Бабушка не умерла – ей отключили жизнедеятельность

Сцена 6

Дворцовые ворота. Их охраняют два стражника, пожилой и молодой. Прислонив секиры к стене, они сидят на пустых ящиках и играют в нарды.

Пожилой стражник: Бросай кости, везунчик.

Молодой стражник: Две шестерки.

Пожилой: Я же говорю, ты везунчик.

Молодой: Я не везунчик, просто иногда мне улыбается удача.

К воротам подбегает мальчишка.

Пожилой: Тебе чего, мальчик?

Мальчик: Дяденька просил вам передать.

Протягивает сложенный вчетверо лист бумаги.

Пожилой стражник: Какой дяденька?

Мальчик: Не знаю, какой. Подъехал на чистокровном арабском мерине и говорит: «Передай, малец, вон тем стражникам».

Оставляет записку и убегает.

Пожилой стражник: Наверное, прошение.

Кладет записку на ящик.

Молодой: Это как пить дать. Вернется из города калиф, отдадим ему.

Пожилой: Не понимаю я нашего правителя. Казалось бы, сиди в своем гареме и занимайся делом в свое удовольствие, а он, поди ж ты, переоделся дервишем и потащился на базар. Чего он там, на базаре, не видел?

Молодой: Я бы не пошел.

Пожилой: И я бы не пошел.

Молодой: То-то и оно.

Пожилой: Пойми их, богатых. Говорят, во дворце три тысячи слуг. А всего, считая с наложницами, не меньше десяти тысяч.

Молодой: Ты-то откуда знаешь? Нас во дворце только в караулку и пускают, а больше мы там ничего и не видим.

Пожилой: Говорят.

Молодой (мечтательно): А что, может, и правда…

Пожилой: Говорят, у калифа даже специальный слуга есть, который ему задницу подтирает.

Молодой: Врешь!

Пожилой: Вполне может быть. Должен же калифу кто-нибудь задницу подтирать? Не с грязной же ему ходить?

Молодой: Интересно, сколько он получает.

Пожилой: Кто, калиф?

Молодой: Подтиратель его задницы.

Пожилой: Да уж побольше твоего.

Молодой: Думаешь?

Пожилой: Чего тут думать? Тебе за твой ежемесячный оклад в один динарий что доверили? Городские ворота. А тому человеку доверили задницу самого калифа, чувствуешь разницу?

Молодой (завистливо): Неужели два динария?

Пожилой: Может и три, откуда я знаю? А ты бы взялся за три динария подтирать калифу задницу?

Молодой (гордо): Нет, за три динария не стал бы.

Пожилой: А за четыре?

Молодой: И за четыре не стал бы.

Пожилой: А за тысячу?

Молодой: За тысячу, наверное, стал бы. Разве можно такие деньги упускать?

Из толпы выделяется Мамед. Он бросает в сторону стражников обернутый в бумагу камень. Камень попадает в нарды, опрокидывая и рассыпая их по земле.

Пожилой стражник: Эй, уважаемый, ты что делаешь?

Молодой: Зачем камни кидаешь? Зачем безобразничаешь?

Пожилой: Стой, тебе говорят!

Мамед убегает.

Молодой: Нет, ты видел, ты видел? Рассыпал партию, которую я почти выиграл.

Пожилой: Еще неизвестно, кто выиграл.

Молодой: Да я выиграл, я. Мне до победы пара бросков оставалось.

Пожилой: По одежде гончар.

Молодой: Пьяный, наверное, в стельку. Или просто хулиган.

Пожилой: Эти гончары в последнее время совсем распустились. Чуть что не по-ихнему, сразу начинают права качать.

Молодой: Моего свояка на базаре недавно избили, только за то, что арбуз на контрольных весах взвесил.

Пожилой: Это что, свободно могли и ножом пырнуть.

Молодой (оглядываясь): Я слышал, они на прошлой неделе ткачей на пустыре насмерть порезали. Человек пятнадцать, мне взводный рассказывал. Приезжают по вызову на пустырь, а там крови-ищи, тру-упов… И все ткачи. Своих-то раненных они с собой уволокли, а чужих кого добили, кого на земле умирать оставили. Взводный сказал, это гончары заварушку устроили.

Пожилой: Кто ж еще, как не гончары? У них с ткачами старые счеты. Не могут поделить территорию.

Молодой: Я слышал, в гончарную слободу даже регулярные войска заходить бояться. Их камнями из-за заборов забрасывают.

Пожилой: И налогов гончары не платят. Все сословия платят, даже ткачи платят – одни гончары не платят.

Молодой: О Аллах, что в стране делается!

Пожилой: Смотри-ка, а камень, которым этот гончар в нас швырнул, какой-то непростой. По-моему, он в бумагу обернут.

Молодой: Давай посмотрим.

Разворачивают бумагу и разглаживают ее на коленях.

Пожилой: Что-то написано.

Молодой: Прошение?

Пожилой: Чего гончару у калифа просить, когда они не спросясь берут? Ладно, прекращай с ней валандаться, все равно ничего не поймем. Грамота военному человеку ни к чему. По начальству после смены доложим, как полагается.

Молодой: Расставляй нарды, дружище.

Пожилой: Хорошо. Только чур, теперь я буду везунчиком.

При этих словах пожилого стражника молодой немедля получает камнем в глаз. Камень кинул Абдул, который и не думает убегать, а танцует и поет:

Абдул: У меня для вас записка! У меня для вас записка!

Машет запиской, которую должен передать.

Молодой стражник: Караул! Убивают!

Пожилой: Да они что, сбесились сегодня, эти гончары! Совсем охренели.

Хватает Абдула за шкирку и валит на землю.

Абдул: У меня для вас записка!

Пожилой стражник: Я тебе покажу, записка.

Абдул: Помогите!

Пожилой стражник: Я тебе покажу, помогите.

К воротам подходят евнух и Пэри, обвешанные покупками.

Евнух: Эй, стражник, что здесь происходит?

Пожилой стражник: А, это вы, достойный евнух… Смотрите, безобразие какое. Моему напарнику голову кирпичом проломили.

Пэри: Ой, бедненький, у него все лицо в крови!

Молодой стражник: Теперь неделю не заживет.

Евнух: Этот, что ли, кидался?

Кивает в сторону схваченного Абдула.

Пожилой стражник: И этот, и другие тоже. И все норовят какие-то записки передать, как будто, если у тебя записка во дворец, стражникам можно головы камнями проламывать.

Евнух: Какая записка? Кому передать? Ничего не понимаю.

Пожилой стражник: А вот сами поглядите, уже третья… Мы их на ящик складываем.

Евнух опускает свертки на землю, берет с ящика одну из записок, разворачивает и читает:

Евнух: Нахожусь в плену. Меня держат в гончарной слободе, в доме гончара юсуфа. Со мной еще двое заложников: дэв, который умеет оборачиваться чистокровным арабским мерином, и стражник Муса. Да охранит нас Аллах. Калиф.

Пожилой стражник (мечтательно): Всегда завидовал грамотным людям.

Евнух: Все равно не понимаю. Кто это написал?

Пожилой стражник (Абдулу, строго): Кто это написал?

Ты?

Абдул: Написал! Написал! Теперь у меня будет много денег!

Пожилой стражник: Да он юродивый.

Евнух: юродивый такого не написал бы. Калифу записку уже показывали или еще не успели?

Пожилой стражник: А вот как он вернется, так сразу и покажем.

Евнух: Разве калиф уехал? Куда, в загородный дворец?

Пожилой стражник: Если бы, достойный евнух. Зачем-то переоделся дервишем и пошел на базар посмотреть, как живет простой народ.

Евнух: Пэри, немедленно возвращайся в гарем.

Пэри: Мне тут интересно!

Евнух: Немедленно. (Стражникам). А вы хватайте свои секиры и поднимайте остальных. Зовите всех, кто может держать оружие, – калиф в опасности. Только прежде свяжите юродивого, чтобы не сбежал. Возьмем его с собой, расспросим по дороге.

Пожилой стражник: Калиф в опасности? О Аллах, какое несчастье! Тревога! Тревога! (Молодому стражнику). А ты чего своими царапинами любуешься? Наш высокочтимый калиф в опасности! Быстрей беги в караулку и кричи, чтобы трубили общий сбор.

Евнух: Я знаю, где гончарная слобода. Я вас поведу.

Наступает на один из свертков.

Пэри (в ужасе): Мое китайское жемчужное масло для подмышек!

Общая тревога и суматоха.

Сцена 7

Через неделю. В гарем входит Калиф. Встает у окна и смотрит вдаль.

Появляется евнух и, видя калифа, опускается перед ним на колени.

Евнух: О, величайший из великих, могущественнейший из могучих, знаменитейший из прославленных…

Калиф: Оставь эти формальности, евнух.

Евнух (поднимаясь с колен): Как я рад, что после кратковременного перерыва вы изволили посетить наш гарем.

Калиф: Давно это было.

Евнух: Забудьте как дурной сон, о незлопамятный.

Калиф: Я бы рад, да сон продолжается наяву.

Евнух: Развейтесь. В ваше отсутствие поступила замечательная партия девушек из солнечной Армении.

Калиф: Правда?

Евнух: Правда. Особенно рекомендую одну, по имени Зайнара. Эта юная красотка чиста и темпераментна, как изливающийся из ледника горный поток.

Калиф: И так же холодна?

Евнух: Так согрейте ее, о раскаленнейший! Значит, я зову Зайнару?

Калиф: Может быть, в следующий раз?

Евнух: Тогда, о утружденнейший из измученных, выберите китаянку Чунь-Жи. Вы давно, с позапрошлого месяца, не пробовали китаянок.

Калиф: Так ты говоришь, китаянку?

Евнух: Да, или японку, хотя выбор японок в нашем гареме ограничен. Наложниц японского происхождения не более пятнадцати.

Калиф: Действительно, мало.

Евнух: Прикажите, и я пошлю заготовительную экспедицию на Окинаву. Отборщики доставят в ваш гарем лучших девушек Японии.

Калиф: Так уж и лучших? Не очень-то впечатляющих успехов они добились, когда путешествовали в горный Тибет.

Евнух: Зато шкуру какого горного барана привезли! Она до сих пор висит в парадной. Девушки чистят ее щеточками каждую неделю.

Калиф: Этому горному барану тоже не повезло.

Евнух: О мрачнейший из огорченнейших, ну нельзя же так себя изводить! Не хотите посылать экспедицию на Окинаву, не посылайте, но девушки-то здесь при чем? Они скучают по своему повелителю.

Калиф: Которая именно?

Евнух: Все до единой.

Калиф: Но я не могу переспать сразу со всеми, поэтому нахожусь в затруднении.

Евнух: Осчастливьте одну сейчас, а остальных осчастливите потом. Хотите Фирюзу? Когда-то вы были к ней неравнодушны.

Калиф: У нее, наверное, месячные.

Евнух: Как месячные? Не может быть!

Хватает свиток и начинает лихорадочно перелистывать.

(С облегчением). Нет, о проницательнейший из заблуждающихся, вы ошиблись. Сегодня у Фирюзы нет месячных, и период для зачатия подходящий. Привести ее?

Калиф: Нет, не привести. Зачем мне дети? У меня их уже больше тысячи, я уже не помню, как кого зовут.

Евнух: Хотите Зульфию?

Калиф: Нет.

Евнух: Сулико?

Калиф: Месхетинку? Не надо.

Евнух: Ипатию?

Калиф: Пожалуй, что нет.

Евнух: О, величайший из опечаленных и печальнейший из великих, вы начинаете меня пугать.

Калиф: Чем же?

Евнух: Равнодушием к жизни. Умоляю сказать, кого вы предпочтете сегодня, и я полечу исполнять ваше пожелание, как будто у меня крылья вместо ног. Возможно, вы захотите македонку, которая танцевала вам на прошлой неделе?

Калиф (слабо улыбается): Сопливую?

Евнух: Уже бегу…

Калиф: Не надо.

Евнух: О Аллах! Вот свиток, возьмите его и тыкните пальцем, чтобы остановить на какой-нибудь девушке свой выбор.

Калиф: Это было бы нечестно по отношению к остальным, которым в таком случае не повезет.

Евнух: Тогда возьмите Пэри. От нее-то вы не откажитесь, о привередливейший из милосердных. Нет во всем гареме никого лучше Пэри: таких несекущихся волос и стройных ягодиц нет ни у одной из девушек, и ни у одной девушки приятней не пахнет из подмышек.

Калиф: Ты предлагаешь мне Пэри?

Евнух: Она лучшее, что у меня есть.

Калиф: Не надо… Собственно, я пришел не к своим наложницам, а к тебе, мой дорогой евнух. Ведь я еще не отблагодарил тебя за чудесное спасение. Мне доложили, что жизнью я целиком обязан тебе. Если бы не твоя грамотность, позволившая вовремя прочитать письмо, и не расторопность, позволившая быстро собрать и возглавить войско, и не храбрость при штурме гончарной слободы… Тебя ранили при штурме, не так ли?

Евнух: Пустяки, о сострадательнейший, просто там валялось много острых глиняных черепков.

Калиф: Чем я могу вознаградить тебя за твой подвиг?

Евнух (опускаясь на колени): О, величайший из великих, могущественнейший из могучих, знаменитейший из прославленных…

Калиф: Брось это.

Евнух: …милостивейший из милосердных и победоносный из непобедимых…

Калиф: Знаю, сейчас ты попросишь пол-халифата. Но самое смешное, что получишь. Эмир бухарский на подходе к столице, и если новый министр обороны не предпримет ничего сверх-героического, от нашего халифата останутся рожки да ножки. Так что я не задумываясь одарю тебя половиной того, чего сам уже не имею.

Евнух (оставаясь на коленях): Я прошу позволения взять в жены Пэри.

Калиф: В жены? Но ты же… Не хочешь ли ты сказать…

Евнух: Нет, о заблуждающийся из безошибочных, не хочу. Я не могу любить женщин тем местом, которым любит большинство мужчин, зато я люблю их всем сердцем, поэтому и прошу передать на мое попечение лучшую из ваших наложниц.

Калиф (равнодушно): И что же, она согласна?

Евнух: Спросите у нее сами, о любопытнейший.

Калиф: Наверное, мне стоит внять твоему совету.

Евнух: Эй, Пэри, Пэри!

Вбегает и падает на колени Пэри.

Калиф: Ты очень меня удивила, Пэри.

Пэри: О, повелитель!

Калиф (при виде Пэри немного оживляясь): Разве я не любил тебя, Пэри, и разве ты не любила меня, когда стонала под моими ласками, как стонет над безудержным натиском шквала корабельная мачта? Разве я не потворствовал каждому твоему капризу и пожеланию, коим не было числа и меры, так что милость моя по отношению к тебе выглядела поистине безгранично, как безгранична пустыня для умирающего от жажды путника? Так-то ты расплачиваешься за мою щедрость и терпеливость, бессердечная девчонка?

Пэри (со слезами на глазах): Это не то, о повелитель.

Калиф: Что значит не то?

Пэри: Я продолжаю вас любить, о повелитель.

Калиф: Почему же в таком случае ты собралась замуж за моего евнуха?

Пэри: Я не могу вам объяснить… Ну, Омарчик такой милый, он так заботится обо мне и ухаживает за мной… подстригает ногти и защищает от других наложниц. Если бы вы только знали, повелитель, как тяжело выжить в гареме. Эти наложницы такие злые. Они друг друга часто щиплют и даже кусают, и вообще устраивают всяческие гадости. Если бы не Омарчик, я бы, наверное, давно состарилась от огорчения и умерла.

А если я стану его женой, меня все зауважают и подличать побояться.

Калиф: Ты променяла любовь калифа на покровительство евнуха?

Пэри: Ах, повелитель…

Калиф (снова впадая в задумчивость): Как удивительно устроен мир: евнух отбивает женщину у калифа, которого берут в полон гончары. Нет предела изобретательности Аллаха! Хорошо, евнух, своей беспримерной храбростью и преданностью ты заслужил Пэри.

Забирай эту девчонку себе, да хранит Аллах вас обоих!

Евнух: О, величайший из великих, могущественнейший из могучих, знаменитейший из прославленных…

Пэри: Если желаете, повелитель, можете подстригать волосы на моем лобке каждую неделю. Я вам позволю.

Калиф: Спасибо, Пэри. Но ведь ты, евнух, не оставишь свой пост?

Евнух: Что вы, о щедрейший! Тем более, что я нашел себе помощника. Это мой старинный товарищ дэв, с которым ваша щедрость изволила познакомиться в заточении. Я вам про него и раньше рассказывал.

Слышится робкий стук в дверь.

Калиф: Кто смеет рваться в мой гарем, словно это постоялый двор?

В дверной проем вползает человек.

Это ты, мой новый министр обороны? Что же, вползай, если уж приполз. Поведай нам, как обстоят дела на фронтах. Ты наголову разбил оккупационные войска бухарского эмира? Если нет, нашему халифату не позавидуешь.

Человек: О, величайший из великих, могущественнейший из могучих, знаменитейший из прославленных…

Калиф: Это мы уже слышали.

Человек: …милостивейший из милосердных и победоносный из непобедимых…

Калиф: Можешь не продолжать. Ты проиграл решающую битву.

Министр обороны поднимается с колен. Это Муса, в халате министра обороны.

Муса: Можно сказать и так.

Калиф: Поведай, как все происходило. Интересно же узнать подробности своей грядущей погибели.

Муса: Вчера вечером я собрал преданные вам войска и повел их на защиту города.

Калиф: Это было мудро.

Муса: Костры неприятеля горели по всему полю. Их было так много, что зловещие багровые отблески занимали половину ночного неба.

Калиф: Какова же была численность неприятеля?

Муса: Это-то я и решил разведать. А чтобы получить сведения из первых рук, прокрался к бухарскому эмиру в палатку и прямо спросил его об этом. Этот достойный человек все мне подробно рассказал и трижды провел по лагерю, показывая его расположение и укрепление.

Калиф: Что было потом?

Муса: Потом мы угощались яствами и напитками, вкус которых показался мне столь изумительным, что затрудняюсь передать его словами.

Калиф: Что я слышу? Неужели бухарский эмир, раскрыв свои военные секреты, отпустил неприятельского министра обороны восвояси?

Муса: Он бы отпустил, да наши доблестные войска к тому времени уже разбежались. Время было позднее, ходить по дорогам небезопасно, поэтому я, со всемилостивейшего соизволения бухарского эмира, переночевал в его личном шатре на его личной раскладушке, а наутро вошел в город в первых рядах бухарского войска.

Калиф: Так мы уже захвачены?

Муса: Я не уверен, что это можно назвать захватом, но бухарский эмир со своим войском давно здесь.

Калиф: Где же?

Муса (чуть не плача): Так я и пытаюсь доложить вам, о понятливейший из нетерпеливых, что бухарский эмир дожидается за дверью.

Калиф: Пробили, как видно, мои последние часы. Мне надеяться совершенно не на что, но вы, мои бедные подданные, молите коварного негодяя о снисхождении. Десяток-другой лет перевоспитания в зиндане, и вы начнете новую счастливую жизнь.

В дверь, с обнаженной саблей наперевес, врывается бухарский эмир.

Эмир бухарский: Где руководители захваченного мной государства? Куда подевались эти трусливые тарантулы? Где контрибуция?

Калиф: Сейчас начнется резня.

Эмир бухарский: Ах, вот они где! Надеясь избежать моего сокрушительного гнева, трусливые тарантулы укрылись в гареме. Они желали спрятаться под юбками своих наложниц. Не тут-то было! Я лично изрублю их в лапшу.

Машет саблей по сторонам.

Калиф: Встаньте от этого дикаря подальше, иначе он заденет кого-нибудь из вас саблей раньше палача.

Эмир бухарский: Что, обосрались?

Хохоча, убирает саблю в ножны.

Здорово я вас напугал?

Калиф: Что означает это вторжение?

Эмир бухарский: Сначала я со своим многочисленным окружением просто охотился и, заплутав, по случайности забрел на чужую территорию, уважаемый калиф. Потом, вспомнив о твоем давнем визите в Бухару, решил нанести ответный визит. Позже, когда до меня дошли слухи о твоем пленении, поспешил на выручку, но тебя быстро освободили, и я продолжил ответный визит не без удовольствия, по пути беседуя с интересными людьми и осматривая достопримечательности. Вчера, познакомившись с твоим министром обороны, который произвел на меня неизгладимое впечатление своим прямодушием, решил немного подтрунить над тобой. Вот, собственно, и все.

Калиф: Так это визит вежливости?

Эмир бухарский: Всего лишь… Хотя не могу сказать, что не злюсь на тебя. Напротив, я чрезвычайно озлоблен, поэтому не рассчитывай отделаться легким испугом.

Калиф: В чем же причина твоей озлобленности?

Эмир бухарский: Помнишь высокорослую шведку, с которой я тебя познакомил?

Калиф: Конечно.

Эмир бухарский: После твоего визита она буквально измучила меня вопросами, когда этот симпатичный калифчик снова приедет погостить. Я даже немножко приревновал, поэтому мой ответный визит не столько к тебе, сколько в твой благословенный гарем. Хочу разведать, за какие такие достоинства женщины носят тебя на руках… Эта едва-едва вылупившаяся из яйца куколка (показывает на Пэри) оттуда? Я имею в виду, отсюда?