнулся, быстро закрывая шкафчик.
– Эй, подожди, «Уже не Королева», я же пошутил. Лора!
Она неохотно обернулась, словно только и ожидая этого, когда у меня зазвонил телефон. Я достал его.
«Марк».
О, как быстро.
– Марки, дружище – я снял вызов – что, уже могут готовить?
– Слушай, что это все-таки было? – его голос впервые был наделен чрезмерным любопытством.
– Я же говорю, всякая херня по здоровью.
– Не, Том серьезно – что это за дрянь?
– Да какое тебе дело? – усмехнулся я – лучше скажи, они уже дали результаты? Когда смогут сделать?
– Да походу никогда.
Улыбка стянулась.
– В смысле?
– То, что ты прислал, я передал в лабораторию. Мне только что позвонили. В этом дерьме не смогли вычленить ни одного компонента.
Тишина.
– Ты понимаешь, о чем я, Томи? В этой лаборатории, отстроенной за миллиарды долларов, искусно повторяющей самые сложные нейронные связи, не смогли вычислить ни единого компонента той хрени в капсуле, что ты мне дал. Что там, на хрен? Земля с Марса? Сопли зеленых человечков?
Марк напряженно хихикнул.
– Эй, Том, на связи?
– Да – я нахмурился – подожди, но что значит, никак не смогли? Ладно, плевать на состав. Просто продублировать это они смогут? Имея в наличии образец?
– Без вариантов, чувак. Они не знают компонентов, это никак не повторить.
– А какие еще есть лаборатории, куда ты сможешь это пристроить?
– Слушай, если в этой не нашли, то можешь мне поверить, тебе это дерьмо нигде не различат на составляющие.
– И что это значит? – мой голос уже напряженно подрагивал.
– Это значит, что черта с два тебе кто-то сделает партию этих волшебных капсулок, если не дашь состав сам.
Глава 3.
-1-
Первые пару секунд я просто молчал.
– Эй, чувак, ты здесь? – прервал тишину голос Марка за несколько миль отсюда.
И вот тогда я рассмеялся. Откинул голову назад, и смеялся, словно долбанутый, во все горло. Ученики опять стали поворачиваться на меня, а я держался за шкафчик и ржал, словно нажрался грибов или нюхнул больше нужного.
– Че, нашел уже местного барыгу? – усмехнулся Марк. Видимо, подумал о том же самом.
Но это был истеричный смех. Потому что мне было не смешно, но я просто не мог остановиться. Чем дольше я смеялся – тем сильнее начинал смеяться дальше. У меня уже болел живот, мне не хватало воздуха, и слезы начали литься из глаз, но я продолжал смеяться.
Лора, озадаченно глядя на остальных, подошла ко мне.
– Том, все в порядке?
Я попытался ответить, но полетели лишь слюни в разные стороны, потому что я зашелся в очередном приступе. Наконец, вероятнее всего, мое лицо покраснело и мне стало невозможно дышать, что смогло так или иначе унять мой припадок.
– Да, окей, Марки – бросил я в трубку – я тебя понял, спасибо.
– Ну так что? Ты дашь им состав или что мне ответить?
– Давай через пару дней отзвонюсь и скажу.
– Окей.
Я отрубил звонок и сунул айфон себе в задний карман джинс, вновь начиная сумасбродно хихикать, хоть и подозревал, как это выглядело со стороны.
11.
Вот сколько у меня осталось капсул.
11.
Вот сколько у меня осталось дней.
На то, чтобы найти состав этих долбанных капсул, хотя я даже понятия не имел, у кого их покупал отец. Почему не смогли вычислить их состав?
– Том? – Лора озадаченно продолжала пялится на меня. А я вновь начал все сильнее смеяться.
Вместо чего-то успокаивающего или ободряющего, она лишь со всей дури влепила мне пощечину. Смех разом прекратился, мое лицо вытянулась и я ахнул от изумления, приложив руку к горящей щеке. На нее словно кипяток вылили.
– Какого хрена ты творишь?
–Ты не в себе – невозмутимо заявила она – надо было привести тебя вот в чувства. Вот теперь более или менее. Так что случилось?
Я тряхнул головой и правда отчасти придя в себя. Натянуто усмехнулся и дернул плечами, парадируя ее:
– Все в норме. Все в полном порядке.
– Слушай, я похожа на местную сплетницу? – фыркнула она – ты ничего мне не говоришь. Ты вот похож, но при этом я тебе достаточно многое рассказала.
– Мне нечего рассказывать.
Я еще раз дернул ящик, забыв, что закрыл его перед звонком Марка.
– Серьезно?
– Да.
– И кто тебе звонил?
– Мой друг, мамочка – закатил я глаза – звал меня гулять, можно? Ну пожааалуйста.
– Придурок.
Она даже не хмыкнула, а скрестила руки на груди. Я равнодушно пожал плечами:
– Пусть будет так.
Весь последний урок я сидел, совершенно не слушая мистера Питерсона. Но больше я и не смеялся, не сокрушался и так далее.
Отец всегда говорил – если есть проблема, то эмоционировать придется позже. Потому что эмоции не просто не решают ее, а еще и мешают решить рассудку. Отчаяние, злость, растерянность, да даже смех – все это способствует лишь отстранению от обдумывания реального решения проблемы, без которого она останется проблемой.
Потому на уроке я серьезно взялся за размышления о том, как я могу решить тот трабл, что встал передо мной. И на решение которого у меня, словно в шахматной партии, ограниченное количество времени.
11 дней.
Что я знал об этих капсулах?
Почти ничего. Их покупал отец, я не знал поставщика, не знал названий этого препарата, а капсулы всегда были прозрачные и нигде не подписанные, даже номера какого-то серийного не было. Потому что они не выпускались для общего рынка.
Это был черный рынок, я почти уверен в этом. Черный рынок власть имущих.
Они не могут вычислить их состав – но и я его не знаю. Возможно, его знал отец, ну или по крайней мере знал поставщика – но теперь он лежал глубоко под землей и если и мог что-то рассказать, то максимум червям, что сожрали его глаза и нос.
Дядя Генри тоже, я уверен, ничего не знал. Если бы ему было известно об этом, он бы спросил меня о капсулах или что-то такое мелькнуло бы. Нет, он совершенно не осведомлен. Отец не рассказывал ему.
Кто мог знать?
Кто еще мог знать об этом и о том, где можно найти поставщика? Где можно найти этот препарат? Или может, сами знали хоть примерный состав? Хоть какой-то компонент?
Я стал лихорадочно крутить в голове всех людей, с которыми общался отец.
В основном это были бизнес-партнеры. За спиной он говорил, какие они тупорылые ублюдки, а в лицо улыбался и подписывал выгодные для себя соглашения. Они точно ничего не знают. Надо искать среди его друзей – но вот проблема в том, что у отца никогда не было друзей.
Никого.
Порой мне даже казалось, что он нарочно их не заводил. Чтобы не мешали его работе, жизни и так далее, как и женщины.
Женщины.
Мать.
Я не знал ее, но с самого детства лет до десяти к нам приходили ее предки. Мои бабушка с дедушкой. Отец постоянно позволял им гостить у нас стабильно раз в неделю. Они рассказывали мне различные истории, веселили, и впрочем-то были клевыми. Потом в один год их визиты просто оборвались. Без причины. Они стали мне звонить вместо гостей – а после и звонки прекратились.
Но до этого времени они принимали посильно активное участие в моей жизни. А на тот момент мне уже делали инъекции этими капсулами не один год. Значит, они должны знать что-то о них. Хотя бы что-то – я в этом уверен.
Звонок.
Все так же в полутрансе, я быстро поскидал все вещи в портфель и так резко дернул замок, что собачка слетела и упала на пол. Я даже не стал ее поднимать и ринулся к выходу, но Лора вновь догнала меня в коридоре, словно какой-то приставучий репей.
– Подожди.
Я вздохнул и нехотя обернулся.
– Слушай, может я могу помочь – она дернула плечами – я не такая бесполезная, как кажусь. Ты помог мне – я хочу помочь тебе. Почему бы не дать мне шанс это сделать?
Я фыркнул:
– Ты мне никак не поможешь.
Но едва обернулся, как она схватила меня за плечо, побуждая вновь остановиться:
– Откуда ты знаешь?
– Знаю.
– Вдвоем проблемы решить легче, хотя бы потому, что две головы лучше одной.
– Мы что, в долбанном чип и дейле? Нет у меня никаких проблем. У меня все окей – я сложил большой и указательный пальцы в этом жесте – все окей.
– Слушай, я тебе помогла с учебниками, помогла с директором, я постоянно вписываюсь за тебя, когда ты вновь и вновь огребаешь. Если в этом городе и есть тот единственный человек, на которого ты можешь положиться – мне кажется, что это я, разве нет?
Я закатил глаза и вздохнул, после чего усмехнулся:
– Меня просит об откровениях девчонка, которая наврала про отчима? А сама-то чего такая неоткровенная?
Она раздраженно скривилась:
– Но я-то сказала правду. Хотя и тогда могла наплести всякую дичь, уж поверь, я бы сподобилась.
Я отмахнулся и вновь двинулся к выходу. В этот раз она не стала меня останавливать, но обогнала и стала идти спиной вперед, глядя на меня:
– Это из-за тех капсул, да?
Я остановился.
– С чего ты взяла?
– Ты ржал, как чокнутый. Эта истерия. А ты, на удивление, самый уравновешенный из всех, кого я знаю. И единственный раз, когда ты вышел из себя до этого – это когда Брайс растоптал твою капсулу. Твоя проблема как-то связана с ними да?
Сообразительный друг – хуже врага.
А женщины с их интуитивной дедукцией хуже всех вместе взятых.
– Что тебе от меня надо?
– Я хочу помочь тебе. А для этого мне надо знать правду.
Я ухмыльнулся, и она поправилась:
– Ладно, хотя бы часть правды.
– Тебе нужна правда? А зачем? – я вновь насмешливо оскалился – сдать желтой прессе интересный материал? О, думаю, ты неплохо заработаешь на подобной статье.
– Ты идиот и придурок – процедила она – и мне следовало сейчас врезать тебе по яйцам и уйти, но на первый раз я спущу тебе твое хамство. Может, ты и впрямь плохо меня знаешь, и правда считаешь, что я бы так сделала, а не пытаешься задеть.
Я устало откинул голову назад, словно мог увидеть не потолок школы, а ночное звездное небо.
Ладно, Лора родом из этого города, может она и правда сможет мне пригодиться. Мама тоже была отсюда. Ее предки, как и мать отца, жили в этом городе, где они с папой и познакомились еще до переезда в ЛА. Может, ее помощь понадобится мне, когда я займусь их поисками.
– Ладно, будет тебе правда – кивнул я и указал на заднюю дверь – пошли подальше отсюда, Уже не Королева.
-2-
Когда мы ушли от школы на приличное расстояние, рассекая центральную улицу, я обратился к Лоре:
– Смотрела мультик про чувака с большой головой?
– Мегамозг?
– Да – я ухмыльнулся – да, он самый. У него еще кожа синяя была, да?
– Ага.
– Вот.. собственно, мой рассказ я могу начать так же, как он начал свой – все проблемы начались, как только я родился.
Лора рассмеялась, чего я и добивался. Терпеть не могу серьезных обстановок откровений, когда типо такое доверие и напряженная атмосфера, все друг другу сочувствуют, после чувствуют себя обязанными друг перед другом, ближе из-за общей тайны и всякое такое дерьмо. Это только все усложняет.
А я уже говорил, что не люблю, когда сложно.
– А отец стал мне кем-то вроде той рыбки-помощника – я щелкнул пальцами – как ее..
– Прислужник!
– Да, он самый – я усмехнулся – черная..
– МаамбАА! – мы протянули одновременно и рассмеялись.
– Короче – я вскинул бровь – если коротко, то я родился чертовски рано. Не то, что там на середине девятого месяца или на седьмом, а как я понял от отца, намного раньше положенного. Недоношенный все дела, конечно просто так это не осталось. Я оказался очень слабым, имунка никакущая и любая зараза так и норовила прилипнуть ко мне.
– Типо ветрянки?
– Я не знаю – я нахмурился – нет. Речь не о тех болячках, что цепляются ко всем детям. Нормальные дети и не болели, насколько я знаю, той гадостью, что была опасна для меня. Их имунка не допускала эти болячки, а у меня таковой считай не было.
Я достал сигарету и закурил, говоря сквозь сжатые на ней губы:
– Короче, врачи сразу сказали отцу, что любая дрянь что пристанет ко мне, может оказаться фатальной.
– То есть?
– Я бы просто кони двинул. Конечная остановка – смерть – я усмехнулся, но Лора не смеялась – вот.. и папа очень переживал на этот счет. Он искал различные вакцины от этих болячек, для укрепления моего иммунитета. Сколько себя помню – мне постоянно что-то кололи. И вначале это помогало.
Я пожал плечами:
– А может, дело было просто в том, что меня не выпускали из дома и мне негде было подхватить их. Вакцины постоянно сменяли друг друга, пока папа не купил какую-то новую вакцину, которая раз и навсегда дарила мне долгожданную свободу от всех болячек. Тотально укрепляла иммунитет, создавая едва ли не с нуля – научный прорыв, чертовски дорогая дрянь, подозреваю, была и такая же редкая.
Я выдохнул дым от сигареты:
– Но когда я пошел в школу, то все равно заболел. Почти сразу подцепил что-то. Отец связывался с кем только мог, и в итоге пришел к выводу, что либо вакцина херня была, либо ей нужно было время действия и так далее. Но это уже не имело значения – я начал умирать.
– В смысле?
– В прямом. Я сгорал на глазах. Эта болячка – так и не знаю, что это – она начала убивать меня. Отец связывался со всеми научными центрами и лабораториями, обещал любые деньги и в итоге кто-то продал ему эту вакцину. Мне кажется, он достал ее где-то нелегально, возможно, это военные резервы страны. Так как на ней никогда не было никаких меток, свидетельствующих о регистрации и сертификации товара.
– Та капсула и была..
– Да, это мое лекарство. Она не могла вылечить меня – могла лишь «заморозить» развитие болячки, отравляющей мой организм. Типо, если положить мясо в морозилку – оно не стухнет, но стоит его вытащить оттуда, как процесс необратимо возобновиться. Эти инъекции – как моя личная морозилка. Замораживают и не дают мясу стухнуть.
– На какой срок?
– На 24 часа. Каждый раз у меня лишь сутки, но если вовремя ежедневно делать инъекцию, то все будет нормально. Все 10 лет отец стабильно поставлял мне этот раствор, но я понятия не имею, где и у кого его брать.
Я затянулся еще глубже, а Лора не перебивала меня, даже когда молчание затягивалось:
– Я решил узнать ее состав и отдал в лабораторию, чтобы мне сделали их, как говорится в Библии «по образу и подобию». Но они не смогли выявить ни одного компонента.
– Разве это возможно? Как минимум, везде есть вода.
– Видимо, возможно. Теперь. Они тоже удивились.
– И сколько у тебя осталось капсул?
А она быстро смекает.
– Одиннадцать.
– Получается, 11 дней.
– Чертовски верно.
– И что ты думаешь делать?
– Марк – мой друг, он сказал, что в лаборатории могут сделать мне эту партию, только если я сам дам им рецепт. Рецепта я, понятное дело, не знаю. Но подозреваю, что что-то об этом могут знать предки матери..
– Матери? – она нахмурилась – ты же говорил, что не знал свою мать?
Я равнодушно пожал плечами, выкинув окурок:
– Да, все так. Она сразу бросила нас, едва узнала о многочисленных проблемах со мной. Типо, ей не нужен был больной ребенок.
– Не хочу сказать ничего лишнего, но может твой отец так преподнес, а на деле..
– Нет, так было на деле – перебил я ее – потому что с детства и лет до 10, ко мне приходили ее предки. Мои бабушка и дедушка. Они интересовались мной, моей жизнью, раз в неделю были стабильными гостями. А когда я спрашивал про маму, про то, когда придет она – сначала они молчали. А потом, понурив головы, сообщали, что мамаша не сильно-то интересуется моим здравием. Она никогда даже не пыталась увидеть меня.
– Мне жаль.
Я хмыкнул:
– Со временем и мне на нее стало плевать. Конечно, это не очень прикольно, когда у всех есть мамаши, а я сам такой один с отцом, но когда твой отец Стив Дьюэд, то это легко пережить. К тому же, сложно скучать по человеку, которого никогда не видел, не слышал и которому откровенно на тебя насрать.
Мы дошли до перекрестка и завернули направо, словно какая-та прогуливающаяся романтическая парочка из тупой комедии.
– Но дело не в ней. Дело в ее предках. Говорю, они навещали меня уже тогда, когда мне кололи эту вакцину. Уверен, с их участием, они наверняка что-то знали о ней. Либо – что это, либо кто поставщик, может даже состав, я не знаю! – я всплеснул руками – но это единственная нитка, за которую я пока могу дернуть.
– И ты уже позвонил им?
– У меня нет их номера. Они приходили, но никогда не оставляли обратного адреса или телефона. Да и зачем он мне нужен был, если я и так видел их каждую неделю? У меня нет никаких данных – даже адреса.
– И как ты тогда дернешь за нитку?
– У меня есть бумажки. Мои. Генри отдал мне все их, когда отправлял. Уверен, он уже не рассчитывает вновь со мной когда-то встретиться.
– Генри?
– Тот самый дядя, что отжал все мое наследство, но это сейчас неважно. Короче, там в одной из них указано, что я родился в Чандлере.
– Здесь?
– Да, и отец и мать оба отсюда. Они познакомились здесь и только потом переехали. Родился я тоже здесь. Там был указан и роддом –я нахмурился – я не помню, какой. Не запоминал особо, но смогу найти эту бумажку. Думаю, если приду туда и дам пару сотен баксов, они поднимут архивы и смогут найти карту роженицы.
– Твоей матери?
– Да. У меня есть ее данные – указаны в карте. Есть число моего рождения – все это даст возможность очень быстро ее отыскать. А в картах всегда хранится адрес прописки. Еще пара купюр – и они дадут мне его. Адрес ее предков. Потому что прописались мои мать с отцом только в своем доме, когда переехали в ЛА. В Чандлере, значит, она была еще прописана у них.
Лора кивнула, вдруг став сосредоточенной и серьезной:
– Даже неожиданно, ты придумал идеальный план.
– Пока не идеальный.
– Почему?
– Мне еще надо впарить кому-то мак и айпад, чтобы у меня появились деньги, которыми я буду соблазнять пролетариат на разглашение адреса.
Тут лицо Лоры засияло.
– Подожди! Может и не надо будет.
– Почему?
– Узнай точно какой роддом и напиши мне.
– А в чем дело-то?
– Моя тетя работает в роддоме. На Гарисон-Стрит. Если вдруг судьба повернется лицом и выяснится, что ты был рожден там же, то она мне просто так все это найдет. Без всяких денег и уговоров. Возможно, скажет даже больше, чем тебе сказали бы за бабки.
Я усмехнулся:
– А, может, от тебя и правда будет толк.
-3-
На деле о бабушке и дедушке я знал до смешного мало.
По сути, мы общались довольно долго – лишь, когда мне было около десяти, они прекратили почему-то свои визиты, но до этого времени посещали стабильно раз в неделю. Но при всем этом я бы даже не смог сказать их имена – не знаю, говорили ли они их вообще, да и зачем. Я всегда их называл «ба» и «деда», и их вполне это устраивало. Я же для них был «наш милый Томми».
Какая все-таки ирония! Столько лет общаться с родственниками и даже не иметь понятия, об их именах, номерах и адресе.
Однако, понятное дело, я не рассказал Лоре все, что знал на самом деле. Уже придя домой, я решил, что даже сказанного ей оказалось слишком много для какой-то девчонки из Чандлера с сомнительной репутацией. Надо было сказать от силы о болезни, и что это вакцина от нее, а не пересказывать добрую часть своей жизни.
Делай вид, что доверяешь людям целиком и полностью – но никогда не делай этого на самом деле. Вот как говорил мой отец – поэтому он всегда нравился людям, пользовался любовью знакомых, женщин и друзей, но при этом его никто никогда не мог опрокинуть, потому что доподлинно о себе и своей жизни знал лишь он сам.