Девять жизней Кота. Книга первая: «Черный ковен»
Это Олег и собирался доложить командиру, когда внизу, и чуть левей открылась дверь. И на широкий приступок вышел человек, мужчина лет пятидесяти, увидев которого Кот едва опять не сделал пару роковых шагов. Потому что лицо неизвестного было очень даже знакомо Коту. Единственное, что осталось от прошлого, и что иногда приходило во сне – лицо его отца, Георгия Котова; чуть постаревшего, но такого родного. Незнакомец не стал спускаться вниз, во дворик; обвел взглядом редкую цепь бойцов группы, и медленно перевел его наверх, к фигуре Котова, торчавшей. на краю крыши. И определенно сам едва удержался, чтобы не рвануть вперед, к гаражу, и наверх, к Олегу. Но – удержался; только состроил на лице гримасу глубочайшего изумления, и прошептал что-то себе под нос.
Котова, как и всех остальных спецназеров, учили читать по губам. И сейчас он был готов поклясться на чем угодно – незнакомец произнес именно его имя. А потом окружающий мир содрогнулся – словно не вынес этой вот встречи. И прежде всего дернулся луч. Будто невидимый музыкант слегка дотронулся до зеленой струны, и она басовито загудела. Нет – акустического звука не было, но Олег был готов поклясться, что луч сейчас простонал, пожаловался на этот щипок. И почти сразу последовал еще один, сильнее и страшнее. Страшно стало Олегу – от осознания того, что «струна» не выдержит, и случится что-то неповторимое; что мир перевернется, и он не сможет встретиться с человеком, в котором готов был признать отца.
– Не надо…, – едва слышно прошептал Кот, обращаясь к великану, что так немилосердно терзал струну.
Услышал другой – командир.
– Что там, Кот. Чего – «не надо»?!
– Не надо, – уже в полный голос заорал Олег, и великан словно услышал его; сделал прямо противоположное просьбе.
Невидимая даже для Кота рука дернула теперь так, что один конец луча – тот, что скрывался в здании департамента – оказался вырванным с корнем. Луч сейчас действительно напоминал часть древесного ствола с корнями того же зеленого цвета, истончавшимися к концам, который чья-то злая воля так и не выпустила. Теперь она трясла его, словно пыталась сорвать и второй его конец. А внутри ствола, который теперь стал гибким, покорным, болтался очередной темный силуэт.
Движение невидимой руки упорядочилось; теперь движения ствола стало круговыми, и кончики корней словно мели метлой по двору департамента, и за ним – по его фасадной стороне, невидной Котову. Вот один из корешков задел командира внизу, и Олег едва удержался от крика. Однако удержался, не шагнул в очередной раз вперед, чтобы помочь майору. Впрочем, никакого видимого воздействия на командира зеленый корешок не оказал. Скользнул, или пронзил его насквозь, и помчался дальше, за новой жертвой. А майор Николаев вдруг сорвал с себя шлем и поднял кверху, к Котову, встревоженное, скорее даже злое лицо.
– Что это со связью, старлей?! У тебя есть связь с группой?!
Котов тут же включил общую связь; услышал голоса сослуживцев. Кивнул майору: «Есть связь, командир», – продолжая наблюдать за круговым движением зеленой метлы. Последняя как раз достигла живой цепи; неслышно и невидимо для всех, кроме Олега, окатила ее своим вниманием. Голоса бойцов, среди которых выделялись те, что настойчиво добивались связи с командиром, отключались один за другим. Зеленый корешок, тем временем, «запрыгнул» на крышу гаража, скользнул по капитану Воронову, и тот тоже замолчал. Точнее – был уверен Кот – Ворон кричал во весь голос, но сквозь толстое стекло не было слышно ни звука. Рука капитана потянулась к шлему, а сам он шагнул к страхуемому лицу, к Коту. Но раньше него до Котова дотронулся зеленый корешок. Лицо обдало теплым ветром, и старший лейтенант уже не сдерживаясь шагнул вперед. Точнее, шагнуло тело. Сознание же опередило такой неповоротливый сейчас организм; пронеслось по тонкому корешку, и ворвалось в зеленый ствол, ощутив чье-то присутствие, и не обращая сейчас на это никакого внимания. Потому что последнее все было обращено наружу, к гаражу, вдоль стены которого медленно падало вниз его собственное тело. Темный сгусток внутри луча, которым сейчас и являлся старший лейтенант Котов, неистово дергался внутри замкнутого пространства, вместе с ним, этим непонятным явлением, но не переставал таращиться на кадры, в которых майор Николаев медленно шагнул в сторону, и расчетливо толкнул в сторону тело Кота, уже готового впечататься в разбитый асфальт. Движение, а вместе с ним и импульс падения поменяли вектор, так что ничем катастрофичным, был уверен Олег, это падение окончиться не могло. А вот сознание, которое просто не находило выхода из зеленого плена, уже мутило от бешеной тряски. А еще – от осознания того, что долго такого насилия луч не выдержит; что он вот-вот сорвется со своего основания наверху, и чем все это обернется для самого Котова…
– Вот сейчас и посмотрим. Ну – давай уже, заканчивай.
Так он отреагировал на тот факт, что наверху, в месте касания луча с темным дождевым небом древнего Владимира, раздался громкий треск. Словно что-то отрывали от материнского организма с кровью и болью. И боль действительно пришла; заполнила сознание так, что оно просто отключилось. Того, что творилось во дворе департамента лесного хозяйства в следующее мгновение, и долгие часы и дни разбирательства, старший лейтенант Котов уже не видел.
2. Наследник рода
Болело все – от пальцев ног до кончиков волос на голове. Причем тех кончиков, которыми волосы и заканчивались. А еще было ощущение, что тело завалило землей.
– Похоронили, – неожиданно для себя хихикнул Олег, – живым похоронили. Только почему-то без гроба. И без воинского салюта, наверное. Хотя старшим лейтенантам салют, наверное, не полагается. Впрочем… как-то не до конца засыпали. Такое ощущение, что лицо ветерком обдало. И дышу ведь! А ну-ка ветерок, дунь ка еще!
Что удивительно – лицо действительно огладило свежим порывом воздуха. Настолько свежим, что прочувствовалась не только тяжесть земли, сдавившая большую часть тела неподъемным грузом, но и могильный холод, который буквально впитывался организмом. И Олег, несколько раз дернувшись, и констатировавший свою полную беспомощность, опять замер. Теперь он мечтал уже совсем о другом ветре – теплом, даже горячем; способным проникнуть сквозь толщу земли, и добраться до тела.
– Ну, или хотя бы согреть эту чертову землю. Хорошо еще, что здесь, во Владимире, снег не выпал. Ноябрь все таки. Или меня куда в другое место увезли? Да что же это такое?
Вселенная словно услышала его просьбу, и поделилась с человеком капелькой тепла. Такой «каплей», что это грозило Коту превратиться в кусок мяса, запеченый в глине.
– Хватит, хватит! – заорал он мысленно, не решаясь открыть рот, – давай обратно.
Обогрев, быть может, и прекратился, но горячая почва, местами уже высохшая и даже запекшаяся до твердого состояния, продолжала терзать и так заполненное болью тело.
– Да твою ж мать, – заорал Олег теперь в полный голос, – когда же это кончится?! Дождя, что ли…
Фразу он не закончил, пораженный звуками собственного голоса. Голос этот никак не мог принадлежать взрослому тридцатилетнему мужику. В редкие минуты отдыха Олег иногда баловался гитарой; напевал густым барионом, переходящим в бас. Так утверждал капитан Воронов. Теперь же его горло издало какой-то писк, больше подходящий пацану младшего школьного возраста. И тут же внимание Котова переключилось на другой факт. Вода действительно появилась, принеся желанную прохладу израненному телу. Не в виде дождя – капли, или струйки ливня на своем лице Олег несомненно распознал бы. Просто тело теперь окружал не горячий твердый монолит, а жидкая грязь. Которая, кстати, через пару минут опять заставила его стучать зубами.
Дальше он действовал скорее на инстинкте, чем осознанно. «Поиграл» собственными желаниями, и пространство, послушно меняя свои характеристики, наконец поймало нужный температурный режим.
– Еще бы тяжесть с груди убрать, – подумал Олег все на тех же рефлексах, – да и на ногах тоже.
Земля – сухая и чуть теплая – действительно перестала давить на нижние две трети тела. Но шевельнуть ногами он по прежнему не смог, как не пытался. А вот руками – пожалуйста. Ими он и нащупал свое земляное одеяло. Последнее словно потеряло вес, но никуда не делось. Кот снова хихикнул – будто с мальчишеским голосом обрел такой же непоседливый характер. А потом, действительно представив эту груду земли, ставшую вдруг для него невесомой, обычным байковым одеялом, мысленно откинул его набок. И земляная куча, пусть не так шустро, как представил это Олег, подчинилась. Не откинулась, а медленно сползла в том направлении, которое указал ей Кот. Сам же начинающий манипулятор стихиями (еще одно «Хи-хи!», – теперь уже вслух), почувствовал себя так, словно эту кучу он перекидал собственными ладонями. Совершенно обессиленный, он откинулся в своем теплом земляном ложе, и принялся размышлять:
– Наверное, головой ударился. Немного не подрасчитал товарищ майор. Это все объясняет. Дурка, укол соответствующий. И что? Лежать, ловить кайф, и ждать очередного укола? Или ущипнуть себя?
Ущипнул. Ойкнул все тем же мальчишеским альтом. А потом решил, что даже в дурмане медикаментозного сна нужно шевелиться. В смысле, что-то делать. Сил подняться, и идти к человеческому жилью не было. Да и ночь была такая, что наколоться глазом на сучок было как нечего делать. Почему сучок? Да потому что лежал Олег в своей земляном окопчике в лесу.
– Или нет? Темно – глаз выколи. Без сучка даже. Но что-то проглядывается. Какие-то контуры светящиеся.
Тут Олег вспомнил про зеленый луч. Ощущения были… не совсем идентичными, но чем-то схожими. Легкая, едва различимая аура все того же зеленого цвета выдавала контуры деревьев. В ветвях («Если это действительно ветви!») что-то шевелились, ползало. Даже летало. Что-то огромное, размашистое. В смысле – махало крыльями. И даже ухало страшно, остановившись на вершине одного из невысоких деревьев. Замерло; точнее закачалось вместе с вершиной того деревца, с которого, очевидно, выглядывала добычу.
– Сейчас, вот сейчас. – едва не вскрикнул Олег, словно угадавший устремления совы, – или филина (поправил он себя).
И крылатый хищник не обманул ожиданий; ну, или выполнил не высказанный вслух приказ Кота. Нырнул вниз, размазавшись своей аурой, и тут же вознесся обратно. Так стремительно, что Олег, попытавшийся было, несмотря на полный упадок сил, вскочить, тут же откинулся на землю – потому что смотреть опять нужно было вверх, на дерево повыше, где и оказался хищник. В темноте Олег не мог рассмотреть – как это птица ухитрилась и в ветку вцепиться, и добычу из острых когтей не выпустить. А в том, что едва светившийся меж лап хищной птицы комок был именно добычей, у Кота сомнений не было. Как и в том, что жизнь из этого зверька, или птицы, размером с его, Олега, бывший кулак, стремительно истекает. Так он охарактеризовал тускнеющий с каждой секундой объем едва светящегося пространства, который хищница вознесла на дерево. Наконец, этот светоч погас окончательно, и что-то в душе Котова дрогнуло; словно кто-то дотронулся до струны. И опять он вспомнил тот голубой луч. А вспомнив, принялся обшаривать пространство над собой, вспоминая что-то необычное, мелькнувшее недавно на общем фоне более ярким пятном.
– Точно – вот оно! И еще, и еще одно.
На деревьях, словно игрушки на новогодних елках, редкими пятнами светились зеленые огоньки неправильной формы, которые Олег почему-то воспринял как частички того самого луча. Может, потому, что направив свое внимание на одно из них, самое близкое, и одно из самых крупных пятен, опять ощутил родство с ним; желание прильнуть к нему…
– Точнее, это оно прильнет ко мне, учитывая теперешнюю разницу в размерах и весе. Хотя веса у него как раз может и не быть. Но тем не менее – как же хочется прикоснуться к нему. Попробовать, встать? Или…
Он вспомнил свои ощущения, с которыми призвал, или зародил ветерок. Представил себе, что тот мог дуть в определенном направлении. А именно к нему, и от выбранного пятна. И пятнышко, размером со средний арбуз, хоть и не такое круглое, действительно дернулось, и медленно поплыло к окопчику; по прямой, не обращая никакого внимания на порывы холодного ветра. Тут и лететь-то ему было не больше десятка метров, но Кот весь искрутился, испереживался: «Как бы чего не случилось; не перехватил кто-то злоумышленный!». Не случилось и не перехватили. Пятно, вблизи выросшее до размером арбуза крупного, но не выправившее изломанной формы, коснулось лица Олега, и растаяло; словно впиталось в организм.
– Почему «словно!», – поправил Кот себя в очередной раз, – оно не исчезло, оно во мне! То-то стало чуть лучше! Словно часть боли смыло куда-то. А усталости совсем не стало. А если?…
В следующее мгновение он отдал еще один приказ – неизвестно кому, но направленный на самого себя.
– Хочу, чтобы боль ушла. И раны, если они у меня есть, исцелились.
И боль действительно ушла. Не вся, но стало значительно легче. А еще вернулась усталость. И версия появилась:
– Получается, что энергию, которую принесло пятно, я истратил на исцеление. Ну, или не я, а тот, кто исполняет мои хотелки. Сил почти не осталось. Зато прибавилось здоровья и знаний. А значит что? Надо подзарядиться. Вон то пятно, метрах в пятнадцати, мне нравится больше всех остальных. Хотя и другие… как родные. Ну, что – иди ко мне, дружок.
Наверное, расстояние было на пределе восприятия; или сил осталось действительно на донышке. Коту удалось сдвинуть пятнышко с места, и отправить его в короткое путешествие. Но этим он исчерпал и силы, и собственное сознание. Так что того волнительного момента, когда сгусток энергии касается его лица, Олег не увидел, и не ощутил. Зато в полной мере ощутил его воздействия на организм. Очнулся как бы не от избытка сил. Скорее всего, никакого избытка не было, но после полного опустошения выглядело все именно так. Продолжать эксперимент с исцелением он не стал. Пока. Решил, что сначала «батарейку», которой он обозвал собственный организм, можно зарядить полнее.
– Как можно полнее, – проговорил он вслух – сколько поместится. Начну во-о-он с того пятна.
Потом было еще одно пятно, второе, третье… «Батарейка», пришло понимание, до горлышка так и не заполнилась. А вот пятна закончились. Из тех, что он смог достать своим ветерком. Путем нехитрых сопоставлений, в котором главную роль играла высота деревьев, он определил, что расстояние это примерно равно двадцати пяти метрам. За пределами этой полусферы, основанием которой служила лесная подстилка, а центром – сам Кот, еще сверкали такие желанные пятна, но достать до них, не поднявшись, и не сделав несколько шагов, он так и не смог. Но вставать не спешил – решил долечиться, если этот процесс действительно проистекал в реальности.
– По ощущениям именно что проистекает, – резюмировал он примерно через полчаса, – так что теперь можно и вставать. Земля остыла, силенок прибавилось, и не болит нигде. Да еще светлее стало – вон, на востоке небо побледнело. Для ноября месяца сейчас часов семь утра будет.
Он действительно готов был вскочить на ноги, и уже в таком, вертикальном положении осмотреть себя с ног до головы.
– Сюрприз, однако, будет, – предвосхитил он результаты этого осмотра.
Потому что понял – изменился не только голос; тело не было привычным, тренированным и смертельно опасным для любого неприятеля. Потому, наверное, он и не спешил подняться. И теперь выдержал паузу. Сначала невольную, вызванную понятной опаской. Потом – когда коснулся чуть теплого буртика земли, задержал себя в стремлении подняться вполне осознанно. Потому что от плотной почвы по руке и дальше, в нужную область головы, пронесся сигнал, который старший лейтенант Котов определил одним словом: «Шаги!». Потом информация конкретизировалась, распалась на подробности. Люди… двое. Идут не спеша, явно оглядываясь. Не скрываются. Значит, проводят осмотр окрестностей. Враги? Послушаем.
Он машинально, на автомате, отнял руку от земли, и призвал уже ветер – точно так же, как недавно подтягивал энергетические пятна.
– Ну, – мысленно хохотнул он, – звуковые волны не менее материальны, чем пятна непонятной энергии. Может, что и получится.
Получилось. Словно кто-то резко прибавил громкость в аппарате. Хотя бы телевизионном. Голосов действительно было два. Но слышно было по больше части одного мужика – визгливого, ноющего. Такого, какого сам Котов прибил бы через пять минут нудного нытья. Если только это не было предусмотрено заданием, конечно. С той стороны, откуда теперь был слышен и треск сухих ветвей по ногами незнакомцев, дохнуло еще и непонятной эмоцией; не на слух, а на уровне ощущений. Словно второй, молчун, действительно готов был отвесить болтуну знатного леща. И сдерживался только лишь по той причине, которую для себя определил Кот. Вот такую острую смесь эмоций донесло до лежащего на земли паренька. Да – теперь в этом у Олега сомнений не было. Но собственные эмоции по этому поводу Олег подавил; отложил на то время, когда можно будет порефлексировать. Пока же он слушал болтуна, от которого тоже резко разило эмоциями – той самой нудностью, а еще жадностью, и желанием сорвать крупный куш, не приложив особых усилий. Как это определил Олег? Может, потому, что сопровождалось все монологом болтуна.
– И что? – вопрошал тот почти истерично, – пора бы и нас взять в ближний круг князя («Подразумевается – меня», – усмехнулся Олег). Не бродили бы сейчас тут, грязь собирая и вошек лосиных, а развалины особняка графского разбирали. Глядишь, нашли какой артефакт посолидней. Скажешь – все равно отдать пришлось бы в казну княжескую? Не спорю – отдали бы. Ну, так и премия не хилая отломилась бы. И почет от князя…
– И от девок внимание, – не выдержал все-таки второй, молчаливый.
– Само собой, – очевидно махнул рукой болтун, – чем мы хуже княжеских…
– Но-но, не зарывайся, – теперь угрюмо, с опаской остановил его слушатель.
– Я берега знаю, – заявил болтун, – а то, что сейчас не сказал – об этом ты и сам думаешь. Думаешь ведь, Егор?! Думаешь?!! Так что помечтать-то хоть позволишь? Или вместе помечтаем, молча.
Именно в этот момент Олег решил подняться, а потом и голос подать. Потому что патруль, или как он тут назывался, прошел метрах в десяти от Кота, и сейчас уже должен был переступить границу слышимости – те самые двадцать пять метров. Олег не придумал ничего оригинального. Просто выдохнул из себя: «Помогите!», – и опять рухнул на землю. Не потому, что силы кончились. Просто не соразмерил свой порыв с размерами нового тела. Не привык пользоваться им.
– И привыкать придется долго, – мрачно решил он, глядя снизу вверх на громадных в его восприятии мужиков.
Услышав непривычные «князь», и «графские развалины», он приготовился в своем «сне» увидеть сейчас что-то посконное (что бы это не означало); с мечами и копьями в руках. Но нет – на бойцах был пусть непривычный Котову, но вполне определяемый камуфляж, и короткие сапожки на ногах вместо лаптей и онучей. И оружие было понятным – автоматы неизвестной конструкции, разгрузки с запасными магазинами. И на поясах болтались не мечи, а вполне обычные боевые ножи. Сам Кот такой, конечно, в руки взял бы с большой неохотой; только лишь потому, что рядом не было привычного, проверенного в боевых условиях ножа. Машинально глянул на свои новые руки:
– В такие вообще ничего, кроме перочинного брать не рекомендуется. Ну, еще столовый можно… Эй, дядя, ты что творишь?!
Увернуться Олег не успел. Телу не хватило сноровки. Да он и представить себе не мог, что взрослый мужик вот так, без причины, разбежится, и с размаха пнет своим сапогом в детский бок; в его, кстати, Олегов бок. Который взорвался огнем боли – после того, как тщедушное тельце подбросило над землей на полметра – как раз на высоту бруствера, где Кот и оказался в скрюченном состоянии. Про огонь, кстати, он подумал как-то особенно. И результатом мог полюбоваться – если бы все эмоции не перекрывала душераздирающая боль в боку.
Взрослое сознание все же отметило:
– Ребра сломал, наверное, собака. Так тебе и надо!
Олеговы ребра словно послужили теркой на спичечном коробке. А сапог болтуна, который, к тому же, оказался живодером, головкой, покрытой фосфорной смесью. Он вспыхнул, заставив мужика заорать, и рухнуть задницей на кочку, сдирая с ноги пылающую форменную обувку. От носка, как бы странно это не звучало, тоже мало что осталось – словно огонь вспыхнул сразу и снаружи и внутри сапога.
– И самой ноге досталось знатно, – сквозь гримасу боли ощерился в улыбке Олег, – вон как эмоциями полыхает. А еще ненавистью, и предвкушением…
Он был готов вскочить на ноги, и задать стрекача в лес, несмотря на оглушающую боль в ребрах – таким страшным сейчас стало лицо болтуна. Но перед соратником выросла фигура Егора – второго ратника, или бойца; как тут они назывались?
– Ты что, Колян – сдурел? – остановил он босого на одну ногу воина одной лишь интонацией, – и мальчонку зачем покалечил? Тем более знатного, как бы не графского родича.
– А я давно хотел, Егор, – окрысился Колян, – давно хотел вот так, с разгону барчуку какому-нибудь наподдать с пинка. Хоть графенышу, а лучше вовсе княжичу…
– Рядовой Блатов, – скучным, донельзя официальным голосом остановил его порыв Егор, пока бесфамильный, – напоминаю, что при малейшем проявлении Силы автоматически включается записывающий амулет. Не исключаю возможности, что наш разговор сейчас слышит…
Договаривать он не стал; лишь махнул рукой куда-то и повернулся к Олегу, который осторожно, с трудом, выпрямил таки тело. Мелькнула, конечно, мысль подлечиться уже испробованным методом. Но на глазах у посторонних…
– К тому же все последствия пинка убирать нельзя – как на это посмотрит тот, кто сейчас, быть может, слушает разговор. Хотя, сапог-то я мерзавцу я подпалил. Так что немного подлечиться можно. Хотя бы боль снять.
Облегчению, наверное, способствовала и физиономия Блатова, опять рухнувшего задницей на сырую землю. Теперь большая часть его эмоций представляло отчаяние. Ну, и злость к нему, Олегу, явному виновнику предстоящих бед, никуда не исчезла.
– Так что спиной к тебе поворачиваться не буду, – решил Кот про себя, – как и к любому другому, кстати. Больно. За что он меня так? Я ведь помощи попросил…
Последнее Олег произнес вслух.
– Не со зла он, парень, – вполне добродушно прогудел Его, – устали мы. Всю ночь по лесу тут шастаем. Князь наш Светлейший, Бельский Николай Ефимович, как услышал, какая беда тут случилась, так самолично сюда и прилетел. С людьми, конечно. Вот мы тут и ищем пострадавших…
– А еще ценности всякие, – подумал Олег, – артефакты те же, чем бы они не были. Про доброго князюшку рассказывай какому-нибудь мальцу. Такого по определению быть не может – свои же сожрут.
Вслух же он просто простонал. И Егор подхватился, ринулся к нему, словно клушка к цыпленку. Но подхватывать на руки почему-то не стал. Оглянулся на сотоварища, который так и сидел, раскачиваясь, и бубня под нос жалостливо (к самому себе), и зло – это уже ко всему миру, включая, в первую очередь, Кота:
– Да я ж князюшку нашего светлого, Николая Ефимовича, как отца родного почитаю, даже люблю, можно сказать. Да я для него, родимого…
– Ты давай, не скули, – добавил командирского тона в голос Егор, – бери вон парнишку, да неси.
– Я?! – вызверился Блатов, – я – неси?! Да я его сейчас в этой же яме…
– К князю нашему Светлейшему неси, Блатов. Со всем бережением и лаской неси. Глядишь…
Ну, тут и догадываться было незачем – что хотел сказать своей паузой Егор. Так что к вскочившему на ноги, и скривившемуся от не хилой боли в обожженной ноге Коляну Олег теперь отнесся куда с меньшей опаской. Ровно до того момента, когда тот легко, словно пушинку, подхватил парнишку, и забросил его на свое плечо – такое широкое, что Кот там легко поместился; еще и место осталось. Только вот ребра, не до конца излеченные, «думали» совсем по-другому. Очевидно, в результате рывка потерлись друг об друга, заставив Олега исторгнусь полный боли крик. Причем боль была самая настоящая, заставившая парня непроизвольно запустить еще один сеанс излечения. И боль прошла, но сил опять не осталось.
Олег еще успел оглядеть вблизи, и даже обнюхать пропотевший камуфляж Коляна. Со стороны спины – именно так расположил парнишку на своем плече мужик. Да еще подумал, что такой вот способ перемещения ну никак не подходит Коту. Не потому, что так уж не понравилась спина Блатова – просто в таком положении Олег не смог бы увидеть ничего, кроме нее. Главное же – пятен энергии, мимо которых посчастливится пройти.
В следующий момент гораздо более милосердные руки Егора (это после сеанса самоизлечения, конечно) осторожно сняли Кота с плеча, и опустили его опять на ставший родным бруствер. Боец вздохнул, что определенно означало: «И что теперь делать с тобой? Как нести?».