Книга Сибирская кровь - читать онлайн бесплатно, автор Андрей Черепанов. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Сибирская кровь
Сибирская кровь
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Сибирская кровь

Такой путь к познанию имен моих предков по мужской линии вплоть до четырежды прадеда, или по шестое поколение передо мной, при счастливом наличии исповедных росписей, занял у меня от силы пару часов. Но вот исследование на большую глубину оказалось принципиально более затрудненным сразу по нескольким объективным причинам.

Во-первых, в Государственном архиве Иркутской области не удалось найти исповедные росписи Верхоленской Воскресенской церкви ранее 1843 года. Не обнаружено ни одной ее метрической книги до 1773 года, а также ряда книг за период с 1773 по 1843 год: их нет за 1779, 1782, 1796, 1799, 1802 и 1808 годы.


В Государственном архиве Иркутской области. Май 2016 г.


Во-вторых, чем древнее метрические записи, тем обычно сложнее их «расшифровка», особенно тем, кто не имеет солидного навыка работы с архивными первоисточниками. Старый текст отличается крайне непривычной для сегодняшнего дня манерой написания. Это и витиеватость, и сокращение слогов, и своеобразное изображение множества букв и буквосочетаний («в», «д», «и», «к», «н», «т», «ю», «кс», «ов»), похожесть ряда из них друг с другом (особенно «е» с «ю» или «и» с «к» и «н») либо, наоборот, непохожесть написания одних и тех же букв даже у одного и того же переписчика в одном и том же слове, и периодический вынос некоторых из них (чаще всего – «з», «л», «н» и «т») над основным текстом.

Для того чтобы каждый мог сам поэкспериментировать, приведу здесь копию страницы метрической книги Верхоленской Воскресенской церкви «о рождающих(ся) младенцах» 1775 года, где сосредоточены, пожалуй, все существенные трудности «зашифрованного» архивного письма. Мало кому удастся быстро, а то и совсем не быстро, понять записи[49]. Впрочем, когда приходит навык, и ты возвращаешься к архивным документам повторно, удивляешься тому, как прежде можно было не понимать или неверно понимать вполне внятные написания слов.

В-третьих, только после 1809 года, да и то не всегда, в верхнеленских метрических книгах стали ссылаться на конкретный населенный пункт проживания прихожан при записях о бракосочетаниях. В записях же о родившихся и умерших такие ссылки появились как обязательные лишь с 1832 года. Это не позволяет видеть отношения приведенных событий к конкретным поселениям.

В-четвертых, имена и отчества обоих родителей начали приводиться в метриках о рождениях только с 1831 года. До того матери не указывались вообще, а у отцов назывались, за редкими исключениями, лишь имена и фамилии. Записи об умерших до 1831 года, а немного ранее – о повенчанных, также давались без указания отчеств. Это существенно усложняет установление, кто точно был записан отцом рожденного ребенка, кто заключил брак или умер. А, скажем, в 1780-х годах Верхоленская Воскресенская церковь регистрировала рождение детей иногда сразу от трех Иванов и двух Василиев Черепановых в год.

Наверняка именно по этим обстоятельствам специалисты Государственного архива Иркутской области не стали продолжать поиск и выяснять, от кого и когда был рожден Николай Черепанов, и прочерчивать нашу фамильную линию дальше к его предкам. Между тем указанный в исповедной росписи 1843 года возраст Николая, с учетом высокой вероятности ошибки в два-три года, о которой я уже писал, предполагало его рождение в 1786–1792 годах, а метрические книги за тот период сохранены полностью.


Исповедная роспись 1916 года. Фрагмент с семьей Василия Матвеевича Черепанова с братом Георгием (дом 312)


Исповедная роспись 1872 года. Фрагмент с семьей Даниила Васильевича Черепанова (дом 92)


Исповедная роспись 1843 года. Фрагмент с семьей Черепанова Николая и его сына Василия (дом 133)


Метрическая книга Верхоленской Воскресенской церкви 1775 года. Фрагмент о рождениях


Мещанин Иван

При изучении метрик Верхоленской Воскресенской церкви с 1786 по 1792 год, да и в целом по XVIII веку, за который они сохранились, выяснилось, что в них нет ни единого упоминания Кутурхая в каком-либо варианте написания его названия. Но зато вступающие в брак прихожане той церкви числились тогда исключительно жителями Верхоленского острога и венчались они как Верхоленского острога посадские, разночинцы, купцы, мещане и крестьяне. Всего за вышеприведенный семилетний период было зарегистрировано рождение от Черепановых тринадцати сыновей, и троим из них присвоено имя Николай. Так были названы рожденные в 1786 и 1788 годах[50] сыновья купца Зиновия и мещанина Василия, но оба младенца умерли, не прожив и по полгода. Следующий за ними Николай родился в декабре 1791 года у мещанина Ивана Черепанова.

Очень долгое время, вплоть до 1825 года, в верхоленских метриках не упоминается каких-либо Николаев Черепановых, кроме Николая с отчеством Иванов. И при венчании в 1843 году вторым браком «Кутурхайского селения крестьянина Николая Иванова Черепанова» с тридцатиоднолетней девицей Анастасией, дочерью умершего станционного смотрителя Иванова Алексея[51], был приведен возраст жениха в пятьдесят два года, что с уникальной точностью подтверждает его рождение именно в 1791 году. Ведь мы понимаем, что бракосочетание – это единственное событие, возраст участников которого назывался его непосредственными участниками. Николай уж наверняка знал, и лучше всех других, сколько ему лет. Поэтому я полностью уверен, что мой четырежды прадед Николай был рожден в 1791 году от Ивана, и мещанин Иван Черепанов – мой пятижды прадед.

Следующей же задачей стало определить происхождение самого Ивана, каковых среди Черепановых того периода в Верхоленском остроге оказалось несколько. И мне повезло разрешить такую задачу с высочайшей долей вероятности.

В метрике о рождении Николая восприемниками младенца были названы Василий и Татьяна как сын и дочь отца новорожденного. Наверняка она – «та самая Татьяна», что приведена в одной из первых сохранившихся метрик Верхоленской Воскресенской церкви о Черепановых: с таким именем в январе 1775 году была рождена дочь «у посацкого Ивана Григорьева Черепанова». Она к концу 1791 года достигла почти семнадцати лет, а из множества изученных метрических записей я видел, что это – тот возраст, когда девушек часто приглашали на крестины восприемницами, вероятно, заодно устраивая им на церковной церемонии что-то вроде общественных смотрин для последующего замужества[52]. Сведений же о других Татьянах, чьим отцом был какой-либо Иван Черепанов, не обнаружено.

Интересно, что на протяжении последующих с 1775 года четырнадцати лет в метриках о рождении у Черепановых детей ни разу не говорилось об отчестве ни одного из их отцов[53]. А здесь оно было приведено как будто специально для подсказки, благодаря чему удалось узнать имя теперь уже моего шестижды прадеда – Григория. Кстати, та запись о рождении Татьяны окажет неоценимую помощь, даст ключ к решению другой важной задачи исследования – о выяснении происхождения жены Ивана Григорьевича, моей пятижды прабабушки. Но об этом – позже.

Из метрических записей с упоминанием Григория выяснилось, что, кроме Ивана, у него были сыновья Зиновий и Никифор[54], дочери Настасия (Анастасия), Анна и Татьяна[55], а также то, что он умер в 1792 году в возрасте шестидесяти девяти лет (значит, рожден около 1723 года). Но оставалось неизвестным, кем ему приходились перечисленные в метрических книгах последней четверти XVIII века в качестве отцов рожденных младенцев Иван большой, Иван малой[56], Козьма, Петр с отчеством Иванов[57] и два Василия (один из которых был родным братом Козьмы и носил отчество Иванов[58]), а также умерший в 1778 году в возрасте восьмидесяти девяти лет (около 1689 года рождения) «верхоленской мещанин Иван Федоров сын Черепанов». Сохранившиеся же записи из метрических книг за 1789, 1804 и 1811 годы об Иванах, умерших соответственно в возрасте пятидесяти шести, пятидесяти трех и шестидесяти пяти лет, за 1820 год о Василии и Петре, умерших шестидесятитрех- и пятидесятилетними, в прояснении дела особо не помогли.

Я потратил уйму времени на детальное изучение других метрик, главным образом о восприемниках, и исповедной росписи 1843 года, строил долгими вечерами на листе ватмана в съемной иркутской квартире множество схем в попытке определить достоверную версию родственных связей Григория с вышеуказанными персонажами. Однако таких версий, не имеющих явных изъянов, внутренне непротиворечивых и поэтому вполне подходящих, получалось немало. Ведь тот же Иван Федорович Черепанов с примерно одинаковой вероятностью мог быть и отцом, и дядей, и братом, и даже дедом Григория. Да мог статься и просто однофамильцем. А в подобных случаях не одна единственная, а несколько правдоподобных версий – это, значит, почти ничто.

Тогда я понял, что без сказок не обойтись. Ревизских сказок. Так оригинально для сегодняшнего восприятия назывались перечни семей, что составлялись со слов, то есть сказов, или сказок их глав в период переписей жителей Российской империи. Такие переписи организовывались властями в интересах подушного налогообложения населения, и сказки ревизуемых давались под присягой. Как и в исповедных росписях, в ревизских сказках приведены списки граждан по населенным пунктам и сословиям с указанием главы каждого из семейных домовладений, его возраста, имен членов семьи со ссылками на их отношения к главе семейства и возраст. Всего было назначено десять таких ревизий. Первая проводилась в 1719–1727 годах по указу Петра I, последующие – с различной периодичностью вплоть до 1859 года.

Купцы из ревизских сказок

Подавляющее большинство сохранившихся до наших дней «доревизионных» переписных книг и сказок по трем первым ревизиям находятся в Москве в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА), по более поздним ревизиям – как правило, в государственных архивах соответствующих областей. Однако, к сожалению, по описям к фондам Государственного архива Иркутской области я не нашел ни одной ревизской сказки по Верхоленску, и до сих пор их местонахождение мне выяснить не удалось, не знают о нем и сами сотрудники архива18.

Поэтому оставалась надежда только на РГАДА. И для начала по разрозненным комментариям из интернета, затем – по размещенной на сайте московского архива информации я узнал, что материалы переписей населения России с 1709 по 1767 год хранятся в делах его фонда № 350 «Ландратские книги[59] и ревизские сказки». Он наиболее популярен среди исследователей родословных, все содержащиеся в нем дела оцифрованы, доступны для изучения без предварительного заказа и удобны для ознакомления в электронной базе данных читального зала[60]. К сожалению, того же нельзя сказать, например, о фонде № 214 «Сибирский приказ[61]», содержащем переписные книги конца XVI – начала XVIII века, которые выдаются по предварительному заказу в виде микрофильмов (рулонной фотопленки шириной 35 мм), и приходится изучать их на неудобных аппаратах, произведенных еще в 1960-е годы.

В опись 1 к фонду № 350 включены пятьсот две единицы хранения (архивных дел) с материалами переписей жителей многих регионов России за 1709–1718 годы, но ни по содержащемуся в самой описи географическому указателю, ни по полному перечню аннотаций мне не удалось обнаружить в той описи ни одного дела по Верхоленску или любому другому иркутскому поселению.

Аналогичный результат – по материалам первой ревизии, дела с которой, по идее, должны бы находиться в описи 2 к фонду, что содержит документы первых, вторых и третьих ревизских сказок населения всей Российской империи. Я разыскивал сказки этой ревизии не только по географическому указателю к описи, но и изучил аннотации к каждому из перечисленных в описи четырех тысяч трехсот четырнадцати дел, однако все безуспешно. Да и вообще с этой ревизией по Верхоленскому острогу и в целом по Иркутскому и прилегающим к нему уездам, где могли бы оказаться верхоленские сказки, какая-то мутная история.


Читальный зал РГАДА


В том, что такая ревизия там проводилась, сомнений нет: это подтверждается как архивными документами второй иркутской ревизии с перечислением фамилий и имен подпавших под прежнюю перепись персонажей и произошедших с ними изменений, так и упоминаниями итогов той ревизии в ряде работ по истории Иркутска. Известно даже, что первая ревизия податного населения Сибири велась Переписной канцелярией полковника князя Сонцова (Солнцева) – Засекина со штаб-квартирой в Тобольске. Вот только в таких работах нет конкретных ссылок на архивное дело с ревизскими сказками. А, скажем, в книге «Иркутск. Материалы для истории города XVII и XVIII столетий», выпущенной еще в 1883 году по спискам Московского архива Министерства юстиции России, приведены перечни тех, кто попал в переписи 1684, 1686 и 1698 годов, в сказки второй и третьей ревизий и выбыл после первой ревизии, но сообщается, что «книги первой ревизии 1722 г. в делах сказанного архива не оказалось». А ведь Московский архив Министерства юстиции – пожалуй, единственное архивное учреждение[62], где, в принципе, могли храниться ревизские сказки, чтобы впоследствии перейти в РГАДА. Однако, как уже замечено, в специально предназначенном для этих сказок фонде № 350 их нет.

Несмотря на долгие поиски, не обнаружились они и в фонде № 214 «Сибирский приказ», где размещено множество материалов по переписям населения Сибири, включая все те, что приведены в вышеуказанной книге по истории Иркутска[63], нет ссылки на них в специальном ученом «Обозрении столбцов и книг Сибирского приказа в 1592–1768 годах», составленном в 1894 году выдающимся историком-археографом Николаем Николаевичем Оглоблиным[64]. Документов первой иркутской ревизии не нашлось и среди девяти сотен дел фондов № 1025 «Иркутская провинциальная канцелярия» и № 1121 «Иркутская приказная изба». В то же время я не увидел ни в одной работе, ни в каком-либо комментарии исторических исследователей сведений о том, что такие документы утеряны. Значит, их поиски стоит продолжать.

Зато мне посчастливилось сразу найти по описи две нужные мне сказки второй ревизии, проводившейся в России с 1744 по 1747 год. Они содержатся в архивном деле № 1056 «Ревизские сказки. Иркутск» под аннотацией: «Книга переписная посадских людей, разночинцев, цеховых и дворовых г. Иркутска, посадских людей, разночинцев, монастырских, государственных крестьян и ссыльных Китойской волости, Кудинского присуда, Идинского, Бельского, Верхоленского, Балаганского острогов, слобод и деревень Иркутского уезда».


Ревизские сказки 1744 года посадских Верхоленского острога.


Фрагмент с семьей Черепановых (пункты 7610–7613)


Ревизская сказка 1762 года купца Верхоленского острога Черепанова Ивана (лиц.)


Ревизская сказка 1762 года купца Верхоленского острога Черепанова Ивана (оборот)


Там перечислено более десяти тысяч мужчин (в сказках второй ревизии приводились лишь ревизуемые души мужского пола), из которых под пунктами 7567–8047 записаны «Верхоленского острогу посацкие» и «Верхоленского острогу разночинцы»19. Позже я пришел к выводу, что отсутствие в перечне крестьян объясняется отнесением занимающихся тогда земледелием жителей Верхоленска и приписанных к нему деревень к сословию разночинцев – выходцев из казаков. Все же другие интересные для моего исследования поселения показаны чисто крестьянскими, и в эту ревизскую сказку вошли триста сорок крестьян из Манзурской и Верхоманзурской деревень, четыреста пятьдесят девять – Бирюльской слободы, сто тридцать девять – Качинской деревни и двести один крестьянин Киренского монастыря Ангинской заимки (всего одна тысяча сто тридцать девять мужчин)20.

В сказках указано сто шестьдесят семь посадских[65] Верхоленского острога. Особо много среди них Малцовых, Поповых и Тюменцовых. Разночинцев[66] же, в раздел которых включены также ссыльные, – триста четырнадцать, большинство из них опять же Тюменцовы, а также Бутаковы, Кистеневы, Козловы, Пермяковы, Толмачевы и Хабардины. Соответственно, все ревизуемое мужское население Верхоленского острога, без учета отсутствующих в сказках казаков, в год проведения второй ревизии состояло из четырехсот восьмидесяти одного человека. И были они представителями девяноста трех фамилий[67].

В семье Черепановых – Иван в возрасте пятидесяти трех лет (в зависимости от того, на какой год проведения ревизии мог быть указан его возраст, – а я его вначале не знал, – он от 1691 до 1694 года рождения) и его сыновья Григорий, девятнадцати лет, Иван, шести, и «Иван же», четырех лет21. Больше носителей такой фамилии в Верхоленском остроге тогда не было, что, безусловно, прояснило главное, «пазл сложился»: Иван Федорович Черепанов, умерший в 1778 году в указанном в метрике возрасте восьмидесяти девяти лет, – никто иной, как глава семейства Черепановых из ревизской сказки. Он – отец моего шестижды прадеда Григория и, значит, мой семижды прадед.

Стало понятным и то, что двое тезок – младших сыновей Ивана Федоровича – были теми самыми Иванами большим и малым из метрик последней четверти XVIII века. Почему теми самыми? Да потому, что они – братья с одинаковым именем, что бывало не так часто. И, исходя из приведенного в ревизской сказке возраста, ни один из них не успевал стать отцом двоих других родных братьев Иванов (названных бы тогда тоже большим и малым), чтобы те заимели уже в 1776 и 1778 годах, как то следует из метрических книг, собственных детей. Действительно, от 1744–1747 годов, когда проводилась вторая ревизия и Иванам было шесть лет и четыре года, до 1776 и 1778 годов, когда от «метрических» Ивана большого и Ивана малого впервые были рождены дети, прошло максимум тридцать два и тридцать четыре года, и к тому периоду этим Иванам исполнялось всего по тридцать восемь (1776 год – 1744 год + 6 лет = 38 лет Ивану большому и 1778 год – 1744 год + 4 года = 38 лет Ивану малому), а это вряд ли достаточно, чтобы любому из них дважды обзавестись внуками. К тому же из метрических книг Верхоленской Воскресенской церкви столь большое количество Иванов Черепановых в те времена не усматривается.

Отцом двух Иванов из тех метрик конца XVIII века не был и Григорий, ведь уже стало известным, что у него имелся собственный сын Иван без дополнительных приставок к имени. Значит, этому его сыну – Ивану Григорьевичу – Иван большой и Иван малой приходились дядями.

Федор Черепанов, который, судя по отчеству Ивана Федоровича, был его отцом и моим восьмижды прадедом, не вошел в перечень ревизуемых верхоленских посадских из-за своей смерти до второй ревизии. Об этом говорится в деле № 1057, озаглавленном как «Книга города Иркуцка и Иркуцкого уезду кто имяны мужска пола душ из прежней переписи полковника князя Солнцова-Засекина, тако ж из приписных после оной переписи умершие, взятые в рекруты, бежали и другими разными случаи убыло». В ней приводятся изменения ревизуемого населения по сравнению с первой ревизией, которые обычно служили одним из фактических обоснований результатов уже второй ревизии при сдаче в переписную канцелярию. И в ее разделе под названием «Верхоленского острога посацкие» в перечне «Померло» приведен Федор Черепанов22. Но точный год его ухода из жизни остался невыясненным.

Из той же книги23 следует, что на общее изменение числа (двадцать три человека) включенных в первую ревизию верхоленских посадских повлияли смерти шестнадцати человек, зачисление четверых в рекруты, ошибочное повторное указание двоих и побег одного. Число же разночинцев изменилось на сто пятьдесят пять: умерло девяносто семь, взято в рекруты пятнадцать, бежало одиннадцать, определено в посадские по Верхоленску – шесть, в посадские по Иркутску – один, вписано двоекратно – три, переведено в Бирюльскую слободу – четыре, вступило в острог в казаки – четыре, в казаки определено – тринадцать, а один определен в дети боярские[68]. Кстати, об этом сыне боярском – Михаиле Полуектове: в ходе исследования происхождения жен моих предков выяснилось, что он был моим семижды прадедом.

Очень жаль, что вторая ревизия собирала сведения исключительно о мужчинах. Когда эйфория от моей первой «встречи» с Иваном Черепановым и его сыновьями прошла, я вновь и вновь возвращался к их списку. К списку, где на дне страницы ревизской сказки находился отец семейства. И на меня из далекой середины XVIII века как будто веяло тоской мужского одиночества. Но ведь было понятным, что это впечатление – наверняка ложное, и в семье Ивана Федоровича была любящая жена – мать Григория и его братьев. И вполне могло статься, что в момент составления ревизской сказки семьи Черепановых в их доме слышались голоса еще молодых сестер Григория и двух Иванов.

Это подтвердилось при изучении сказок третьей ревизии, проводившейся в России с 1762 по 1764 год. Они фактически продолжали вторую ревизию: повторяли ее данные по фамилиям, именам и возрастам ревизуемых в прежней очередности, но без нумерации, и давали дополнения по возрасту, достигнутому теперь уже к третьей ревизии, а также по рожденным после второй ревизии сыновьям. Сказки третьей ревизии бесценны тем, что в них перечислялись также жившие на тот момент матери, жены (вдовы), сестры, дочери с указанием их возрастов и еще – по матерям и женам назывались их отцы, а по замужним сестрам и дочерям – их мужья.

Моя рекомендация: из-за большого объема сложночитаемых материалов третьей ревизии и прежней очередности перечисления имен ревизуемых поиск мужских персонажей для составления родословных надо начинать со сказок второй ревизии. Найдя их в конкретном населенном пункте, будет легко сделать то же самое по списку жителей аналогичного населенного пункта в сказках уже третьей ревизии, если определить критерием поиска их возраст на дату второй ревизии. Скажем, Григорий Черепанов приведен на начальных страницах сказок второй ревизии Верхоленского острога в возрасте девятнадцати лет. Значит, его имя также будет находиться на начальных страницах сказок третьей ревизии, и для его ускоренного поиска надо читать не подряд все имена ее персонажей, но лишь те, в правом столбце от которых «По последней ревизии лета» приведен возраст девятнадцати лет.

Сначала материалы третьей ревизии со списком жителей Верхоленского острога я нашел в архивном деле № 1059 «Иркутские ревизии» под аннотацией: «Сказки о разночинцах, ямщиках, государственных и монастырских крестьянах, мастеровых и работных людях Сибирской суконной фабрики содержателей Петра Яковл. Боровского и Ив. Григ. Бестужева, Талкинской трети, Идинского, Бельского, Балаганского, Верхоленского острогов, Верхоленского дистрикта Иркутского уезда»24. Судя по общей преамбуле к перечням верхоленских семей, итоги их ревизии сводились в единый отчет 17 апреля 1762 года. Но о них я расскажу ниже.

Все же мои попытки найти по аннотациям дел описи 2 к фонду № 350 третьи ревизские сказки верхоленских посадских, где должны быть перечислены Черепановы, оказались тщетны, что вызывало страшное разочарование. Но ровно до той поры, пока я верил в безошибочность самих аннотаций[69]. А в конце концов взял да и пролистал все электронное архивное дело с не относящимся к Верхоленску названием «Сказки купцов, посадских людей и цеховых г. Иркутска» под № 1058. Оказалось, ох как не зря! После материалов третьей ревизии по городу Иркутску[70] там нашлись ревизские сказки по острогам Иркутского уезда, включая Верхоленск. И, конечно же, – целая кладезь полезнейшей для моего исследования информации.

Эти сказки верхоленских посадских25, составленные разными датами 1762 года, по форме отличаются от той, что применялась по разночинцам: сведения о посадских семей проводятся не общим списком, где о главах семей говорилось в третьем лице, а каждой семье отводится отдельная страница или лист, и запись ведется от первого лица – главы семейства. В преамбуле ко всем ним сказано: такой-то посадский или купец «дал сию сказку о положенных в Верхоленском остроге по последней 1747 года[71] ревизии в подушном окладе и с того числа разными случаями убылых и после того вновь рожденых объявляю на самой истинне без всякой утайки. А буде впредь в сем обличен явлюсь в том повинен будь положенного по указам тяжкаго штрафа без всякого милосердия». В конце сказок – собственноручная подпись того, кто «К сей сказке руку приложил», если он – глава семейства. Есть и дополнительные приписки – «по велению», когда подписант – член семьи, действующий по поручению ее главы, либо – «по прошению», когда подписант таковым не являлся.