Почти непридуманные истории. Из записок хирурга

Астигматизм

Пианино – один из самых популярных клавишных инструментов, почитаемый в народе. Предмет упования мам и бабушек и источник раздражения для детей, часами принужденных осваивать гаммы и аккорды, дабы удовлетворить амбиции предков.

Надо отметить, что ко всем положительным качествам инструмент этот является громоздким, страшно тяжелым ящиком, что делает его совершенно непригодным к перемещениям в пространстве. С такой вот «оборотной» стороной столь замечательного предмета пришлось столкнуться однажды моему другу Владимиру Рогалину. Теща, заподозрив музыкальный слух у внучки, решила сделать детям подарок и приобрела у соседей пианино с надеждой, что в старости благодарное чадо ублажит слух женщины волшебными звуками виртуозно освоенного инструмента. На долю зятя оставалась только техническая часть работы – доставить пианино домой. Одно только омрачало столь легко заключенную сделку: громоздкий инструмент следовало переместить с пятого этажа одного подъезда на пятый этаж соседнего без надежды на лифт, не предусмотренный архитектором при планировании дома.

Надо сказать, что происходило это в те недавние счастливые времена, когда девственное сознание народа не принимало денежных форм расчета. Всё обходилось личной симпатией, желанием помочь другу и заканчивалось простой веселой поседелой за бутылкой вина, нарезанной колбасой по два двадцать и «охотничьими рассказами». Участники компании расходились большими друзьями и были переполнены чувством благодарности друг к другу. Всё легко и просто.

На работы Рогалин, будучи заведующим отделением, рассудительно пригласил ординатора первого года обучения Юру, вторым помощником вызвался анестезиолог той же больницы Андрей – приятель Владимира. Если Юра находился под непосредственным началом Рогалина, то Андрей готов был участвовать в любой авантюре, лишь бы затем оторваться во второй, так сказать, «неофициальной» части мероприятия.

Итак, в один из счастливых дней они встретились… Три интеллигентных врача – розовощеких, чистеньких, в очках, готовых к употреблению. Надо отметить, что «промысловое» значение в смысле противовеса грузу мог иметь один только ординатор, выделяющийся среди коллег и ростом, и сложением. Владимир Викторович и Андрюша в этом плане могли рассчитывать только на прикладное значение. Работа предстояла малоквалифицированная, грубая, но команда была полна азарта и решимости в достижении поставленной цели.

Все дружно впряглись в бурлацкие петли, нарезанные из пожарных шлангов и пропущенные под днищем объемного инструмента предусмотрительным Рогалиным. Первая попытка поднять ящик буквально расплющила работников. Инструмент чуть не подмял под себя худосочную бригаду, изумив своей неимоверной тяжестью. Возникло короткое замешательство.

– Ты что, кирпичей туда насовал? – Андрей зло посмотрел на хозяина.

– Не-е, там только струны музыкальные, – пожал плечами Владимир. – Я заглядывал. Сам не пойму…

– Ничего себе струны… – Андрей расстегнул рубашку и осмотрел свое побагровевшее плечо.

После недолгого спора последовала перестановка участников, и усилия возобновились. Сопя и громко шаркая ногами, бригада наконец сдвинула инструмент с места. Пианино медленно поплыло из прихожей на лестницу. Далее, зубчато покачиваясь и что-то музыкально напевая, ящик поплыл пролет за пролетом к нижней подъездной площадке. Упираясь в петли и трясясь от напряжения, друзья, как муравьи, тащили пианино, застревая в углах лестничных пролетов.

На тротуаре около соседнего подъезда ребята привалились к инструменту, с трудом переводя дыхание.

– Любишь кататься – люби и саночки возить! – весомо заметил Андрюша, прикидывая перспективу второго этапа эвакуации, и невесело ухмыльнулся.

Видя трясущихся от усталости ребят, Рогалин как доктор правильно оценил ситуацию. Он быстро сбегал наверх и вернулся с поллитровкой «горючего» и закуской. Разложились тут же на пианино. Первая стопка обожгла горло, прокатилась по пищеводу и горячей волной растеклась под ложечкой. Вторая – просто растворила усталость. Бригада снова встала на ноги.

И откуда только что взялось?.. С муравьиной суетливостью ящик поволокли наверх по лестнице соседнего подъезда и опомнились только на площадке третьего этажа. Далее остановка, снова прием «горючего», закуска и вперед до следующего проема. К последней площадке добрались, что называется, на карачках, безбожно чертя инструментом по стенам и перилам и раскачивая его, как колокол. Через порог квартиры пианино пропихнули уже в беспамятстве. Локомотив, возмущенно прогремев последним аккордом, застыл в прихожей, остывая от столь тяжелого путешествия. Вот он – памятник непокоренному труду. Затих… Обиделся…

– Черт бы тебя подрал – кувалда стоеросовая! Будешь теперь тут стоять… – Рогалин ползал вокруг пианино, освобождая из запутавшихся пожарных «кишок» своих удушенных и еле шевелившихся помощников.

– Ну, всё, ребята, конец! Поднимайтесь! Всем мыться и за стол! Отдохнем, здоровье поправим! Вставайте…

Итак, застолье! Друзья уже наполнили вспотевшие бокалы и с нетерпением выслушивают благодарственную речь патрона. Далее покатилось, как и должно быть после столь серьезного и с блеском законченного дела. «Сделал дело – гуляй смело»! Вон он, мамонт-то, в коридоре, стоит как миленький…

Всё поплыло перед глазами: стол, лица, шум, веселье… Предметы и события вдруг приняли чуть дрожащие, но четкие и даже без очков различимые очертания.

Когда в квартиру вошли супруга Владимира Викторовича с дочкой, веселье было в самом разгаре. Владимир Викторович на кухне и почему-то в трусах и майке извлекал на перламутровом баяне (забытом уже лет десять назад где-то на шкафу) какие-то нестройные и сиплые аккорды. За столом жуткого вида компания, сильно кося глазами и размахивая вилками, горланила непристойные частушки, не сверяясь с темпом и мелодией гармоники. Все были настолько увлечены хоровым пением, что не заметили появления зрителей. Девочке пришлось закрыть глаза и уши… Сердце женщины не выдержало, когда компания, не удержавшись от распиравшего веселья, предприняла попытку пуститься в пляс тут же на кухне. Она громогласно заявила о своем приходе. Затем отняла баян у мужа, оказавшего слабое сопротивление, и отнесла инструмент в соседнюю комнату. Вернувшись, она увидела, что мужчины стоят вокруг стола с полными рюмками и торжественно салютуют ей, приложив руку к пустым головам.

– Ппп-иа… ни… ну… видела? – Владимир сделал попытку строго взглянуть на супругу, отчего брови и зрачки его сошлись к переносице.

– За пианино, конечно, спасибо большое! А теперь хватит! Хороши уже. – Хозяйка выхватила бутылку и убрала ее в холодильник. Обернувшись, она увидела мужа вновь с баяном на груди, и вся компания тут же запела, даже не дождавшись первого аккорда. Она вновь отняла инструмент у супруга, тот даже не сопротивлялся. По пути в комнату она резко обернулась, озаренная догадкой.… Так и есть! Мужчины стояли вокруг стола с полными рюмками и глупо ей ухмылялись.

– За присутствующих здесь дам! – скомандовал Владимир Викторович, и они немедленно выпили. Довольные собой, в грязных майках, мокрые… Андрей с ссадинами на плече и безмятежным выражением лица.

– Как вы домой-то добираться будете? – Супруга всплеснула руками.

– Я сегодня никуда не поеду! – успокоил он растревоженную Иру. – Вот он, – Андрей указал почему-то на Юру, – обещал меня здесь пристроить…

Юра улыбнулся, без очков он выглядел беззащитным пухлым ребенком.

– Всё, хватит! – Ира догадалась, что гоняться за разыгравшимся мужем бесполезно. Вся эта суета только подливала огня в праздник, и каждый последующий маневр ее с мужем принимался на ура азартными зрителями.

– Спасибо, гости дорогие! Вот вам на дорогу… До свидания! – Она открыла дверь и чуть ли не пинками вытолкала упиравшихся помощников на лестницу. Это был мудрый ход. Вернувшись из прихожей, она вновь увидела мужа, который, пригнувшись, торопливо семенил на кухню с гармонью на ремне через плечо. Несильно ориентируясь и потеряв способность к маневрам, Владимир буквально убился об окаменевшую статую жены, которая специально встала на пути следования мужа. Она стояла, уперев руки в бока, как памятник – символ борьбы с разгильдяйством. От сурового взгляда супруги он едва не выронил инструмент с плеча. Ни на кухне, ни в прихожей признаков прежней веселой жизни не оказалось. Медленно осознавая непоправимое, Владимир опустился на табурет… Праздник был окончен.

Оказавшись на темной лестничной площадке, двое друзей силились прикончить остатки невесть откуда взявшегося спиртного. Было совершенно непонятно, куда девалась музыка и из какой двери следует ждать выноса тела хозяина. Подождав немного и осиротело потоптавшись у чужой двери, они стали медленно спускаться с «Олимпа» по недавно и с таким трудом покоренной лестнице. Юра надел очки и только тут смутно осознал, как сильно набрался. Он ничего толком не различал. Всё плыло перед глазами или принимало до неузнаваемости причудливые формы и очертания. Расстояние до ступенек просто не поддавалось определению.

Как расстались и куда двинулся Андрюша, он не понял. Помнил только, что держался с ним за руку… Потом друг стал растворяться, мозаично распадаясь на плоские кубики, потерял телесность и пропал… Собрав в кулак волю и плохо разбирая дорогу, Юра на автопилоте взял курс к дому. Руки и ноги ритмично выполняли поставленную задачу. Но всё больше тревожило явное расстройство зрения, которое никак не укладывалось по опыту в количество выпитого. Не двоится, а расходится в стороны и тянет вниз, потом теряет очертания и качает из стороны в сторону. Ничего не понятно!..

В таком расстройстве Юра, страшно кося «неверными» глазами, прошел мимо своего дома, своего подъезда, где его ждали жена и дочка, вышел на проспект, затем поймал зачем-то проходивший мимо самосвал, сел в него и уехал, что называется, куда глаза глядят. Несмотря на неопределенность курса, машина, как ни странно, остановилась аккурат у дома родителей Юры. Они жили в противоположном конце города. Провалившись в темный проем открывающейся двери, Юра, наконец, закончил столь трудный и совсем не бесполезный день своей жизни. Что сказал папа и как спала мама после приема «блудного сына», говорить не приходится. Нужен просто отдых, покой, тишина… Всё!..

Утро следующего дня в комментариях не нуждается. Головная боль, погребальный звон в ушах и ухмыляющееся лицо эскимоса в зеркале напротив – атрибуты знакомого нам с детства пробуждения… Надев со второй попытки трясущиеся очки и приоткрыв тяжелые веки, Юра вновь ощутил кошмары вчерашнего вечера. Расстройства зрения не прошли… Весь мир завернулся в какую-то безумную «Евклидову» геометрию.

До работы добрался на общественном транспорте, страдая тошнотой и томимый самыми дурными предчувствиями. Что же такое они вчера пили, если даже наутро он не мог отогнать глюки и сфокусировать зрение даже на близко расположенных предметах? На ум шли недобрые мысли об отравленной водке… В отделении Юра добрался до кабинета заведующего и тяжело опустился в кресло напротив патрона. Рогалин со следами пирушки на лице с иронией посмотрел на ординатора.

– Владимир Викторович! – протянул Юра, чуть не плача. – Что за херню мы вчера с вами пили? Я… Домой ночью не попал, и вот зрение… что-то… Ничего не понимаю!

Рогалин, не отрывая смеющегося взгляда от несчастного, открыл ящик стола и протянул очки поникшему юноше.

– У тебя ведь близорукость? Так? А у меня астигматизм высокой степени! Если бы вчера дочка по секрету не сказала маме, что пьяный дядя Юра у папы «втихую» очки стырил, я бы в твоих тоже неизвестно где бы оказался. Как это ты еще до работы добрался, ума не приложу!.. Ну клоуны!.. – Рогалин сжал виски, сдерживая рвущиеся наружу воспоминания вчерашнего праздника.

От наступающего понимания у Юры отвалилась челюсть. Дрожащими руками он взял со стола очень похожие очки и надел их вместо Рогалинских… Мир, наконец, встал с головы на ноги, предметы вдруг приобрели обычные свои размеры и форму. От внезапно произошедшей трансформации Юра стал клониться вбок, хватаясь руками за Рогалина.

Никандр Гаврилович

и все-все-все…