Серые птицы на белом берегу. Народный роман

– Так Вы у нее и спросите, может, не хочет.

– Позвольте! – Повернулся физик к Лене.

– Извините! У меня что-то голова разболелась. Давайте, в другой раз. – Охладила она пыл физика. А про себя подумала: ишь, какой прыткий, как его нейтроны. Наверно, после первого танца и в любви объясняться начнет. Нет! Пусть потерпит. С Николаем спокойнее. И она, дав понять, что менять свое решение не собирается, улыбаясь, глядела на Мухина.

– Жаль, извините! – Как будто о чем-то догадавшись, спохватился физик. Наверно, я вам помешал, старый осел. Не сердитесь, ради Бога! Ухожу, пойду, закончу беседу с коллегой.

Мухин, ничего не говоря, только развел руками: – как хочешь, мол, твое дело, меня это не касается. И ничем помочь тебе не могу.

– Пойдем, потанцуем! – Предложила ему Лена, когда физик отошел от них.

– Пойдем через минуту. А то обидится.

– А если я обижусь? – Спросила Лена.

Мухин не дал ей договорить, взял под локоть, и через мгновение они шли по узкому проходу между рядами столиков, расставленных в елочку, как здесь говорили – «змейкой» – по форме расположения строившихся домов рядом с кинотеатром «Юбилейный». Несколько десятиэтажек под углом составлялись в один архитектурный ансамбль. Отсюда и название – «змейка».

Они танцевали, как и другие, почти обнявшись, близко прижавшись друг к другу. И Мухин почувствовал приятное тепло, растекающееся, как ток, по всему телу от ладоней и груди.

Звучала песня о Тбилиси на грузинском языке. Солист ансамбля Славик – грузин – растягивал, как настоящий профессионал, приятным тенором слова песни. И ему подпевали музыканты.

Но вскоре песня закончилась, и Славик объявил, что для присутствующих в зале Ахмета и Дэги из Грозного он споет песню о дружбе на стихи Расула Гамзатова.

– Ну, все, началось! Теперь весь вечер будет им посвящен! – Недовольно прошептал Мухин и на ухо Лене. – Может, тоже заказать? Какая твоя самая любимая?

– Ой, только не это, зачем на себя внимание обращать! Пойдем, посидим. – Потянула она его к столику, чувствуя, как несколько человек и так уже ощупывали ее своими взглядами.

Привлекательная, сладкая, да не про вас! – Подумала она. – Но как бы не нарваться на дураков!

– Может, погуляем по воздуху! – Предложила Лена Мухину.

– Идея! – Обрадовался Мухин. – Вот только по фужеру еще и на улицу. Давай в гости к моим друзьям заглянем.

– А кто они такие?

– Да ребята хорошие. Здесь неподалеку живут. Им скучно дома одним. Вот и нагрянем, взбодрим их. Записи послушаем – Высоцкий весь в натуре у них – шесть кассет. Он, кстати, сюда приезжал, был в гостях у моих друзей.

– Ничего себе. Они его знакомые или родственники?

– Да нет, просто заядлые поклонники творчества Владимира Семеновича. Брали автограф, пригласили к себе в гости. Он не отказался, заехал.

– Так они семейные?

– Ну, да. Муж и жена – Серега и Танька – свои ребята. Хата у них трехкомнатная, просторно, детей еще нет. Живут пока в свое удовольствие. Танька здесь рожать не хочет, говорит, дети крупные получаются, не разродится. А Серега о сыне мечтает. Во всем остальном у них прядок. Ну, так как?

– Да неудобно как-то! Ни с того, ни с сего! Что обо мне подумают? – Лена, говоря это, наблюдала за девушками, появившимися возле столика рядом с шумными ОРСовцами. Они стояли возле декоративной рыболовной сети со стеклянными поплавками и золотыми и серебряными рыбами, и говорили о чем-то своем, словно не обращая внимания на парней. Потом одна из них подошла к кучерявому, с бородкой, азиату и обняла его за одно плечо, что-то шепча ему на ухо.

Он подвинулся и она села рядом с ним, обняв одной рукой, как парижская куртизанка. Пошептала, пошептала ему на ухо и, видимо, договорившись о чем-то, вернулась к своей подруге. Вместе они вышли в бар.

– Дешевки! – Провожая их строгим взглядом, сказала Лена.

– Кто? – Сразу не понял Мухин. А взглянув туда же, куда смотрела она, согласился:

– Да, проститутки местные. Хотя, говорят, в Советском Союзе проституции нет. Но тебе-то что до них? У них своя жизнь, у нас – своя. И вотще, Ленок. Пора тебе привыкать. Здесь не село, не Тамбовская область, а молодежный город, нравы другие, проще.

– Что ты имеешь в виду, с чем именно здесь проще? – Сказала она полушутя, полусерьезно – так, что нельзя было понять, какое у нее к этому отношение.

– Ну, как тебе объяснить? – Свел брови Мухин. – Раскованнее здесь, что ли, не такое ханжеское отношение к жизни и интиму, как на большой земле. Да и вообще здесь многое по-другому. Вот у вас на родине уже спят сейчас, наверно? А здесь до двух часов ночи жизнь кипит. И никто никому не мешает, никто никого не осуждает. Принято так. Понимаешь?

– То-то я вижу, – такие зеленые девчонки, а уже по злачным местам шастают. – Кивнула она в сторону девиц, сидевших за многими столиками не только со своими сверстниками, а по большей части, с мужчинами среднего и даже пожилого возраста, обрюзгшими и пузатыми.

– Тоже работают здесь в качестве обслуги.

– Мужиков ублажают! – Категорично и с осуждением сделала вывод Лена. – Лучше бы на завод пошли работать.

– Да кому они там нужны? – Не согласился с ней Мухин. – Тут и мужикам из-за высоких заработков сложно устроиться. А ты про этих зеленых. Зеленые они внешне. А так уже битые птицы. Вон ту Трешкой зовут, а ту – Сорванцом. У них на ногах под юбками цены за их услуги выколоты. Приподнимут чуть-чуть, и показывают клиентам.

– Фу, какая гадость! – Вспыхнула Лена. Ты что, спятил, или пользовался их услугами? – Спросила она как-то уж очень жестко, и колким взглядом вперилась в Мухина.

– Извини! Тебе такое слушать неприятно и срамно, как я понимаю. Непривычно. А тут к этому привыкли, все об этом знают. И никто не удивляется.

– Пойдем отсюда, мне здесь не нравится!

Выйти из зала можно было только через бар. И, когда они вошли туда, то на несколько минут, задержались. Мухин попросил Лену присесть с краю за баром на круглый вращающийся стул, а сам на минуту зашел в туалет. Лена, ожидая его, услышала обрывок разговора девиц, которые несколько минут назад подходили к кавказцам и азиату. Теперь они сидели к Лене спиной и не обращали на нее никакого внимания. Разговор почти ошарашил ее своим цинизмом:

Слушай, а тебя муж не ревнует?

– Не – а! – Нараспев отвечала черноокая, с косинкой глаз, девица, тело которой было едва прикрыто полоской мини-юбки и полупрозрачной, розовой блузкой без рукавов. – Он сам меня посылает. У нас полный консенсус в этом вопросе.

– Да ты что?! Офигеть!

– А что? Он ведь понимает, не по-настоящему это.

– Но как ему не противно?

– А что ему должно быть противно? Я же с этими придурками не сплю.

– Но ты же с чужим мужиком в постель должна лечь. И как бы рога ему наставить!..

– Фи, вот глупая! Да ничего подобного. Вот с такими обормотами, да в постель, а вот этого они не видели? – Вывернула она кукиш перед лицом подружки.

– Однако же ты к ним так и липнешь! – Не первый раз вижу, вон только что на колени к Сайхану садилась.

– Да это же для игры.

– Ох, Зинка, доиграешься! Они шутить не любят, отрежут тебе что-нибудь от нежного места. Или утопят в море.

– Не – а! – Опять, полу смеясь, явно бравируя, нараспев протянула девица, сидевшая ближе к Лене на таком же вертляво-шарнирном стуле у стойки бара. – Все продумано. У Костика светлая голова. Не зря же физик, наперед сто ходов знает, как его ЭВМ. Он честно играет, как в покер, и выигрывает на все сто. Так, что у проигравшего и обиды не остается. Как говорится, и волки сыты, и овцы целы.

– Это как?

– А вот так! Думать надо! – Заинтриговала свою подружку Зинка.

– Не понимаю. – Напрягая все свое воображение, недоумевала любопытная девица.

– А у нас вот как. – Похвалилась Зиночка, оглядывая с ног до головы подружку. – Прихватываю я пару мешков, то есть денежных мужиков. Мешками их Костик зовет. Приглашаю к себе, меня-то они не впервые видят. А про мужа, как правило, не знают. Даже если и знают, что он у меня есть, особого значения этому не придают. Смелые мужики, к тому же. Я – приглашаю. А для них желание женщины, когда это выгодно, конечно же, закон. То есть повод, если что – то моему Костику морду набить и из квартиры вышвырнуть, заставить, хоть на время подышать свежим воздухом.

– Да не тяни! Рассказывай по делу.

– Ну, так вот. – Смаковала свой рассказ Зинка. – Значит, привожу я мешков к себе домой. Костик приветливо их встречает. И, между прочим, уже в прихожей предупреждает:

– Ой, Зинуль, посидел бы с вами, соскучился по гостям, да и выпить не прочь, но на работу – в ночную смену, как назло! – Лапшу, значит, этим мешкам вешает на уши, расслабляет их.

– Зачем? – Не поняла подружка.

– А затем, чтобы сразу чего не выкинули, не разошлись.

– А!

– Два! – Передразнила ее Зинка и затянулась сигаретным дымом. – Так вот, потом включает музыку, приглашает ребят за столик в уголке и говорит:

– Надеюсь, вы люди порядочные, рад познакомиться, за что и выпью рюмку. Пьют. В это время я подхожу и говорю:

– А про меня забыли, на водку накинулись, вот кавалеры! Костик и мешки извиняются. Предлагают выпить и толкают тосты за мое здоровье. Вот тут и наступает решительный момент.

– Да неужели он тебя продает, кобель? Или ты им клофелина подливаешь?

– Ничего ты не поняла. Я кодекс уважаю. Здесь тоньше всё, на психологии держится.

– А!

– Бэ! – С явным превосходством и высокомерием еще раз покривлялась Зинка. – Я б и дня одного с сутенером или отравителем не жила. Пока цену себе знаю. И никому в голову не придет, что мы с Костиком живем душа в душу, я ему верная жена. Изменю только тогда, когда другого полюблю.

– Ой, Зинка, извини! А я о тебе такое подумала!

– Да уж вижу, не слепая. На твоем лице, как на телеэкране все написано.

– Ты только не обижайся на меня дуру.

– Да чего там! На больных грех обижаться.

– А с чего ты взяла, что я больная?

– Да это я так, к слову.

– То-то ж. Так что дальше у вас там происходит? Страх как интересно!

– А дальше Костик с мешками спорить начинает насчет того, кто больше выпить может он или они. Тут снова вклиниваюсь в разговор я и заявляю джигитам, что одна могу больше выпить водки, чем они вдвоем.

– Их это поджигает! – Догадалась подружка Зинки.

– Точно! Как рыбы на червя, так они на мою приманку клюют. Заключаем пари на кругленькую сумму. Играем на наличные. Я выставляю, и они в банк деньги вносят.

– И что потом?

– Что-что? Беру бутылку «Столичной» и через горло без закуски выпиваю. Потом сосу лимончик и еще одну. Это я могу.

– Да ты ж отравишься, так и помереть не долго.

– Не – а. Я перед этим стакан свекольного сока на кухне выпиваю и большую ложку сливочного масла съедаю. Это рецепт разведчиков, которым они в войну пользовались, когда много выпить надо было, и не запьянеть. Отец Костика научил. Он же у него бывший фронтовик.

– Помогает?

– Еще как. Они-то думают, что я совсем уж после водки вдрызг опьянела, иду в туалет, качаюсь. А потом там рыгаю громко, чтоб слышали, думали, мне плохо. А я специально сразу после приема и своего выигрыша желудок промываю и клизму делаю. Неприятная, конечно, процедура, зато деньги какие в банке! Есть ради чего помучаться. Ругаюсь между делом, как сапожник. Они обычно, гады, в такие минуты ржут – смех их разбирает. А я себе на уме – думаю, смеются, значит, все нормально. Не рассердились, что проиграли пари. Деньги-то для них, как пыль. Хотя, бывает, и жадные мужики попадаются. Злятся, но спор есть спор. Слово свое они держат, мужики! Честь для них превыше всего. А нам от этого не хуже! – Громко рассмеялась Зинка и вслед за ней вульгарно захохотала ее подружка.

Лену пробрала дрожь от такого рассказа, начало тошнить. А тут еще подошли и стали за спиной два молодых человека, дыша на нее перегаром, и пытаясь шутить…

Она поставила на стойку чашечку с кофе, которое сама заказала у бармена, когда он приблизился к ней и спросил: «Что желаете»? Резко повернулась, сверкнув глазами на парней, и встала, не говоря им не слова. Словно они и не существовали.

Но парни решили все-таки поговорить с ней и не пропускали ее, продолжая шутить. А Мухин как провалился в своем туалете. Это ее стало раздражать.

– Пропустите! – Оттолкнула парней от себя Лена. – Чего наглеете?

Бармен из-за стойки сделал парням замечание:

– Ну, что там такое, что за дела, пацаны? Пропустите девушку!

Парни знали, что с барменом лучше не ссориться, тому стоит только свистнуть охране, как та будет моментально здесь и может намылить шею. Но Лена уж слишком резко повела себя с ними, и один из оскорбившихся парней поплелся за ней к выходу из кафе и на улице стал приставать:

– Девушка, ты мне руку сломала! Как теперь мне жить?

Но в это время плечистый парень с бородкой – приятель Мухина, вышедший следом, остановил его, положив крепкую ладонь на плечо.

– Все претензии ко мне. Могу и вторую руку сломать. Что тебя не устраивает в нашей обители?

Парень спасовал и вернулся в бар, несолоно похлебавши.

– Ну, и хамы тут! – Негодовала Лена, когда почти в ту же минуту рядом с ней появился Мухин. – И ты хорош, оставил меня одну! Пойдем отсюда быстрее, тошно.

– Прости! Я в туалете знакомого встретил, поговорили о наших делах.

– Тоже нашел время и место для разговоров с друзьями! Оставил меня в этой клоаке, тут мразь на мрази!

– Да не сгущай краски! Просто слегка подвыпившие ребята, познакомиться решили. Ну, что в этом такого. А ты Бог знает, о чем подумала. Рабочие парни с АТЗ, свои практически. Не преувеличивай!

– Ничего себе свои, да они меня обидеть хотели.

– Отошла бы вежливо и все. А если они, действительно, шустрые, мы их быстро успокоим! Не бери в голову! Здесь ребята дружные, и почти все – мои друганы.

– А ты сам на себя не надеешься? – Язвительно бросила Лена Мухину.

– Почему, не надеюсь? Надеюсь! – Сказал он с улыбкой на лице. Пойдем к морю!

Минут пять они шли, не разговаривая друг с другом, по еще дышащему теплом асфальту к спуску на набережную. Собственно, набережной, как таковой еще не было – только в проектах, – вдоль каменистого, щербатого берега пока тянулась одна узкая лента асфальтовой дороги, по бокам которой были установлены грибки, кабинки для переодевания и редкие навесы со скамейками, окрашенными в голубой цвет. Сейчас, в лунном свете, они были, словно вылитыми из серебра. Мухина они раздражали. Он привык к дикому, не окультуренному берегу и любил его в первозданном виде: с грядой частых, словно отполированных волнами, валунов в воде и сплошными, хаотическими нагромождениями белого и серого, в разноцветных пятнах лишайника, известняка, отваливавшегося от разрушающегося солнцем и ветром мыса Актау. Луна стояла высоко, большая, полная. Широко растекалась по чистому темно-синему небу тонкой акварельной паутиной невесомого света. А отражение ее падало и вытягивалось дорожкой из золотых и дробленных легкими волнышками кусков фосфорисцирующего живого стекла.

Казалось, что по нему из самой глубины вселенной, а не из Каспия, шла к берегу легкая, пахнущая водорослями прохлада. Мухин подошел поближе к парапету, за ним – земля, а вернее, белый панцирь мыса, обрывался, и становилось немножко жутковато от высоты и такого коварного обрыва, но, в то же время, и просторно, как в небе птице. Создавалось ощущение парения, словно человек поднимался в воздух, а море и небо вокруг него сливались в одну стихию. И ничего, кроме луны, звезд не было рядом.

– Как хорошо здесь! – Вырвалось у оттаявшей на воздухе Лены. – Прелесть, посмотри. Какая яркая луна, в жизни такой не видела! Сейчас бы крылья и полететь.

Не успела она сказать это, как на фоне лунной дорожки появилась огромная черная птица, с немного изогнутыми крыльями, как у самолетов-хищников, которые она видела на обложке «Крокодила». И ей отчего-то стало не по себе.

– Кто это? – Спросила она у Мухина.

– Баклан или альбатрос, на ночную кормежку вышел или, скорее всего, возвращается после нее на берег с какого-то островка. Их вон там, – показал он рукой в море, – много. А возле них кильки навалом.

– Да ведь здесь у берега тоже рыбок много, я видела – косячками ходят – как живое серебро, то слева, то справа от тебя засветятся. Неужели им этого мало?

– Надоедает на одном месте, наверно. Да и неохота с одной мелочью возиться, там ведь часто целых рыбин, вот таких – развел руки, показывая размер, – на берег выбрасывает – кефаль, севрюги, для птиц настоящий пир.

– Кучеряво живут.

– А здесь почти все так. И люди тоже не исключение. Вот и бесятся. Пока на большой земле жили, каждую копейку считали, не пьянствовали и друг к другу иначе относились. А тут, гляди, – не только в море луна расшиблена – весь берег битым стеклом засыпан. Это сколько выпить надо было! Годами бьют – весь берег светится.

– Правда, Коль, сколько стекла-то! Я сразу и не поняла, откуда оно здесь. Думала, специально, для красоты посыпали.

– Да уж, это сейчас при луне весело смотрится, блестит. Днем – карикатура: загубили берег. А ведь в двух шагах, с ума сойти, красотища какая! Дух захватывает! Смотришь и понимаешь, не в одних деньгах счастье.

И что он за человек такой? – Еще больше оттаивая душой, слушая его слова, думала Лена. В «Парусе» ничем от других пьяниц не отличался, а здесь – как ребенок, восторг разливает, красотой морской и небесной не надышится. Словно на всё остальное ему наплевать. Но ведь не так!

Природу Мухин любил с детства. Когда учился в средней школе после войны, то с классом или гурьбой неорганизованных мальчишек и девчонок нередко ходил за цветами для мамы в горы. Рядом с Пятигорском они были пологие и невысокие, чем-то похожие на приплюснутые сверху холмы в форме мужских или женских фетровых шляп, которые были тогда в моде. Родители порой ругали таких «туристов» за их самовольные вылазки за город, так как на пустырях, в лугах и лесах, покрывавших предгорья, еще попадались неразорвавшиеся и не обезвреженные снаряды и мины, различное оружие, оставшееся со времен боевых действий. Мальчишки, конечно же, так и хотели с оружием побаловаться, пострелять, если находили тайком. Это было небезопасно. К тому же в лесах Северного Кавказа в ту пору пряталось немало бандитов и бывших прислужников немцев, которые так и норовили ударить в спину нашим воинским частям, истребляли представителей советской власти и партийных работников на местах. С ними вели борьбу специальные подразделения НКВД, но не всегда успешно. Отдельные бандформирования и бандиты просуществовали в тех лесах и горах, укрываясь в многочисленных расщелинах, пещерах и старинных сторожевых башнях до шестидесятых – семидесятых годов. Так что в горы и в зеленые чащи местные жители еще долго ходили с большой оглядкой. А бесстрашное племя пацанов ничего не боялось, и нередко забиралось в такие места, где на них запросто могли напасть бандиты. А ведь случалось, что в ту пору дети пропадали бесследно. Поговаривали даже, что их убивали и переваривали на мыло. И вот однажды во время одного из «рейдов» по горам километрах в пяти от Пятигорска стайка мальчишек, среди которых был и Коля Мухин, набрела на двух раненых бандитов. Увидев ребят, они поначалу попытались спрятаться в кустах, но когда поняли, что обнаружены, то вышли на лужайку, где остановились школьники, и заговорили с ними. После первых же слов бандитов основная часть мальчишек дала деру. А Коля и его друг по классу Володя не сдрейфили. У каждого в кармане ковбойки было по «Вальтеру». И если что, они могли воспользоваться этим оружием, чтоб не дать себя в обиду. Дома пистолеты хранили в потайном месте на чердаке сарая. А когда нужно, потихоньку брали их, и отправлялись в свои походы по местным окрестностям. Раненые были кавказцами с большими черными бородами, отросшими за время их пребывания в лесу. Один из них поманил мальчиков рукой и негромким голосом позвал: «Подойдите к нам, не бойтесь, мы вам ничего плохого не сделаем»!

– А вы нас не пугайте, – ответил ему Николай, – мы вас не боимся. Чего надо?

– Еды нам надо и бинтов. Не сможете нам принести из города? Мы хорошо заплатим. – Ответил один из бандитов, с перевязанной выше локтя правой рукой. Второй бандит вообще не разговаривал и только диковато поглядывал на мальчиков, как волк на зайцев.

Николай почувствовал, как от этих взглядов по его спине пробегают мурашки, но не подавал виду, что испугался. Володя немного побледнел, ему тоже, видимо было немного не по себе. Николай взглянул на него и спросил: «Что будем делать»?

– Надо военным или милиционерам подсказать, где прячутся эти бандиты! – Шепнул на ухо Николаю Владимир.

– Это что же, получится, что мы их сдадим чекистам, а ведь они тоже люди, доверяют нам, о помощи просят. Их же просто расстреляют, если сообщить в комендатуру или милиционерам.

– И правильно сделают. Знаешь, сколько они наших солдат погубили – в спины стреляли исподтишка! Сволочи! Моего батьку тоже, возможно, вот такие же бандиты недалеко от Грозного прикончили.

– Что вы там шепчетесь? Подойдите поближе! – Заподозрили неладное и наставили карабины на мальчишек раненые бандиты. – А то сейчас вам дырок наделаем.

– Да не пугайте, пуганые уже. Немцев не боялись в оккупацию, а вы свои своих пугаете?

– А откуда мы знаем, что вы свои? Как твоя фамилия? Кто твой отец? Где работает?

– Думаю, это вам знать незачем, так как не интересно. Он нигде не работает, в лагере сидит.

– Тогда другое дело. Значит, ты на самом деле свой. А как насчет твоего дружка?

– У него отца убили. Один с матерью живет.

– А кто убил? На войне?

– Да нет, после войны. Бандиты!

– Ну ладно, я вижу, что вы не робкого десятка. Подойдите поближе?

– А зачем? – Громко спросил Володя.

– Да, зачем? – Повторил вслед за ним Коля.

– Денег вам дадим или золотое кольцо, чтобы на еду и бинты поменять.

– А вы положите их там, где сидите, на камень. Мы и заберем. А подходить к вам не будем. И пукалки ваши нам не страшны. У нас свои не хуже. – Показал «Вальтер» Коля.

– Ты, я смотрю, отчаянный малый. Да только оружием нужно уметь пользоваться. – Рассмеялся один из бандитов. – Я вот с десяти шагов в копейку попаду. А ты навряд ли. Поэтому перевес все равно на моей стороне. Так что, давай, не будем ругаться и пугать друг друга, нам нужна помощь. И вы сделаете то, о чем мы вас просим. Иначе мы накажем вас. Еще не раз сюда придете. Или мы сами к вам домой придем и рассчитаемся с вами за вашу несговорчивость.

– Но все-таки, отойдите шагов на двадцать, чтобы мы могли взять деньги и кольцо! – Не поддавался на хитрости бандитов Николай. И Владимир его поддерживал, даже упреждал:

– Не иди у них на поводу, знаем мы бандитские штучки. Задобрят, а потом на костре зажарят и сожрут.

В городе и про такое слыхивали, вести о всяких страшных случаях, связанных с преступлениями бандитов, разносились быстро.

На этот раз бандиты не обманули. Точно выполнили просьбу мальчиков и, оставив деньги и кольцо, отошли метров на двадцать подальше от них и поближе к опушке леса. Мальчишки взяли деньги и кольцо.

– Когда вернетесь? – Спросил их один из бандитов, возрастом постарше?

– Как успеем. Но не сегодня, вечером не пойдем. Ждите только утром! – Успокоил их Коля.

– Ладно, будем ждать. Не вздумайте милиционеров или солдат привести. Первыми вас из-за кустов застрелим! – Предупредил бородач.

– Так мы пошли? – Спросил Коля.

– Идите! – Разрешил старший бандит. – То, что принесете завтра, оставите возле камня, на котором мы сидели и с которого вы взяли деньги и кольцо.

Мальчишки развернулись на сто восемьдесят градусов и бегом помчались вниз по склону горы, неподалеку от которой проходила автодорога. Когда они выбежали на нее, то увидели в отдалении стайку ребят, с которыми они пришли сюда. Пока не дошли до них, два друга спорили о том, как лучше им поступить. Дома с матерями советоваться было бесполезно, отшлепали бы и заперли в комнатах и несколько дней не выпускали на улицу. Поэтому друзья решили посоветоваться с отставным майором, демобилизованным из армии по состоянию здоровья – после тяжелого ранения в грудь и госпиталя он вернулся в Пятигорск, на их улицу. И с ним они часто разговаривали о войне и мире, о его боевых делах и вообще о жизни. Советовались, когда нужно. Так как считали его своим другом и доверяли ему. Ведь это был не человек, а могила – никогда секретов не выдавал. И матерям о «подвигах» мальчишек ничего не рассказывал.

– Серьезное дело! – Покачал головой Семен Ильич, когда мальчишки рассказали ему о том, что в горах наткнулись на раненых бандитов и что те попросили их принести еды и бинтов. – Тут сгоряча нельзя поступать, нужно подумать. Чтобы и бандитов обезвредить, и вам не навредить. А то придут милиционеры или бойцы в горы, не найдут бандитов, а себя обнаружат и вас подставят. Давайте я тоже со своим знакомым в милиции посоветуюсь. А потом решим, как лучше поступить. Если вы, конечно, разрешаете!