«Родина» наша. Есть ли будущее у северной деревни?
А именно эти речные долины, покрытые сегодня «несамородными водами», видел Верещагин источником будущих молочных рек, которые должны были вывести Россию в мировые лидеры сельскохозяйственной продукции.
В воспоминаниях Череповецкого головы Ивана Милютина есть строки о том, как в Череповец, маленький уездный городок из Пертовки, пешком по льду прибегал на работу в земское собрание Николай Васильевич Верещагин. В валенках, полушубке, с замотанном на шее шарфом, в меховой шапке и меховых рукавицах…
Николая Васильевича Верещагина сегодня чаще всего называют изобретателем технологии по производству Вологодского масла. Но скорее всего способ глубокой пастеризации сливок был известен давно и в России, и в Европе. И приглашенная Верещагиным семья сыроваров Буманов из Голштинии, организовавшие производство коровьего масла под Вологдой, так же воспользовались уже известным рецептом.
Верещагина называют организатором молочной отрасли в России. И это так. Но этого мало… Надо представить Россию, вернее, русскую деревню после реформы 1861 года, когда крепостное право было отменено. Наступила свобода, воля, тревожное, волнующее «иди куда хошь…»
Жизнь предложила многим миллионам крестьян задачу, которую большинство не могли решить самостоятельно. Как жить, чем заниматься, каким способом извлекать средства для существования? И появление Николая Васильевича Верещагина на небосклоне общественной жизни, имеющего свой собственный план развития сельского хозяйства страны, сродни божественному откровению.
Верещагин появился в самый нужный, критический для государства момент. Можно сказать, что сегодня наша северная деревня ждет своего Верещагина, потому как ситуация на селе во многом схожа с ситуацией пореформенной России 1861 года.
Все так же нет государственного заказа на продовольствие, которое наше правительство предпочитает получать не из хладных просторов России, а из продвинутого Зарубежья. Так же велико количество незанятого трудоспособного населения в деревнях и составляет по некоторым данным около 20 миллионов человек…
Московский журналист, биограф Н. В. Верещагина А. Гутерс пишет о нем:
«Николай Васильевич родился в семье потомственного дворянина, отставного коллежского асессора Василия Васильевича Верещагина. В семье было четыре сына, и все они оставили след в истории России. Второй сын – Василий Васильевич стал великим русским художником-баталистом. Сергей Васильевич обнаружил большие способности в рисовании, будучи ординарцем М. Д. Скобелева в годы русско-турецкой войны, удивлял всех храбростью, но, к сожалению, погиб при штурме Плевны. Александр Васильевич так же участвовал в русско-турецкой войне, его «военные» рассказы хвалил Л. Н. Толстой, потом он служил на Дальнем Востоке в чине генерал-майора.
В 1861 году Николай Васильевич вышел в отставку лейтенантом и женился на простой крестьянке. Николай Васильевич задумал большой проект преобразования российской деревни через расширение молочного животноводства, развитие артельного сыроварения, в котором кооперация становилась тем двигающим средством, которое может способствовать интенсификации и крестьянского и помещичьего хозяйства и выступать в роли защитника малого производителя перед крупным капиталом. В Пертовке были свои сыроварни, принадлежавшие иностранцам из Европы. Простодушный Верещагин попытался постичь у них секреты сыроделия, но получил решительный отказ. Иностранцы боялись конкуренции.
Пришлось отправиться с молодой женой за границу, в Швейцарию. И там мастера-сыроделы щедро поделились с Верещагиным секретами мастерства. И даже снабдили его свидетельством мастера-сыродела.
Верещагин вернулся в Россию и тут же обратился в вольное экономическое общество с предложением «сделать опыт устройства артельных сыроварен». Николаю Васильевичу было в ту пору 26 лет. Однако общество поддержало идею молодого дворянина, пекущегося и народном, и государственном благоденствии.
Деньги имели определенный адрес, они были завещаны на улучшение Тверских хозяйств, поэтому Верещагину пришлось ехать в полузаброшенную тверскую пустошь Александровскую. Жена во всем помогала Николаю Васильевичу. Они арендовали две избы, в одной устроили сыроварню, а во второй жили сами, выполняя все хозяйственные дела самостоятельно.»
Верещагин должен был доказать, что и в России возможно делать хороший сыр и масло, что этим могут заниматься простые крестьяне. Поэтому он одновременно с созданием производства начал обучение профессии всех, кто пожелает. Он не ставил перед собой задачу развивать личный бизнес, а стал прилагать усилия по созданию в округе артельных сыроварен и маслобоен. Коммерсантами становили многие его ученики, а Верещагин был одержим общественной идеей. В начале 1870 г. Н. В. Верещагиным была подана докладная записка в Министерство государственных имуществ о необходимости устройства в России школы молочного хозяйства, и в 1871 г. в с. Едимонове Тверской губернии такая школа была создана.
Кроме грамоты и счета, в Едимонове учили делать сгущенное молоко, честер, бакштейн, зеленый и французские сыры, сливочное масло; велись опыты со швейцарским сыром; голландский и эдамский сыры готовили в филиале школы в с. Коприно (Ярославская губерния). Едимоновская школа существовала до 1894 г. и за этот период подготовила более 700 мастеров. Среди учителей Едимоновской школы была и семья голштинцев Буман.
Когда закончился срок их контракта, Верещагин помог им открыть собственную маслодельню под Вологдой. Они принимали стажеров из Едимонова и держали собственных подмастерьев. За 30 лет Буманы обучили около 400 мастеров. На базе их образцового хозяйства в 1911 г. был создан Молочный институт – первое подобное учреждение в России (в настоящее время – Молочнохозяйственная академия им. Н. В. Верещагина)
Н. В. Верещагину приписывают заслугу в создании способа изготовления уникального масла, которое он называл «Парижским». Вкус этого масла достигался за счет кипячения сливок и был схож со вкусом масла, изготавливаемого в Нормандии. Появившееся на рынке в Петербурге «Парижское» масло заинтересовало шведов, которые, узнав технологию его изготовления, стали делать такое же масло у себя и назвали его «Петербургским».
Название «Вологодское» данное масло получило лишь в 1939 г. согласно приказу Народного комиссариата мясной и молочной промышленности Союза ССР «О переименовании названия «Парижского» масла в «Вологодское».
Мне рассказывал об этом эпизоде В. А. Ардабьев, бывший в восьмидесятых годах начальником областного управления сельского хозяйства. А ему в свое время эту историю поведал член-корреспондент академии ВАСХНИЛ А. С. Емельянов, который руководил научно-исследовательским институтом молочного и луго-пастбищного хозяйства в Молочном, во многом ставший продолжателем дела Верещагина.
В 1939 году была открыта выставка достижений народного хозяйства СССР. И вот на заключительный банкет к передовым животноводам страны пришел И. В. Сталин. Подавали на стол и знаменитое «парижское» масло.
Тогда Сталин спросил: «А почему это масло называется так. Где его изготовили?
– Это масло произведено в Вологде, – отвечал Емельянов.
К тому времени у Емельянова был орден Ленина за достижения по раздою коров.
– Я был в ссылке в Вологде, – вспомнил Сталин. – И вот там хозяйка готовила такое же вкусное масло. Это неправильно, что его называют «парижским». Оно должно называться «вологодским». И тут же вышло распоряжение наркома.
Но вернемся к Верещагину. Постепенно деятельность его стала приобретать общественное признание: продукция организованных им сыроварен и маслодельных артелей получает награды на выставках, его приглашают выступить с докладами на заседаниях вольного экономического общества, избирают в члены Московского общества сельского хозяйства.
На международной выставке молочного хозяйства в Лондоне в 1880 г. русский отдел был признан экспертами лучшим, а Н. В. Верещагин получил большую золотую и три серебряные медали и первую премию за сыр «честер».
Естественно имелись и скептики, которые считали, что российский скот в силу своих генетических особенностей не может быть высокопродуктивным, поэтому начинания Н. В. Верещагина обречены на неудачу.
Верещагину пришлось организовать три экспедиции для обследования русского скота, чтобы реабилитировать «ярославок» и «холмогорок». Многих усилий стоила работа по просвещению и обучению крестьян гигиене, культуре производства. Технология изготовления сыра требует особой чистоты, а крестьяне часто сдавали молоко в грязной посуде, нередко разбавленное, от больных коров. Пришлось налаживать систему проверки качества молока.
Вот что пишет о том времени биограф Верещагина московский журналист А. Гутерс.
«Сложной была ситуация с кредитованием артелей. Правительство, боясь, что в деревне может развиться ростовщичество, ограничивало возможности получения банковских ссуд крестьянами. Верещагину пришлось добиваться разрешения на ссуды молочным артелям от Госбанка под вексель поручителя. Кроме того, вместе с «князем-кооператором А. И. Васильчиковым они начали создавать ссудно-сберегательные товарищества взаимного кредита.
Чтобы шире распространить свои идеи, Н. В. Верещагин начал выступать в печати. Его статьи стали появляться в ежегодниках ВЭО. В сентябре 1878 г. по его инициативе начала выходить газета «Скотоводство». Правда, просуществовала газета недолго – чуть больше двух лет. Позднее Н. В. Верещагиным был основан «Вестник русского сельского хозяйства», который издавался двенадцать лет. Там было опубликовано 160 статей Николая Васильевича.
Став в 1889 г. председателем Комитета скотоводства при МОСХе, Верещагин ввел в практику ежегодные выставки областного крестьянского скота, что заставило заниматься этим делом и земства. Н. В. Верещагин обращается с проектами и ходатайствами к железнодорожным компаниям, к правительству с требованием создания вагонов-холодильников, понижения тарифов на перевозку скоропортящихся грузов, увеличения скорости их продвижения, указывает на международный опыт и т. д.
Благодаря его настойчивости перевозка молочных продуктов постепенно стала в России образцовой. Усилия Н. В. Верещагина стали приносить результаты.
До начала его деятельности Россия практически не вывозила в Европу сливочного масла. В 1897 г. его экспорт составил более 500 тыс. пудов на сумму 5,5 млн. рублей, а в 1905 г. – уже 2,5 млн. пудов на сумму в 30 млн. рублей. И это не считая продуктов, которые потреблял внутренний рынок. Интересы развития молочного хозяйства стали учитываться Министерством образования, Министерством путей сообщения, Главным управлением торгового мореплавания и портов, другими ведомствами. Нормой стали междуведомственные совещания и заседания Государственного совета по вопросам развития маслоделия.
Когда началось движение поездов по Сибирской дороге, Верещагин командировал за Урал бывшего «странствующего маслодела» В. Ф. Сокульского и посоветовал поехать с ним купцу А. А. Валькову. Их усилиями маслодельные заводы в Тобольской губернии стали множиться не по дням, а по часам. Сказочному росту заводов вдоль дороги Курган – Обь способствовали три обстоятельства. сибирские переселенцы имели хороший артельный навык, государственный кредит стал доступен, производственные затраты были просчитаны до сотых долей копейки и с такой же точностью выверены социальные последствия всех мероприятий, связанных с маслоделием.
Уже в 1901 г. из Сибири вывезли в Европу около 30 000 тонн масла на сумму 23 миллиона рублей, из которых две трети получили крестьяне за сданное молоко. Грандиозный размах, сложность начатого дела и в то же время непоследовательность Министерства земледелия вынуждали Верещагина нарушать сроки ссуд и превышать разрешенный ему кредит.
Верещагин, заложив имение, постепенно отошел от дел и ограничился обязанностями штатного консультанта Министерства земледелия и председателя Комитета скотоводства ИМОСХ.
В последние годы жизни Николая Васильевич отошел от практической работы, передав ее своим сыновьям. Последним его делом стала подготовка русского отдела молочного хозяйства для Всемирной выставки в Париже (1900). Экспонаты отдела получили множество высших наград, а весь отдел в целом – почетный диплом.
Жизнь Николая Васильевича Верещагина – это жизнь подвижника, фактически создавшего в России новую отрасль народного хозяйства: маслоделие и сыроварение. Не имея средств и влиятельных связей, одной лишь силой убеждения и личного примера он сумел всколыхнуть в чиновничьих кругах, земстве, крестьянских хозяйствах многих губерний интерес к повышению эффективности молочного скотоводства путем углубленной переработки молока. Результатом его деятельности стало вхождение России в начале XX в. в число ведущих мировых экспортеров масла. Умер Николай Васильевич в Пертовке, окруженный вниманием своей семьи.»
На траурном заседании МОСХ выступил князь Г. Г. Гагарин: «Я всегда поражался глубокой любовью Николая Васильевича к избранной деятельности и искренним желанием в этой сфере помочь своему ближнему. Перед этим альтруизмом и любовью я и преклоняюсь, так как твердо убежден, что не личные интересы даже не широкие научные познания и труды двигают вперед намеченное дело, а главная сила на всех поприщах человека есть любовь».
Сегодня наше правительство с гордостью заявляет о том, что Россия вернула себе место в экспорте продовольственной пшеницы. Известно, что за рубеж уходит на продажу лучшее зерно, а на внутреннем рынке остается лишь четвертой – пятой категории, из которой испечь хлеб без примесов невозможно. А молока на нужды страны не хватает более миллиона тонн. Это следствие не востребованности и запущенности северных нив и лугов.
Сказания о Вологодской корове
Барыня Белава
Когда-то была у меня долгая беседа с дояркой из-под Вологды Ниной Пасхиной. Мы сидели с ней в благоустроенной, почти городской квартирке, пили чай и она поведала мне такую историю:
– Нет-нет, и привидится она во сне. – Рассказывала Пасхина. – Стоит будто бы у ворот и смотрит с укоризной, словно в душу заглядывает: " Мол, что же это ты хозяйка меня позабыла? Все коровы давно по дворам, одна я, словно сиротина бездомная.»
Проснусь в городской квартирке своей вся в слезах: «Господи! Да что же это такое, что же ты память-то мою не отпускаешь? Столько ведь лет прошло…» Думаю, краше моей Белавы во всем свете не было, А уж какая умница-разумница! Бывало стадо с поскотины идет, Белава завидит меня, голос подает.
Бабы мне: «Нина, твоя труба впереди всех, словно барыня вышагивает».
Три ведра молока на дню надаивала от нее. А молоко-то какое! На три пальца сливок настоит в кринке. Каждый год теленочка принесет. Мы ее уже коровкой купили в соседней деревне. Мама мне присоветовала: чтобы, говорит, корова обратно к хозяйке не убежала, ты, говорит, у себя на дворе нательную рубаху сними и протри корову рубахой с головы до ног, чтобы она дух твоего дома на себя приняла…
Так я и сделала. С первого дня дорогу к дому Белава нашла. Мы с ней душа в душу жили. Уж я ее словом худым не обидела, пойло готовила, хоть сама пей, сенцо мелкое давала, зеленое, солью посыпанное.
Да что там говорить, и в каждом доме корова за кормилицу и поилицу почиталась. Прежде так и вовсе у нас бабы мужние на голове кокошники: где рогатые носили, а где так и коровьим копытцем. Бабой да коровой, не в обиду будь мужикам сказано, дом -то держался.
Как-то вечером пригнали пастухи стадо в деревню, а моей Белавы нет. Кинулась я в поскотину – нет ее, по лесам да болотинам побежала – не чуть и голоса. Деревню всю на ноги поставила, каждый кусток и кочку обрыскали – пропала Белава.
Пала я на землю сырую, зашлась как по покойнику.
– Ах, ты мне, горе горькое, как же мне без тебя, Белавушка, жить, чем детей малых поить-кормить?! Сутки Белавы нет, вторые, неделя прошла. Я уж все ноги в кровь сбила в поисках, а тут мама советует: «Иди, говорит, Нинушка, в Загоскино. Там живет старушка-вековушка ясновидица, может она скажет чего.»
И тот час в Загоскино собралась, яиц решето да сала край в подношение и – в дорогу. Бабка и впрямь ясновидящей оказалась. «Иди, говорит, за гари, там за гарями попала твоя Белава в круг. Да иди, поспешай!» И подношения моего не взяла, а дала бутылочку со святой водой.
Побежала я за гари, и там в лесочке нашла свою Белавушку. Круг такой метров на двадцать в поперечине вытоптан до земли, и ходит по нему моя Белава вся кожа да кости, ходит, еле ноги переставляет, качает ее бедную. Закричала я, что мочи есть от радости, а она и не чует вроде, голову опустила, с губ пена падает.
Открыла я бутылку со святой водой, сбрызнула, благословясь, коровку, и тут передние ноги у нее подкосились и пала она на землю и замычала жалобно…
Вот какие чудеса бывали в прежние времена. Я бы и сама не поверила, если бы своими глазами не видела.
Или вот в нашем сельсовете жил такой человек, глаз у него, сказывали, был недобрый. Как=то молодые поехали на колхозном жеребце проведать родню в соседнюю деревню, а жеребец=то был такой: как пойдет махать, ровно огнем палит.
Тот мужик=то и вышел, поглядел вслед, жеребец и обезножел, так еле-еле до нашего дома приплелся, в пене весь. Послали за тятей моим, так он только прошептал чего=то, как жеребец вздыбился и пошел на махах, едва молодых не вывалил. Я вот все думаю, глупые мы были, у стариков ничего не переняли, а они многое знали, чего бы и нам, и внукам нашим сгодилось.
Ну, а потом война началась, так скрутило, что небо с овчинку показалось. Остались без мужиков, без лошадей, все хозяйство на
бабьи плечи свалилось.
Надо весенне-посевные работы проводить, а не на чем, попробовали вручную копать, руки вытянули так, что от напряжения чирьи по рукам пошли…
Чего делать=то? Выручай, Белава! Выручай, милая!
Как вспомню сейчас, сердце кровью обливается. Одели ярмо на шею кормилице, прицепили плуг и в – поле.
Земля тяжеленная, к отвалу липнет. А чего силы=то осталось в Белаве моей, коль сами с голоду пухли… А она будто понимает все, упирается, что есть мочи, борозду ведет.
Всю весну на ней работала, а к концу пахоты сил не стало вовсе у Белавы. Как=то встала посреди борозды, и ни с места. А я и сама еле на ногах держусь.
А надо план давать, сводку каждый день в райком отсылают, на фронте хлеба ждут… Не выдержала я и огрела кнутом любимицу свою. А она только передернула крупом и стоит.
Я через борозду перевалилась и к ней, в глаза-то заглядываю и вижу: Бог ты мой, у Белавы моей слезы, что горошины, катятся. И такая в глазах этих боль и вина, что обхватила я ее морду и заревела в голос, и прощения у нее просила и войну проклятущую проклинала.
Ночью Белава моя померла. Утром пришла на двор, а она уж холодная…
Если на том свете есть коровий рай, так точно Белава моя в раю. Не зря она мне во сне грезится. Верно, к себе зовет. А я и сама последние лапти донашиваю на этом свете, только вот попаду ли в рай=то – не знаю. Ох, нагрешили мы за время свое безбожное немало, и церкви наши лесом на куполах поросли…
Чемпион Вена
Знаменитая чемпионка Вена в последние годы жизни
Историю коровы Белавы записал я у старой крестьянки из-под поселка Молочное, который вот уже целое столетие является признанным научным центром Российского животноводства.
В самом Молочном обязательно поведают вам историю другой коровы, судьба которой могла бы лечь в основу целого романа.
Корову звали Веной. Взята она была в стадо, над которым работал молодой ученый-селекционер Алексей Емельянов, с крестьянского подворья деревни Митицино, что в пятидесяти километрах от Вологды. Ничем особенным не выделялась – обыкновенная ярославка из Домшинского племенного рассадника, заведенного еще земством.
Таких племенных рассадников до революции на Вологодчине было много. Наверное, некогда в недрах партийного политпроса родилось обидное определение дореволюционной северной крестьянской буренки – «корова – навозница», от которой проку и было только – поля удобрять.
Определение это переносилось на все северное молочное животноводство, Но тогда, скажите, откуда у нас мог появиться обширный маслодельческий промысел, который в начале этого века вывел Россию в лидеры по поставке на мировой рынок сливочного масла?
Конечно, были на Руси нерадивые хозяева, у которых коровы кроме навоза ничего не давали. Но большинство крестьян не стало бы держать корову ради навоза.
Племенная работа с молочным скотом на Севере велась уже много веков. Сначала ей занимались монастыри, через систему монастырей племенной скот проникал в крестьянские хозяйства, а уж позднее племенной работой вплотную занялись земства, организуя племенные рассадники породистого скота на территории всей Вологодской губернии.
Держать породистый скот было престижно. В 1911 году в Вологде прошла крупнейшая сельскохозяйственная выставка, на которой были представлены не только продукты и товары, производимые селом, техника для обработки земли и переработки сырья, но и племенной скот. Тогда лучшей коровой была признана корова предводителя Вологодского дворянства Андреева, коему и был вручен почетный Диплом и денежная премия. На базе андреевской фермы многие годы существовало под Вологдой племенное хозяйство, разрушенное ныне.
Сегодня лучшим в мире молочным скотом считается заморская голштинофризская порода. Однако, наши ученые порой шутят, что голштинофризы, есть не что иное, как испорченная хорошим содержанием наша северная холмогорка.
Холмогорская северная порода молочного скота имеет тысячелетнюю историю, и вполне вероятно, что поморские коровы являются далекими предками голштинофризского скота. Иноземные купцы зачастую увозили из России не только меха и пеньку, но и скот для пропитания в дороге, для скрещивания со своим скотом. В тринадцатом веке Голландия подверглась такому наводнению, что весь скот ее утонул. Несомненно, что стада ее пополнялись через морской путь с Севера России. Так что Россия не только «лаптем щи хлебала да решетом воду носила». И не только царская, но и советская, колхозная.
В годы застойные и не столь давние любили у нас рассказывать такой анекдот: «На ферму в орденоносный колхоз «Родина» приезжает первый секретарь Вологодского обкома партии Анатолий Семенович Дрыгин, беседует со знаменитой дояркой, Героем Социалистического труда Клавдией Петровной Грачевой:
– Скажи, Клавдея, – спрашивает секретарь, – ты три тыщи от коровы надоить можешь?
– Могу, – уверенно отвечает доярка.
– А четыре?
– Могу и четыре, – подумав отвечает героиня
– Ну, я пять? – Не унимается Дрыгин – Могу и пять, и шесть, но ведь, Анатолий Семенович, синё будет.»
…Впрочем, разбавлять молоко водой в колхозе «Родина», которым командовал дважды Герой Социалистического труда, крестьянский самородок Михаил Григорьевич Лобытов, не было нужды. Коровы здесь и так доили по пять тысяч и шесть тысяч литров в год. Потому как уход за ними и кормление были настоящими.
И сегодня здесь, не смотря на всеобщий экономический развал, доят не меньше, а много больше. Некоторые коровы и вообще подбираются к мировым рекордам знаменитой Вены.
Но вернемся к корове Вене, родоначальнице современных рекордов.
В конце тридцатых годов прошлого столетия Вена стала бить один за другим мировые рекорды в надоях молока. А сороковом году ею был поставлен мировой рекорд, который долго не удавалось побить. Тогда суточный надой Вены составил 82, 4 литра! Восемь с половиной ведер!
Рассказывают удивительные истории об этой корове. Она настолько в своем коровьем сознании прониклась важностью поставленной перед нею задачи, что отдавала рекорду самою себя. Несмотря на усиленное питание \ кормили девять раз в день, а доили шесть \ кости ее истончились и стали хрупкими, так что на пастбище, рассказывают, ее возили на специально оборудованном автомобиле. Одна беда: от Вены не могли получить бычка. Для того, чтобы получить большое потомство нужен бычок, а рождались у Вены одни телочки.
Эта причина, должно быть, охладило отношение к Вене партийных органов, а соответственно и ученых, Когда началось война, то и вовсе было не до науки. Да и сам Емельянов был мобилизован и охранял с винтовкой военный аэродром.