Самый заурядный попаданец в гоблина

– Пощади, старший, пощади! Мы не знали, что это самка твоя! – залепетал зелёный насильник.

Он нёс всё ту же тарабарщину, что и я, когда не напрягал свой речевой аппарат, но, к своему удивлению, я всё понимал.

– У! Тля, тюрьма по тебе плачет, а ну вставай и без шуток.

Зелёный коротышка повиновался.

– Умка, что со вторым?

– М, м, м, м, – доложила Умка, собирая обратно в мешок рассыпанный картофель. Когда она дошла до валяющегося без сознания грабителя, то от всей души пнула его голову.

– Отлично, – одобрил поведение Умки Пётр. – А ты, зелёный вонючка, пойдёшь с нами. Будешь языком.

– Кем я буду? – сказал зелёный и потом добавил. – О, могучих хоба.

– Неважно, не шуми, веди себя тихо, и я не сделаю тебе больно.

Насильник закивал. Руки ему связали шнурком, вытащенным из набедренной повязки второго зелёного разбойника. Ему она больше не пригодится: Умка так хорошо двинула ему ногой по голове, что он скончался. Ещё одним трофеем помимо верёвки оказалось короткая, в полтора метра длиной, как копьё, заточенная кем-то палка, которую зелёный грабитель выронил, когда я на него приземлился.

– У-М-К, С-Т-О-Р-О-Ж!

– М-м-м-м? – вопросительно мычала Умка, наклонив голову набок.

– У-М-К, С-Т-О-Р-Ж. Я Л-Е-З-Т И-Д-А. ТЫ С-Т-О-Р-О-Ж-И-Т Н-Е У-Б-И-В-А-Т, – все свои слова Пётр дополнял жестикуляцией, и выглядело это забавно.

– Сталин! – понятливо кивнула Умка.

Пётр хлопнул себя по лицу. Но там осталось ещё три яйца, не есть же сырой картофель?! Вооружив Умку копьём и оставив надзирать за пленным, Пётр вскарабкался наверх. Когда Пётр второй раз залез на дерево и вернулся уже с яйцами, то внизу его ожидала картина маслом. Умка убила сначала связанного пленного, ткнув его остриём копья в глаз, потом зачем-то проткнула таким же образом голову уже мёртвому бандиту. Будто бы ничего не произошло, Умка подскочила к Петру и забрала у него яйца, одно за другим, выдавливая себе их в рот. Очнулся Пётр, когда непосредственная Умка, забрав у него нож, начала пилить мёртвому коротышке ногу.

– Нет, У-М-К-А, мы не будем их есть! – рявкнул на неё Пётр, выхватывая у неё нож.

Собственно, оставить душевнобольную охранять пленного с самого начала было плохой идеей, но его всё время вводил в заблуждение её беззащитный облик. Чумазая девчонка, ну кому она может навредить? Оказывается, многим, особенно пленным и связанным. Делать что-то было уже поздно: ценный источник информации в лице говорящего на его языке аборигена был утрачен. Осталось только вынести урок из этого инцидента и продолжить наш поход за фуражом неизвестно куда.

Этот сбор всего, что можно пожевать, продолжался часов до пятнадцати, если судить по солнцу. Хотя был ещё вопрос: сколько часов в сутках на этой планете? За это время Умка успела заполнить свой поясной мешочек картофелем, морковкой и луком, достала ещё откуда-то мешок и уже наполняла его. Этот мешок нёс Пётр, он [мешок] был больше, но заполнялся уже не так быстро, как первый: видимо, знакомые ей места исчерпались. Но не только овощами ограничивалась Умка. В одном из заброшенных домов она нашла пару крупных летучих мышей, спящих в укрытии. Профессионально свернула им головы, словно курицам, и сунула мне в мешок. В определённый момент она повернулась на сто восемьдесят градусов и пошла тем же путём в обратную сторону. Когда мы проходили мимо того дерева, где Умка своими «у-у-у» и «а-а-а» дала понять, что впереди опасность и надо двигаться осторожно. Огибая дворами и прячась за кустами, Пётр всё же не устоял и поглядел, что происходит возле злополучного дерева. Четверо зелёных карликов резали на куски своих менее удачливых соплеменников и раскладывали их по мешкам. То есть они делали то, что хотела сделать Умка, если бы Пётр ей не запретил. Один из них, думающий, что его никто не видит, незаметно сунул себе в рот кусочек сырого мяса.

– Похоже, каннибализм здесь в порядке вещей, – сказал Пётр, наблюдая за жуткой картиной.

– У-у-у-у, – тянула его Умка подальше от опасного места.

Они оба мучились жаждой, она была просто невыносимая. В какой-то момент они набрели на колодец. У них не было вёдер, но зато можно было связать верёвку и макнуть на дне колодца тряпку, а потом выжать влагу в рот. К несчастью, длины верёвки не хватило и пришлось импровизировать. Пётр ободрал с молодого деревца тонкую кору и наплёл из неё верёвок. Когда всё же длины хватило, чтобы макнуть тряпку, то оказалось, что всё напрасно. Вода пахла тухлятиной: кто-то скинул на дно колодца труп, который уже не первый день там разлагался и отравлял воду. И тут Петра осенило.

– У нас же есть летучие мыши, а в них кровь. Она пресная, её можно пить.

Умка ничего не понимала, но согласно кивала. На удивление Петра, кровь пить ему даже понравилось. Тот даже поймал себя на том желании, что ему хочется попробовать сырого мяса, а вот Умку от такого пойла чуть не вырвало.

– Терпи, знаю, что тяжело, но другой воды у нас нет.

– Сталин! – сказала Умка, обиженно глядя на него слепыми глазами.

К вечеру они всё же куда-то пришли, и Пётр понял, что в это куда-то он идти не хочет. А виной всему была целая аллея кольев с насаженными на них головами зеленокожих карликов. Пётр не был специалистом в менталитете туземных племён, но это был явный намёк, что зелёным и низкорослым сюда вход воспрещён.

– Знаешь, Умка, что-то мне не хочется идти туда.

– М-м-м-м?

– Ну просто сразу же видно, что это очень плохой район, – Пёрт указал на колья с головами. – И чужих здесь не любят. Давай заночуем вон в том чудном трёхэтажном каменном домике.

– У-у-у-у.

– Боишься?

– М-м-м-м!

– Даже не знаю, что тебе на это ответить. В общем, твоё мнение учтено.

– Сталин.

– Ага, Иосиф Виссарионович, – кивнул Пётр. – Умка, почему именно Сталин? Почему не Ленин, Брежнев или Хрущёв? Откуда ты вообще это узнала?

Умка о чём-то долго думала, напрягая свой невеликий ум, даже начала тереть рукой себе лоб от напряжения, потом выдала.

– Совсем охренели, паразиты, Сталина на вас нет.

– Опана. А вот с этого места, товарищ Штирлиц, поподробнее, – Пётр узнал своё любимое стариковское ругательство. – Экстрасенсим потихонечку, да? Товарищ Умка, мысли читаем?

– УмкА-УмкА… – напевала Умка своё новое имя, делая ударение на последнюю букву, полностью потеряв интерес к Петру и чему-то загадочно улыбаясь.

Он понимал, что она его не понимает, он и сам себя с трудом понимает, львиную долю основы их диалога составляла интонация. А чтобы понять, что хочет сказать другой, пришлось прикладывать массу усилий и интуицию. Благо, на философские темы они не общались, и все диалоги сводились к следующему: пошли туда, неси это, там опасно. Чтобы передавать подобную информацию, не нужно знать языка.

Правда, ближе к вечеру Умка стала уставать и хуже ориентироваться в пространстве, пару раз она стукалась лбом о стену. Больше не надеясь на свои таинственные способности, она выставила руки вперёд и двигалась на ощупь и звук. Петра-то она чувствовала хорошо, а всё остальное не очень.

Домик, который он выбрал, был давно разграблен: мебель и деревянную дверь – всё вынесли, так что план забаррикадировать дверь чем-нибудь тяжёлым для безопасности был невыполним. Ночевать просто так в заброшенном доме было страшно: мало ли, кто сюда забредёт, этот город не такой заброшенный, как хотелось бы. На второй этаж когда-то вела деревянная винтовая лестница. Те, кто разграбил дом, разобрали и её, но зато оставили после себя кучу пустых железных консервов. Что немало удивило Петра, значит, он не в совсем дикие века попал и те зелёные дикари с копьями – всего лишь агрессивные туземцы, дно местной цивилизации.

Пётр легко забрался по стене на второй этаж, держа в зажатых зубах конец верёвки, другой конец которой был привязан к Умке. Как оказалось, он одинаково хорошо карабкается даже по кирпичной кладке, главное, чтобы были щели. Это тело просто идеально подходило, чтобы куда-то лазить: само по себе лёгкое, не больше пятидесяти килограмм, но очень сильное. Когда он затаскивал наверх Умку, то молился, чтобы верёвка не оборвалась. Хоть он и был атеистом, но последние события круто перекосили его менталитет. Также наверх вслед за Умкой отправились мешки с провизией, куча оборванных веток с листвой, которая сегодня должна им служить подстилкой, и пустые консервы.

Устав от дел праведных и надавав Умке по рукам, которая снова принялась за «дежурные домогательства», Пётр со спутницей перекусил сырыми овощами, в основном морковкой, картошкой и очень смачным луком, который частично приглушил жажду. От такой трапезы обоих мутило. Умка что-то требовала от Петра, громко урча и фыркая, словно рассерженный хорёк, одновременно постоянно придвигая к нему еду, но он не понял. В конце концов, они улеглись спать, крепко обнявшись, чтобы сберечь тепло от ночной прохлады. Ожидаемо, Умка предприняла ещё одну попытку получить ночное развлечение и аккуратно полезла к Петру в штаны, но в очередной раз, больно получив по своим загребущим рукам, успокоилась и уснула. Не то чтобы Пётр был таким святым, но всё же она ему во внучки годится, да и неприятно всё это как-то, будто они бомжи подзаборные, грязные, чумазые, да ещё и луком от обоих разит. Для полного комплекта только сивушного перегара не хватает. А на утро их ожидал сюрприз…

========== Глава 2 “Поселение за периметром” ==========

«Очень странная белая аура», – размышляла Умка. Разумеется, думала она не словами, а скорее образами.

Но в целом, соседство с этой белой аурой ей нравилось, к тому же, а ещё он дал ей имя, теперь её зовут Умка. Сегодня утром, когда она попыталась его вылечить, Умка коснулась его аурой, для этого пришлось сделать ему приятно, ну и себе за одно. Это было не сложно, так как она видит, как тело реагирует, когда она к нему прикасается. Если тело никак не реагирует, то она трогает не там, а если появляются розовые вспышки, то она делает всё правильно. У неё уже был большой опыт взаимодействия с мужчинами и, что надо делать, чтобы добиться нужной реакции, она знала. На удивление, она обнаружила, что этот разумный полностью открыт, его аура готова подчиняться ей полностью. Для начала она убрала серые пятна из головы, что было несложно, и в принципе можно было завершать это дело. Но не останавливаться же в такой момент, ведь те красные ауры только растревожили её аппетиты, но из-за своих ссор так и не довели дело до конца, а ей хотелось ещё. Она не поняла, в какой момент белая аура стала подпитывать её энергией, но это было приятно, так как она чувствовала энергетическую нежность этой ауры, которая потом открыла информационный канал. В разум Умки хлынули обрывочные воспоминания, это было интересно, хоть и непонятно.

Умка, сколько себя помнила, воспринимала мир как игру света и вспышек. Разумные существа, которые вступали с ней в контакт, общались в основном на звуковом уровне. Она мало уделяла этому внимания, не особо вникая в звук, ведь к чему нужны ласковые интонации, когда у тебя аура горит чёрным цветом? Нет, за таким существом идти нельзя, как бы он ни звучал. Теперь она поняла, как ощущают мир другие разумные и на что они похожи. Ей кое-что стало понятно: она одна видит ауры, и больше никто, и это многое объясняло. Некоторые её знакомые ауры поражали, по мнению Умки, беспечностью, и за это расплачивались собственными жизнями. Теперь становилось понятно, что они просто не знали и не видели то, что видит она.

Контакт разорвал сам… кажется, его зовут Сталин. Именно это слово часто употребляла белая аура в своих воспоминаниях. Когда Сталин разорвал контакт, Умка сумела случайным образом взять несколько воспоминаний с собой, и теперь пересматривали их как свои. Ей нравилось и хотелось ещё воспоминаний, но для этого надо снова коснуться ауры Сталина, а он упирается. Очень необычная аура, ведь раньше, когда она хотела сделать кому-то приятное, никто не упирался, а он упирается, бьёт по рукам. У него очень странная аура, хоть и хорошая.

Когда Сталину стало лучше, и он пришёл в себя, то сначала несильно толкнул её и резко выскочил из-под неё. Умка увидела в Сталине белёсые вспышки, которые нечасто видит в разумных. Это был страх. Сталин её испугался, но потом успокоился и пришёл в себя. Это хорошо, ведь значит, что он сможет принести ей пользу. Но Сталин странно отреагировал, когда Умка попыталась расчленить труп. Он, заволновавшись, не дал ей этого сделать и потащил вон из дома. Умка пыталась объяснить, что в таком виде его бросать здесь нельзя и обязательно нужно отрезать руки с ногами, иначе обиженный труп ночью восстанет и будет преследовать их, пока не съест. Надо было хотя бы успеть проткнуть ему голову. Она успела это сделать, но уже в другой раз, когда обнаружила птичьи яйца и отправила Сталина собирать их. Как оказалось, он очень хорошо умеет лазать по деревьям, она так увлеклась наблюдением за ним, что не заметила две приближающиеся оранжевые ауры. Она, конечно, дала понять, что попала в беду, но громко это делать побоялась, за такое оранжевые ауры могли сделать ей больно. Поэтому она предпочла звать на помощь, но не громко. Оранжевых аур она не боялась, так как у обоих были яркие розовые вспышки, которые притупляли их агрессию. А потом спустился Сталин и вырубил одного и обездвижил другого. Их ауры сразу сменили цвет на чёрный, это значит, что от них надо избавиться побыстрее. Умка увидела, что у бессознательной чёрной ауры есть слабое место на шее, вероятно, старая травма, она пнула туда, и шея сломалась. Он не стал ей в этом препятствовать, но долго о чём-то ещё говорил, а потом дал ей заточенную палку, вероятно, он хотел, чтобы она добила оставшегося и обезвредила их тела. Умка так и сделала.

Потом стало вечереть, ходить ночью за внешней стороной периметра, где скапливаются ауры, опасно, ведь на охоту выходят другие красные ауры и ходячие мертвецы. К тому моменту она набрала достаточно еды, чтобы оплатить вход за периметр для двоих и ещё купить пропитания. Когда они уже почти дошли до поселения, Сталин резко чего-то испугался и отказался идти дальше. Умка пыталась заставить его продолжить путь, но он ни в какую не желал идти. Он затащил её куда-то наверх, что могло сработать. Так ходячие мертвецы не смогут их достать, а агрессивные красные и чёрные ауры, живущие за периметром поселения, боятся близко подходить.

Умка хотела, чтобы Сталин сделал еду вкусной, но он, похоже, не понимал, что от него требуется, да ещё незадолго до этого заставил пить мерзкую кровь животных, которых поймала Умка. Бе-е-е. Пить она, конечно, хотела, но за еду можно выменять воду. Зато он сделал мягкий матрас, набив листьями мешки. Умка попыталась сделать Сталину приятно, но он снова надавал ей по рукам. Обидно, а ей ведь так хотелось снова заглянуть в иной мир, да и просто хотелось. Но прогонять её он не стал, вместо этого обнял, и они так и уснули. Умка давно так спокойно не спала.

«Очень странная аура, но хорошая».

***

Пётр потянулся и проснулся раньше Умки. Солнце уже входило в силу, хоть и утренняя прохлада ещё давала о себе знать. Они заночевали на втором этаже трёхэтажного каменного дома. И Пётр решился забраться повыше и осмотреться. Не пришлось прилагать особых усилий, чтобы забраться на крышу. Лестницы также были разобраны, а сам дом ограбили до голых стен. С высоты ему было виднее, оказалось, что они не дошли до человеческого поселения каких-то метров двести.

Утро начиналось и там. Люди поднимались и вели какое-то своё хозяйство. Поселение было обнесено невысокой стеной, откровенно говоря, построенной тяп-ляп, больше предназначенной, чтобы отпугивать диких зверей, чем по-настоящему опасных тварей. Многие здания вблизи периметра были полностью разобраны, а на их местах были высажены жиденькие огороды. Но Пётр забыл обо всём на свете, когда над его головой пролетел дирижабль. Воздухоплавательная машина зависла над городом, открыла своё чрево и, опустив аппарели, стало скидывать оттуда какие-то контейнеры, которые камнем падали вниз. Закончив своё дело, дирижабль набрал высоту и скрылся с глаз. Его вид так сильно впечатлил Петра, что он, словно мальчишка, помчался будить Умку, дух первооткрывателя захватил его сознание. Ему не терпелось изучить этот таинственный мир.

– У-М-К-А проснись. Я дирижабль видел, здоровый такой, представляешь?

Его подруга с трудом проморгалась, хоть для того, чтобы видеть, ей глаза не нужны. Спала она всегда крепко, излишнего возбуждения своего спутника не одобряла. И не прочь была бы поспа-а-а-ать ещё, но Пётр уже вытряхнул листву из их перины и набивал мешки обратно продуктами. У него как-то из головы вылетело, что заночевать здесь его вынудил страх перед дальнейшим путешествием. Аллея из колов с насаженными на них головами никуда не делась. Ну, да ничего, он придумает что-нибудь, завернётся в мешок, натыкает в него веточек с прочей зеленью и прикинется лешим. А что, вдруг они тут есть? Людей он пока что здесь не видел.

За ночь верёвка, что он сделал из коры молодого дерева, высохла и стала ломкой, нужно было ободрать ещё одно дерево и сделать новую или переплести эту в более толстую. Пётр лихо спрыгнул на первый этаж, хотя Умка что-то протестующе мычала и махала руками. И тут на него напали. Не из засады, а тупо и прямо. Зеленый карлик, рыча и махая руками, бросился на него. По ране на животе он узнал, что это тот самый вчерашний карлик, с которым он боролся и из которого достал нож. Пётр взмахнул кухонным ножом и обрезал пару пальцев на ладони карлика. Это его даже не притормозило, похоже, он совсем не чувствовал боли. Тогда Пётр выбросил нож, взял карлика в захват и бросил на пол. Хоть и у зелёных карликов была другая физиология, в отличие от людей, но в целом общие приёмы работали.

– Лежи, не вставать! —потребовал Пётр.

Но противник его проигнорировал и с рыком стал подниматься на ноги. Тогда Пётр подобрал нож и воткнул ему в спину – не помогло, зелёный карлик все так же не обращал на это внимание, к тому же оказался необычно силён. Петру сильно повезло, что удалось совершить бросок, зеленый карлик обладал громадной силой и чуть не вырвался из захвата.

Пётр плюнул, причём буквально и в карлика, а потом выбежал наружу. Слегка отставая, уже мёртвый, но всё ещё ходячий карлик поплёлся за ним. Пётр легко забрался по внешней стене дома и юркнул в оконную раму, карлик попытался проделать то же самое, но не смог, хоть и старался. Пётр с какой-то тоской посмотрел на торчащую из спины карлика рукоятку ножа.

– Товарищ, вам что не спится, вы же умерли? Или совесть ваша перед коммунистической партией не чиста? Всё требует отдать последний долг союзу свободных социалистических республик?

– Р-р-р-р-р! – угрожающе рычал карлик, пытаясь забраться наверх и стирая пальцы в мясо. От оконного проёма его отпихнула Умка и «посмотрела» вниз. Ходячий мертвец и на неё порычал, в ответ она на него помычала, слов не было, но по интонации было понятно, что она ругается.

– М! – это уже Петру.

– Ч-Т-О?

– М-м-м-м!

– Д-А О-Т-К-У-Д М-Н-Е З-Н-А-Т В-А-Ш П-О-Р-Я-Д-К!

– М-м-м-м-м! – Умка показала сначала обеими руками на оконный проём, потом одной рукой на Петра и упёрла руки в бока.

– Что, хочешь сказать, что это я во всём виноват? – не смог долго говорить на родном Пётр и снова перешёл на тот, на котором у него получалось. – Я его ножом в спину ткнул, он мёртв должен быть, собака. Но он не умирает.

– Сталин! – Умка приставила палец к виску, повертела его и свистнула.

– А вот этого не надо, он заслуженный человек, за порядок в стране радел.

– Да чтоб мне с эстонцами на одном корабле плавать! – перешла Умка на русский.

– Хочешь сказать, что я дурак и потерял единственный нож?

– М-м-м-м-м!!! – победно замычала Умка.

– Умка, лучше помолчи. – предупредил её Пётр.

– М …! – снова набросилась на него Умка с видом «я не договорила».

Ещё минут пять она грозно мычала на него, обвиняя во всех бедах. Пётр уже был женат и знал эту фишку, тут главное обидеться первым, если будешь её игнорировать и молчать, то сначала она замолчит, а потом почувствует себя виноватой. У мужчин эти процессы в мозгу протекают быстро, а женщины другие, им сначала душу излить надо, выговориться, и лучше им в этом не мешать. А уже потом начинают жалеть о том, что наговорили, в случае Умки, намычали.

– Сталин, – потёрлась она о его плечо с виноватым видом и предложила морковку. Умку хватило минут на двадцать-двадцать пять, а потом она сама пошла на мировую. Кушали они то, что, собственно, вчера насобирали, опять начала мучить жажда, от которой снова попытались спастись луковицами. Пётр с тоской подумал о вчерашней крови летучей мыши, было вкусно. С такими мыслями он решился на эксперимент, откусил у тушки летающего грызуна крыло и ничего мерзкого в этом не почувствовал. Наоборот, сырое мясо было вполне питательно, однозначно, тело, в котором он находится, относится к хищным видам. Он легко потребляет и мясо, и растительную пищу, определённо, всеядный стайный хищник, да и судя по его соплеменникам, с которыми он встречался, ещё и относительно разумный. С ним-то понятно, но кто такая Умка? Что-то ему подсказывало, что родителей у неё нет. Беспризорница? А что, вполне возможно. Всё окружающее очень походит на горячую точку, если бы воевали технологически отсталые расы. Например, межплеменной конфликт. Насаженные на колья головы вполне в духе диких папуасов и средневековой Европы. «Акт устрашения» – слегка напряг память Пётр. Но что тогда здесь делает дирижабль, и что он сбрасывал? Определённо, надо идти на контакт и как-то аккуратно обо всём узнавать, чтобы не вызвать подозрения.

– Хотя… – тут Пётр посмотрел на аллею из зелёных голов.

Похоже, с такими как он тут не церемонятся. Они застряли в этом доме, где на первом этаже их караулил неубиваемый зеленый коротышка. Можно попробовать от него убежать, правда не факт, что он оставит их в покое. Выносливости, похоже, у него не занимать, да и нашёл он их чуть ли не по запаху, а ведь они весьма далеко ушли от того места. Значит, он будет преследовать их, пока не догонит, а как догонит … М-м-мда.

Пётр подобрал с пола камушек и метнул его в неупокоившегося беспокойного, попал прямо в голову, но эффекта ноль.

Можно всё же попробовать убежать, эта тварь не очень шустрая, но они обезвожены. Бег потребует напрячь и без того оскудевшие ресурсы организма. Хотя, похоже, от жажды мучается в первую очередь он, вон, Умка чувствует себя вполне комфортно. Может, пошуметь, и кто-нибудь придёт на помощь?

Хорошая была мысль, но запоздалая: вдоль аллеи голов со стороны поселения в их сторону двигался отряд из четырёх существ, гуманоидов, вооружённый какими-то то ли вилами, то ли трезубцами. Не один Пётр их заметил, но ещё и неживой товарищ.

Ходячий мертвец наконец отлип от стены, где, похоже, оставил четверть своих пальцев, скребясь о кладку, развернулся и понёсся в сторону приближающихся гуманоидов. Те не растерялись, а встали в строй и выставили своё причудливое оружие. Карлик тут же нанизал себя на «вилы». Один из существ, с собачьей головой вместо человеческой, бросил своё копьё и достал дубину, которой методично раздробил голову карлика в кровавую кашу. Потом вытащил нож Петра и похвастался перед коллегами.

Теперь Пётр смог их достаточно хорошо разглядеть. Среди этой группы было только два человека, остальные были, даже сложно объяснить, на что похожие. Один из них походил на чёрного добермана, вставшего на задние лапы, к которому зачем-то приделали человеческие руки. Он обладал наиболее крепким телосложением. А другой, напротив, был миниатюрным, белым и пушистым. Пётр ещё раздумывал, выдавать себя или нет, так как достаточно быстро спрятался и был уверен, что его не увидели, но всё за него решила Умка. Она наполовину вылезла в оконный проём, размахивая руками и укая на всю округу. Естественно, их заметили и двинулись в сторону дома. Пётр на всякий случай утянул обратно свою спутницу. Мало ли что, может, эти ребята сначала стреляют, и только потом задают вопросы.

– О моя подслеповатая mon chéri, – доносился голос, говоривший на французском, тянущий одновременно и гласные, и согласные, – я говорю, что видел то, что видел. Мои глаза меня не подводят.

– Ещё раз меня так назовёшь, и я проломлю череп тебе этой дубиной, извращенец, – ответили ему тоже на французском, но с более рычащими интонациями.

Пётр, в свою очередь, когда ещё был зелен и молод, ходил не на рыболовном, а на торговом корабле, а чтобы не ударить в грязь и не опозорить великую родину, старательно изучал языки. На французском он мог не то что разговаривать, но спокойно понимал, ещё он неплохо знал английский и чуть хуже немецкий. Аборигены, определённо, говорили на какой-то разновидности французского, а если учесть, как сильно искажали слова, то создавалось ощущение, будто англичанин женился на француженке, у них родился ребёнок, но родители сами не определились, на каком языке будет говорить их чадо, поэтому учили его сразу двум языкам. А потом это чадо выросло и, с его слов, немец написал учебник французского языка. То есть какое-то дикое месиво французских, английских и чуть-чуть немецких слов.