Книга «Родина» наша. Есть ли будущее у северной деревни? - читать онлайн бесплатно, автор Анатолий Ехалов. Cтраница 4
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
«Родина» наша. Есть ли будущее у северной деревни?
«Родина» наша. Есть ли будущее у северной деревни?
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

«Родина» наша. Есть ли будущее у северной деревни?

Вот мы стали ужинать. Я свою колбасу, хлеб, в общий котел положил.



Лег на нары с самого края от дверей, и как будто захрапел, слышу, эта Марья, у них там было у каждого свое одеяло, она лежала в конце барака, переползла через одну, через другую, уже ругань идет. Я соседку толкаю, говорю:

– А где у вас туалет?.

– А что? Зайди вон за дверь.

Ну, я вышел за дверь, думаю, что же делать? А на каждой ферме, может, и у вас в Вологодской области, была водогрейка. Избушка такая, там печь мазанная, большой котел такой.

И когда на ночь уходили доярки, они закладывали дрова, вода нагревалась, утром брали ведра и подмывали коров.

Я, значит, думаю, если вернусь, то будет драка, а потом я жену свою люблю и случайные связи мне не нужны. Я зашел в водогрейку и закрылся на крючок изнутри. Там на котле была деревянная крышка большая.

В печке были дрова сырые, они потихоньку горели, я залез на этот котел на крышку и стал ждать утра. Ну, и конечно, уснул. И надо же мне было повернуться, и я улетел в этот котел…

– Не смешно

– Да, я еле вылез, вода еще не горячая была, а тепленькая была. Я разделся, одежду выкрутил, повесил на эту печку. Немножко обсох. В пять часов, доярки уже идут. Ну, а в этой водогрейке.

Эта Марья набирает воды:

– Так вон где он прячется.

Слушай, начал я брать пробы. Она – нет, ни в какую:

– Откуда приехал, туда и езжай, и все.

Еле-еле уговорили всем миром:

– Это же научная работа в Москве, нужно доставить пробы.

Вот эти пробы взял и потом восемь километров, потом на автобус… Я приехал только в два часа дня. Михаил Михайлович сидит с Дунаевым, беседует на большие темы. Ну, приехал, привез. Значит сразу эти пробы опломбировали, но даже в лаборатории не было центрифуги. Она была в Павловске, вот у нас город Павловск тут. Там ведь и Павловский дворец, и музей большой. Там был лаборатория, повезли крутить жиры. Ну, я пошел пообедать, немножко поспал дома. Вдруг меня опять вызывают. Привезли пробы, прокрутили. И жирность – самая высокая у одной коровы был – 3,8, а то 3,2—3,3.

Нет пяти процентов лысенковских. Ему возвращаться надо – этому Дунаеву. Он: «Петр, надо еще съездить раз, взять пробы». Послушай, я прямо вот так: «Не поеду! Исключайте из аспирантуры.

Общая судьба

Приходится только удивляться насколько схожи судьбы героев, собранных в этой книге. Вот я не удержался, чтобы рассказать историю рода Петра Никифоровича, главного ученого специалиста по молочному скоту.

– Село Кирилловка историческое, – Рассказывал Прохоренко. – Их в Советском союзе было три Кирилловки. Первая – наша на Брянщине, вторая Кирилловка – в Алтайском крае, и третья – на Украине, где родился поэт Тарас Шевченко.

Я хотел бы сказать, что у нас была очень работящая большая семья. Отец Никифор Артемович имел четыре класса образования, мать – Улита Тимофеевна, два класса, они колхозники были.

У матери фамилия Куликова, у деда, то есть у ее отца Тимофея, было девять детей.

И вот Улиту он отдал в монастырь на реке Снови. Она пробыла там два года. Однажды девочка прошла лес за грибами, бросила корзинку и прибежала домой. И она упала перед дедом и сказала:

– Я не хочу в монастырь.

Дед сказал:

– Нет!

Дед Тимофей был жестокий человек. Тогда девочка сказала ему:

– Я лучше утоплюсь, но не вернусь в монастырь больше.

И бабушка Евдокия заступилась:

– Оставь!, – говорит.

Вот такая мать у меня была – Улита. И вот продолжаются события. У отца моего отца – это дед Артем Павлович, тоже было девять детей, и всё дочери.

Бывало родится очередная дочь, он выругается на бабушку, и пойдет с горя в лес.

А генетика показывает, что от бабушки ничего не зависит, пол зависит только от мужчины.

И вот, наконец, десятым в 1909 родился Никифор Артемович, мой будущий отец. Дед был работящим, плотник, столяр. И вот когда отцу было 17 лет, умерла бабушка Евдокия – деда Артема жена.

И вот дед говорит:

– Ну, что, сын, кто будет жениться?

Отец такой был боевой:

– Я буду жениться.

А в семнадцать лет не регистрировали.

Кое как уговорили власть и зарегистрировали брак.

Нас было у деда семь внуков, вот у деда были дочери, а у отца были только сыновья. И вот, я помню, голодные годы, сад был небольшой, но яблоки были.

– Ну, внуки, яблоки посчитал.

И вот, бывало, сорвешь, о песочек потрешь, говоришь ему: —

– Дедушка, упало.

– Покажи. Ну, хорошо, одно со счета сниму.

Вот как было. Значит, пошла коллективизация, уже родился брат Филипп – 1927 год, и потом уже где-то 1931 года Федор – первые братья мои. Отец вступил в партию.

А вот у матери деда Тимофея раскулачили. Он был инвалидом, не ходил, а шарашился, опираясь на палку.

Что у деда было? У деда была пасека – 50 ульев. И там небольшая речушка, на речушке водяная мельница.

Вот я сейчас узнал, что для каждой деревни был доведен план раскулачивания. У нас в Кирилловке было раскулачено 28 семей.

– А дворов сколько было?

– А дворов около трехсот.

– Ну, каждый десятый…

– Да, причем раскулачили, а не хватило все равно до плана. Вот и пришли раскулачивать деда. Сыновей – сразу на выселку.

Все семьи наши выселялись в Омскую область. Они рассказывали, что два года жили в землянках. И пол был ледяной, зимой морозы в Омской области какие были!

Ну, короче говоря, пришли деда раскулачивать. Дед сидел на скамеечке с палкой в полушубке… И стали стаскивать с него этот новый полушубок и тут оторвался рукав:

– Ну, черт с тобой, оставайся.

Короче, говоря, сыновей на выселку, а деда оставили жить в этой деревне. Ну, куда везти его больного!

А потом, когда мой отец с матерью уже жил, дети народились, отец вступил в партию. И вот отца вызывают на партсобрание, вопрос поставили:

– Или ты остаешься с кулацкой дочерью жить или положи партбилет.

Что делать? И дед ему говорит:

– Эх ты, таких красавцев парней двоих ты поменяешь на партбилет?

И отца исключили из партии, что не развелся. Вот какие были времена.

Свидетелем в Нюренберге

…Наше село партизанское. Там леса на берегу Снови. Наши многие были в партизанах.

Командир партизанского отряда был Романенко Кирилл Иванович. А он был женат на сестре моей матери. Но она умерла при родах и остался сынок Николай Кириллович. И он был разведчиком у отца в партизанском отряде.

И вот, что случилось в феврале сорок второго года. Наша деревня – две улицы параллельно, посередине храм. И вот один край деревни примыкал к кладбищу. И партизаны вошли, а тут нагрянули немцы. Мороз сильный был еще в феврале.

И партизаны убили двух немцев и двух ранили. Убитых партизаны забрали, а этих ранили. И еще последний свидетель рассказывала. Там колодец был, и эти немцы просто визжали и стрекотали по-немецки. Ну, раненые, мороз, и они замерзшие погибли.

Через неделю немцы на лыжах, в белых халатах окружили всю деревню.

И это было 9-го марта, кажется, и всех жителей собрали посреди деревни, где клуб. Клуб деревянный, крыша была соломенная, окон не было, загнали в этот клуб около двухсот человек с детьми. Воткнуты были пулеметы. Мне было пять лет только.

Я, Федька был. Всех туда согнали и стариков. Всех расстрелять хотели. Но был учитель Бохаревский, он вышел на сцену и встал на колени просить, что это невинный народ, никто здесь не участвовал в убийстве солдат.

Короче, говоря, офицерам ноги стали целовать, Боже мой. Потом они сказали: «Кто проживает в конце деревни, где кладбище, где свершился бой?».

Ну, люди думали, может спросить хотели что-то, вышли. Отсчитали тридцать два человека: девочки, старики, бабки, в коридор выгнали, всех раздели наголо, там примерно сто метров мельница крупорушка.

У нас там много сеяли гречихи, вот там лошади ходили, таскали жернова и крупу из гречихи делали. И их погнали по снегу голых, снега была по колено.

И зажгли. Стон был страшный. И так же зажгли деревню, пол деревни сгорело, все сгорело. И, представляете, только один мужик Иван Мигда в выскочил через соломенную крышу. Так он задрал ее и выскочил, и тут его из пулемета сразу посекли.

Наша деревня была обвинителем на Нюрнбергском процессе. В сентябре месяце 44-го года я пошел в первый класс. Нас тогда уже было пять братьев.

Филипп – единственный из братьев с 1927-го года участник войны, инвалид. Потом окончил пединститут – учителем был. Федор, он окончил Киевский политехнический институт, работал главным энергетиком завода в Белоруссии – Гомсельмаш. Я закончил сельскохозяйственный институт в царском селе в Пушкино. Григорий тоже закончил институт и Василий. Вот нас пять братьев.

В Кирилловку нашу я каждый год ездил, чтобы помянуть тех людей, которые сгорели. Я выступал там неоднократно, ветераны были. Но уже в прошлом году последний ветеран умер, который помнил – эту трагедию.

Пастораль без коровы


И вот ездим мы с Валерием Татаровым по следам великого организатора молочного дела в России Николая Васильевича Верещагина.

И что снова поражает в поездках по проселкам, удивляет и печалит журналиста из Питера, это опять же отсутствие в ландшафте нашей вологодской родины милых сердцу картин с пастушком и стадом коров у реки или речушки на заливных, исходящих медами и живительными соками плодородных лугах…

Луга были в самом непостижимом количестве, зарастающие уже кустарником и лесами, в лучшем случае дурной травой и борщевиком. Но не было коров в этом прославленном краю молочных рек с кисельными берегами. Чтобы не быть голословным, скажу: действительно молочном краю, поскольку в конце восьмидесятых Вологодская область производила более 800 тысяч тонн молока ежегодно. А Дрыгин, первый секретарь обкома партии, с именем которого связаны все успехи области в развитии вологодского села, ставил задачу выйти на миллион тонн…

К сожалению, за тридцать лет демократических преобразований и либерализации рынка, реки эти обмелели почти в половину, не смотря на успехи отдельных хозяйств, опередивших не только достижения социализма, но и местной региональной науки.

И мы снова отправились в ближайшее хозяйство от Вологды в племенной завод «колхоз «Родина» к Шиловскому Геннадию Константиновичу, одному из немногочисленных корифеев нашего села

Этот вот колхоз, а ныне племзавод, и станет заглавной буквицей в наших размышлениях о судьбе нашего сельского хозяйства и в целом северной русской деревни.

…Стояла замечательная пора золотого бабьего лета. Перелески сияли багрянцем, золотом, еще не поникшей зеленью, серебряные паутины летали в воздухе, в бескрайних полях «Родины» гудели комбайны. Вот она наша северная пастораль…

Но без тучных стад. Без единой коровки… И Валерий тут же атаковал Шиловского.

– Геннадий Константинович! Где ваши знаменитые коровы? Или их нет у вас вообще, а в магазинах продают полученное химическим путем молоко, синтезированное из травы либо зерна.

Шиловского этими вопросами не смутишь. Сколько их: журналистов, хроникеров, начальства всякого прошли через его легендарное хозяйство и у всех первым вопросом был этот: «А где коровы?»

– Не пасем коров уже много лет. Зеленой травкой давно коров не кормим. У нас единая, научно-обоснованная система кормления – кормосмесь.

И в этой кормосмеси мы даем все питательные вещества, которые нужны корове, чтобы она доила 8—9 тонн молока в год. И надо заметить, что при таком кормлении и содержании коров, молоко по качеству лучше, чем молоко, полученное от коровы на пастбище.

– Как так может быть? – Воскликнули мы оба.

– В нашем молоке, полученном в условиях фермы, – высокое содержание белков, высокий жир… Это за счет содержания и кормления. Посмотрите, мы закупаем: соевый шрот, это выжимки после получения масла, подсолнечный шорт, закупаем патоку, сахарин… Примесы, обогащенные витаминами даем. Если этого не будет, то состав молока будет другим уже. И Вологодское масло получается нисколько не хуже из молока от коровы, которая не выходит на пастбище. Если соблюдать технологии.

И тут Валерий не выдержал. Ему все же хотелось увидеть на лугу пасущуюся корову.

– Я так думаю, своя корова, которая целыми днями пасется, она лучше, чем корова из комплекса. Ну, вот по логике вещей, так? Разве я не прав?

– Это, друзья, сегодня просто не реально… – Отвечал рассудительный Шиловский. – Лет 15-ть назад мы ушли от выпаса скота на пастбище. И, первое, почему бросили это дело, потому что у нас были жесткие требования, предъявляемые фирмой «Данон», с которой мы ведем дело, по качеству. Именно по качеству молока, полученного на пастбищах.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Вы ознакомились с фрагментом книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста.

Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:

Полная версия книги