Простофиля
С юных лет Герла был не похож на своих сверстников, высокий, с неявным пушком у ноздрей и ярко выраженному уступу между зачатков согревающих душу и тело локонов. Все окружные девушки часто вились возле юнца, желая показать ему свою отвагу и сущность, однако с младенчества решил Герла свести на нет все устремления покушавшихся на его честь и достоинство претенденток, выбрав призванием Ксестоманию. Для Манияхов эта должность в высшем ранге творцов амулетов в новинку не была, поэтому родители с радостью отдали сына учиться всем тонкостям Ксестойного дела. Его первым начальником стал молодой Невру Гомей.
Невру Гомей: Эту знаешь.
Герла: Эту.
Невру Гомей: Не эту знаешь.
Герла: Не.
Невру Гомей: Знаешь
Герла: Знаешь.
Невру Гомей: Знай.
Герла: Зай.
Невру Гомей: За.
Герла:З.
Три года продолжалось обучение предприимчивого Ксестойца, пока тот не решил что пора открывать для себя чудесный мир людей и гридов. Шаги по достижению поставленного давались ему с маленькой частью рассудительности, что перетекает от отцов к сыновьям, а от матерей к детям. Начальной пристанью для молодого Герла стала мугольная шахта торпедов, где он оттачил навыки торпедирования, как заметили потом его сотрапезники: “Жаль что прослезился,– и бысто покинул муглу”. Затем он нашел уют в нежных руках справедливости, немногословной Секло Мрак, где оттачил навыки ведения переговоров.
Секло Мрак: Смотри.
Герла: Смотрю.
Секло Мрак: Как.
Герла: Зак.
Надолго Герла запомнил это выражение, решил что если будут у него приемники, одного он назовет именно так, по воспоминаниям, Зак. После этого трудоемкого решения сын Наго и Газелин, решил во что бы то ни стало овладеть навыками самозащиты. Много единиц пути проделал герой, чтобы добраться до Шиоши – кузницы всех самозащитников. Ласково его встретила темная окраина мироздания, не встречал он по дороге ни нападающих, ни бьющихся, только небольшого роста дети бегали из стороны в сторону. В лавке Бутеловщика, увидел он сосуд прекрасный, свиду напоминающий рога из капусты, что круглогодичные пистоны уносили оставляя после себя след из гороха. Бутеловщика звали Путан, приезжим он был в этом древнем городе, перебравшись сюда с окраин Нижнего Шиоши, что располагался выше по течению водоема Сартдаф. Детство Путана проходило как детстсво всех обычных детей того города: стрельба, воровство, коррупция среди высших и нижних эшелонов высокоправящей элиты. Бороться и создавать, решил для себя юный Путан и начал овладевать искусством Бутел, древнего призвания юных гетер, что одним неловким движением могли выдавить прекрасный сосуд. Гетеры с опаской приняли в свои ряды смышлёного мальчугана, помогла протекция хозяина магазина и по-совместительству директора по благоустройству муниципальных погребален древнего Шиоши – Оксана, который иногда наведывался в Нижний, чтобы пополнить остатки товара и понаблюдать за мастерством юных мастериц.
Оксан: Кто ты мальчик.
Путан: Мальчуган.
Оксан: Какой странный язык.
Путан: Помочь.
И юное дарование на протяжении двух лет был в услужении у незаносчивого торговца прекрасным, и по-совместительству первым работодателем Путана, много чего сделавшего, как фундук в шоколад, Оксана.
Днями и ночами убаюкивали Бутелы Путана, только помощь небес и небольшие зарождения припасенного знания помогали ему выжить в этой неравной схватке. По приданиям тех времен только сильный и отважный, кто преодолеет все испытания Верховного Бута, сможет носить гордое имя – Бутеловщик.
Сначала его манили к себе двойняшки гетер, так схожие с оригиналами, и только наметанный глаз мог почувствовать разницу. Когда эти вепри привязывают тебя к стулу, оставляя только небольшое отверстие между тобой и этим миром, только шанс остается чтобы не остулиться, Путан не стал впадать в уныние и черезмерной харизмой уничтожил посланниц Верховного, при этом смылив себе слегка, нижнюю половину туловища. Следующее испытание было сложнее предыдущего – отрастить бороду таких невиданных размеров, чтобы одним касанием ее, все впадали в раш. Искусные руки добрых мастериц были как никогда кстати, волос за волосом, ворсинку за ворсинкой, добытых с вершин самого Путана, нежно вплетали они ему в бороду, достигла хлипкая, невиданных размеров, пошел он на самого Бута, но дорогу перепутал и впали в раш соседи Верховного. Чтобы не провалить испытание, зашел он на второй круг того безумства, адресом не ошибся, испытал на себе все уважение Заслуженного Бута, получил он ветошь к следующим ступеням.
Не легким был путь справедливого антистрелка, антивора, антикоррупционера среди высших и нижних эшелонов высокоправящей элиты, как выразились о нем гетеры: ”Ярый антагонист всего существенного, с манией приличия, но родственником не является”.
Следующим этапом по продвижению Путана были бараки. Столько дивных лочуг он не встречал, но особенно сложным приходилось ему задания обитателей данных жилищ, Верховный Солж рассказал ему легенду про одного честного и предприимчивого баракчанина, что что-то, где-то утоил.
В одно солнечное утро к юному Земе Солжу заглянули приятели на чаепитие, которое было запланировано и согласовано между всеми участниками данного собрания.
Зема Солж: Друзья.
Друзья: Зема Солж.
Зема Солж: Чай.
Друзья: Земной.
Долго они вели беседы, плавно переплетая насущные проблемы с космогонической действительностью, не забывая упомянуть всю призрачность Властителей, и их не старания сделать жизнь Земы и Друзей поинтереснее. Загадка от Друзей Земы: “Что у Земы похудело?”. Солж слегка застеснялся давать ответ на столь простой вопрос как вдруг в обиталище Земы не спешно зашли люди в черных, подпоясанных змеиной кожей плащах, со слегка надменными лицами.
– Кто тут Солж, – с порога бросили они и принялись обмнимать друзей Солжа, как будто тысяча мурашек прокатилась сверху вниз, по гордым спинам участников собрания. Один из них не обращая внимания на происходящее, быстро подпрыгнул к Земе и протянул увесистую руку,– Привет.
– Мистер Еблет, – с улыбкой ответил нестушевавшийся Солж знакомому лицу и быстро выпалил в ответ.– Дело?
Пришедшие гости не могли понять, что происходит с участниками запланированного приема по оценке полезных свойств целебного отвара, но решили скрасить прибывание на межгалактическом пианино, удобно расположившемся в углу комнаты, и рассаматривающих всех заходяще-уходящих своим слегка прищуренным черно-белым оком во Вселенную.
Не сразу понял Путан послание от Земы, но сокральную истину о сохранении принципов мысли философского воззрения на мир сохранил и добавил: “А как же Друзья?”.
Продолжил Зема историю о присвоении ему немалого звания баракчанина. Покинул он друзей в тишине и одиночестве, оставил их на растерзание совести и мысли, умчавшись с незванными гостями в неопределенную реальность. При диалоге с главным Гостем присутствовала немолодых лет женщина с татуировкой питона, на левом диалекте, означавшем признак мужественности и преступности поползновений. Влюбился без слов Зема в эту роскошь, все рассказал гостям, показал, нарисовал и ушел в далекие глубины соплеменницы Палплащей, как в народе тех называли люди.
Судьба свела их не случайно, той истины придерживались обои, Зема и Тема, как звали немолодых лет особу. Мудники, мугольни, болобои, все испытания вместе проходили, разные люди встречались им на том пути, пока в один прекрасный день судьба не закинула их в неизведанные просторы Баракской болобойни, где выжить и протянуть вторую половину мог только самый крепкий и выносливый. Глава той болобойни, не молодых лет Биток, сразу по достоинству оценил красавицу Иему, даже не обратив внимания на стоявшего неподалеку Зему.
Глава: Неплохо.
Тема: Хорошо.
Зема: Не видно.
Глава: Видно.
Зема: Хорошо.
Тема: Не скучно.
Так и познакомились Зема со своим призванием и именем в одном лице Верховный баракчанин.
Путан долго и рассудительно вникал с суть легенды, продвигаясь к своей следующей цели, превзойти водоем Сартдаф, чтобы на шаг приблизиться к заветной мечте, стать Бутеловщиком из города Шиоши.
Путан: Где поплавок.
Бутелы: Выше.
Вверх по течению пришлось взобраться приласканному водой из водоема проходцу, там он встретил Висельника, что ноги окутывает педалями волшебными, что по волнам могут нести. С недоверием встретил Висельник гостя нового, переспросил у того действительно ли ему необходимо Сартдаф покорить. Путан призадумался, вспомнил уроки молодости, как в младенчестве ему ласковый голос напевал отрывки из Мупакий и пропел в ответ припев той песни дивной,– “Э-э-Э-э-Э”,– убаюкав тем Висельника неуступчивого, и пустившись следом по порогам к бывшей перед его глазами и осязаемой руками индульгенции Верховного Бута.
Герла не понял стоит ли торговаться за тот сосуд прекрасный, слегка сместившись по рядам, начал осматривать замену ему, зоркий взгляд Путана сразу уловил это неловкое движение и принялся восхвалять роскошь вещи той. Крутил и вертел, показывал невероятные фокусы с ним, заливал в него воду цветную, а выливалась из того вода прозрачная; кулак туда засовывал и пальцами словно носоргом передвигался на нем; мутил в него заросли прибрежные, доставая на них камни драгоценные. Герла соблазнился и решил приобрести тот сосуд, чего бы ему это ни стоило, велика была цена изделия дивного, пять пальцев запросил за него Бутеловщик мудрый, не смутило это Герла, в одно мгновение Путан получил запрошенное, и довольный Герла с сосудом Педра покинул ту лавку.
Обучение свое не оставил Ксестоец, носитель фамилии Манияхов. Пришел он в замок огромный, что шпили свои в поднебесье устремил, не встретил там никого и решил задержаться, чтобы оценить обстановку и, по возможности, подготовиться к следующим испытаниям судьбы. Долго ждать не пришлось, красавиц Плей, гроза всех приближенных и далеких, сразу предложил ему дело рискованное – перегон ботан и чик в соседнее окружение. Стражники тех времен очень неуступчивы были к данным слоям граждан, с радостью Герла принял этот вызов Плея. С трудом и неохотой заходили первые ботаничики, как сокращенно называли их Начинатели, Стражники то и дело разрывали сложные взаимосвязи, накладываемые перегонщиками, словно из-под Земли вырастали неуступчивые городилы, чтобы сложить под себя или себе девственных ботанов и чик. Долго продолжалось их противостояние, пока в один дождливый день не появилась на пороге замка отложенная ботан и чика по имени Бика, увидевший эту красоту Плей сразу передал всю полноту власти Герле, по научению Ксестойцев, готовому к любым возражениям и поучениям отложенных ботанов и чик. Смерив все возможности дальнейшего взаимовыгодного сотрудничества, Бика тотчас нашла все слабые места в укрепленной системе Стражников, что давало молодым людям драгоценное время на уединение с прекрасным и самим собой. Дело Начинателей шло и развивалось, также как и молодые люди неспешно прогуливающиеся по их приготовленному странствию в предприимчивость, так как лишний вес на взвешивании ботаничик последнее время показывал неуклонный результат в сторону подорожания.
Первым ребенком Герла и Бики стал озарной мальчик, который своим первым лейтмотивом дал понять, что он является истинным Заком Манияхом, и сразу же за ним вырвалась юная девочка, которая словно коршун за ягненком, вылетела вслед истинному начинателю. “Так и появилась на вашем пути моя лавка”,– любила заканчивать свои немногочисленные рассказами эпосы Грачик Маниях.
Глава 5
Стражник.
Не встречая никого на своем пути, молекулы и атомы составных частиц существования, окрашенные в прозрачные, невидимые цвета надвигались на головы прохожих, не оставляя никого наедине с собой и молча втягивая в бездонную атмосфреру сумрака все ветхие остатки человека.
Марта неспешно прогуливалась по двору, нарезая по ходу дела недавно созревший, спелый апельсин на мелкие дольки, что ароматом своим разносили по округе невидимые ощущения слепой дороги, которая может привести контраргумент неуступчивой тьме. На данный аромат вышел из соседнего закоулка сторожевой пес по кличке Перо, и быстро, стремглав оказался у ног покорительницы невидимых дорог.
Марта: Кто здесь.
Перо: Аф-аф.
Марта: Лонесс.
Лонесс был смотрителем сторожевой будки, что охраняла обитателей по ночам, и по-совместительству, хозяином Перо.
Лонесс: Кто здесь?
Перо: Аф-аф.
Лонесс: Марта.
Как маленькие дети, взрослые люди переводили известный им язык в собачий лай, чтобы услышать и понять собеседника в кромешной темноте что их сковывала. Словно эхо памяти в их сердцах раздавались знакомые мелодии так быстро пробежавшей юности, не оставляющей на своем пути не крупицы сомнений в верности принимаемых решений.
Лонесс неспешно подошел к изваянию из темных жемчугов, что с каждым шагом приближения уменьшались в размерах, превращая хозяйку того ожерелья в живой памятник архитектуры, который для них воял архитектор по имени Полночь.
– Привет.– подойдя ближе пропел Сторожевой.
– Взаймы нет.– не сходя с места ответила хозяйка дивного аромата только что нарезанного апельсина.
– А что если найду?– задал немой вопрос самому себе слегка стушевавшийся Лонесс.
– Отдашь!– громким и веселым голосом пропела Марта в унисон разносившему по листьям и стволам деревьев ветру.
Громкое шипение может встревожить кого угодно только не Перо, умело примостившемуся невдалеке от неведомых теней цитрусовых деревьев, случайно или нет, выросших посреди пустынного анклава, в который он часто прибегал на зов сердца или по запаху. Хозяин Перо неодинокий Лонесс, нашел его ещё щенком, когда тот, не различая света, утыкался всей своей волосатой мордой во что бы то ни стало и следом приятное лабызание того, что может придать тебе сил и энергии для нового во что бы то ни стало, но на этот раз уже осторожнее, словно большая собака, что решила проверить шкуру новоиспеченному щенку, ведя его за собой в мир неведомой природы незнакомых запахов, которые одурманивают и заставляют сбиться с намеченного не тобой пути. Человеческие голоса он мог различать только по высоте ступеней от “К до С”, и как часто он слышал в детстве знакомые звуки своего первого хозяина,– “даф-даф”,– уже тогда понимая, что затевается что-то интересное и он просто не может пропутить это, оставив на растерзание другим участникам призывного представления. Затем были долгие будни позиционного возлежания и провокационного восстояния, что приносили неистовое удовольствие его соплеменникам по масти или по рангу составления конкуренции.
Всю эту ночную идилию, со своего гранитно-заламинированного постамента наблюдал сосед Марты, расположившийся через несколько домов от нее. Арно Дольд, как его звали, был уже не молодых лет мужчина, в неизменно замаскированном котелке и в слегка приспусченом состоянии, как можно было судить по его неизменной спутнице, металлической трости из чугуна с медным набалдашником, которую при прогулках он ловко заменял на деревянную поддержку. Нежные чувства к “Райской Марте”, как любя он ее называл, тот испытывал уже давно, со времен переселения в данную область пространства из любимого Натана, города на стрелочно-перпендикулярном направлении в направлении Грибона, главной связующей артерии всего Шаливанского царства. Про Натан он рассказывал только самым близким друзьям, не делая рекламы, а изливая душу, словно на допросе в присутствии Палплаща, что не задает вопросов, а только украдкой поглядывает на рассказчика. Возможно среди близких Арно и были закомплексованные, не выдающиеся, но и не вливающиеся в общую массу плащносителей соглядатые, но разбираться в природе человека, а тем более в принадлежности того или иного к определенным видам служб, ему было не интересно, ведь возможность быть услышанным за многие промили света, была очень заманчивой, даже для умудренного опытом любителя Марты. Служил он в Прибратстве, неизвестно коммерческая принадлежность данной организации, но известная всей окружной и Кальцовщикам своими рекламными акциями: “Заходи, поднимут”, “Стоя, упирайся клешнями ракообразных”, “Уперся, держись”, “Лежа, становись”; Арно же отвечал за направление “Тоннель или тунель”, как подорганизационная структура отделения Прибратства Капителей. На много вопросов приходилось ему отвечать, давая волю чувствам и эмоциям, что Капители из Прибратства ему заготовили, сторонние обыватели зачастую не понимали, как этому Держателю удается выплескивать всю накопившуюся “Тоннель или тунель” в необходимое всем русло знаний к которому вели корни его происхождения.
Детство Арно проходило вместе со многими детьми, располагающимися попарно в их маленьких обителях естества, что могли уместить всякого попарноскрещенного Стремителя. Напарницей Арно была высокая девочка по имени Рифма, фамилию же Дольд, что завещали ему старшие родственники, он был готов носить без пары, как те очки, что на его совершеннолетие подарил ему старший Дольд, сказав при этом фразу, которую тот запомнил навсегда, – “Да”. Чем только не занимались в детстве Арно с сотоварищами, книги всех древних классиков были перечитаны, все обитатели уголка для содержания пар и видов были изучены, все грамотно уложенные по книгам страницы были записаны и можно было с радостью и Рифмой прогуляться по любимым улочкам Натана, где его ждали торговцы сладостями, меняющие страницы на товар, придавая тому облик прочитанной книги, многочисленные предложения от купцов-летописцев что манили юных энтузиастов в руки повышения образованности и осведомленности среди лиц не достигших совершеннолетнего шрифта, многочисленные проприемники составляли тем неотъемлемую составляющую, заставляя юных любителей алфавита по-новому взглянуть на уже знакомые и изученные тексты.
Архитектором и проектировщиком города ведущего к центру Шаливанского царства, минуя все шаблоны и стандарты строительного наследия, оставленных в записях учителей, был Гром Визнер. Изучая чертежи, Архитектор заметил несоответствие габаритов имеющихся построек к общему количеству привлекательных горожан, тогда он, вместе с товарищами Строителями, решил наспех решить сложившуюся проблему, методом воздвижения в небольшом пространстве, большой, куполовидной “Газели”, что словно лесной олень могла уместить на своих рогах всех желающих отдохнуть от смрада заполненных улиц. “Газель”представляла из себя девственное, наполненное стремительной лени учреждение, ведущее своими указателями всех путников и беспутных в необходимом “к Грибону или от него”. Старейшины города не сразу приняли проект, осмотреть, потрогать, прощупать почву под копытами “Грациозной” было их обязанностью, миновать которую не могли даже форменные лентяи, которые зачастую призвание заменяли походом в клуб чарующих девиц Грибонских, посетителем и частым гостем которого был также и Гром. Название данное Визнером объекту вожделения нашлось не сразу, от типового имени “Газель или Грациозная” вскоре пришлось отказаться, оставив напоминания о нем только на бумагах разворотных, что подписать было обычным делом. “Cлюх”, “Суцъ”, “Водя” тоже не подошли, так как идиоматикой недвусмысленно намекали на суть происхождения, вращающейся на языке знатоков проектов, вычисляемой по схожести направлений, как гром среди завесы спокойствия появилась светлая мысль “Натан”. Неизвестно кто предложил назвать город таким способом, но название прижилось и носило свое имя до сих пор.
Ничем особенным этот спокойный городок не выделялся, поэтому выделяться приходилось его многочисленным жителям, среди которых был и Арно. Первые застои безнадежности устремлений постигли его в возрасте начинаний, когда любая, всяческая мальчишечская мысль и действие находили непробиваемую стену из потоков непробиваемых стен Натана и его обитателей. Встречающиеся на пути люди лишь немо улыбались и чуть слышно выдавливали из себя натужное “на та н”, которое нерасслышав можно было воспринять за обидное по тем временам “к ра тан”. На все эти местные обычаи молодой Дольд наблюдал с привычной для него разнашивающихся очков мимикой осознавания, придававшей юношескому лицу мускулатуру мужественности, одобрительно воспринимавшуюся обоими полами, между которых ему приходилось становиться. “В зарождении спокойствия – рождается процесс!”– c данной формулировкой классиков познакомил его друг и соратник по бичеванию “застойных” – Пова Нтад. Познакомились они давно, еще до появления естественного процесса влечения к противоположному полу, и служили друг другу той незаменимой опорой, что связывает глобальные ореолы непознанного, но огромного по своей массе соотнесенной к единицам пространственного единства в моменте их исчисления.
Пова Нтад: Побеспокоим.
Арно Дольд: Не требует.
Пова Нтад: Единства.
Арно Дольд: Большинства.
Пова Нтад: За полем.
Арно Дольд: За столом.
Пова Нтад: За пером.
Арно Дольд: Люблю.
Так и проводил свои дни и ночи молодой Арно, пока однажды в его жизнь не ворвалась словно удар стихии, красавица с быком по имени Хлеба. С первого лучезарного слова и девичей ужимки, все нутро Арно перевернулось, будто по нему проехались тысячи Хлебов, оставив после себя неизгладимое чувство юношеской привязанности к чему-то запретному, что нельзя ощутить осязанием, но можно уловить слухом.
–“Дыхание Быков”,– скромно окликнул он появившуюся на пороге его жизни незнакомку.
– Летафк,– также скромно ответила та.
Для молодого, неумудренного опытом Держателя это была пощечина, так умело поставленная им самим, что удержаться на этом свете, не попав в другие измерения, заехав по пути в кузницу Лекаря было просто невозможно. Поэтому предусмотрительный Дольд, не теряя ни секунды драгоценного времени, помчался в мастерскую Кальцовщиков.
Кальцовщик: Грубит естественный.
Арно Дольд: Натуральный искусственный.
Кальцовщик: Не естественно.
Арно Дольд: Естество.
В то же самое время, по воле случая или на зло року, что массаж всего тела создает, словно в кузнице жестянщика побывал, на пороге появился друг Пова.
Пова Нтад: Естественно.
Кальцовщик: Обоим.
Пова Нтад: Нет.
Арно Дольд: Двумя.
Пова Нтад: До трех не считаю.
Кальцовщик: Проходите.
После этого Арно с Пова долго прогуливались по тенистым аллеям Натана, чтобы выветрить накопившуюся усталось и, по-возможности, нагулять на комплимент от встречных улиц и домов, что раскинулись подражая разжатой девушке, собирающейся с мыслями. С возрастом, отношение Арно к женщинам переросло из чувства заинтересованности в стадию понимания, что порой играло с ним злую шутку, иногда доставляя неизгладимое впечатление безобидной интрижки. “Не смейся при появлении опасности!”– часто шутил Пова Нтад, пока в день который сложно было забыть и вычеркнуть из памяти, на него не обрушилась целая плеяда из неизвестных их рассудку “деятельниц Перчаток”, запрещенной в те времена организации по выявлению целомудренных.
Ожема Дозы, родоначальница и одновременно главная управляющая, сразу заметила и оценила гуляющую пару. Поручать такое дело “неоперчатанным” было не в правилах заносчивой Дозы, поэтому она невзирая на все ранги, решила во что бы то ни стало самолично заняться “неоперчатанными” юнцами. Арно с Пова, шутя и прибаюкивая, неспешно наслаждались встречными потоками кислорода, смешивающегося по пути с различными запахами окружающей действительности: жужжание приносило в их носоглотки свежий аромат медов, только что отлитых трудолюбивыми летунами, стрекотание невиданных прыгунов доносило до их обоняния запах свежей травы, девственной и убаюкивающей; проходившие рядом люди выносили их мозг разноцветными цветами, различить который мог только знаток всего нужного и ненужного. Аромат они не почувствовали, только в их молчаливой компании вдруг появилось прибавление, не произносящее ни звука, только безобразно гагочащее, как разрыв барабанных перепонок, что связывает прохожего с этим прекрасным миром.
– Меня зовут Ожема,– мило представилась она.
– Арно, Пова.– в унисон мелодии ответили прохожие.
– Могу ли я вас называть чуть менее нарочито?– поинтересовалась Ожема, сжимая в руках поводок от гардероба путешественника.
Этот вопрос заставил коренных Натанчан немного призадуматься, в их жизни бывали случаи когда не находилось сразу верного ответа: нападение “замен”, вылет в “трубку дульщика”, когда движение начинается с тонкого конца; тут же был совсем другой случай.
Арно Дольд: Сейчас.
Пова Нтад: Позднее.
– Можете.– ответил немного отошедший Арно Дольд.
Взгляд Ожемы сразу вонзился в сторону задумчивого Нтада, что вопросительно смотрел на своего товарища. В управлении “деятельниц” было обычной практикой поинтересоваться, прежде чем броситься в руки самого умного и необремененного целью,– “Заполучить с процентом”,– сразу вспомнились слова тети Уоли уже опытной Дозы.
Как и мальчики, девочка Ожема родилась и выросла в городе, ведущему к центру Шаливанского царства Натане. Ее любимой игрушкой с детства стал проводник по имени Адвем, это была мягкая набивная игрушка с большими глазами, маленькими ногами, огромными ушами и вёсельноподобными руками, словно могучий дободон вдруг уменьшился в размерах непропорционально для разумного восприятия, но очень благожелательно для детских умов и фантазий. Эту роскошь принесла в их дом пасмурным утром тетя Уоли, любившая образ жизни спутницы и склоняющая всех желающих присоединиться к ее мироукладу. Ожема нигде не расставалась с любимым Адвемом, в плаваницах плавала с ним, в куставицах кустила его, в ведомствах ведомствовала им; иногда послушав наставления ненаставляющей Уоли накладывала и поливала на него. Так и развивалась ее скучная жизнь, пока в ней не появился недруг по имени Перчаток, являвшийся врагом всего наземного и неземного, что могло заинтересовать многопользовательскую Уоли и незатейливую по тем временам Ижему. Как разбить стену непонимания она придумала сразу, выставив вперед свободную ногу, так как руки были заняты Адвемом; не сразило это Перчатка, ушиб он о нее локоть, выставила она вперед вторую ногу, вынес и этот удар непробиваемый Перчаток; на последний заход вышла протеже Уоли, отпустила Адвема и обеими руками ухватилась за неуступчивую натуру Перча, как потом снисходительно она его назвала, прорвала защиту опасного соперника, что своим видом заставлял колебаться всех, только не Ижему Дозы, пробивающую на своем пути все непроходимые преграды, но без Адвема в руках. Затем были долгие поиски истины и счастья, которые неизменно приводили к закономерному результату, воспоминаниям о внезапно поверженном Перчатке.