Словно зачарованная, пару секунд она просто рассматривала его изящные пальцы, а потом, сообразив, чего тот хочет, пожала его ладонь в ответ. Рука у Сильвера оказалась мягкой, но сильной. Завладев нежной ладошкой Зори, он крепко сжал ее и, не успела та опомниться, притянул к своим губам. Не ожидавшая подобного, девушка тихонько ойкнула и густо покраснела. Однако парня это нисколько не смутило. Развернувшись на пятках, он направился прямиком на парковку, если участок земли перед церковью, не занятый растительностью, можно было так назвать.
– Держись от него подальше, детка, – Марта выглядела встревоженной.
– Почему? – Зори почти пришла в себя и старалась говорить спокойно. – Он сказал, мы родственники.
– Дальние, очень дальние, – отрезал отец и добавил уже ласковее, – с некоторыми лучше общаться как можно меньше, ладно?
– Хорошо, – послушно ответила та.
Она ничего не понимала, но расспрашивать сейчас не решилась. Остаток дня они провели в разъездах, связанных с организацией похорон, так что вернуться мыслями к Сильверу Зори смогла только вечером, лежа в постели.
Он та-а-ак смотрел на нее! От одного воспоминания бросало в жар. Кажется, парня красивее Зори не видела. Какие черты лица! Глаза! Грация! Вот только откуда эта холодность родителей? Он же такой обходительный. И почему он назвал бабушку старым другом? На вид ему около тридцати, а бабуле сейчас должно было быть около шестидесяти. Интересно, когда они успели подружиться. «Видимо, фигура речи», – подумала Зори и мысленно вернулась к своим ощущениям от близости Сильвера.
Она не могла не признать, что парень произвел на нее весьма сильное впечатление, раз вместо того, чтобы выключить свет и лечь спать, она до сих пор думает о нем. Зори шумно вздохнула, вспомнив, как одобрительно засияли его глаза, когда он осмотрел ее с ног до головы на каменных ступенях церкви. Пшеничная копна волос растеклась по подушке, а мечтательный девичий взгляд заскользил по потолку.
В последнее время Зори себя удивляла. Почти восемнадцать лет не чувствовала ничего особенного к парням, а тут очаровалась второй раз за два дня! «Но этот хотя бы реальный человек, а не отражение в стекле», – добавила она про себя и задумчиво посмотрела в окно.
Небо над Моту уже потемнело. Море и суша слились и превратились в сплошную непроглядную черноту. В такое время суток Зори ни за что не вышла бы на улицу. По крайней мере, одна. И все же что-то неясное тянуло ее подойти к окну и взглянуть на ночной остров поближе. Какое-то непривычное, несвойственное ей любопытство. «Нездоровое», – решила девушка, но с постели все же поднялась.
Осторожно и тихо, будто там, на улице, был кто-то, кого не стоило тревожить, Зори отодвинула шторы и открыла стеклянные створки. Какое-то время все было по-прежнему: ночь, луна, сладкий запах цветов и тишина, нарушаемая треском цикад и шумом океана. Но потом кое-что изменилось. В освещенный квадрат света от окна, отпечатавшийся на земле, медленно и зловеще заползла тонкая струйка ночного мрака. Сначала одна, затем вторая, третья, четвертая, пока невесомые, но от этого не менее реальные чернильные струйки не устремились на освещенную территорию со всех сторон.
Изумленная и ошарашенная, Зори едва дышала. Знакомый ужас сковал ее тело, не позволяя двинуться с места. Она могла только стоять и смотреть, как тоненькие черные змейки ночного мрака тянутся к ней с газона, будто желая опутать и утащить с собой. Когда одна из них подползла совсем близко и приготовилась обвить ледяные пальцы переруганной девушки, та, наконец, очнулась. Трясущимися руками она захлопнула окно и поспешно опустила ручку, запирая темноту снаружи. Сердце колотилось, а ноги стали ватными. С трудом переставляя их, Зори добралась до кровати и рухнула сверху на одеяло. В этот момент дверь в комнату, легонько скрипнув, открылась.
– Можно войти?
Еще никогда мамино появление не казалось столь своевременным. Девушка приподняла голову и слабо кивнула.
– Зашла узнать, как ты? Не проголодалась? А то со всеми этими грустными делами мы по-хорошему не поели, – Марта присела на край кровати.
– Бутербродов Анахеры хватило, мам, не переживай. Как там дедушка?
Зори проглотила нервный комок и подложила под спину подушку. С дедом сегодня встретиться так и не удалось. Приехали поздно, Анахера сказала, что Эдмунд уже отдыхает.
– Держится.
– Мне кажется, невежливо не зайти к нему хотя бы на секундочку? – Зори вопросительно посмотрела на мать.
Та улыбнулась и заправила за ухо дочери пшеничную прядь.
– Солнышко, правда, давай завтра, – Марта мягко потрепала девушку по щеке. – Лучше скажи, как тебе Моту?
Зори удивленно вскинула брови – этот вопрос ей сегодня уже задавали.
– Необычное место, – протянула она, – необычное и красивое. Мам, почему вы никогда не говорили, что Катрин и Эдмунд живут на острове в океане?
Марта виновато поджала губы и развела руки в стороны.
– Ну, что сказать. Работа, ты же знаешь, мы с папой так ею поглощены, что…
– …что забыли рассказать о Моту, которого даже на карте мира нет, – Зори взглянула на растерявшуюся мать, а потом включила ночник в форме глобуса. – Смотри, – сказала она, указывая на едва заметную карандашную точку и подпись, означавшую остров Моту. – Ты знала?
– О господи, – Марта взяла ночник с тумбы и покрутила вокруг оси, – какая странная вещь. Наверно, чей-то подарок, – но, увидев недоверчивый девичий взгляд, со вздохом добавила, – детка, уверена, это просто оригинальный подарок, и Моту, конечно же, есть на карте мира. Давай так, – она взяла руки дочери в свои, – вернемся домой и убедимся в этом. Кажется, у папы в гараже была какая-то карта. Ну, – она улыбнулась, – мир?
Зори посмотрела на мамино лицо, озаренное привычной улыбкой, и радостно кивнула. Было приятно видеть, что она снова улыбается.
– Мир, – девушка уткнулась в нежное мамино плечо. – Прости, я, кажется, переутомилась.
Марта успокаивающе похлопала дочь по спине.
– Ничего, я понимаю. А теперь, – она шутливо повысила голос, – спать!
Мать и дочь рассмеялись. Марта поправила подушку, выключила ночник и верхний свет, а потом вышла из комнаты, тихонько закрыв дверь. Через пару минут, убаюканная собственными мыслями, Зори уснула.
Глава 5. Письмо
Утренние сборы были стремительными и нервными. Не успев восстановиться после долгого перелета, Зори проспала. Первым, что она увидела, открыв глаза, было взволнованное лицо Анахеры. Экономка склонилась над постелью и что-то громко говорила. Прислушавшись, девушка поняла, что к чему.
– Боже, сколько времени? – в ужасе спросила она, схватив Анахеру за руку.
– Начало церемонии меньше, чем через час, – ответила та и тут же ободряюще похлопала Зори по запястью, – я помогу тебе. Собирайся, а я займусь одеждой и завтраком. Машина будет у крыльца через тридцать минут. Поторопимся.
Зори отбросила одеяло в сторону и побежала в душ. Через двадцать пять минут, запыхавшаяся, но полностью готовая, она буквально ворвалась в кухню, чтобы успеть перехватить что-нибудь из еды.
– Возьми йогурт и свежую булочку, – покричала Анахера из подсобки и добавила, – не капни на платье, времени гладить другое уже нет.
Зори поспешно сорвала с баночки металлическую этикетку и запустила ложку в густое молочное содержимое. Чтобы покончить с едой, ей потребовалось меньше двух минут. Все это время она придирчиво разглядывала свое отражение в глянцевой поверхности белых кухонных фасадов.
Хоть звук утреннего будильника Зори благополучно пропустила, на лице почти не осталось следов усталости. Голубые глаза в обрамлении пушистых ресниц, слегка тронутых тушью, как обычно, сияли. На губах поблескивал тонкий слой прозрачного блеска, который Зори старалась «не съесть» вместе с завтраком. Волосы досушить она не успела, решила, досохнут по дороге. Однако, ее волновало платье.
Хотя Анахера уверила, что цвет ничуть не нарушит похоронных традиций Моту, Зори сомневалась в том, что белый наряд – подходящий выбор для такого случая. Ей, привыкшей, что с усопшими прощаются исключительно в черном, это, мягко говоря, претило. Хорошо хоть в ее чемодане нашлось белое платье-футляр – приталенное, с юбкой чуть выше колен и короткими рукавами. Руководствуясь местными обычаями, Анахера добавила к нему аксессуары черного цвета из тех, что Зори взяла с собой, – тонкий кожаный ремешок и ободок с крохотной черной бабочкой.
– На Моту так жарко, что даже на похороны принято ходить в белом. Пары-тройки черных деталей вполне достаточно.
Ну что сказать. Зори оставалось только надеяться, что в церкви все будут одеты примерно так же.
– Машина уже у ворот. Ступай, Эдмунд ждет.
Голос Анахеры вплыл в кухню вместе с женщиной. К облегчению Зори та тоже была одета в белое платье с круглым воротом. В руках экономка держала вязаную черную сумочку, а грудь украсила черной деревянной брошью в виде птички с хохолком и длинным, тонким хвостиком.
– Райская мухоловка, – пояснила Анахера, заметив интерес Зори. – На Моту очень много птиц, но мухоловка – настоящая гордость.
– Я поеду с дедом? – опомнилась вдруг девушка. – А как же мама с папой?
– О, с этой суматохой совсем забыла тебе сказать. Они уехали еще до того, как ты проснулась, – Анахера развела руками. – Эдмунд ждет в машине, а с родителями встретишься уже на месте, – и, не дав Зори опомниться, она замахала руками, – ну, все беги, не то опоздаете. Я приеду следом с нашим садовником.
Зори вытерла руки и губы салфеткой и побежала в холл. Нырнув в удобные балетки, она вышла на улицу и увидела машину деда. Вопреки ее ожиданиям, это было вовсе не старенькое такси, как вчера, а блестящий, черный «Кадиллак» с затемненными стеклами. Замок задней двери щелкнул, она приглашающее открылась. Зори сбежала с крыльца и юркнула на сиденье.
– Ну, наконец-то, – услышала она зычный бархатный бас. – Как я рад видеть тебя, моя дорогая девочка.
