Ловушка для мисс Паркер

Глава 1

В окно раздражающе светило яркое солнце, из-за чего настроение, и без того привычно скверное, становилось ещё хуже. Ну вот что мне стоило с вечера проверить заклинание и настроить погодник на «сплошная облачность» или даже «временами дождь». И было бы мне хорошо и спокойно! Так нет же – стало лень, и я решила, что на пару дней заряда ещё точно хватит… Вот и расплачиваюсь сегодня головной болью и отвратительным общим самочувствием.

Тяжёлые шторы, которые я, морщась и щурясь, задёрнула как можно плотнее, конечно, приглушили свет, но поздно: настроение было безнадёжно испорчено. И ведь, что самое мерзкое, ругать кроме самой себя некого.

Я внимательно огляделась в поисках того, на ком можно было бы отыграться, но наученные горьким опытом домочадцы предусмотрительно попрятались. Вот же… Никакого сочувствия от них не дождёшься никогда. Не то чтобы оно мне было нужно, скорее, наоборот, но так ведь даже поорать не на кого, куда это годится, я вас спрашиваю?!

– Герхард! – рявкнула я, вслушиваясь в мёртвую тишину дома.

Мой сердитый крик эхом пролетел по комнатам, которых было аж целых три, и испуганно замер где-то в районе кладовки. Стало ещё тише, хотя, казалось бы, это в принципе невозможно. Даже большие часы с кукушкой перестали тикать, а вредная деревянная птица, обычно старающаяся заорать в самое неподходящее время, на всякий случай поплотнее прикрыла дверцу в свою конуру, мол, никого нет дома.

– Герхард!!

В самой дальней комнате что-то негромко стукнуло, звякнуло и опять затихло. Потом послышался шорох, едва уловимый скрежет, а затем тихонечко скрипнула створка окна. Понятно – сбежать решил… Нет, в принципе решение верное, более чем оправданное, только вот слегка запоздавшее.

Поморщившись от очередного приступа головной боли, я сунула ноги в туфли с высокими тонкими каблуками, хотя с гораздо большим удовольствием осталась бы в мягких тапках. Но, как говорится, должность обязывает: не положено мне в пушистых шлёпанцах ходить. И в удобном домашнем жёлтом халате в симпатичных лиловых паучках тоже нельзя, обязательно нужно длинное платье исключительно чёрного цвета. И макияж соответствующий: алая помада, густо подведённые глаза. В идеале ещё и остроконечная шляпа, но это уже не из обязательного списка. Если нарушить требования, обязательно найдётся кто-нибудь, кто – исключительно из лучших побуждений, разумеется, – сообщит о неподобающем поведении одной отдельно взятой тёмной ведьмы. Нас в принципе после репрессий двухвековой давности осталось не так много, а уж в этой глухомани я вообще в единственном экземпляре. Так что в столичном управлении сразу сообразят, кто это такой своевольный. Ну и примут соответствующее решение: урежут даже по нашим провинциальным понятиям скромное содержание. Плюс выговор в личную карточку, а оно мне надо? Я и без того не на самом лучшем счету, будем говорить откровенно. Такой вот у меня неуживчивый характер. Впрочем, тёмных ведьм с лёгким нравом в природе не бывает, это общеизвестный факт. Но, судя по отношению столичного руководства, я выделялась даже на фоне своих соплеменниц.

Подойдя к входной двери, я распахнула её как раз в тот момент, когда Герхард протягивал лапу к засову на калитке, ведущей в сторону леса.

– Стоять! – скомандовала я негромко, но он меня услышал и замер, проворчав себе под нос что-то невразумительное, но почти наверняка нецензурное.

– Убегаем? – подчёркнуто ласково поинтересовалась я у фамильяра, который и не подумал отойти от калитки. – А почему тайком, не попрощавшись, не пожелав хозяйке доброго утра?

– И вовсе не тайком, – Герхард сделал ещё один маленький шаг в сторону спасительного, но уже почти недостижимого леса, – просто хотел прогуляться до опушки, подумать о вечном, о возвышенном… Земляники принёс бы, а то у нас ни одной баночки варенья не сварено, даже вот такусенькой.

Версия с земляникой была неплохой, наверное, я бы в неё даже поверила, если бы на дворе не стоял август месяц. За грибами в самый раз, а вот насчёт земляники – это вряд ли. Но, учитывая какую-то аномальную любовь Герхарда к названной ягоде, попытка была вполне жизнеспособной.

– Почему ты не напомнил мне, чтобы я зарядила погодник? Видишь, какое солнце?

– Слушай, ты же не вампир, а всего лишь ведьма, – устало проговорил Герхард, поняв, что попытка побега не удалась, – тебе солнце вообще никаким образом мешать не должно.

– Оно мне и не мешает, – я сердито притопнула, – оно меня раздражает. Улавливаешь разницу?

Герхард тяжело вздохнул, опустился на четыре лапы, что обычно служило у него показателем дурного расположения духа, и направился в сторону дома, демонстративно не обращая на меня внимания.

– Сегодня варим зелья для ярмарки, – напомнила я, глядя на гордо задранный пушистый хвост и лоснящуюся чёрную спину. В ответ Герхард лишь нервно дёрнул ушами и, обогнув крыльцо, направился к чёрному ходу. – Через час в лаборатории, и Жанин позови, она нам понадобится.

– Не позову, – ответил он, не останавливаясь и не поворачиваясь, – она всё равно не придёт.

– Могу я поинтересоваться, почему же это? – изо всех сил стараясь не сорваться на крик, спросила я. – Что такого непоправимого случилось, что она не сможет выполнить свои обязательства? Замечу – добровольно взятые на себя обязательства!

– У неё депрессия, – с едва уловимым злорадством сообщил Герхард, – а когда она в таком состоянии, она не может работать, ты же знаешь.

Мысленно сосчитав до десяти, я подумала и посчитала ещё раз, на всякий случай. Иногда мне казалось, что если в нашем колдовском мире существуют вредные фамильяры, то все они достались мне, уж не знаю, за какие грехи. Даже с учётом моего отвратительного характера я не могла успеть настолько сильно провиниться перед высшими силами.

Сделав глубокий вдох и медленный выдох, я смогла таки справиться с желанием разогнать всех домочадцев и остаться в блаженном гордом одиночестве. Бросив взгляд на лес и в зародыше придушив соблазнительную мысль прогуляться вместо Герхарда до земляничной опушки, я повернулась и решительно шагнула обратно в дом.

Холл – мне нравилось называть эту небольшую комнатку не прихожей, а холлом, было в этом что-то уютное, что-то из давно и надёжно забытого прошлого – встретил меня чудесным полумраком, запахом трав и свежего хлеба. Наверное, это лучшие запахи во всех мирах, поэтому я слегка расслабилась и прошла в небольшую аккуратную кухоньку. Щёлкнув пальцами, активировала греющий камень, на котором стоял круглобокий чайничек, и взглянула на часы. Однако, пора бы уже…

Словно в ответ на мои мысли звякнул колокольчик почтового сундучка: дорогая штука, но в такой глуши, как наша, без неё никак не обойтись. В столицу не наездишься, да что там говорить – даже до ближайшего крупного города в дилижансе трястись не меньше трёх часов. Разовые порталы стоили дороже любого почтового артефакта, а про стационарные я даже не говорю – там цена такая, что можно было бы купить десяток таких домиков, как мой, с фамильярами в комплекте. Хотя тут я погорячилась: боюсь, за таких чудовищ, как у меня, ещё и доплатить пришлось бы. А так – да! Природа, красота и свежий воздух, но глухомань – жуть просто!

Я открыла сундучок, но вместо ожидаемого еженедельного выпуска «Ведьмовского вестника», который я выписывала, чтобы быть в курсе новостей и сплетен, в сундучке обнаружился конверт, один вид которого вызвал у меня необъяснимую тревогу. Поборов сильнейшее желание взять послание каминными щипцами и уничтожить, не открывая, я всмотрелась в сделанную изящным каллиграфическим почерком надпись.

«Мисс Ванессе Паркер, тёмной ведьме, индивидуальный номер 347-ТВП».

В строке «отправитель» значилась прекрасно знакомая любой ведьме организация – Отдел контроля и учёта. Хорошо, что не уничтожила: с этими ребятами лучше не шутить, а то придерутся к чему-нибудь, и всё, прощай, лицензия. А без неё ведьме, особенно тёмной, выжить практически нереально. Ни тебе зелье продать, ни в ярмарке поучаствовать, ни заказ на порчу или приворот взять… Живи, грибы и ягоды собирай, но при этом всё равно оглядывайся – как бы чего не вышло. А то сорвёшь какую-нибудь травку – а тут из-за куста шасть контролёр! И доказывай, что ты её исключительно для личного употребления сорвала, чтобы в чай добавить. Не докажешь – штраф, а где на него взять денег, если ничего делать не можешь? Вот потому-то с контролёрами из Отдела никто старался не ссориться, я в том числе.

Посмотрела ещё раз на конверт: всё так, никуда не денешься, увы. Мисс Ванесса Паркер – это я, тёмная ведьма – это тоже про меня, да и номер индивидуальный опять же мой. Придётся читать, хотя интуиция орёт дурным голосом и предупреждает, что это очень и очень плохая идея. С другой стороны, может, там просто информация об изменении в налоговых ставках или о необходимости пройти очередную переаттестацию?

Я тяжело вздохнула и, словно ядовитую змею, взяла в руки конверт. Впрочем, выбирая между болотной гадюкой и письмом Отдела, я однозначно выбрала бы змею. От неё хотя бы точно знаешь, чего ждать, в отличие от любимой контролирующей организации.

Стараясь как можно дальше отодвинуть момент чтения, я взяла с полочки острый и узкий нож, неторопливо подцепила слегка отставший краешек конверта, разрезала бумагу, морщась от противного хруста. Больше повода откладывать не было, и я вытащила из конверта аккуратно сложенный листок.

«Мисс Паркер! Извещаем Вас о том, что в течение ближайшей недели к Вам прибудет представитель Отдела, мистер Арчибальд Слоутер. Просим обеспечить мистеру Слоутеру достойные условия проживания на срок от трёх до семи дней. Все расходы за счёт принимающей стороны. Старший контролёр, мэтр Кристофер Талбот».

– Не поняла… – сообщила я в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь. – А он мне здесь зачем? Что этот мистер Слоутер забыл в нашей глуши? И почему я должна в течение нескольких дней содержать какого-то абсолютно постороннего мужчину? И где мне его поселить? Они думают, у меня тут многокомнатный особняк, что ли?!

Естественно, никто на мои вопросы и не подумал ответить, поэтому пришлось, держа злополучное письмо двумя пальчиками, как дохлую мышь, отправляться на поиски фамильяров, так как здесь уже не до демонстрации характеров – надо решать, что делать.

Герхард предсказуемо обнаружился в лаборатории, где с видом непризнанного гения в изгнании готовил посуду для будущих зелий. На меня он демонстративно не взглянул, сделав вид, что тщательно проверяет баночки на предмет наличия соответствующих этикеток и пересчитывает бумажки с ценниками.

– У нас проблема, Герхард, – шлёпаясь на стул, сказала я, и в моём голосе, видимо, было что-то такое, что кот – а Герхард был именно котом, не крупным, но исключительно наглым, с длинной шёлковой шерстью и пушистым хвостом – отвлёкся от ревизии стеклотары.

Надо сказать, что несмотря на мерзкий даже по моим меркам характер, кот был существом умным, расчётливым, и часто его советы помогали мне больше, чем все книги академической библиотеки вместе взятые. Ошибся он только один раз: когда выбрал меня в качестве спутника и хозяйки. Потом Герхард неоднократно говорил приезжавшим с проверками контролёрам о том, что он не мог даже в страшном сне представить, что ведьма с таким уровнем силы, как у меня, окажется в такой глубокой… провинции. Кот показательно страдал, контролёры верили, а я скромно стояла в сторонке и делала вид, что мне всё равно.

Вёл он себя со всеми включая меня с такой высокомерной снисходительностью, что иногда мне казалось, что это я у него фамильяр, а не наоборот. Но надо отдать ему должное: в критических ситуациях, а их у нас с ним за прошедшие годы было немало, кот был незаменим. Здоровый цинизм, отсутствие каких-либо моральных принципов и прагматичный подход к делу – в этом был весь Герхард.

– Что у тебя в руках? – кот вытер лапы лежащим на столе полотенцем и спрыгнул со стула, на котором стоял до того.

– Письмо, – я с отвращением бросила конверт на лабораторный прилавок и машинально вытерла ладони о платье.

– Это я вижу, – Герхард дотянулся до конверта и сел в кресло, совершенно по-человечески закинув одну заднюю лапу на другую и нацепив на нос очки в золотой оправе. – Но сам факт получения письма не объясняет того, что ты фыркаешь и нервничаешь. Кстати, Ванесса, – тут кот сдвинул очки на кончик розового носа и критически оглядел меня, – у тебя на лбу появилась новая морщинка, и на левом безымянном пальце облупился лак. Прими меры, пока не поздно, и не говори потом, что я тебя не предупреждал.

– Ты такой деликатный, – проворчала я, рассматривая левую руку, – всегда что-нибудь приятное девушке скажешь.

– Ты не девушка, – небрежно отмахнулся кот, и только я собралась возмутиться, пояснил, – ты тёмная ведьма, Ванесса. И должна соответствовать этому званию, потому что…

– Знаю, не будь занудой, – перебила я его, и кот бросил на меня недовольный взгляд. – Лучше письмо прочитай и скажи, что будем делать.

Герхард явно хотел продолжить воспитательную беседу, но передумал и развернул листок, умудрившись не порвать его и даже вообще не зацепить когтями. По мере чтения на его морде всё отчётливее проступало выражение недоумения, которое вскоре сменилось глубокой задумчивостью.

– Ну? – нетерпеливо проговорила я. – Что скажешь?

– Цензурно? – кот посмотрел на меня поверх очков. – Ничего.

– А если постараться? – я не собиралась отступать, и Герхард это понял.

– Тот редкий случай, когда я вынужден с тобой согласиться, – неспешно начал кот, – это действительно проблема. Вспоминай, где ты могла что-нибудь натворить?

– Нигде, – тут же ответила я, – я в последнее время к столице не приближалась, ничего даже близкого к запрещённому не делала. Да я ни одной порчи в последнее время не наслала! Просто потому что не на кого было! Всё строго в рамках должностных инструкций.

– Налоги? – кот нервно дёрнул хвостом.

– Заплатила, – отчиталась я, – вовремя и полностью, у меня и квитанция есть.

– Пошлина на ввезённые из-за границы ингредиенты?

– Всё сделала, – я старательно вспоминала, в чём и где могла ошибиться, – купец при мне печать в магистрате ставил.

– Ванесса… – кот отложил письмо и взглянул на меня с неприкрытой тревогой, – ты точно нигде и ничем не выдала себя? Пожалуйста, постарайся вспомнить, ты же понимаешь, как это важно!

– Точно не могла, – я вздохнула, – я никогда не расслабляюсь, Герхард, потому что уже забыла, что это такое – расслабиться. Если бы кто-нибудь знал, как я от этого устала! Я так надеялась, что хотя бы в этой глуши если уж не смогу быть собой, то хотя бы получу возможность не контролировать каждый шаг и каждое слово. Специально ведь сделала всё для того, чтобы меня сослали как можно дальше от столицы. И ведь у меня даже получилось, Герхард!

– Ладно, не будем паниковать раньше времени, – кот неожиданно ласково погладил меня лапой по руке, – может, он действительно просто проверяющий.

– А если нет?!

– А если нет – лес вокруг густой, большой, есть, где прикопать, – пожал пушистыми плечами Герхард, – был мистер Арчибальд Слоутер – и нет мистера Арчибальда Слоутера. Может, в город вернулся, а может, попутешествовать решил… Мало ли что человеку в голову может прийти, правда?

– Какой ты умный, – без малейшей иронии похвалила я кота и на всякий случай поинтересовалась, – а тебе его что – совсем не жалко?

– Кого? – Герхард оторвался от письма, которое перечитывал в очередной раз, и поднял на меня равнодушные зелёные глаза. – Слоутера? Нет, не жалко. Тут уж либо ты, либо он. Его я знать не знаю, а к тебе как-то привык за столько лет, так что… нет, не жалко.

– Тогда будем варить зелья для ярмарки, – решительно сказала я, – денежки – они сами себя не заработают. Зови Жанин, хватит ей страдать. Работа, как известно, – лучшее лекарство от депрессий. И, кстати, добавь в список ближайших покупок пару лопат… Мало ли что…

Герхард, как всегда, оказался прав: за работой время пролетело совершенно незаметно, но мы сделали всё, что планировали.

Аккуратные одинаковые флакончики из тёмного стекла выстроились на столе ровными рядами, и теперь осталось только проверить правильность приклеенных этикеток и прикрепить картонные прямоугольнички с ценниками.

– Неплохо, – оглядев результаты коллективных трудов, снисходительно проворчал Герхард, но по его тону я поняла: кот доволен тем, как получились зелья. А уж если даже он не находит, к чему придраться, значит, клиенты тем более будут довольны.

– И это всё, что ты можешь сказать?! – раздался возмущённый вопль из круглой плетёной корзинки, стоящей на столе, и над её краем показалась побледневшая от ярости голова крупной жабы. – Я, значит, убиваюсь здесь, совершенствуя рецептуру и делая зелья максимально экономичными, а ты говоришь – «неплохо»?

– Жанин, – Герхард страдальчески поморщился, глядя на жабу, а потом перевёл на меня требовательный взгляд.

– Не смотри на меня, – я подняла руки в защитном жесте, – между собой разбирайтесь самостоятельно, меня не вмешивайте. И постарайтесь без применения колдовства, а то вдруг этот мерзкий контролёр уже где-нибудь поблизости ошивается. Обвинит нас потом в чём-нибудь этаком… Так что давайте поаккуратнее. Поорите друг на друга, если уж совсем невмоготу, и на этом остановимся.

– Да кто он такой, чтобы на меня голос повышать? – вдохновлённая неожиданным разрешением, начала Жанин. – Кот, существо по определению стоящее на низшей ступени эволюции!

Увидев, как вспыхнули двумя изумрудными огнями глаза Герхарда, она сообразила, что на радостях слегка перегнула палку, но было уже поздно.

– На низшей ступени, значит, – с зловеще-тягучими интонациями повторил Герхард, – как интересно, Жанин, какая свежая и оригинальная мысль!

– Я не это имела в виду, ты меня просто не так понял, – тут же пошла на попятный жаба, – и вообще: я существо нежное, трепетное, склонное к самоанализу и депрессии. Ах!

Тут она картинно приложила одну лапу ко лбу, вторую – куда-то в область светло-серого пузика, прикрыла глаза и сползла на дно корзинки.

Жанин появилась в моём доме около года назад. В тот злополучный сентябрьский день мы с Герхардом принесли из леса целый огромный мешок болотного мха, чтобы законопатить щели в сарае. Устали мы тогда жутко, у меня болела спина и ноги, а у кота – во всяком случае, по его словам – раскалывалась голова от болотного дурмана, ныли лапы и отваливался хвост. И вот, когда я со стоном взяла в руки предпоследнюю кучку мха, из неё вывалилась большая жаба, которая вместо того чтобы молча ускакать обратно в болото, начала ругаться и обзывать нас всякими нехорошими словами.

По её мнению, мы совершенно бессовестным образом разрушили её потенциально счастливую личную жизнь, так как где-то совсем рядом с болотом наконец-то появился самый настоящий принц. Откуда у жабы, которую, как оказалось, звали Жанин, взялась такая информация, так и осталось тайной. И вот когда она и принц уже готовы были сделать последний шаг навстречу своей судьбе и слиться в экстазе истинных чувств, её самым бессовестным образом сгребли в мешок и унесли в неизвестном направлении. Её унесли, а принц-то остался!

Когда совершенно ошалевшая я скромно поинтересовалась, с какого перепугу в нашей глуши объявился принц и откуда он вообще взялся, жаба назвала меня завистливой неудачницей и отказалась отвечать на вопрос. Точно так же был проигнорирован Герхард, попытавшийся выяснить, как жаба собиралась донести до принца инструкцию по превращению её в принцессу или кого-нибудь другого, подходящего принцу по статусу.

Несмотря на то, что, по словам жабы, мы представляли собой совершенно отвратительную парочку, Жанин категорически отказалась возвращаться в болото, аргументируя это тем, что теперь она обрела новую высокую цель в жизни: сделать из нас достойных членов общества. Наши робкие попытки отказаться от подобного счастья никто, разумеется, в расчёт не принял. Поэтому жаба сама, не интересуясь ничьим мнением, назначила себя моим вторым фамильяром, протараторила какую-то невнятную скороговорку и осталась у нас.

Она поселилась в плетёной корзине, куда раньше я складывала орехи и жёлуди, регулярно устраивала истерики и впадала в депрессию. Но при этом выяснилось, что Жанин знает невероятное количество старинных рецептов зелий, среди которых были такие, о которых я даже не слышала никогда. Это заставляло нас с Герхардом мириться с гнусным характером жабы и даже зачитывать ей вслух отрывки из «Ведьмовского вестника», касающиеся жизни королевской семьи.

– Однажды, – мечтательно жмуря круглые выпуклые глазищи, говорила Жанин, – он приедет и наконец-то отыщет меня. Возьмёт на руки, поцелует и…

Что будет дальше, наша жаба не знала, но это совершенно не мешало ей мечтать и регулярно доставать нас требованиями сварить зелье для блеска шкурки, для эластичности перепонок на лапках, для мелодичности голоса…

Вот так мы и жили втроём, достаточно спокойно и размеренно, вплоть до сегодняшнего утра, когда выяснилось, что нашу идиллию собирается разрушить контролёр с отвратительным именем Арчибальд Слоутер. Впрочем, это я, как всегда, вредничаю: имя как имя, моё, может, тоже не всем нравится.

Надо сказать, что проверяющие появлялись у нас и раньше, примерно раз в три-четыре месяца, но это были исключительно краткосрочные визиты. Представитель Отдела проверял документы, бегло просматривал книгу учёта, пил чай с пирогом и нырял в индивидуальный портал. А вот чтобы на несколько дней… такое было впервые.

Но контролёр контролёром, а ярмарка уже завтра, так что вопрос с зельями был в приоритете. Что у нас в итоге получилось? Десяток общеукрепляющих, столько же для улучшения памяти, штук двадцать усиливающих привлекательность. Ну и косметика, как всегда, в ассортименте: кремы, лосьоны, притирки. Тёмные ведьмы – это ведь не зло в чистом виде, как часто думают. Тёмными нас называют потому, что мы силу у земли берём, не на энергетических пластах, а в, так сказать, предметном мире. Источник нашей силы – земля, вода, растения, животные, камень, металлы. Да, мы – в отличие от светлых – не боимся смерти и умеем иногда с ней договариваться, отсюда и слухи о тёмных берутся всякие. Но ведь смерть и жизнь связаны самым тесным образом, так что такие, как я, умеют не только вредить, но и лечить. А что характеры у нас скверные – так это уже на уровне памяти поколений.

Лет двести назад тогдашний король, Константин Смелый, решил, что тёмное колдовство – это плохо, следовательно, все тёмные подлежат полному и немедленному уничтожению. Не подумал король о том, что с исчезновением тёмных некому станет определять, на какой земле что сеять, где проходят рудные жилы, откуда ждать гигантскую волну… Светлым такое не под силу, у них другая специализация… Спохватились потом, но поздно было: большинство тёмных кланов было уничтожено. Уцелели лишь те, кому повезло оказаться далеко от столицы. Среди выживших были и мои предки, которых потом звали вернуться ко двору, но они благоразумно отказались. Впрочем, всё это дела далёкого прошлого, от которого у нас, нынешних, остались только недоверие к правящим кругам, нелюбовь к светлым и семейные тайны разной степени секретности.

– Ванесса, стучат, – выдернул меня из размышлений голос Герхарда, – ты бы открыла, мало ли кто там…

Тут он сделал большие глаза, намекая, что за дверью может обнаружиться кто угодно, в том числе и мистер Арчибальд Слоутер. Эх, а лопату-то мы купить так и не успели…

Я вытерла руки передником, поправила волосы и решительно прошла к дверям, боковым зрением заметив, что Герхард чёрной тенью скользнул следом, а из корзинки показалась упитанная пупырчатая попа и столь же внушительный окорочок. Жанин не собиралась пропускать появление контролёра. Опять же – никто не сказал, что на крыльце не скучает одинокий принц, стоптавший до колен ноги в поисках своей превращённой в жабу возлюбленной.

Остановившись посреди холла, я глубоко вздохнула, нацепила на лицо максимально радушное выражение и распахнула дверь.

На крыльце стоял, к счастью, не неведомый мистер Слоутер, а Вильгельм, старший сын местного лавочника, дядьки Леона. Был он высок, лохмат, обладал мускулатурой молотобойца и добродушием щенка.

– Здравствуй, Ванесса, – прогудел он, очаровательно краснея, что при его внешности горного тролля выглядело достаточно забавно, – отец велел спросить: может, ты с нами завтра поедешь? У нас в грузовой телеге место осталось для твоего товара, а в той, что для людей – для тебя.

– Конечно, Вилли, это было бы здорово! – я действительно была рада такому предложению, так как совсем уже собралась ехать с двумя огромными тяжеленными корзинами в общественном дилижансе. А с семейством лавочника пусть на простой телеге, зато спокойно и безопасно. – Передай отцу мою огромную благодарность и скажи, что я добро помню, чем отблагодарить – найду.